Случайных встреч не бывает…

Елена Тихонова

Стук в окно глубокой ночью разбудил Веру. Женщина прислушалась: за стеной шуршал дождь, который начался с вечера.– Кого это принесла нелёгкая? – буркнув про себя, Вера встала с кровати. В темноте она не сразу нашла стоптанные шлепки, накинув на плечи пуховую шаль, подошла к окну. За стеклом маячил неясный силуэт, он шевельнулся и снова постучал в окно. Вера включила свет и пошла в коридор, отпереть дверь.– Кто это там полуночничает? – спросила она сердито.– Бабушка, открой…

ГЛАВА 3

Услышав слова внучки, Вера побледнела и замолчала, а Настя зачастила:

— Бабушка, у меня другого выхода не было, только ударить. В то время, я у Светы жила, вернее пряталась. Когда Игорь пришёл в общежитие и устроил скандал, я быстро собрала вещи и Света перевезла меня к себе. Если бы Петю девчонки в соседней комнате не спрятали, то Игорь его ещё бы из общежития забрал. Он так кричал, я боялась, что Петя проснется и заплачет, но маленький, такой молодец, молчал. Света все слышала, как он, крича, и пригласила меня к себе, у нее своя комната, родители ей квартиру снимают, мы и подумали, что там он нас не найдет. Игорь меня через три недели нашел, может быть, кто-нибудь сказал ему. Я сидела, тихо, как мышка, Света сама все для Пети покупала, я даже в магазин не выходила, но в последний день, предчувствовала, что он нас найти может, сумку небольшую наготове держала. Когда Игорь пришел, я услышала, как хозяйка с ним разговаривает, а Петя проснулся и заплакал. Игорь хозяйку оттолкнул и в комнату ворвался, Петю у меня из рук вырвал и повернулся с мальчиком к двери, а я вазу взяла со стола и по голове его ударила. Сумку с вещами схватила и с Петей на улицу выскочила, только там машина стояла, и в ней Славка сидел, друг Игоря. Я дорогу перебегать стала, машина проезжавшая остановилась, парень, что за рулем сидел, затормозил. Я к нему в салон села, а Славка уже подбегает. Я парню кричу: « Поехали», он послушался, а по дороге мы познакомились с ним. Степка в соседнем хуторе живет, я две недели у него в старом доме, что от бабушки остался, жила. После того, как Светка привезла наши вещи, я упросила его к тебе отвезти. Игорь к Свете несколько раз приходил, говорил, что все равно узнает, где я прячусь.

— Подожди, но так нельзя, как Игорь объяснил все? Ведь он же до этого знал, что Наташа ждет от него ребенка и деньги ей на аборт давал.

Настя перебила женщину:

— Не стал ничего Игорь объяснять, он не тот человек. В общежитии, я к экзамену готовилась, а девчонки, Петю к себе унесли, чтобы не мешал. Игорь ворвался в комнату, начал орать: я отец, имею право воспитывать своего ребёнка, что Наташа его обманула и не сказала, что беременная. Он все врет, бабушка, я присутствовала при этом разговоре, вернее зашла, когда он деньги на стол бросил и так презрительно сказал: «Ты думаешь, что я тебя люблю? Да я тебя никогда не любил, со Славкой поспорил, что пересплю с тобой. А ты оказалась такой дурой, что поверила мне и сама же за мной бегала. А то, что беременная? Это ещё нужно доказать, что от меня». « Игорь, пожалуйста, перестань, ты же знаешь, что у меня кроме тебя никого не было. Я только тебя люблю», — рыдала Наташа. « Пошла ты со своей любовью. Таких дур, как ты, я за пятак на любом углу сниму. Любит она меня, смешно даже. Бери деньги, они тебе пригодятся, потому что я, добрый. Пока не поздно, беги в больницу и делай аборт, а как сделаешь, то звони, покувыркаемся с тобой. Ты в постели ничего, выучил я тебя, теперь способная девочка. Да что и говорить, это же моя школа».

Сказав это, Игорь кинул на стол деньги, пошел к двери и при этом он меня едва не сбил с ног. Я там стояла и все слышала. « Ого, и подружка нагрянула. Что, Недотрога, а хочешь, я и тебя научу, как мужиков любить надо»?

Но я его оттолкнула и к Наташе пошла, которая на кровати плакала. Игорь в коридор вышел, и громко рассмеялся.

Наташа долго плакала, она рыдала, тряслась вся. Я ее успокаивала, говорила, что все будет хорошо, только она не слушала меня и продолжала лить слёзы. Девчонки наши ее уговаривали, но, она вдруг вырвалась из наших рук, схватила деньги, порвала их, и снова на кровать упала. Целую неделю ревела, даже во сне всхлипывала. Вся опухла от слез, не мылась, из комнаты только в туалет выходила. Что я только не делала: и уговаривала, и ругала ее, да и девчонки наши пытались ее уговорить, но ничего не помогало. А потом Наташа замолчала, вытерла слёзы, проговорила: «У моего сына не будет никакого отца, только мама. И дедушка»…

— Помнишь, бабушка, я тебе говорила, что дед у Наташки генерал. Его Григорием Николаевичем зовут, он Наташку воспитывал и не старый совсем, где-то за шестьдесят ему, почти твой ровесник. Такой из себя высокий мужчина, подтянутый. Когда родители у Наташки погибли, он к себе ее взял, в то время у нас, здесь в городе жил. С ними сестра его жила и ее как тебя звали, Вера, Вера Николаевна. Она помогала деду Наташи, потому что он военный и по командировкам часто уезжает. Наташке, когда родители погибли, всего 5 лет было, маленькая совсем, родителей почти не помнит. Вера Николаевна долго болела и в прошлом году умерла. Наташа ее очень любила, когда она умерла, плакала, и Григорий Николаевич переживал сильно. Он приезжал к нам в В… и Наташа нас с ним познакомила. Когда он меня увидел, то спросил, как моя фамилия, а я ответила, что Веселова. Григорий Николаевич помолчал немного и задумчиво сказал, что я напоминаю ему девушку одну, он знал ее еще давно, в молодости. Он и та девушка в одном купе два дня вместе ехали.

Настя перевела взгляд на бабушку и замолчала, потому что Вера, задумчиво смотрела в окно.

— Бабушка, ты меня совсем не слушаешь.

— Да, слушаю я тебя, слушаю. А как фамилия у твоего генерала?

— Осипов, Осипов Григорий Николаевич. А что?

— Ничего, внученька, все хорошо, задумалась немного. Нам нужно решить, что делать дальше. Ты говоришь, что на улицу тебе нельзя, потому что боишься, тебя кто-то увидеть может и в милицию сообщит? Но у нас люди в хуторе хорошие, никогда не выдадут своих. Если беда случится у кого, то все «горой» станут, только позови.

— Он, Игорь, на меня заявление написал в милицию и в больнице освидетельствование сделал, у него даже и свидетель есть: Славка, друг его. Этот Славка не был с нами в комнате, на улице Игоря ждал, но в свидетели попал. Быстрее бы Наташу выписали или Григорий Николаевич приехал. Я ему два месяца дозвониться не могу, на мои вопросы, где он, отвечают, что отбыл в командировку. Он пока не знает, что у него внук родился, вернее правнук. Наташа в июле должна была родить, он обещал приехать. Мы с ней радовались, что экзамены успеем сдать, и тогда малыш появится. Бабушка, ты опять меня не слушаешь.

Вера, отвлеклась от разговора, смотрела в окно. Настя залюбовалась своей бабушкой: какая баба Вера красивая и молодая еще женщина. Ей пятьдесят восемь лет недавно исполнилось, но выглядит лет на пятьдесят или чуть больше. Бабушка была невысокой и худощавой, с лицом, на котором было несколько морщинок в уголках глаз, почти незаметных, а самым главным достоинством женщины, была коса, густая, тяжёлая. Смолоду Вера носила одну прическу — коса вокруг головы, как корона. Только в молодости женщина была белокурая, с годами потемнела, стала пепельной, вернее в волосы вплелись седые прядки. Настя, с раннего детства мечтала, чтобы у неё были светлые волосы, голубые глаза и коса, как бабушки. Девушка была очень похожа с Верой внешне, но с карими глазами и темноволосая. Косу Настя себе отпустила, но распускала ее, вдоль спины. Когда она в институт поступила, все девчонки завидовали Настиной прическе. Немало парней пыталось подружиться с Настей, но девушка была с ними дружелюбна, и только. За это прозвали ее Недорогой. Сначала Настя обижалась на прозвище, а потом привыкла к нему. Она упорно шла к своей цели в жизни, получить образование и стать учителем, как её мама.

Заплакал ребенок, и они замолчали: Настя взяла мальчика на руки, зашептала что-то, а Вера, встав со стула, сказала:

— Настя, оставайся пока в комнате, а я пойду в магазин схожу, за хлебом. Справишься?

— Бабушка, я уже почти два месяца с Петей, вернее с 10 июня. Его выписывали из больницы, Наташа написала расписку, чтобы ребёнка мне отдали. Баб Вер, а меня, наверное, отчислят из института, потому что сессию завалила. Ни одного экзамена не сдала, с Петей от Игоря пряталась.

— Настя, не переживай, все уладим. Людмила с Михаилом завтра должны приехать и что-нибудь придумаем. Ты покорми мальчишку-то, ох и глазастый парень у нас растет. А кулачок сосёт, видимо есть хочет.

Настя стала возиться с малышом, а Вера, взяла деньги и сумку, вышла на улицу.

Постояла немного на крыльце, обернулась в сторону речки: как там ее Машка? Такая вредная коза у нее была, Веру слушается, но мужчин не любит. Может и рогами ударить противоположный пол, и укусить исподтишка. Поэтому Вера сама за ней смотрела. Ванька Кумов, Нинин сын, несколько раз пытался помочь, но коза парня не слушалась, кусала и пыталась ударить рогом. Терпела козу Вера из-за молока; и самой хватало, дочь в город брала, да и соседи покупали. У Кумовых недавно Оксана родила, грудью кормит, а молока мальчишке не хватает. Покупали они молоко у Веры, чтобы прикормить внука. Вера по-соседски, не хотела брать денег, Нина Кумова, была ее подругой, ещё с детства. Но та ей сказала:

— Верка, ты гордость-то отбрось, деньги небольшие, но пригодятся. Ванька наш и рыбу ловит, и на базаре мебелью торгует, не последние они, деньги-то. Ты посмотри, время какое пришло, раньше молока коровьего в бутылку нальешь, Ваньке сунешь соску в рот, сосёт, да улыбается. А сейчас ребенку только козье молоко подавай. Твоя Машка как, скоро приплод-то будет? Козочку мне дашь, я ее выпою, будет нашему Даньке вторая мамка. У Оксанки молока мало, а внучок мой богатырем растет, ест за двоих. Сама понимаешь, что не в кого ему маленьким быть, они молодые мои, и Ванька, и Оксанка, вон какие, чисто дубки.

Саму Нину Бог тоже ростом не обидел, выше Веры почти на целую голову была, а муж ее, Иван, был росточка небольшого, жене своей чуть повыше плеча. Он Нину никогда не обижал, любил ее сильно и как-то по-особому ее ревновал. Эта ревность он проявлял так, что временами даже смешно становилось. Раз в неделю, Иван, многим на радость, устраивал «разбор полётов». Выпивку, он всегда называл мероприятием, и мероприятия были у Ивана по пятницам. Друзьям и соседям муж Нины говорил: «Смываю недельный застой». В деревне Иван слыл за мастера золотые руки, всю неделю он работал, вставал чуть свет, ложился поздно, за неделю очень уставал и по пятницам расслаблялся. «Нужно мне шлак прочистить, а то поднакопился», говорил Иван продавцу, когда вечером в магазине, покупал литр водки. Придя домой, мужчина садился за стол, ставил перед собой бутылки, два стакана, тарелку с солёными огурцами, отрезал кусок хлеба. Налив в стаканы водку, Иван говорил: « С почином, мать», стукался своим стаканом о стоящий на столе стакан и лихо опрокидывал спиртное в рот. Похрустит огурцом, кинет в рот кусочек хлеба и начинает говорить:

— Ты, Нинка, опять с Пашкой вчера разговаривала? Зачем ты, жена моя дорогая, с этим придурком общаешься? О свидании у реки нашей договорились вы с ним? Дождешься, женушка, возьму я свой ремень, да вдоль спины тебя отхожу, чтоб только на мужа смотрела, только с мужем на речку гулять ходила…

Сказав свою речь, он наливал в стакан водку, стукался этим стаканом о стоящий другой стакан, выпивал, закусывая огурцом с хлебом и продолжал:

— Ты, Нинка, в среду с Митькой Свиридовым здоровалась? Снова он к тебе клинья подбивает, все ему своей Машки мало, моя жена ему еще нужна. Поэтому, я тебе запрещаю с ним здороваться, — он хлопал ладонью по столу, — запомни, запрещаю. Поняла, Нинка? Смотри у меня, видишь ремень висит, того и ждёт, что я его возьму, да отхожу тебя вдоль спины. Будешь знать, как чужим мужикам глазки строить и кокетничать с ними на улице.

Подобный разговор продолжался до тех пор, пока бутылки не пустели. Иван в течение своего «мероприятия выпивки по промывке внутреннего шлака», перебирал имена всех мужчин в округе, которые невольно встречали его супругу в течение всей недели. Когда выпивка заканчивалась, он, покачиваясь, вставал из-за стола, оставляя на нем тарелку с недоеденными огурцами и налитым стаканом, доходил до кровати, аккуратно раздевался и через минуту сладко спал, чуть всхрапывая. Нина, сначала, как поженились, сердилась на мужа, а с годами привыкла к его мероприятиям. Трезвым, муж никогда ее не обижал, всегда старался Нине помочь, а что грозился «проучить» ремнем… Так это было на словах, вернее во время его пьяной речи. Как-то раз, Мохов Семен сказал Ивану:

— Смотри сосед, твоя гулящая идет.

Не смотря на то, что был Семен выше Ивана и тяжелее килограмм на 20, он долго потом ходил с синяками под глазами и распухшим носом.

Нина никогда не убирала со стола остатки трапезы мужа, просто сдвигала все в сторону на край стола. Когда наступало утро субботы, Иван вставал чуть свет, шёл на кухню, выпивал оставшийся стакан, доедал сморщенные за ночь огурцы и черствый хлеб, одевался, выходил на улицу. Мужчина топил баню и парился, смывая с себя похмелье, и к восьми часам утра Иван уже стучал молотком или визжал пилой. Талант столяра проявлялся у него в том, что он, делал красивую мебель: столы, стулья, табуретки, шкафы, кровати. В очереди за его мебелью, люди месяцами ждали, когда Иван сделает им шкаф или кровать. Сам Иван никогда не говорил, сколько стоит его изделие, а люди платили ему столько, сколько считали нужным. Резные ножки кроватей, узоры на дверцах шкафов никогда не повторялись, и покупатели всегда удивлялись этому. А Иван, усмехался в усы:

— Я в каждый стол, шкаф, душу вкладываю, вот и узор получается такой, какой моя душа пожелает…

Умер Иван пять лет назад, когда весной на реке лед сорвало, и щенок маленький на льдине проплывал, скулил жалобно. Иван спрыгнул на плывущую льдину, пожалев щенка, до него дошёл по льдинам, а обратно не смог, оступился, льдиной его накрыло. Ребятишки деревенские все видели, но помочь ему не смогли и побежали к дому, где жили Кумовы, с криками.

— Дед Иван тонет…

Ванька, Нинин сын, осенью с армии вернулся и помогал отцу в работе, в это время под навесом во дворе работал, кинулся к реке. Хорошо, что Нина крики детские услышала и за ним прибежать успела, удержала она сына, чтобы в реку не бросился за отцом. Соседские мужики, Григорий Шведов, да Семен Мохов навалились на Ваньку, прижали к земле (попробуй, удержи такого бугая, в нем роста под два метра, да косая сажень в плечах), а Ванька песок руками гребет и кричит:

— Отец, плыви, я сейчас…

Ивана нашли через неделю, ниже по течению, у плотины тело всплыло. Всю неделю Ванька просидел на берегу. Мужики, да парни караулили Ваньку, чтоб в воду не кинулся, а он, сидя на берегу, закутавшись в одеяло, смотрел на проплывающие льдины и изредка повторял:

— Отец, папа, почему ты не выплыл?

Сидящие с ним рядом соседи, время от времени, протягивали ему стакан водки или кусок хлеба с мясом. Ванька молча пил, ел и не отрываясь смотрел на воду… Нина уводила сына домой вечерами, но поспав пару часов, он снова уходил на берег, захватив с собой одеяло. На шестой день мать пришла к сыну, который сидел у реки, сказала:

— Нашли отца…

Ванька, молча, встал, зайдя домой, взял в сарае лопату и пошёл на кладбище, рыть могилу. Мужики соседские подтянулись, помогли. Похоронив отца, Ванька свалился с высокой температурой. Вера вызвала Михаила, он приехал и увез Ваньку в город, где, в больнице, парень пролежал три месяца. Одна тень осталась от высокого сильного человека, ветром от слабости шатало. Оксана, жена Ваньки, тогда в больнице медсестрой работала, она вытащила парня из его состояния. Неделями девушка сидела у его кровати: по ночам — вытирая пот, накрывая одеялом; днём — кормя с ложки, ухаживая, обмывая. Только Оксана увидела Ваньку, влюбилась и своей заботой и любовью спасла, выходила. Сама Нина ездила к сыну редко, смерть Ивана пошатнула здоровье женщины. Вера, в то время, почти жила у подруги, успокаивала, ругала, плакала вместе с ней. А когда вернулись домой Ванька с Оксаной, Нина стала потихоньку выздоравливать. Сноху в дом приняла, стали жить дружно. Ванька, спустя время, сказал матери:

— Мам, ты прости меня, что я так себя вел. После смерти отца, что-то во мне надломилось, если бы не Оксана, я бы не выжил. Она меня вытянула с того света и я ей жизнью обязан.

— Ты ее любишь, сынок? — спросила у Ваньки мать.

— Люблю, Оксана для меня все, мама. Ты только не обижайся, тебя я очень люблю.

— На что мне обижаться, я тебе всегда счастья желала. Живите, да внуков рожайте, а я вам, чем смогу, помогу…

Пятый год живут вместе молодые, сын прошлый год родился, Данька.

Вера почти дошла до ворот Кумовых, когда они распахнулась и навстречу вышла Нина.

— Здорово, подруга. В магазин собралась, за хлебом? Вместе пойдём, веселей будет.

— Пошли, а ты как караулила меня.

— Конечно, ждала я тебя, подруженька моя золотая, — Нина обняла свою подругу за плечи. — Слушай, Вера, что за машина у твоих ворот ночью стояла? Я проснулась, фары горят и мотор слышно. Что, ухажер, какой объявился?

— Скажешь, тоже еще, ты Нина. Ухажер. Тьфу, придумаешь же. Это Настя моя приехала.

— Так это Настю жених привёз? Ты ж говорила, что у неё никого нет.

— Пристала, так пристала, как банный лист. Завтра, Людмила с Михаилом приедут, заходи и Ваньку с собой захвати, нам посоветоваться нужно.

— Ты чего темнишь-то, говори, что случилось?

— Настя с ребёнком приехала.

— Родила? — ахнула Нина. — А отец кто?

— Да не ее этот ребёнок, подруги, а саму Настю милиция ищет.