Дай мне руку

Елизавета Рождественская (2024)

Он верит, что у всего есть своя цена, и не верит в любовь. Играя, он проходит по женским сердцам, как когда-то острыми каблучками прошлись по его. И он знает, что так будет всегда. Она сбежала из ада, потеряв всё, и ненавидит мужчин. Отец, отчим и тот мерзкий тип, что попытался сломать её… все они одинаковы, все противны. Она нацелена работать и учиться. Ей никто не нужен. Она стала сильной и знает, что так будет всегда. Эта история о том, как две раненные души из разных миров находят друг друга, чтобы неизбежно исцелиться, преодолеть страхи и боль, и сотворить ещё один мир, наполненный любовью. В книге вас ждут: Неунывающая героиня Харизматичный герой Милейший щенок корги Забавные ситуации Немножко мелодрамы Много-много любви

Глава 2

Настя медленно приоткрыла один глаз и прислушалась. Мерно тикали часы, за стеной звенели рюмки, слышались пьяные голоса.

— Сань… она… такая была…

Звук льющейся жидкости. Стук бутылки о стол.

— Да знаю, Толь. Надька золотая баба была.

Звон рюмок. Пьют.

— Порой тресну так, что кости хрустят, а у неё в глазах любовь, Сань… Говорит: «Толюшка, ну ты что, успокойся…» Дрянь… И так паршиво, убить готов, Сань…

Настя сдавленно всхлипнула. С трудом выбравшись из-под обмякшей особи мужского пола, она отползла к стене. Тело ломило, и дико жгло в области живота, на щеке алел синяк. Девушка закрыла глаза. Пять минут. У неё есть пять минут. Вздрогнув от стука за стеной, она вскочила и судорожно начала собираться. Натянула спущенные джинсы, толстовку, схватила дорожную сумку, приготовленную накануне, рюкзак и открыла дверь на балкон. Обернувшись, она в последний раз окинула взглядом комнату, в которой прожила девятнадцать лет. Старые розовые обои в цветочек, стол, за которым она делала уроки, заваленный учебниками и несбывшимися надеждами, кресло-кровать с горой мягких игрушек… и мужчина, лежавший ничком на полу, в осколках разбитого стекла.

За стеной послышались крики. Начиналась самая интересная часть посиделок. Настя сморгнула подступившие слёзы и перекинула ногу через балконное ограждение. Раз, два, три. Асфальт больно ударил по пяткам. Она подхватила валявшиеся вещи и отскочила к кустам. Сердце бешено колотилось о рёбра. Раз, два, три. Улица, поздний автобус, большая и незнакомая Москва. Впервые она ночевала на вокзале, было страшно, но не страшнее, чем дома.

Затем были поиски знакомых по смятой, выцветшей бумажке. Сборы, оформление нужных документов и аэропорт. Забившись в угол у окна, девушка наконец выдохнула, закрыла глаза и дала волю слезам. Они лились, обжигая щёки, растворяя память о её прошлой жизни, которой больше нет. Перед глазами замелькали картинки.

Вот она едет у папы на шее и ест мороженое, липкая капля стекает по локтю и падает папе на нос. Они весело смеются, а у мамы на щеках появляются счастливые ямочки. Вот она с мальчишками гоняет на великах, они забираются на чужую яблоню и объедаются зелёными недозрелыми яблоками с солью из спичечного коробка. Вот отец приезжает из командировки и привозит ей плюшевую синюю собаку, а мама нежно обнимает его.

Папа всё чаще в разъездах. А мама всё больше проводит вечера у окна, грустно смотря вдаль, но стоит Насте подойти, её глаза неизменно наполняются нежностью. Она мягко проводит рукой по волосам дочки и говорит, что просто немного устала. В один день папа приезжает, и они с мамой долго разговаривают на кухне. У неё на щеках не видны ямочки, зато хорошо заметны слёзы в красивых серых глазах. Папа уходит, а мама ложится на диван и лежит… Лежит и смотрит в одну точку, а когда Настя подходит к ней, не гладит по волосам, не заглядывает в глаза, а только плачет. Настя знает, у папы другая семья, но мама сказала, что он не перестал её любить. Просто пока не может с ней видеться. И Настя верит.

Папа больше не приезжает и не звонит, но всё чаще в гости заходит дядя Толя, учитель труда в их школе, где мама работает учителем русского языка и литературы. Он неплохой, но пахнет от него как от помойки… От папы так не пахло… От папы пахло ледяной свежестью…

Настя открыла глаза и посмотрела в иллюминатор. Самолёт набирал высоту, превращая землю в лоскутное одеяло. Она снова закрыла глаза и повернулась лицом к призракам прошлого.

Сегодня мама не вышла на работу, было плохо, даже не встала проводить. Ночью Настя слышала, как они с дядей Толей ругаются. Со временем она всё поняла. И почему от дяди Толи так пахло, и почему после их ссор мама не могла встать с постели.

Слёзы душили, но девушка не останавливала их. Ни слёзы, ни воспоминания… Пусть они выжгут всю её душу дотла. Пусть ничего не останется. У неё есть три часа, пока с трапа она не ступит в новую жизнь, так пусть за эти три часа в её сердце не останется ничего, кроме пепла прошлого и звенящей пустоты.

Мама серьёзно заболела, когда Насте исполнилось семнадцать. На последнем звонке дочери ей стало плохо, и она потеряла сознание. Вызвали скорую, Настю в машину не пустили. Она помнила, как бежала три квартала до отделения БСМП. Каблуки отбивали стройную дробь, отражаясь от стен домов и магазинов. Или это было сердце?

Врач-узист долго водил датчиком в области живота, что-то записывал, а время тянулось, как вязкий дёготь. Потом был ещё врач, и ещё. Мама всё меньше ела, всё больше лежала, а Настя судорожно пыталась придумать, как накопить на спасительную операцию. Она работала в магазине напротив дома, вымывая по вечерам витрины и лотки, пахнувшие затхлым мясом, разносила листовки, печатала доклады школьникам и рефераты студентам, забыв о мечтах и целях. Все деньги она делила на три части: лекарства, еда и будущая операция. Даже дядя Толя утих и перестал появляться дома пьяным, чаще просто не приходил, и это облегчало жизнь. Но операция почему-то всё время откладывалась, а мама становилась всё слабее. После её смерти Настя узнала, что она написала отказ от лечения. В записке, которую передали с мамиными вещами, было указано, где лежат сбережения, а также список телефонов знакомых в столице, документов на визу и координаты маминой подруги, которая готова помочь Насте обосноваться в другой стране. «Будь сильной, девочка моя, ничего не бойся и помни, мама рядом, что бы ни случилось…» — гласил конец письма, в котором она просила прощения, что не уберегла, и умоляла Настю разорвать этот порочный круг и уехать, начав новую жизнь.

Писала ли это мама, осознавая, что скоро её не станет, или после очередных побоев, боясь не дожить до утра, а может, она и не хотела выздоравливать, зная, что тогда Настя ни за что никуда от неё не уедет. Девушка старалась не думать над этими вопросами. Она просто организовывала похороны и готовилась поступить так, как велела мама. На сороковой день Настя в последний раз посетила её могилку и собрала сумку, сложив в неё самое необходимое на первое время: любимую книгу и несколько фотографий. В рюкзак отправились документы и пресловутое письмо. Но уйти сразу не удалось, дядя Толя завалился в квартиру с собутыльниками, заявив, что обязан помянуть любимую женщину. Три здоровых мужика в непонятной кондиции, Настя не рискнула спорить, она просто решила переждать. Сначала пришлось накрывать на стол, затем идти в магазин за добавкой, а потом к ней в комнату ввалилось это невменяемое животное с бутылкой дешёвого портвейна.

Последующие события она помнила короткими вспышками. Вот он стягивает её со стула, рвёт пуговицу на джинсах… Липкий страх сковывает тело, но руки продолжают сопротивляться. Она словно видит себя со стороны. Одной рукой отталкивает зловонную рожу от груди, второй тянется за уже полупустой бутылкой. Есть. Два глухих удара, и шею оцарапало осколком, а тело на ней обмякло. Секунды ступора, мысленный вопрос: «Жив или нет?», борьба с подступающей тошнотой. Ни секунды больше она не ждала…

«Самолёт готовится к посадке. Пристегните ремни».

Настя сделала глубокий вдох и отёрла мокрые щёки.

— Вот и всё, мамочка… Вот и всё… — прошептала девушка и улыбнулась сквозь слёзы.