Божественная комедия артиста Кукурузина

Елена Трещинская, 2020

Книжка-кино в 14 эпизодах. Матрица сознания, – как она вплетена в наши будни? Эта и ещё несколько базовых тайн бытия современного мира, пропущенных через сознание простого актёра третьих ролей. В XIII веке итальянский поэт Данте Алигьери написал «Божественную комедию», описав своё путешествие по аду, раю и чистилищу. Проводником в эти места ему послужил призрак Вергилия, поэта Древнего Рима, который заодно отвечал на вопросы Данте. Какое отношение это имеет к артисту Кукурузину? Самое прямое, начиная с момента явления к нему паренька в лимонной худи и модных рваных джинсах.

Эпизод 1

Не верите в непознанное? А познавать не пробовали?

Кукурузина толкнули. Обычное дело: никогда никому не до него и невесть какая птица. Вон артистка Кулешова — это да, звезда. Прибыла на съёмки минута в минуту, на гриме два часа отсидела, теперь с костюмерами бодается за цвет юбки. Потом обуется и сядет со сценарием в сторонке. У неё за плечами уже восемь фильмов. Правда, все как один — мыло-сериалы, не отличишь, только с разными именами героев. Нет, Кулешова очень убедительна в меланхолических героинях, хотя характерную роль не потянет, а артистка Саморина…

— Здрасьте…

… прошла мимо. А ведь она вчера удостоила Кукурузина целым монологом на тему «мой партнёр, народный артист, всё такое, конечно, но ему уже под восемьдесят и кто бы ему текст вложил в голову, забывает, замотали дублями»… Эта Саморина хороша в своей роли зечки, ярость передаёт смачно.

«Да, я здесь — ни рыба ни мясо. Я — соя». Кукурузин с тоской оглядел съёмочную площадку: гримёры гримируют, осветители двигают приборы, операторы переговариваются и жестикулируют, режиссёр смотрит в пачку листов, ассистенты носятся по всей Розе ветров…

Эх, никто, никто и не подозревает, что вот тут рядом с ними, всеми толкаемый, сидит гений, Кукурузин, артист десятых ролей, конечно, но писатель не хуже сотен писателей. Тех, чьи книжки лежат в центральном книжном, толстые, дорогие, под табличкой «Хит продаж. Новинки». Если бы они только знали, что не так уж он, Кукурузин, и лелеет мечту стать народным или хотя бы узнаваемым на улице героем телевизора, как вот этот пижон Хромов…

— Здрасьте.

… герой-любовник семи сериалов, и вправду большой мастер эти пузыри надувать. Хромов только что соизволил подъехать, чмокнул Кулешову — сейчас будут по команде «мотор» вечную любовь намыливать по застиранному сценарию. Прачечная.

Нет. Кукурузин настолько глубже всей этой призрачной суеты, что сейчас вот сорвался бы с места и сбежал отсюда навсегда, если бы не Маля.

Она гордится, что её возлюбленный — артист кино. А разочаровать её, а хуже — потерять, нет. Кукурузин будет терпеть, и писать свои книжки тайком. Почему тайком? Почему бы не почитать их Мале? «Обязательно почитаю, только вот закончу «Божественную комедию два», дам прочитать сначала маме, а потом уже Мале…»

Маля — это чудо, это любовь. Имя одно чего стоит. Полное имя у неё тоже кайф — Милина. Съел бы всю.

Февральский снежок уже почернел и почти сполз с дорожек парка. Кукурузин возвращался домой со съёмки в тот же день, когда ЭТО произошло в его жизни. Он просто решил прогуляться, дать крюк через Царицынский музейный парк. Благо, открыт, пока ещё не вечер. Свои пару сцен Кукурузин отыграл ещё до обеда и как был в кадре взъерошенным, сутулым и в своей синей куртке, так и пошёл домой, застегнув в нагрудном кармане нехитрую денежку за половину смены. «Зато я начитанный. Вот, у меня с собой книжка, написанная в четырнадцатом веке итальянским поэтом Данте Алигьери. «Божественная комедия». На съёмочной площадке про такого не слышала половина народу. Или две трети. Может, поэтому я на пятых ролях?.. Тридцать пять лет, мне уже тридцать пять лет…»

И тут арифметику Кукурузина прервали сладкие видения настоящего кино, снятого по сценарию его, «самогО» Николая Кукурузина. Средневековая Италия, город Равенна, сильный ветер с моря, на берегу стоит старый поэт Данте Алигьери и придерживает обеими руками шапочку, чтобы не слетела. Звучит музыка, выражающая смятение души, а вдали, за фигурой поэта зритель видит горящие факелы праздника, суету танцующих и пьяных горожан. И крупно — полный слёз взор Данте, это последний день его жизни… Его мог бы классно сыграть Годаберидзе. А почему бы и нет? Великий Ираклий Годаберидзе.

Есть же имена у людей, сразу понятно — артист. Имя Николай для артиста — очень «не очень». Мама, бывший врач, назвала так сына в честь знаменитого врача Николая Амосова, своего кумира, а сынок теперь обречён переживать всю жизнь. Так, не отвлекаемся. Великий Данте стоит у моря и плачет.

Мимо Кукурузина прошла толпа китайских туристов, каждый из них разговаривал друг с другом одновременно: достопримечательности Москвы их впечатлили.

Кукурузин остановился, чтобы пропустить китайцев вперёд и втянул носом воздух. Тепло, весна.

Опять пошла арифметика. «Семьсот лет назад поэт Данте Алигьери, — Данте, тоже имя подходящее для гения, его мама всё продумала, — написал «Божественную комедию», длинную поэтическую историю, про то, как к нему однажды явился древнеримский поэт Вергилий и предложил путешествие по Аду, Чистилищу и Раю: раз, два, три. И дальше — что и кого поэт там увидел. Телека не было, были поэты и их «сценарии», плюс воображение читателей — вот вам и сериал. Минус — мутноватая картинка. Но главное не это, а смысл. Ад и Рай — понятно. А Чистилище? Тот же ад, только помягче: никакой свободы.»

— Чистилище… — Кукурузин засмеялся женским голосом, но тихонько, хоть никого поблизости и не было. — Переводчики это слово изобрели? Или Папа Римский?

Открывая дверь, сразу понятно, дома любимая или нет. Пока нет. Значит можно сразу в обуви на кухню, к кастрюле. Кукурузин с чувством вины за мокрые следы на паркете достаёт макаронину пальцами и ловит ртом. Маля забыла это посолить. Или соль кончилась? Соли нет. Назад на улицу.

Кукурузин молодецки выскочил из подъезда и мягко врезался в юношу, стоявшего на крыльце.

— Ох, пардон, парень… — произнёс Кукурузин и побежал к огням торгового центра.

На обратном пути в подъезде, под вопли консьержки, он увидел паренька, в которого врезался полчаса назад. Обычный, лет семнадцати, в джинсах с дырками на коленках. Стоит спокойно. Консьержка захлёбывается:

— Не пущу никуда, жди его, я тебе сказала! Приходят в подъезд, на людей не похожи, дырки не зашиты… почему тогда на заднице дырок нет? Пока не модно? А! А, вот он, — махнула ладонью на Кукурузина и смягчила голос, к артисту, всё-таки обращается, — к вам пришли, я не пускаю.

— Ты кто? — спросил Кукурузин подростка.

— Автограф ему небось нужен, — вставилась консьержка.

— Я Вергилий, — не обращая внимания на реплики посторонних, ответил парень.

Как бы ни устал Кукурузин сегодня от суеты, но сейчас он чётко услышал имя проводника поэта Данте. Ничего страшного, увлечённость темой. А на самом деле…фанат кино?

— Кто ты, я спрашиваю?

— С Кавказа, небось, — опять взялась помочь сторожиха.

— Вер-ги-лий. Слыхал? «Божественная комедия»…

Консьержке не понравилась неясность ситуации:

— Может, полицию вызвать?

— Не надо. Это ко мне. Пошли, — кинул он парню, в голове было пусто, никакого подозрения. Но дойдя до лифта, захотелось всё-таки проверку провести. — Пошли пешком.

Двое затопали по лестнице на пятый этаж. «Зачем позвал?» — мелькнула усталая мысль.

— Ещё раз озвучь, — прохладно сказал артист незнакомцу.

— Вообще меня зовут Андрон, Дрон, а Вергилий это… вроде пароля.

Кукурузин остановился.

— Вы же пишете «Божественную»… номер два?

— Мальчик, — сказал Кукурузин, немного заволновавшись, но вспомнил свою роль следователя в прошлом сериале, — ты чекист?

Парень вдруг улыбнулся так просто и по-детски, что артист сериала почему-то почувствовал себя дураком.

— Нет… А настоящее имя Данте Алигьери было Дуранте. Мама его не подумала.

Уши Кукурузина напряглись от странной тишины вокруг. Где звук шуруповёрта из 34-ой квартиры? В это время обычно они уже дома. А стук рэпа из 36-ой?

— Чего тебе надо-то, вундеркинд? — это были слова из позапрошлой роли Кукурузина.

— Я хотел поговорить с вами… на современном языке обо всём этом…

— Что… интересуешься?

— Просто у меня есть информация для вас. Вы же хотите стать звездой? — парень казался теперь постарше лет на пять. Он смотрел прямо в зрачки Кукурузина и туда, в зрачки, из глаз незнакомца словно из двух шлангов лилась невидимая сила. — Я тот самый. Это я Данте Алигьери водил в ад. И в рай.

— И в чистилище, — словно под гипнозом произнёс Кукурузин, и ему очень захотелось домой, спать. Хотя, откуда малец знает всё про мысли малоизвестного артиста?

А мальчик в драных джинсах и, между прочим, в модной новенькой худи с капюшоном ядовито-лимонного цвета, опять солнечно улыбнулся. Подозрительность Кукурузина с азартом вила гнездо на его голове. Но новоявленный Андрон произнёс очень по-дружески:

— С ума вы не сошли, — и добавил: — Милина уже вернулась домой. А нам с вами надо поговорить.

Наконец заверещал шуруповёрт в 34-й квартире.

— Типа мне в ад пора? Или в рай? — Кукурузин чувствовал, что тупит, медленно продолжая подниматься по лестнице.

«Вергилий» следовал за ним.

— Я всё понимаю, вы не…

Кукурузин остановился и неожиданно для себя произнёс:

— А давай на ты?

Это тоже было из роли, но роли пижона Хромова, та самая реплика, из-за которой сегодня с утра делали три дубля: у Хромова никак не выходили эти слова героине Кулешовой. Из-за выражения лица Кукурузина сейчас тоже пересняли бы эпизод.

— Давай, — осмелел и незнакомец, — тебе правда неинтересно?

— Пока ничего интересного ты не сообщил, пацан, — это были слова, подходящие бандиту Глыбе, который угрожал герою Хромова. — И что-то мне подсказывает, что ты не в себе. Я не знаю, откуда ты знаешь, что я знаю про древнеримского Вергилия… Видел, что я книжку читал! На съёмках!.. Давай вали отсюда!

Режиссёр не подозревает, какую ошибку совершил, взяв на роль Глыбы кого-то другого! Но тут Вергилий так устало вздохнул, так опустил плечи, так развернулся и так стал спускаться, что Кукурузин сказал:

— У меня жена дома, а кто ты… как сказать ей… Она же не знает, что я книжки пишу.

Андрон-Вергилий встрепенулся, словно птица и глянул, словно ангел, с улыбкой.

— А она меня не увидит! Ты видишь, а она не увидит!

Подозрительность решила забетонировать своё гнездо. Но вундеркинд, или кто он там был, снова опередил, прочитав мысль Кукурузина:

— Консьержке я захотел показаться и показался — это пустяки. Демонстрировал тебе разные варианты…

— Парень, слушай… — неожиданно для себя изрёк Кукурузин, — я жутко устал, пошли ко мне, разберёмся. Если что, морду я тебе и дома набить смогу.

Двое разулись в прихожей под присмотром двух кошек, Песенки и ПирОжки, и прошли в большую студию. Здесь было уютно и художественно. На стене висела огромная яркая картина, изображавшая, видимо, море, смешавшееся с небом, под картиной — огромный ярко-синий диван, а у окна, которое было стеклянной стеной от пола, в ряд стояли три манекена в платьях, утыканных булавками. Милина была дизайнером одежды. А в данную минуту она пела на кухне, видимо, готовила ужин. Да, вот её голос:

— Мурзик, это ты? Представляешь, соли нет. Сейчас будем чай пить. Или сначала кое-что получше?

Кукурузин и Вергилий посмотрели друг на друга. Кукурузин взглянул на Вергилия как разъярённый барс, а молодой чуть не прыснул. Тут Кукурузин вдруг схватил парня за локоть, зачем-то дёрнул, но они оба неожиданно поскользнулись и в секунду оказались на полу. В следующую секунду Милина высунула очаровательную рыжую головку из кухни:

— Мурзик! О… — голосок её стал игривым, — Кукурузин, ты хочешь на полу?

Никто не успел двинуться с места, как Маля оказалась на Кукурузине, нежно куснула мочку его уха зубками и начала, словно кошка лизать ему шею, помуркивая вдобавок. Кукурузин покосился на гостя, который лежал рядом на полу, и корчился от смеха. А встать он не мог, потому что «Мурзик» продолжал крепко держать его за рукав модной жёлтой худи. Между судорогами смеха юный Вергилий произнёс:

— Она меня не видит… и не слышит…

Кукурузин опомнился:

— Маля, встань, мне щекотно.

Маля не маленькая девчонка, ей уже тридцать. Она, не обижаясь, нежно хлопнув Кукурузина по лбу, встаёт, идёт на кухню:

— Ок, забей! На голодный желудок и правда не очень, — и она заливисто захохотала всеми колокольчиками. — Ты ужинал?

— Что это за куклы? — спросил гость.

— Это манекены… Она платья шьёт…

— Ты будешь ужинать? — Маля музыкально прокричала из кухни.

— Э… да… нет… давай потом! — Кукурузин встал с пола, глядя на залётного Вергилия: она и правда не видит этого? Тот опять лыбится:

— Иди поешь.

Маля кокетливо выглянула из кухни.

— А чего ты сам с собой разговариваешь? А со мной нет? — и опять её голос послышался с кухни нараспев: — Пошла резать сала-а-ат! Вкусно-о-о!

Кукурузин отер лицо ладонью. Стало душно.

— Так. И что дальше-то?

Вергилий-Андрон повис на плече одного из манекенов:

— Ты примешь информацию.

Маля взяла высокую ноту.

— Господи, я заболел, — заметался Кукурузин, — мне надо к маме. Вергилию, после раздумья:

— Слушай, а не пошёл бы ты…

— Там, где Данте жил, в Равенне, там моря нет.

Кукурузин сдался.

— Выйдем, поговорим за дверью что ли…. или нет..

Кошки провожали их взглядом, пока дверь не захлопнулась.