Сказки для уставших взрослых

Елена Юрьевна Савченко (2024)

Кто сказал, что все, кому перевалило далеко за двенадцать, должны оставить сказки в прошлом? Правильно, никто. Уставшие взрослые хотят чудес не меньше малышей. Значит, им прямая дорога в сказочный лес, где лоси уходят на фриланс, буйволы пытаются похудеть на шашлыках, удоды соблазняют начальниц и вообще происходит что-то странное. Странное, но такое похожее на обычную жизнь обычных взрослых. Запасайтесь попкорном, мы начинаем!

Про Егора и бобра

Буйвол Егор повернулся к зеркалу боком и взялся за живот обеими лапами. Живот ответил ему волнениями складок, как желейная гладь холодца отвечает на беспокоящую ее вилку. Егор покачал головой, вздохнул и сказал в пространство:

— Жирзавод. Совсем распустился, лентяй!

Отражение промолчало в ответ, и Егор одышливо поплелся на кухню. Там он заглянул в недра холодильника и снова вздохнул. Холодильниковые внутренности встретили его продуктами, совсем не пригодными для здорового образа жизни. В прозрачной коробке сально блестел брикет сливочного масла, в дверце призывно пузатились две баночки нефильтрованного, а средняя полка подмигивала завернутым в пленку куском жирнейшей копченой грудинки. Буйвол покачал тяжелой головой и схватил грудинку за аппетитный бочок. Здоровый образ жизни привычно ушел в понедельниковые дали.

А выходные получились разухабистыми. Друзья позвали Егора на шашлыки, и там он бесстыдно предался алкогольно-чревоугодническому разврату. Отчаянно ленился и наблюдал с подстилки на берегу, как в озере визжат и плещутся малыши. Еще старался не натыкаться взглядом на подтянутого удода в салатовых плавках, который учил фигуристую цаплю играть в пляжный волейбол. Цапля захлебывалась хохотом, вытягивала длинную шею и вообще делала вид, что не замечает, как удодье крыло сползает с ее талии, опасно приближаясь к аппетитным ягодицам.

— Маж-жоры! — прошипел Егор, когда в очередной раз не смог избежать столкновения взгляда с бицепсом удода.

Он сплюнул в песок и взял из пачки очередную чипсину со вкусом краба и разочарования в себе.

Прошло три дня, а потом три недели. Постепенно недели становились месяцами, месяцы превращались в полугодия, а полугодия в годы. Отрывные календари над рабочим столом Егора худели и исчезали, чего совсем нельзя было сказать о егоровой фигуре. Она, наоборот, становилась только шире и складочнее.

А потом случился автобус. Он надвигался на перебегающего дорогу Егора, блестя фарами в темноте. Почему-то буйволу казалось, что автобус еще далеко и можно успеть пересечь эти две полосы, даже не прибавляя шаг. Но вышло иначе.

Громада автобуса выскочила совсем рядом с егоровым боком. Ударила его левой фарой в бедро, подмяла под себя и пережевала, совсем как сам Егор когда-то подминал и перемалывал крепкими челюстями куриные крылышки в соусе барбекю. Буйвол взметнулся в воздух, в полете перевернулся и потерял сознание, очнувшись в больнице.

Лечение оказалось долгим и сложным. Врачи сначала не давали никаких шансов, потом все-таки смилостивились и немного улучшили прогнозы. Их пессимизм столкнулся с буйволовым упрямством и проиграл ему в напряженной борьбе. Егор все же смог ходить, опираясь на палку. Хромота досталась ему пожизненным плевком в лицо от потерпевшего поражение злого рока.

Теперь буйвол почти перестал выходить из дома. Его жизнь слиплась в одни бесконечно унылые сумерки, полные злости на себя, судьбу и всех удодов, цапель и прочих слонов. Они вызывали омерзение в первую очередь тем, что могли позволить себе ходьбу, не задумываясь о том, из каких глубин начерпать хотя бы немного сил на первый и последующие шаги.

От живота буйвола ничего не осталось. Само тело Егора как-то скукожилось и ссохлось, скрючилось и совсем перестало напоминать того здоровяка, которым оно было когда-то. Кажется, он и сам уже не помнил его. Егор больше не смотрел на себя в зеркало, оно потеряло всякую значимость в его окончательно поставленной на паузу жизни.

Впрочем, развлечения все же остались. Иногда буйвол выглядывал с балкона, чтобы посмотреть на спортсменов, бегущих в парк по соседству с его домом. Следил с хищным прищуром за бегуновыми макушками и сплевывал вниз, стараясь вложить в слюну максимум горечи и злобы. В его воображении плевок прожигал насквозь шапки и волосы, заставлял спортсменов прекратить свой чудовищный бег, схватиться за головы и уйти, затравленно оглядываясь.

Реальность не желала поддаваться фантазиям, и бегуны ускользали от Егора с уцелевшими макушками. Они даже не догадывались о микроскопичности промежутка, который отделял их от катастрофы.

Неизвестно, сколько продлились бы такие состязания с собственной меткостью, если бы не появились те двое. Егор, как обычно, стоял на балконе, высматривая очередную жертву, когда увидел их.

Молодой стройный гепард толкал перед собой инвалидную коляску, в которой сидел бобр неопределенного возраста. Они двигались неторопливо, о чем-то разговаривая. Вдруг лицо бобра осветилось улыбкой. Он закинул назад лапу и похлопал гепарда по пальцам, державшимся за ручку коляски.

Видимо, это был какой-то знак, потому что гепард тоже расплылся в улыбке и побежал, не выпуская из лап кресла. Он мчался по улице, пользуясь ее пустотой в этот час. Бобр же заухмылялся еще шире, раскинул в стороны лапы и делал странные движения мордой, будто ловил ртом поток воздуха и откусывал от него большие куски.

Забег был недолгим. Уже секунд через 15 кресло замедлилось, а потом странная парочка и вовсе скрылась из виду. Егор свесился с балкона, жадно глядя вслед коляске. Потом втянулся обратно и долго стоял, уставившись в закатное небо. По лицу его блуждала мечтательная улыбка. Кажется, она предвещала что-то чудесное.