Мертвецы рассказывают сказки

Елизар Федотов

Не каждое приключение стоит того, чтобы его начинать, и не каждая история имеет свой счастливый финал. Альманах историй, объединённых вместе звеньями мистики, ужаса и тёмного фэнтези.

История двух хулиганов

Слава ковылял к дому, ступая прямиком по лужам, норовя намочить ноги, но будто и вовсе не замечая этого. Он прихрамывал на правую ногу — каждый шаг отдавался тупой болью в бедре. Видимо, там будет синяк, и немаленький. Нижняя губа уже подпухла, но вроде бы не лопнула, что не могло не радовать. И, конечно же, болели кулаки. Давно ему так не приходилось ими работать.

Кирилл на время затихарится. Сегодня он получил то, на что напрашивался. Но как синяки заживут у обоих, пройдёт немного времени, и им снова придётся сойтись в драке. Он видел это в его глазах — этот пляшущий огонёк, желание доказать, что он лучше и сильнее. И тут одно из двух: либо Славе придётся силой погасить этот огонь, либо в итоге сгореть в нём.

А сегодня…

Чего греха таить — сегодня он был не так уж и далёк от провала. Хоть победа и осталась за ним, но была она тяжёлой, вымученной и вполне можно сказать — неуверенной.

И как это Кирюша умудрился стать таким крепким?

Пребывая в своих раздумьях, Вячеслав Викторович наконец-таки вернулся домой со школы и застал свою старшую сестру Таню в прихожей.

— Ого, кто это тебе так по морде надавал? — она крутилась возле зеркала, уверенной рукой намалёвывая маминой тушью собственные ресницы, которые в этой процедуре, в общем-то, ещё пока и не нуждались.

Но семнадцатилетняя девица, конечно, имела своё собственное мнение на этот счёт.

— Никто.

Обсуждать случившееся с сестрой Слава не намеревался. Её эти дела не касались, совсем.

— Ты его хоть не убил в ответ?

Являлся ли этот вопрос шуткой, сказать было сложно. Бывают вот такие вопросы, которые одновременно и шутка, и при этом совершенно серьёзны.

— Не убил.

Сняв ботинки, Слава осознал, что его носки таки промокли, и ничего не оставалось, как избавиться и от них.

— Мать, когда уходила, сказала прибраться в квартире. Так что полы подмети и протри.

— А ты чего?

— А я уже посуду помыла. И ухожу к подружке, вернусь поздно.

— Ну охренеть, ты умная такая.

— Поговори мне тут. Там суп на плите, кстати. Поешь нормально, бестолочь.

Слава посмотрел на сестру с таким выражением лица, будто ему только что запихали в глотку что-то омерзительное, и он готов покарать за это своих обидчиков. Терпеть он не мог, когда она начинала умничать и строить из себя взрослую. Тем более, когда была вот так размалёвана, в этом своём прикиде, с короткими джинсовыми шортами поверх капроновых колготок, рубашке, но завязанной снизу узлом так, чтоб пупок было видно, и в материных туфлях на каблуке. Знал он пару слов, которые могли бы ёмко её описать, и не то чтобы он боялся бросить ей их прямо в лицо. Но сейчас Слава слишком был вымотан, поэтому просто выключил из своего внимания старшую родственницу и пошёл умываться в ванную.

Внимательный осмотр собственно лица в зеркале, дал понять, что под левым глазом завтра будет синяк. Не очень большой, но всё-таки будет. Но в целом он мог охарактеризовать своё состояние как удовлетворительное. Нанёс он явно больше ущерба, нежели получил, и это было главным. Авторитет строится и на таких вещах в том числе. Ещё обнаружилось, что правый рукав рубахи чуть подорвался, по шву в подмышке. Но это было не страшно, зашить чтоб мать не заметила, можно.

Суп на плите оказался чечевичным и вроде бы на мясном бульоне сваренным, но самого мяса в нём Слава обнаружить не сумел. Вкусным, правда, быть он от этого тоже не перестал. Вприкуску с чёрным хлебом и нарезанным луком мальчик уплетал за обе щеки так, будто его не кормили неделю до этого. После славной драки у него всегда просыпался здоровый аппетит.

Закончив трапезничать и намывая свою тарелку, Слава задумался, какую такую посуду имела в виду его сестра: не свою ли собственную, после обеда-то? Да так оно и было. Просто свалила всю работу на него, а сама сбежала гулять. Ну это он ей ещё припомнит. Может, не завтра, но рано или поздно.

В любом случае деваться было некуда, и потому, тяжело вздохнув, Слава принялся орудовать сперва метлой, а затем уже и тряпкой. С такой работой он предпочитал разбираться сразу же, без особых промедлений, будто это хорошо приклеившийся пластырь, который проще сразу оторвать одним резким движением и забыть, чем мучиться, стараясь снять его безболезненно.

Жили они в двухкомнатной квартире на пятьдесят пять квадратов общей площадью. Комната, что побольше, служила спальней для матери с сестрой и в то же время гостиной. А ту, что поменьше, пару лет назад выделили в единоличное владение Вячеславу. Изначально Татьяна не была в восторге от такого поворота событий и даже пыталась саботировать свой «переезд» из, на тот момент, их общей с братом спальни, но после разъяснительной беседы с матерью утихомирилась.

Для Славы же всё и так было предельно понятно. Девочки живут с девочками, мальчики с мальчиками. Это всё равно что понимать, что вода мокрая — других вариантов быть и не может. И с учётом расстановки сил в их семье — по половой принадлежности — это было единственно возможное решение.

Покончив наконец с уборкой, Слава достал из шкафа жестяную коробку, некогда являвшейся презентабельной упаковкой из-под хорошего печенья, а теперь служившей местом хранения ниток, иголок и прочих булавок. Стянув с себя рубаху и усевшись со скрещёнными ногами на кровать, он принялся аккуратно зашивать порванный рукав, стараясь, насколько это возможно, повторить изначальный шов.

Мысли же его были направлены к тем событиям, которые успели произойти за последний месяц и в итоге привели к сегодняшней драке.

Шмелёв Кирилл — их погодка из параллели, ранее ходивший в шестёрках у Веселова Максима, известного также как Макс-Орех. Получил тот своё прозвище за крепость черепной коробки и любовь эту крепость то и дело доказывать. Против Славы, правда, ему это никак не помогло — важнее оказалось, что внутри головы, а не насколько она твёрдая. И та победа над последним формально сделала Вячеслава «главным» в их школе.

И не то чтобы он не предполагал, что никто не попытается у него этот статус отнять. Совсем наоборот! Он изначально был готов, что своё положение придётся отстаивать, и, возможно, регулярно. Но за прошлый год желающих так и не нашлось. Старшие годы обучения в эти разборки уже не лезли. Взрослые они там уже, к экзаменам готовятся, не до этого. «Девятый год» держал Макс-Орех, его знали и побаивались давно, но когда он склонил голову перед Славиком, который уже, в свою очередь, был главным у «восьмого года», получилось, что эта ситуация всем и выгодна.

Конечно, мелкие, незначительные стычки никуда не делись — они были неотъемлемой частью повседневной жизни. Но по-настоящему серьёзного уже ничего не происходило. Макс сосредоточился на тирании в пределах своего класса, а Слава выяснил для себя, что путь на вершину оказался куда интересней, чем само прибывание на ней.

Но в этом году всё неожиданно изменилось: пацанёнок, на которого раньше никто и не обращал внимания, вернулся с летних каникул чуть ли не на две головы выше, чем всего каких-то три месяца назад. И притом заметно поширев в плечах. Но главное, что у него появилось, — это амбиции. И если вчера он был просто никому не интересным прихлебателем одного из школьных, пусть и главных, хулиганов, то теперь он сам стал претендовать на это звание.

Естественно, что такие кардинальные изменения моментально подняли авторитет Кирилла, и не успела первая учебная неделя закончиться, как весь класс стал его верной бандой, готовой идти в бой за своим предводителем.

Правда, сразу напасть на Славу или начать задирать кого-то из его друзей они не решались и поначалу опробовали свои силы в стычках с другой параллелью.

Первому досталось Косте Смирнову из «В-класса». Не самая приятная личность, но парень крепкий и просто так не сдающийся, даже когда его нос разбит и обильно поливает всё вокруг кровью. Достаточно было задеть его разок-другой в коридоре плечом, как бы случайно.

В первый раз кажется, что вы действительно не смогли вовремя сманеврировать и задели друг друга совершенно случайно. И тогда всё обходится пристальным, колким взглядом с брошенной фразой: «Смотри, куда прёшь!». Когда же вас задевает тот же человек второй день подряд, посчитать это случайностью крайне наивно. А если на вопрос: «Ты что, нарываешь?», следует утвердительный ответ с широченной улыбкой на всю физиономию — деваться некуда.

Конечно, можно накинуться прямо в этот самый момент на своего обидчика, но это чревато последствиями. Завуч, директор, вызов родителей в школу, и что самое страшное — могут заставить прилюдно извиняться и жать друг другу руки! Поэтому вызов — после уроков, на площадке за школой.

И пока идут классные часы, все заинтересованные узнают о предстоящем событии и непременно займут свои зрительские места в урочный час. Слава, естественно, тоже присутствовал. Во-первых, так как по его статусу это полагалось, а во-вторых, ему самому было интересно, что из себя представляет этот новый фрукт в их саду.

И уже тогда он заметил, что, несмотря на то, что Кирилл бился с Костей, и это можно было назвать его «посвящением», внимательнее всего он смотрел именно на него. Настоящая цель была ясна, хоть ещё и не озвучена официально. Это только позабавило Славу и в какой-то мере подарило надежду на что-то интересное. Правда, чего он точно не ожидал, так это столь стремительного развития событий. Чувствовалось в этом что-то… ненормальное.

Работа была закончена, и уже зашитая рубашка лежала на кровати, а валяющийся рядом Слава пялился в потолок, словно окончательно потеряв всякую связь с реальностью. И только звук открывающегося замка входной двери вырвал его из бездны собственных мыслей. Это вернулась его сестра, а стрелки на часах показывали уже половину двенадцатого.

Выругавшись на самого себя, Слава полез в портфель, надеясь сделать хотя бы часть из заданных на завтра уроков.

***

Придя в школу на следующий день, Слава не заметил присутствия в ней Кирилла. Кабинеты их классов располагались в одном крыле и на одном этаже, что позволяло в принципе даже не особо интересующимся знать в лицо учащихся со своего года и порой замечать отсутствие оных. А уж в последние недели Кирюша любил демонстративно посветиться в коридорах со своими дружками, и его отсутствие сейчас резко бросалось в глаза.

Первыми уроками были идущие две подряд алгебры, единственный предмет, по которому Вячеслав вчера удосужился-таки выполнить домашнюю работу, хоть и просидел за ней до часу после полуночи. Благо мать была на ночной смене и не застала своё чадо за этим совиным бдением. В противном случае ему бы пришлось объяснять, какого такого рожна он не сделал всё вовремя.

Подобное рвение Слава проявил по двум причинам. Первая — то, что, в отличие от остальных предметов, математика ему более-менее нравилась, и местами он её даже неплохо понимал. А вторая — то, что вела у них алгебру их классный руководитель, Наталья Петровна, и лишний раз нарываться на неприятности было совсем ни к чему. В последнее время ему переводом в «спецшколу» особо не угрожали, как годом ранее, но бережёного, как говорится, и бог бережёт.

Третьим уроком шла география, а после неё и большой перемены — физкультура, которая как раз проводилась совместно с классом Кирилла, и она окончательно подтвердила факт отсутствия последнего на занятиях в этот день.

Конечно, Слава мог сразу, в начале дня, подойти и узнать всё у его одноклассников или послать кого-то из своих ребят сделать это, но тогда бы он проявил заинтересованность. А этого делать нельзя. Для широкой публики ему абсолютно наплевать на Кирилла и всё с ним происходящее. Он для него теперь лишь — вчерашний день.

И в большинстве хулиганских разборок так бы оно и было. Подрались — выяснили, кто сильнее. Живёте дальше и бьётесь уже с другими. Но Слава знал, что это был не тот случай, и потому не хотел терять бдительность.

— Так, а с тобой что? — Геннадий Дмитриевич, преподаватель физкультуры, неодобрительно посмотрел на Славу, стоявшего без формы в конце строя.

— Да ногу подвернул вчера, побаливает, — признаки драки на лице Вячеслава, разумеется, говорили сами за себя.

— А лицо тебе кто подвернул?

— Так, никто, упал просто неудачно.

— Упал он, — фыркнул физрук, но дальше углубляться не стал, понимая бессмысленность такого занятия.

Это если «нормальных» детей кто-то поколотит, надо разбираться и к ответу привлекать всех виновных. А эти… сами друг дружку мутузят, сами друг друга и прикрывают.

— Ладно, сиди на скамейке. Так, класс, равня-я-я-ясь! Смир-р-р-но! На-а-а-пра-а-а-а-а-во! Шаго-о-ом марш!

Строй пришёл в движение, сначала шагом, а затем переходят на бег, нарезая круги по спортивному залу, а Слава остался сидеть с другими освобождёнными на скамейке возле раздевалок.

— П-п-ривет? — прозвучавший голос был дребезжавшим, неуверенным, почти по-девчачьи мягким.

Повернув голову, Вячеслав обнаружил подсевшего к нему пухленького паренька в роговых очках с толстыми линзами. Это был один из вечно освобождённых от физической культуры «ботаников» из класса Кирилла. Чисто визуально он, конечно, был знаком Славе, но до сего дня им не доводилось обменяться и словом.

— Ну, здарова. Чего надо? — догадаться, что причиной этого диалога послужили события последних дней, было нетрудно.

Вопрос был в том — чего хочет этот ботан? Одно дело, если бы на Славу начали лаять шестёрки Кирилла. Да, это было бы не самое их умное поведение, но, по крайней мере, понятное. А ради чего в это лезть зубриле?

— Меня П-Павлом зовут, — продолжил мальчик, — я видел, как ты вчера, ну… там… за школой… с Кириллом, в общем…

— И-и-и?

Поведение паренька забавляло и интриговало Славу. Он фактически ощущал исходящий от него страх… и что-то ещё. То, что вообще заставило его подойти и начать этот разговор.

— Друган он, что ли, твой закадычный?

— Ну, в общем, как бы сказать… Да! — Павел тяжело вздохнул, но, произнеся эти слова вслух, как будто поуспокоился. — Или были ими? Не знаю. Дружба ли это, если она может закончиться? Но дружили мы точно, потому не хочу говорить, что «были»… — мальчик ещё раз вздохнул.

Слава насторожился, догадываясь, что сейчас он может узнать какую-нибудь интересную информацию о Кирилле. Но и сам Павел неожиданно стал ему импонировать: он понимал, о чём тот говорит. «Брат за брата» — это по понятиям, и не о кровных узах тут речь. Пацан, который таким пренебрегает, и не пацан вовсе. И быть ему битому везде и всеми.

— Ну уж извиняй, он сам напросился.

— Это я понимаю. Просто… Он ведь раньше не был таким. Мы с ним с детского сада знакомы, в первый класс вместе пошли, и родители наши дружат. Всё вместе всегда делали: и уроки учили, и книжки читали, и играли. У меня до сих пор дома модель вулкана стоит, папье-маше такое, из бумаги клеили. В центре колба стеклянная — для соды с уксусом и воды. Но мы и деревья такие маленькие сделали, и кусты… Красиво получилось, неделю целую на это потратили…

Слава стал терять ход мысли своего собеседника. Это всё, конечно, было замечательно, но какое, нахрен, к нему-то отношение имеют их бумажные вулканы?

— Ага, класс. Вы вместе ботанили, это я понял. И что ж зубрить-то твой приятель перестал?

— Он не перестал! — в голосе Павла проскользнули нотки возмущения. — Он всё ещё хорошо учится! Пока, по крайней мере. Тут в другом дело.

— Ну так и рассказывай, в чём. Что там у вас случилось?

Понять, будет ли эта история полезна для него, Слава пока не мог, но раз «пухлячёк» хотел просветить его, почему бы и нет? Да и дел других всё равно не наблюдалось, а созерцать, как уже выстроившиеся в четыре шеренги одноклассники выполняют упражнения под чутким руководством тренера, было не самым увлекательным занятием.

— Это ещё в том году началось, когда нас хулиганьё гоняло. Не то чтобы нас прям били, но потолкать могли или ещё как поиздеваться. Портфель отобрать, в окно выкинуть или в туалет. Ну ты и сам знаешь.

Это «И сам знаешь» неприятно резануло по уху Славы. Словно обвинение в том, что он занимается подобными вещами и должен хорошо в них разбираться. Нет, святым он, разумеется, не был и делал за свою жизнь всякое; и не всем гордился; но его в первую очередь всегда интересовала хорошая драка, и желательно с тем, кто не слабее его. А распиновать заучек по туалетам — сомнительного веселья занятие, и подходило разве что тому же Ореху.

— Так вот, суббота была. Мы с Кириллом возвращались с библиотеки. Мы тогда нашли там как раз «Махабхарату», ну ты не знаешь, наверное. Это, ну… как мифы Древней Греции, только индийские, вот.

Слава машинально прохрустел пальцами правой руки, но перебивать собеседника не стал. Конечно, он действительно и понятия не имел, что это за «Маха-па-ра-та-ра» чего-то там. Но сама постановка утверждения, что он в принципе этого знать не может, а если ещё проще — что он тупой, мало того, что раздражала, но и могла быть причиной садануть подобного заявителя по зубам со всей силы. А то, что Павел в данном случае даже и не думал своей фразой оскорблять Славу и не считал её какой-то обидной, служило скорее отягчающим обстоятельством.

— Нам очень она понравилась, особенно Кириллу. Он вообще всегда любил героический эпос, да с того же Геракла начиная. Но книга только в читальном зале была, в одном экземпляре, и на руки не выдавалась, поэтому приходилось её читать там. Вообще, бывало, мы и до закрытия там засиживались: одно прочитаешь, тут же другое интересное находишь, и как-то так время и пролетает. Но в тот раз мы пораньше ушли, часиков в пять, наверное, хотели ещё прогуляться, пока погода была хорошая.

Слава слушал и диву давался: как эти отличники, которых вроде как все считают очень умными, не понимают, за что их порой хотят наградить тумаком? Надо же уметь как-то короче изъясняться.

— Шли мы, значит, вдоль садика, а там, в «кармане», эти были: Максим Веселов со своей бандой. И вроде как даже пьяные они были. По крайней мере, так нам показалось тогда. Они нас заметили и стали кричать, чтобы мы шли к ним. Ну а мы испугались. Они и трезвые-то не приятные в общении, а в таком состоянии — страх подумать, что могут сделать.

В этом умозаключении Слава с Павлом был солидарен. Макс-Орех и трезвый-то сначала делал, потом день просто существовал, и уже только потом думал. А уж с залитыми глазами…

— Мы дёру и дали, как могли; а они за нами вдогонку. Бегуны мы, правда, как ты догадываешься, такие себе. Я-то уж точно. Вот мы и хотели к универмагу выбежать успеть, там людей много, и нас бы уже не тронули.

Вячеслав понимающе кивнул — тактика в целом здравая.

— Ну мы к тринадцатому дому и побежали: там подъезды сквозные, единственный наш шанс был. Да вот только там нас и нагнали, — Павел замолчал, уставившись на сложенные перед собой в замок руки, со слегка вращающимися вокруг друг друга большими пальцами.

Собравшись немного с мыслями, он продолжил:

— Не знаю, наверное, мне тогда надо было с ним остаться, а я… В общем, мы в подъезд забежать-то успели, но и «эти» — почти с нами одновременно. Кирилл меня быстро вытолкнул со второго входа, а сам собою дверь подпёр; прокричал, чтоб я домой бежал, а он, мол, Бхимасена, и справиться… Что на него тогда нашло — ума не приложу. Да и на меня тоже. Сердце колотилось как бешеное; лёгкие, казалось, разорвутся. А он был такой воодушевлённый, уверенный в себе! Приказал, а я повиновался, безропотно. И всё как в тумане…

— Ну а дальше?

Слава видел, что для его собеседника это были тяжёлые, эмоциональные воспоминания. Он не был настолько глуп, насколько о нём порой думали окружающие, и вполне мог быть и сопереживающим, когда считал это необходимым. Но сейчас его в первую очередь интересовала развязка этой истории.

— Я когда в себя пришёл, почти у дома уже был. Перевёл там дух и пошёл назад. Думал, что Кирилла уже побили и надо помочь ему домой добраться. То есть я вообще не должен был его одного оставлять, знаю, но… В общем, у того подъезда никого не оказалось, все уже ушли, и Кирилл тоже. Я пошёл к нему, но он ещё не вернулся. Прождал его на скамейке около часа. А он весёлый такой, бодрый явился, без единого синяка, и мне даже показал, что от него пивом пахло.

— И с тех пор он стал тусоваться с Максом? — догадался, в свою очередь, Вячеслав.

— Да, всё больше с ним, всё меньше со мной. Я пытался с ним поговорить, но без толку. Говорил, что ему нравится с ними проводить время, и что так нас обоих больше никто задирать не будет. И знаешь, взгляд у него тогда какой-то другой стал, вроде всю жизнь знаешь человека, а он в одночасье так меняется. Смотришь ему в глаза — а как будто другой человек перед тобой.

Терпение Славы начинало потихоньку истощаться. История оказалась и так длинной, по его меркам, так ещё пока и абсолютно бесполезной.

— Ты мне-то ради чего вот это всё сейчас рассказываешь?

— Понимаешь, когда ты побил Максима, у Кирилла та появившаяся искорка в глазах как будто угасла.

— А, ты в курсе и этих событий, значит.

— Конечно, он же мне всё рассказывал. И тебя показывал, говорил, что ты, мол, самый сильный в школе.

Такое не могло не льстить Славе, и про себя он широко улыбнулся, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Ему нравилось делать вид, что мнение окружающих его нисколько не волнует, это позволяло выглядеть ещё более крутым в глазах таких же пацанов, как и он сам.

— Поэтому, когда ты побил Максима, не знаю почему, но он воспринял это крайне болезненно. Он, конечно, всё ещё продолжал дружить с ним и его гопниками, но ходил по большей части как в воду опущенный.

В этом же Слава ничего удивительного не видел. Когда до шестёрки доходит, что его пахан не самый главный, а то и вообще может сам оказаться чьей-то шестёркой, такое осознание способно ввести в некое уныние.

— Он всегда делал вид, что всё в порядке, но я чувствовал, что его что-то гложет. Правда, он стал опять больше времени проводить со мной в библиотеке, и я понадеялся, что со временем всё снова станет как раньше. А затем его на лето отправили к бабушке. Она у него в другом городе живёт, на море, и вот оттуда он уже вернулся… таким. И я даже не про то, что он там вымахал, а то, что у него снова появилась эта искра в глазах. Нет, это уже даже не искра, а огонь.

«Ага, вымахал на море у бабуси, морковка хренова», — раздосадовано подумал Вячеслав. При всей увлекательности повествования, ничего толкового оно ему не давало. Скорее, история была банальной: слабый стал сильным, и понеслось. Как это обычно и бывает.

— От меня-то тебе что нужно?

— Понимаешь, мне кажется, Кирилл просто запутался. Перемешалось у него в голове желание быть героем и быть сильным. Одно с другим перепуталось.

— Ну так ему это и объясняй, а не мне.

— Во-первых, он меня не слушает. А во-вторых, — голос Павла стал совсем стыдливо тихим, — я его побаиваюсь. Нет, он меня не трогает, да и ко мне из-за него никто и близко не подходит… Но всё равно побаиваюсь.

— И?

— Просто мне кажется, что если он займёт твоё место, то успокоится.

У Славы глаза на лоб полезли.

— В смысле, займёт моё место?!

— Поддайся ему, проиграй разочек! Пусть думает, что он самый сильный теперь!

— А ты не опух ли, очкастый? — Слава даже оказался в некоторой растерянности: разозлиться ли ему на такое предложение или посоветовать этому Павлику обратиться к психиатру, настолько его предложение было сумасшедшим.

— Нет-нет, не пойми меня неправильно! Кирилл сейчас просто одержим идеей побить тебя. А если это случится, то всё! У него не будет цели, и он вернётся в норму. Но пока ты, грубо говоря, стоишь над ним, он не успокоится. Это как болезнь!

Терпеть подобное Слава больше не мог. С одной стороны, ему немного даже понравился этот зубрила, был у него характер и понятия кое-какие. Может, что-то такое и в Кирилле тогда увидел Макс-Орех. Но за «охранную линию» он сейчас не то что зашёл, а прямо-таки забежал.

— Если болезнь — веди его к врачу. А теперь пошёл нахрен отсюда, пока я добрый, — Вячеслав пробуравил паренька своим самым злым взглядом. — Быстро.

Павел тяжело сглотнул, задержался ещё на мгновение, вроде бы желая ещё что-то сказать, но, не решившись, поспешил ретироваться на дальний конец скамейки.

Слава же остался переваривать только что состоявшийся диалог. В его голове просто не укладывалось, как можно предлагать подобные вещи: «Поддаться! Мало того что это не по-пацански, ладно, ботаники в понятиях не соображают, чего с них взять, но понять то, что драка — это больно, сообразить можно? А он предлагает просто дать себя исколошматить. Вот где не надо, они прям умные, а где надо — идиоты идиотами!»

Следующая мысль, которая пришла на ум Вячеславу, а не подослал ли сам Кирилл этого своего приятеля? Проиграл в честной драке, испугался и решил взять хитростью!

Да нет, такого быть не могло. В чём ботаник был точно прав, так это в том, что Кирилл одержим идеей превзойти Славу.

— Чего этот от тебя хотел? — подняв взгляд, Слава увидел подбежавшего к нему Санька. Обязательные упражнения закончились, и в оставшееся время физрук предоставил возможность попинать мяч.

— Да херню полную. Потом расскажу.

***

Сразу же после уроков Слава отправился домой, чтобы попасться на глаза матери до того, как она уйдёт в ночную смену. Ему и так влетело утром за красующийся под левым глазом синяк, так что пару дней стоило построить из себя хорошего мальчика, который сразу же после занятий спешит домой делать заданные уроки. По крайней мере, это спасло бы его от очередных нравоучений, что либо ему когда-нибудь так в голову зарядят, что дурачком на всю жизнь останется, либо он кому-нибудь — и отправится по этапу в «светлое зековское будущее».

Поэтому до вечера Вячеслав честно корпел над тетрадками. А когда часы уже пробили семь часов, отложил ненавистные учебники в сторону и отправился к своему другу Лёхе, который жил через три дома от него. Родителей последнего сегодня не было дома, и друзья собирались провести вечер за просмотром какого-нибудь боевичка на видеомагнитофоне.

— О, Славандос, заваливайся! — Алексей приветствовал гостя, будучи одетым в одни лишь шорты.

Он был самым щуплым из их компашки и имел соответствующее погоняло, но нисколько не переживал по этому поводу. Он его даже скорее любил.

— Кощей, ну ты б ещё в трусах ходил! — На самом деле, внешний вид Лёхи нисколько не смущал Славу, но порядку ради что-то подобное отвесить в его сторону стоило. — Все уже тут?

— Миха ещё не пришёл.

— Как всегда, тормозит, да? — Взглянув из прихожей через коридор на кухню, Слава увидел курящих там Саню с Ромой и приветственно махнул им рукой. — Пивчанский-то купили, или чаи гонять будем?

— Обижаешь, братан! — Лёха улыбнулся почти во все свои, за исключением парочки недостающих (и не то чтобы белоснежных), но всё же где-то около тридцати, зуба. — В холодильнике уже дожидается.

Пройдя на кухню, Слава с ходу залез в холодильник и достал одну из стоящих там прохладных стеклянных бутылок. Лёха же, в свою очередь, вытащил из лежащей на столе пачки сигарету и, закурив, уселся на диванчик рядом с Романом.

В их компании Вячеслав был единственным, кто не пристрастился к употреблению табака. Он, конечно, как и все, в своё время пробовал закурить, но вкусовое отвращение было настолько сильным, что продолжать желание так и не возникло. А если у кого-то хватало соображения съехидничать в его сторону, на подобии: «Чё, не куришь? Спортсмен, что ли?» — то мог и кулаком объяснить, что к спортсменам он, возможно, чуть ближе, чем к вопрошающим.

А вот алкоголем Слава не брезговал, поэтому, свернув крышку при помощи ножа, сделал несколько жадных глотков пенного напитка.

— Ах, хорошо!

— Ты не спеши, чтоб на фильм осталось, — хотел было сделать ему замечание Санёк, но в ответ Слава лишь состроил гримасу, подразумевающую: «Ты меня ещё жить поучи».

— Кстати, я тут с дядей Женей разговаривал…

Лёха сделал глубокую затяжку, выпустил несколько «дымных колечек» и продолжил:

— Он сказал, что к нему фуры с товаром должны в субботу приехать, нас ждёт на помощь, так что бабок немного поднимем.

— Вот, это уже хорошие новости!

— Да, а то я что-то совсем пустой, хоть по карманам иди вытаскивай.

— Ром, ну чё за херня? — тут же среагировал на его высказывание Саня.

Да и взгляды Славы с Лёхой говорили примерно то же самое. Все они не были законопослушными элементами общества, и если вдруг так случалось, что судьба преподносила определённые расклады перед их носами, они, конечно же, этим пользовались. Но и своих понятий они тоже строго придерживались. Как, например: не крысить по школьной раздевалке, в частности, да и вообще на территории школы в целом. Где живёшь — там не срёшь. Тогда и вероятность спалиться будет в разы меньше.

— Да спокойно, не это я имел в виду, что вы сразу-то! — принялся оправдываться Роман. — Но бабки и правда нужны. Как раз с Катюхой вечером хотели погулять в субботу. Вот будет ей на мороженое.

— Думаешь, она тебе за мороженое даст?! — тут же прыснул Санёк.

— Слышь, ты за базаром-то следи!

— Точно-точно, — подхватил Лёха, — лучше сразу водку бери, надёжнее будет!

— Вот только твоих советов мне и слушать, девственник хренов, — парировал ему в ответ Рома.

— Чего это девственник! — возмутился тот, в свою очередь. — У меня в деревне баба есть! Да я её всё лето!

— Да-а-а, заливай давай! — уже не сдерживаясь, смеялся во весь голос Санёк. — Хотя, может, я её знаю? Не Дуней её звать-то?

Слава, улыбаясь, отпил ещё из бутылки, глядя на своих друзей. Они, конечно, придурки ещё те, но любил он их именно такими, какие они есть. И подметил для себя, что раньше поводом для стёба над кем-то было, если он вдруг начинал засматриваться на какую-нибудь девочку, то теперь скорее, если он этого не делал. Теперь вот количеством мериться начинают. Ну или пытаются.

Про Рому-то базара не было. Парень он был высокий, смазливый, девкам нравился, и, вызывая зависть у сверстников, вполне себе этим пользовался. У Сашки вроде тоже было пару эпизодов, когда палили его в более чем дружеском времяпрепровождении с прекрасным полом. Лёха же о своих похождениях заливал красиво, но вот подтвердить их никто не мог. Верить — не верить, каждый решал для себя сам. А что касалось самого Славы, то зажимался он разок с одной Яной, да и всё пока на этом. Но не шибко он и беспокоился по этому поводу: в его жизни и так уже было две женщины, от которых порой спасу не было. С приобретением третьей пока можно было и не торопиться.

Разыгравшуюся жаркую перепалку молодых людей прервал раздавшийся треск входного звонка.

— О, Миха, наконец-то!

Пришедший последним Михаил явился не с пустыми руками, а с пакетом домашних пельменей, чем весьма обрадовал уже успевших проголодаться собравшихся друзей. Кастрюля с водой тотчас же была водружена на плиту. Посмотреть боевик вечером на видаке с друзьями хорошо, а сделать это под холодное пиво с горячими пельменями — блаженство.

— Слушай, а я ведь сейчас Шмелёва этого видел, — обратился к Славе Миша, тесня друзей на кухонном диванчике, — ну не прям сейчас, с полчаса, наверное, где-то.

— Рассказывай.

— Да с матерью с рынка шёл, сумки помогал дотащить. Мы железку-то переходим, я глядь — этот топает. Прикинь — с кладбища! И что-то такой весёлый, радостный, улыбается от уха до уха, как дурачок какой. И знаешь что?

— Ну?

— Ни синяка на нём нет! Прикинь? А ты ему рожу-то, будьте-нате-то отделал!

Все лишь переглянулись, будучи в недоумении.

— Да ты гонишь, что ли?

— С кладбища?

— Это точно он был?

— Да я вам базарю! — Михаил демонстративно ударил кулаком в свою грудь. — Сам сначала глазам своим не поверил, но он это был. И прям прямиком с кладбища чесал.

— Да-а-а-а, Славик, видимо, ты ему того, совсем головушку-то отбил, — заржал Лёха. — Видать, уже ходит себе могилку выбирать!

Что в этом смешного, Слава не уловил, но шутки Алёши, или то, что он таковыми считал, до него и не всегда доходили в принципе.

— Подожди, а может, наоборот? — предельно серьёзным голосом предположил Рома. — Он там тебе место выбирает?

— Да пусть мечтает! — криво усмехнулся Слава.

А чуть подумав, добавил:

— Там же типа «сатанисты» наши тусуются, к ним, что ли, ходил?

— А хрен его знает. Я только его одного видел. Но что меня удивило, ни единого синяка на роже. И довольный, будто ему выпускница за сиськи подержаться дала!

— Хрень какая-то… быть такого не может. И в школе он не был сегодня.

— Вот и я о том же подумал, что-то странное тут!

— Но, кстати, ни мамаша, ни папаша его в школу тоже ведь не прибегали выяснить, кто посмел их сыночка побить? А если, как мы теперь знаем, он ещё вчера зубрилой был, это странно, — постукивая пальцами по столу, вслух размышлял Александр.

— Да наврал он дома, и всё, — этот момент Славу как раз не удивлял. — Он с «Орехом» год, считай, протусовался, должен понимать, когда варежку закрытой надо держать. А вот как он без синяков остался, я не понимаю…

— Накрасился, может? — пришло в голову Саньку. — Мне так разок мать своей косметикой синяк замазывала, в том году, когда фотографироваться надо было классом, помните?

— Ага, помню, — отозвался Лёха, — но у тебя там фингал уже почти сошёл. А этого, если только целиком мордой в краску окунать. Надо было тебе, Миха, его там на месте прессануть и узнать, с какого это он такой красивый и что на кладбище делал!

— Ну, во-первых, я был с матерью, вообще-то. Во-вторых, если такой умный, сам его найди и спрашивай.

— А он тебя видел? — поинтересовался Слава, с задумчивостью покручивая бутылку в руках.

— Нет, меня он не заметил. Говорю же, он как в облаках витал. Мне кажется, ты перед его носом мог пройти, и он бы тебя не признал.

— Но кладбище… стрёмно как-то, да? — Сашу можно было назвать достаточно суеверным человеком.

Плевать через плечо, стучать по дереву, обходить чёрных кошек — вот это всё было про него, а потому такие места, как кладбища, вызывали у него не самые приятные эмоции.

— Да ладно, не проклинать же Славу он туда ходил, — хотел было разрядить обстановку Рома, но, судя по выражению лиц друзей, произвёл скорее противоположный эффект.

— Ром, ну вот ляпнешь тоже, — поморщился Слава, но при этом и почувствовав, как по спине пробежал неприятный холодок, — какие ещё, на хрен, проклятия?

— Ну, кстати, у меня в деревне есть бабка, — поднявшись со своего места, чтобы проверить воду, начал Лёха, — про которую все поговаривают, что она, мол, того, ведьма. Когда скотина там у кого захворает или ещё что такое, к ней ходят.

— И что, помогает? — сглотнув, поинтересовался Саня.

— А я почём знаю? Раз ходят — наверное, помогает. Знает там какие-то заговоры или ещё чего. Но она единственная, к кому мы там за яблоками теми же или клубникой не лазаем. Стрёмно как-то. Вот вроде дом как дом, огород как огород. А чуть стемнеет, и проходить рядом не хочется, не по себе как-то.

— Молодец, нагнал жути! — озвучил общие ощущения Миша.

— Ну так я ж Кощей! — странно радостно воскликнул Лёха, подпрыгивая с одной ноги на другую, с параллельным движением рук из стороны в сторону. Но это сработало, и ребята заржали, глядя на своего товарища.

— Ладно, хватит всякую хрень обсуждать, что там со жратвой? — сделав очередной глоток пива, Слава наконец-то почувствовал накатывающее приятное лёгкое головокружение и расслабление.

— Пять минут, и кушать подано! — отрапортовал ему, в своей слегка придурошной манере, Лёха, помешивая пельмешки в кастрюле.

— Пойдёмте тогда фильм выберем. И в жопу этого Кирюшу, хотя бы на сегодня. Достал он меня уже, — говоря последнюю фразу, Слава демонстративно постучал пальцами открытой ладони по своей шее.

Оставшийся вечер ребята провели, как и планировали, и разошлись по домам уже ближе к двенадцати часам. Слегка захмелевшие и в целом довольные своей бесхитростной жизнью. И только лишь странное, едва уловимое беспокойство где-то в самых глубинах Славиного сознания мешало ему полностью расслабиться. Появилось ли оно из-за сегодняшнего разговора или уже существовало до, и просто за счёт него окрепло, Слава сказать не мог. Но это чувство ему совершенно не нравилось. И чем больше он размышлял об этом, уже засыпая лёжа в своей кровати, тем, казалось, больше оно становилось, угрожая из чего-то едва заметного стать приливной волной, способной накрыть тебя с головой и утащить в самые глубокие пучины.

— Проклятье, да? — пробурчал себе под нос Вячеслав и окончательно провалился в царство снов.

***

День у Славы не задался, начиная с самого утра. Для начала — он крайне плохо выспался. Всю ночь ему что-то снилось, но из тех снов, которые наутро толком и не помнишь, кроме того, что они были, и происходила в них какая-то чушь. За завтраком вернувшаяся к этому времени с работы мать потребовала дневник и, как следствие, стала отчитывать за появившиеся в нём с момента последней проверки замечания и оценки. Благо на Славину голову, превалировали там тройки да кое-какие четвёрки. Поэтому на сей раз для него всё ограничилось лишь напоминанием того, что с таким отношением к учёбе всё, что ему светит, — местное ПТУ.

Но для самого Славы сейчас подобные угрозы были лишь белым шумом. Нет, разумеется, он понимал, что тот, кто поумнее, ну или тот, у кого есть деньги, может позволить себе университет. Или даже уехать учиться в столицу! А у кого нет ни того ни другого, ограничится в лучшем случае казённым училищем. Но он не видел ни хорошего в первом, ни плохого во втором. Для него куда важнее было соблюдение собственных принципов, быть верным слову и друзьям — делать всё по понятиям. И если поступать так, то и в жизни всё как-нибудь приложится. Правда, если бы у него спросили напрямую, как это так оно должно приложиться и за счёт чего, внятного ответа он, скорей всего, дать бы не смог.

Да и глядя на собственную сестру, которая с этого года стала первокурсницей, особой мотивации для прохождения этого пути не было. Мать на двух работах вкалывает, и денег и так почти никогда нет, а эта ещё пять лет учиться собирается. В такой ситуации для Вячеслава казалось нормальным уйти уже из этой школы, после девятого, и не обязательно даже в «путягу», а может сразу и работать куда. Да к тому же дяде Жене, на рынок. В этом он смысла видел гораздо больше.

А когда Слава добрался непосредственно до своего среднеобразовательного учебного заведения, чуть ли не первым, кого он там увидел, был Шмелёв Кирилл собственной своей цветущей персоной. И, как и говорил ему вчера вечером Миха, на этом уроде не было ни синячка, ни царапинки. И вёл он себя так, будто и не состоялось никакой драки, в которой он, вообще-то, потерпел поражение. Это, в одно и то же время, и удивляло, и злило, и интриговало Славу. Его собственная нога ещё чуть-чуть побаливала, но прихрамывать на неё он почти перестал, и в принципе, если вынудит ситуация, дать ещё один бой он, вероятно, смог бы. Сам он его сейчас провоцировать на бой, разумеется, не станет — тем более что он уже и так всё доказал, но быть готовым к активным действиям со стороны Шмеля стоило.

— Нет, ну вы видели? — задал совсем очевидный вопрос Миха, когда они уже все сидели на своих местах в классе: на задних партах первого ряда, возле окон.

За самой последней партой — Миша с Лёхой; перед ними, единолично занимая целый стол, — Слава; а за следующей партой уже и Саня с Романом. Усаживаясь именно так, сидящим спереди нужно было лишь повернуться, и они все уже оказывались в «кругу своего общения».

— Да сложно не заметить. Действительно — чертовщина какая-то, — Слава сидел в весьма удобной позе с закинутыми ногами на второй, никем не занятый стул и крутил в руках шариковую ручку.

— Вот и попробуй не проверить теперь, что он там котят сатане в жертву приносит, — выдавать подобные предположения у Романа получалось как-то само собой, без раздумий над произносимым.

— Гадость какая, — поморщился Саня, — откуда у тебя в башке только такое берётся?

— А у тебя есть лучше объяснение?

— Если ему там и правда сатана за жертву помогает, — произнёс Слава, — нам всем «звезда». Большая и яркая. Ну мне точно, по крайней мере.

— Э-э-э, Слав, ты чего? — уже забеспокоился Алексей. Задумчивость и серьёзность друга была для него непривычна.

— Шучу, наверное. Но… Надо бы разобраться. Стрелу ему забью. В субботу мы заняты, в воскресенье мне уже лень… Значит, на понедельник. Я с ним подерусь. А вы потом проследите — пойдёт ли он опять туда. И если да, то выясните, чем он там занят. Я прям постараюсь ему таких фингалов наставить, которые ещё три недели синюшные будут.

— Ты и вправду думаешь… — начал бы Саша, но Слава его резко перебил.

— Ни хрена я не думаю! Но глазами почему-то вижу то, чего быть не должно. Поэтому надо проверить, получится ли у него этот фокус провернуть ещё раз, и там уже думать!

Только Михаил хотел вставить свои пять копеек, как в класс вошёл учитель, а вслед за ним прозвенел и школьный звонок, откладывая дальнейшее обсуждение на потом.

Сосредоточиться на уроках Слава в этот день толком не мог. В голову постоянно лезли посторонние мысли, сбивая и уводя его сознание в такие дебри, что он ловил себя на том, что понятия не имеет, о чём вообще думал последние минут десять. Да и мелькающая на переменах морда Кирилла сбивала всё настроение куда-то под самый плинтус. Всё было не на своих местах; не так, как должно было быть; начиная с того, что не о достойном ли сопернике мечтал сам Вячеслав? А теперь, наконец получив его, что мешает наслаждаться ситуацией? Так ли важно, какую такую чудодейственную бадягу нашёл этот Кирюша, что с ней синяки на следующий день сходят, будто их и не было? Жаль только, с ним он ей вряд ли поделится. А было интересно: вечерком подрались, намазались, а наутро снова готовы бить друг другу морды!

Но вот это и было проблемой. Синяк должен оставаться и болеть. Он должен учить и напоминать о допущенных ошибках. Где не успел увернуться, где подошёл слишком близко. А где — не на того нарывался. Это чуть больше, чем просто сгустки крови под кожей — это результат принятых решений. А если от них становится так легко избавиться, в чём тогда смысл? Всё равно что за разбитую любимую мамину вазу пригрозить ремнём, помахать им возле носа, но не выпороть в назидание.

Это и не нравилось Славе в Кирилле. Он явно был абсолютно чужеродным элементом. Да, он ходил под Максом, да, он сейчас сам стал «паханом», но… выглядело всё это неестественно. Ботан он и есть ботан, потому что мозги у него другие, и жизнь другая. Хорошо играть в крутого пацана, когда всегда, обернись оно слишком круто, можно домой убежать и мамке с папкой поплакаться. Те его, конечно, защитят, по головушке погладят, накормят да спать уложат, сказку ещё на ночь прочитав. Может, конечно, для виду поругают, но так, любя. Для Кирюши образ жизни, который ведёт Слава и его друзья, чужд, и зачем он пытается в него влезть — не очень-то и понятно. Это всё равно что Вячеславу сейчас начать ботанить! И подобный бред не укладывался у него в голове. Хотя его мать последнее как раз бы одобрила…

А Шмелёв сейчас действительно больше всего напоминал психа какого-нибудь. Особенно если внимательно всматриваться в этот пляшущий огонёк в его глазах. Может, стоило ещё раз пообщаться с этим… Пашей? Слава не знал. Раньше всё было предельно просто: есть соперник — дерись и побеждай. А теперь этого стало недостаточно, и приходилось думать. И не то чтобы Слава не умел шевелить мозгами, но вот прям ломать над чем-то голову ему, возможно, приходилось впервые.

Прозвенел очередной школьный звонок, на этот раз ознаменовавший окончание урока по физике. Первым, как бы это ни могло показаться странным, из-за стола встал Дмитрий Иннокентьевич и отправился в свою «коморку» — отдельно отгороженную часть помещения, располагающуюся за учительской кафедрой. Она в одно и то же время играла роль как и отдельного кабинета для преподавателей, в котором можно было, укрывшись от беснующихся на переменах учеников, просто отдохнуть или попроверять тетради да контрольные работы, — так и складского помещения, в котором хранились (и те, что ещё были рабочими, и те, которые таковыми быть перестали) всевозможные приборы, модели и установки для наглядной демонстрации физических законов и явлений.

— Сла-а-а-ави-и-ик! — Алексей безрезультатно помахал ладонью перед глазами друга.

— Что-то он совсем не «аллё», — нахмурился Саня. — Слав, завязывай давай, урок закончился.

— Ушёл в себя, вернусь нескоро! — выдал своё умозаключение Миша и саданул кулаком в плечо Вячеслава. — С добрым утром!

— Ты охренел?! — прилетевший удар моментально вывел Славу из оцепенения, и он, несколько раз похлопав глазами, глядя на своих товарищей, оценил ситуацию. — Но, видимо, спасибо, что-то я подзалип.

— Да не то слово! Идём?

Из их класса, кроме них самих, уже никого не осталось, а в кабинет начинали заходить ученики, у которых физика значилась следующим по расписанию предметом. И по появившемуся из двери пухлому лицу Павла, Слава, поморщившись, осознал, чей класс сейчас направляется сюда на урок. Оставалось только уйти побыстрее, в надежде, что Кирюша не спешит скорее грызть гранит науки, а пошёл в столовку за пирожком. Ну или в туалет ему там приспичило, на худой конец.

Но удача в этот день отнюдь не благоволила Вячеславу, и с вышеупомянутым он столкнулся нос к носу, прямиком в проходе, возле выхода из класса.

— Привет, Слав! — широко улыбаясь, Кирилл протянул ему свою руку, и тому ничего не осталось, кроме как принять его рукопожатие.

Длилось оно чуть дольше, чем необходимо для простого приветствия, и каждый из них старался как можно сильнее сдавить ладонь оппонента.

— И тебе не хворать, — предельно безэмоционально ответил Вячеслав, наконец освобождая свою руку и желая продолжить движение по направлению вон из класса.

— Да погоди ты! Я как раз хотел поговорить. Давай после уроков, там же, на площадке, а?

Абсолютно ничем не прикрытый намёк на реванш. Точнее — вызов на него. И это, учитывая то, что ещё позавчера он там и огрёб.

— А тебе не много ли чести будет, через день от меня отхватывать?

Сейчас Слава и не думал скрывать своё пренебрежение Кириллом. Больно много ему чести. Поэтому язвительность так и сочилась из его слов. А вкупе с ехидной улыбочкой всё это произвело именно такой эффект, который он и желал созерцать.

Лицо же Шмелёва тотчас помрачнело, брови сдвинулись, а ноздри раздулись. Все окружающие их одноклассники притихли, наблюдая за разыгравшейся сценой.

— Это мы ещё посмотрим, — процедил он сквозь зубы, стараясь пробуравить своим взглядом Вячеслава.

Тот уже был сантиметров на пять, самое меньшее, пониже Кирилла, что давало последнему возможность смотреть сверху вниз, угрожающе нависая над собеседником.

— Да и разве похоже, чтобы я от кого-то отхватывал? А вот твой фингал там, где я его и оставил.

— Как ты этот фокус с синяками провернул, я не знаю, — пожал плечами Слава. — Но вот эти ребятки, — он поднял кулаки, демонстрируя ещё не сошедшие ссадины с костяшек, — все помнят. И все, кто там был, — тоже. Так что хайло своё попусту не разевай. Хочешь добавки? Ладно, не жалко. Но будет это, дай подумать… — он три раза стукнул указательным пальцем по своим губам, разыгрывая глубокую задумчивость, — в понедельник! Всё, разговор окончен!

— А сегодня что, ссышь, что ли?! — видимо, хотел в свою очередь поёрничать Кирилл, но из-за проступающей злости ему это не удалось, а голос приобрёл нотки как и хрипоты, так и чего-то, напоминающего писклявость: как порой бывает у дурных певцов, которые хотят взять ноту, а ловят «петуха».

Слава же рассудил, что отвечать на последнее — ниже его достоинства. И потому, развернувшись на пятках, с выражением невозмутимости направился в школьный коридор. Он не видел, как в этот момент перекашивало Кирилла, но догадывался. И это заставляло его чувствовать себя чертовски приятно. Хоть какой-то светлый лучик за этот дурацкий день.

— А ну стой! Я ещё не договорил! — вид удаляющейся спины Вячеслава отнимал последние толики рассудительности у Кирюши.

Желая быть тем, кто поставит точку в их разговоре, он шагнул вслед за ним и вытянул правую руку, намереваясь схватить Славу за плечо.

Видеть этого Вячеслав, конечно же, не мог — в силу естественно-анатомического отсутствия глаз на затылке.

— Стой, кому го…

Но стоило только этой фразе начать срываться с уст Кирилла, как всё естество Славы знало её значение и что последует за ней. Даже его правое плечо ощутило лёгкий покалывающий холодок, буквально за мгновение до того, как его могли бы коснуться протянутые к нему пальцы.

И он среагировал — рефлекторно, не задумываясь. Левая нога чуть подсогнулась в колене, забирая на себя основную массу тела, сжатый правый кулак проскользнул по груди к левому плечу, и с резким разворотом на «пружинном выстреле» опорной ноги, Слава произвёл прямой удар прямиком под глаз Кирилла.

Звук плотного «щелчка» показался присутствующим громом.

Не ожидающий такого поворота событий Шмелёв, потеряв равновесие, шлёпнулся на пятую точку. И сразу же раздались удивлённо-восхищённые возгласы свидетелей происходящего вместе с улюлюканьем друзей Славы. Нечасто что-то подобное могло произойти прямиком в стенах школы посреди учебного дня.

Вячеслав же бросил единственный, полный презрения взгляд на пребывающего в абсолютном недоумении Кирилла и наконец-то удалился из кабинета физики. На самом деле его сердце бешено колотилось, а ещё он понимал, что за такое можно отправиться на ковёр к директору, но показывать виду было ни в коем случае нельзя. Поэтому он шёл спокойно, расправив плечи, будто ничего вовсе и не произошло.

Все формальности были соблюдены. Место и время их официального выяснения отношений озвучены публично. Попытка непристойного поведения пресечена и наказана. Всё по понятиям, и никакого беспредела. Слава мог собой гордиться.

— Ну это ваще было круто! Ты прям так, бах! А он так хлоп на жопу! — возбуждённый произошедшим Кощей галдел без остановки. Да и Саня с Ромой и Михой вели себя примерно так же.

— Да будет знать, как лезть!

— Но удар, удар-то какой!

— Да двоечка, чёткая, боксёрская!

Звонок на следующий урок должен был уже вот-вот прозвучать, поэтому ребята спешили вернуться в свой класс, расположенный в другом конце крыла.

— УБЬЮ!

Прогремело за их спинами, и, обернувшись, они увидели выскочившего в коридор Шмелёва со стулом наперевес. Размахнувшись, он со всей силы швырнул казённое имущество в сторону ребят, естественно, норовя попасть им в Вячеслава. Ученики, ещё находящиеся вне классов, бросились с криками врассыпную. Слава же с друзьями каким-то чудом умудрились вовремя пригнуться, и металлические ножки отправленного в полёт предмета мебели лишь просвистели над их головами, после чего стул с грохотом ударился об пол.

Поднялся настоящий ор. Учителя и ученики повыскакивали из всех соседних кабинетов. И два главных виновника торжества, не без помощи тех, кто лично лицезрел события последних нескольких минут, были опознаны, пойманы и этапированы в кабинет директора.

***

Анастасия Георгиевна старалась сосредоточиться, но головная боль стальным обручем сжимала голову, периодически отдаваясь крайне неприятной пульсацией в висках. Съеденная ранее, уже третья таблетка анальгина всё ещё не приносила должного эффекта, и надежды на то, что принесёт вообще, становилось всё меньше. Мало на её голову было новых распоряжений от РОНО. Мало было того, что единоутробная сестра сейчас лежит в больнице после перенесённого инсульта. Или того, что цены на всё и вся продолжают расти как на дрожжах, а зарплата…! В общем, поводов для переживаний и головной боли хватало. А те двое, что сейчас сидели перед ней… не были никакой вишенкой на торте. Они-то как раз являлись её непосредственной рутиной и тем, на ком сосредоточить свои силы и внимание стоило. Но, к сожалению, уже не хватало ни первого, ни второго.

И вроде бы уже, казалось, немалые дети, по пятнадцать лет каждому, и должны были приобрести какое-то соображение в своих головушках к этому возрасту, но нет! Устроили драку посередине учебного дня, да ещё и со швырянием стульев. Хвала небесам, что никого не зашибли.

Признаваться в содеянном эти умники, конечно же, не собирались. Они друзья и просто таким образом играли, видите ли. У одного, правда, игрока сейчас под глазом разбухал здоровенный синяк, что уже само собой говорило о неприемлемом поведении. Но и стул кидал именно он, а это уже куда более серьёзный проступок. Попади он им хоть по кому-нибудь — их, в лучшем случае, так бы потом инспекциями с проверками замучили, что тушите свет! И родительский комитет бы вой поднял. Хорошо ещё, что директора сегодня не было, и ситуацию можно разрешить по-тихому.

Вообще, спускать что бы то ни было на тормозах не входило в привычку Анастасии Георгиевны. За свой пятнадцатилетний стаж работы заместителем по учебно-воспитательной части она поведала многое и прекрасно понимала, что для некоторых мягкий подход равносилен разрешающему сигналу светофора. А вовремя не привитая субординация потом может аукнуться печально для всех. Но сейчас, в противовес своего собственного опыта и убеждений, ей хотелось просто выгнать этих двоих и забыть про них навсегда.

Ну а что? Отчитать она их — отчитала. Детским инспектором пугала? Пугала. Вот теперь пусть классные руководители им мозги повправляют, да родителей вызывают.

— Ну и что делать будем? — поправляя очки, обратилась к провинившимся завуч.

— Простите нас, пожалуйста, такое больше не повторится, — не замедлил с ответом Вячеслав.

И нельзя было сказать, что эти извинения были неискренними. Свои вопросы он привык решать за школьными стенами, потому что так было удобно для всех, и нарушение этих «традиций» не входило в его интересы.

— Простите, мы больше так не будем, — вторил ему Кирилл.

В отличие от Славы, он себя сейчас чувствовал более неуютно, так как в первый раз в своей жизни ему довелось побыть «на ковре» в принципе. Конечно, он всё равно был полностью уверен, что ничего серьёзного за случившееся ему не будет, но волнение от нового опыта в его жизни присутствовало.

Анастасия Георгиевна посмотрела в глаза обоих мальчиков, и вновь, как будто бы посторонний голос в голове, велел ей гнать их прочь. Она догадывалась, что так, скорее всего, сказывается на ней усталость, и не была этому рада, но ничего сейчас поделать с собой не могла. Поэтому уже обратилась к стоящим рядом классным руководителям этих недорослей.

— Ладно, забирайте их, пусть идут на уроки. И родителей вызовите, уведомите, пускай тоже воспитанием занимаются. А вы, — вновь обратилась к Славе с Кириллом, — если ещё раз выкинете что-то подобное — заканчивать будете другую школу. Всё понятно?

Мальчишки закивали и поспешили покинуть помещение школьной канцелярии.

— Я тебя в понедельник урою, — успел шёпотом бросить Кирилл Славе, до того как вслед за ними в коридор вышли классные руководители и повели их на уроки.

Реагировать на эту реплику Слава никак не стал. Слова надо подтверждать действиями, а вести гнилые базары много ума не требуется. Да и мысли о том, что у этого Кирюши не всё в порядке с чердаком, находили всё новые подтверждения. Нарвался на удар? Ну так будь мужиком его принять. А если уж так охота предъявить за него — делай это нормально, а не как психованная малолетка. Подставляя при этом и себя, и других.

— Мать у тебя, конечно же, прийти не сможет? — голос Натальи Петровны был спокойным, без малейшего намёка на беспокойство из-за случившегося.

— Скорей всего, нет, — мальчик пожал плечами. — Но могу спросить, если хотите.

— Я ей в дневнике твоём напишу всё, что надо, не переживай, — с иронией улыбнулась она ему в ответ. — Ты мне лучше скажи, какие у тебя со Шмелёвым проблемы на самом деле.

— У меня с ним никаких проблем. Это у него, — Слава покрутил растопыренной ладонью возле головы, — заклины какие-то. Сам первый лезет, сам и получает. Простите, что вас подставили, конечно, не думал, что он такое выкинет.

Наталья Петровна остановилась и вздохнула.

— Послушай, Слава, дело не в том, что ты меня подставляешь. Ты себя в первую очередь подставляешь. Я, да и не только, прекрасно знаю, что ты со своими друзьями какой-никакой порядок стараешься поддерживать в школе, и проблем от вас почти нет, если не считать прогулов с оценками. Но всё это временно. Все эти ваши игры в бандитские разборки — глупости чистой воды. Об учёбе думать надо, а не о том, кому в морду после уроков дать, ты это понимаешь?

Данный вопрос не относился к разряду тех, которые действительно подразумевали необходимость ответа. Поэтому Слава предпочёл отмолчаться.

— Ты ведь неглупый мальчик и мог бы нормально учиться. Не отличником, да, но лучше, чем сейчас, я-то уж знаю. Если думаешь, что взрослый — так и веди себя как взрослый, думай о своём будущем. Вот кем ты хочешь стать?

А вот это уже был конкретный вопрос.

— Я не знаю, — чуть нахмурившись, честно признался Слава.

Одни мечтают стать космонавтами; другие — пожарными или бизнесменами; третьи — врачами или актёрами. Слесарями или сантехниками тоже, наверное, кто-то хочет быть, но таких уже значительно меньше. Слава же просто не знал. И пускай этот вопрос звучал, чем старше он становился, тем чаще, найти на него ответ Вячеслав пока был не в состоянии.

— Вот об этом я и говорю. Ну, окончишь ты в этом году школу, куда ты дальше пойдёшь? Или лучше, по-твоему, каким-нибудь грузчиком спину надрывать, пока здоровье не закончится?

— Наталья Петровна…

— Что, Наталья Петровна? Вот этот твой Шмелёв, кстати, отличник, потенциальный медалист. Да, ему сейчас влетело. И родители его дома, надеюсь, хорошенько выпорют. Взыграли, видимо, у парня сейчас гормоны, бывает такое. Но ты пойми, что завтра у него это пройдёт, а нормальная жизнь с перспективами — останется. Он сигаретами торговать в переходах не будет.

— Я, что ли, буду?

— А это только от тебя и зависит, дружочек! Вот скажи мне, что вы сегодня сделали не так?

— Так это он стулом в коридоре додумался кидаться!

— Вот в этом и проблема, Славочка! Ты думаешь, что не кинь он в тебя стул или не поймай вас за этим занятием, так всё, значит, и хорошо? Нет! Ты здесь, чтобы учиться. И думать ты должен об учёбе. В этом проблема, что головушка твоя не тем занята. Детство быстро пролетит, и не заметишь. И в один прекрасный день ты обнаружишь, что ни черта не знаешь, ничего не умеешь и никому не нужен. И что тогда, в бандиты или воровать пойдёшь?

Славе оставалось только закусить губу. Когда читают подобные нотации, лучше помалкивать. Потому как, если высказать свои мысли по обсуждаемому поводу, то, скорей всего, ты только подольёшь керосину в огонь, и тебе начнут объяснять, почему ты неправ и вообще ещё слишком маленький, глупый и жизни не нюхал. Может, отчасти оно и так, здесь Слава не спорил, но почему все эти «учителя, как надо жить», сами не то чтобы прям в жизни успешные? Малиновых пиджаков на них не видно, и ездят почему-то на автобусах да электричках.

— И получается, что те, кого ты сегодня можешь поколотить, завтра будут сытые и в тепле, а тебе и корку хлеба не подадут. В перспективу, Славочка, думать надо. Если ты сам сейчас за ум не возьмёшься, никто за тебя это не сделает, а потом уже поздно будет. Тебе всё понятно?

Они уже подошли к кабинету, в котором проходил урок у его класса.

— Понятно… И спасибо.

— Ты мне своё спасибо лучше делом докажи. После уроков с дневником зайдёшь. А сейчас марш в класс.

«Докажи делом» — неприятно кольнуло Славу. Это было из мира его понятий и представлений. Балаболом он не был и становиться не собирался. Но браться за ум — очень странное понятие. И зачастую подразумевающее, что ты должен начать себя вести так, как представляет себе непосредственно этот совет тебе дающий. И разве до этого он всё в своей жизни делал исключительно бездумно? Это уже скорее по чужому уму жить, много ума не надо. А вот по-своему — сложнее, и без ума уже никуда.

Но сейчас ему больше ничего не оставалось, кроме как вернуться в класс.

***

Отсидев в эту пятницу все уроки до самого конца, Слава зашёл к Наталье Петровне и получил в свой дневник, написанное красным, послание для матери. На его удивление, оно оказалось достаточно нейтральным и выставляло его скорее потерпевшим от необдуманных поступков другого ученика. Разумеется, это не отменяло и его долю вины в произошедшем, но выбранные классным руководителем формулировки позволят Вячеславу избежать материнского гнева во всей его красе, за что он испытывал крайнюю признательность. Но всё же, Наталья Петровна просила Славину маму, при первой же возможности, посетить её для личной беседы.

Как говорится, не всё коту масленица. И так-то в целом Славе удалось достаточно дёшево отделаться, и он был рад уже и такому исходу. А сегодня, в конце концов, была пятница, учебная неделя подошла к концу, и можно было на два с небольшим дня оставить всё, касающееся школы, на потом. Тот же дневник не обязательно показывать матери прямо сейчас, а отложить это, скажем, до вечера воскресенья.

Планов как таковых на этот вечер у Славы с друзьями не было, поэтому, сложив всё, что имелось в их карманах, ребята наскребли на пару бутылок пенного на брата, да сухариков вприкуску — самых ядрёных, со вкусом хрена и чеснока. К сожалению, зависнуть у кого-нибудь дома сегодня возможности не предоставлялось, разве что у самого Славы, но этот вариант, как правило, оставался на самый крайний случай. Несмотря на почти что постоянное отсутствие дома матери, всегда могла объявиться Таня, а она была способна начать зудеть ничуть не хуже. Да и из возможных развлечений был лишь телевизор, даже без захудалого видеомагнитофона. И, ко всему прочему, курить в квартире у Славы было строго-настрого запрещено, а выходить каждый раз на лестничную клетку парней утомляло.

Погода же сегодня стояла вполне удовлетворительная, хоть и пасмурная, около пятнадцати градусов и без ветра. Поэтому, собрав свой нехитрый скарб, друзья направились на пустырь, расположенный между железной дорогой и жилыми кварталами. Он был весь заросший кустарниками, чуть выше человеческого роста, и в основном использовался местными жителями как для выгула, так и для захоронения обитающих в их квартирах домашних питомцев. Но имелась и пара полянок, организованных, так сказать, для культурного времяпрепровождения. На одну из таких и отправился Слава с друзьями.

— Костёр жечь будем? — поинтересовался Александр, усаживаясь на одно из небольших брёвен, расположенных вокруг чернеющих углей старого кострища.

— Мне влом, — честно признался Миха, — если тебе охота, сам и заморачивайся.

— Да светло ещё, — Слава шлёпнулся на другое бревно и почал упаковку с сухарями, — и тепло. Может, попозже.

— Дрова-то лучше сейчас собрать, пока светло.

— Вот и иди собирай, — Лёха раздавал друзьям бутылки, которые до этого нёс в своём рюкзаке, — а я как раз твоё пиво выпью!

— Ой, да иди-ка ты, — скривился Санек и принял у него из рук предназначенную ему стеклотару.

— Ну, за жопу Алёны! — выдал что-то вроде тоста Рома, поднимая свою бутылку, призывая друзей свершить старинный ритуал по соприкосновению сосудов перед их осушением.

Ждать себя никто не заставил.

— А чего тебе до Алёнкиной задницы-то? — с лёгкой ноткой ревности в голосе поинтересовался Кощей. — Вон у тебя Катька есть, за её жопу и пей.

— Ну, во-первых, одно другому вот вообще никак не мешает. Во-вторых, я-то за Катькину могу, а тебе, если попробуешь, в глаз дам, — Рома широко улыбнулся и продемонстрировал свой сжатый кулак Лёше.

— Да с Алёной-то понятно, красавица-отличница, вам, кстати, обоим её как своих ушей не видать, — замечание Александра было вполне справедливым, и все это знали. — А вот титьки у Женьки, конечно, вот это да-а-а-а…

— Да толстая она просто! — поморщился Лёша. — Полезешь к её сиськам, а она тебя сожрёт!

— Да тебе хоть и толстую полапать разок — и то удача! — парировал ему Саня.

Ну не была Женечка худышкой, и что с того? Зато всё было при ней, да и на личико вполне себе милая. На Сашин взгляд, она приходилась очень даже.

— Ну, начинается! — смеясь, Слава закатил глаза.

И правда, в последнее время их разговоры частенько заходили по поводу одноклассниц. Или одногодок… или… да о девчонках вообще. Теперь они могли обсуждать их, наверное, часами. Ну, лучше уж их, чем того же условного Кирюшу. И, как назло, это имя вновь всплыло в сознании Славы. Но сейчас он постарался отмахнуться от него и просто насладиться бессмысленным трёпом с друзьями.

Часа через два начало уже заметно темнеть, да и всё принесённое с собой было, естественно, выпито и съедено. Вследствие чего пришлось принять коллегиальное решение, что пора расходится по домам. Завтра их всех ждала халтура по разгрузке фур дяди Жени, поэтому хорошенько отдохнуть и выспаться было вовсе не лишним. Рюкзак с уже пустыми бутылками обратно нёс Миша — так уж сложилось, что тару, которую они собирали для сдачи, хранили именно на его балконе. Какие-никакие — а все же деньги.

Когда они уже выходили с пустыря, у Славы на мгновение возникло странное чувство: как будто бы он был не из плоти и крови, а чего-то менее плотного, но более вязкого, и его словно слегка растянуло с левой стороны. Мимолётное ощущение, не просуществовавшее и секунды, но этого уже было достаточно, чтобы он повернул голову в эту сторону, налево. И пусть сумерки уже начинали готовиться вступать в свои права, он всё равно с лёгкостью разглядел церковный шпиль, видневшийся метрах в семистах от них. Он знал, что это за церковь, и что-то внутри его головы щёлкнуло.

— А, пойдёмте-ка, до кладбища дойдём.

Он не предлагал или спрашивал, а констатировал факт. Ноги Славы сами повернулись в нужную сторону, и он зашагал без малейшего промедления. Его друзья сначала было опешили от такого его неожиданного решения, но тут же пришли в себя и поспешили догнать уже успевшего от них отойти Вячеслава.

— Слав, ты чего вдруг? — озвучил общий для всех вопрос Миша.

— Не знаю… Но понял, что мы недалеко, и захотелось сходить, — скрывать Славе было нечего, и он сказал всё как есть.

— Думаешь там Шмеля встретить, что ли?

— Нет, это было бы странно. Но если вдруг и встретим… Ну что ж, заставим тогда рассказать, чем он там занимается.

Ребятам оставалось только пожать плечами. Небольшой запас времени, до того как им необходимо было вернуться домой, ещё имелся. Почему и не прогуляться тогда, хоть и на кладбище.

Каждый из них проходил мимо этого места по сотне раз за год. Небольшая, ничем не примечательная церквушка, протекающая рядом узкая речка, которую, если очень хорошо разогнаться, можно было, наверно, и перепрыгнуть, если у вас ноги подлиннее. И ограда — отштукатуренная красная стена под два метра, с железными остриями наверху. Конечно, такой она была только у центрального входа, скрывая от проходящих по улице прохожих пейзажи расположенных за ней захоронений, а по всему остальному, чуть больше чем двухкилометровому периметру, это был обычный металлический кованный забор.

Но сейчас, находясь здесь в это время суток, всё выглядело чуть-чуть, но иначе. Или ребятам так только казалось?

Центральные ворота, вообще-то, в это время должны были быть запертыми на ночь. Но так как местный сторож предпочитал к закату быть уже в стельку пьяным, они зачастую оставались открытыми. Волновало это, правда, мало кого. Ну подумаешь, сможет кто-то ночью прийти на кладбище, и что с того? Будто там было чего воровать, а времена гробокопателей уже вроде как канули в Лету.

— Жутковатенько, вообще-то, — прикуривая сигарету, Лёша заметил, что его пальцы чуть заметно подрагивают.

Он всегда верил во всякую нечисть и от мест, где с ней можно было встретиться, предпочитал бы держаться подальше. Но перед пацанами позволить показать, что он боится пройтись ночью по кладбищу, Лёха не мог. Кощей он, в конце концов, или кто?

— Есть такое, — согласился с ним Рома, — днём оно как-то по-другому здесь.

— Зато тихо так, да?

Они шли не спеша по центральной аллее и оглядывались по сторонам. В целом, ничего необычного-то и не было. Оградки могилок да надгробные камни с крестами. Одни ухоженные, другие начинали подкашиваться под гнётом времени. Разве что из-за обильно растущих вокруг деревьев казалось, что уже совсем темно.

— И долго мы тут будем бродить?

— Да, давайте, до братской могилы в конце аллеи дойдём и обратно, — отозвался Слава, даже не поняв, кто из его друзей задал этот вопрос.

Его сюда что-то тянуло, и он повиновался этим ощущениям.

Выйдя на перекрёсток, где-то на половине их пути, Слава неожиданно замер. Воздух перед ним исказился, будто бы стал плотнее, а затем пошёл рябью. От увиденного его дыхание перехватило, а ноги словно вросли в землю. Но оторвать взгляда от происходящего он не мог.

— Слав? — друзья не поняли причины, по которой их товарищ так внезапно остановился.

Он же наблюдал, как воздух вокруг него приходит в движение, начинает закручиваться и вращаться. Только что стоявшее перед ним кладбище рассыпалось, как вдребезги разбитое стекло, на тысячи, десятки, а может, и сотни тысяч осколков, тут же подхваченные незримым ветром и унесённые в разные стороны, чтоб через мгновение вновь вернуться и собраться в единую картину.

— Вы это видите? — пусть и полностью заворожённый происходящим, Слава отдавал себе отчёт, что это больше походило на безумие, чем на что-то реальное.

— Видим что? — Миша сделал шаг в сторону друга, желая понять, о чём тот толкует, но Слава в ответ поднял руку в останавливающем жесте.

— Подождите… минуту…

— А не стебётся ли он над нами? — нахмурил брови Санёк. — Ну, в смысле, что за хрень-то?

— Слава, ты стебёшься? — не раздумывая, поинтересовался Рома, но ответа не последовало.

Перед взором Славы же лёгким, покачивающимся маревом предстало семь аморфных «Нечто», ломающих и искажающих своим присутствием окружающее их пространство.

— Враг, — болезненно ударило прямо по самым барабанным перепонкам Славы, будто с силой вдавливая их внутрь его черепа.

— Пришёл сам.

— Как забавно.

— Но что он тут делает?

— Зачем ты явился, дитя?

Зазвучавшие голоса невозможно было отличить друг от друга — пустые, лишённые индивидуальности и окраски, но при этом давящие каждым произнесённым словом. Мысли в голове Славы заметались в беспорядке, пытаясь осознать происходящее. Он видел… что-то, что не видели другие, и это что-то говорило с ним?

— Кто вы?

— Кто «Мы»? — Лёша захлопал глазами, услышав странный вопрос от Славика. — Завязывай давай! — он было хотел подойти и одёрнуть странно застывшего друга, но его остановил уже Миша.

— Подожди, он, похоже, не с нами разговаривает.

Ребята стояли в каких-то паре метров от своего товарища, но сейчас им почему-то стало казаться, будто их разделяет непреодолимое пространство.

— Мы — твоя погибель.

— Или же спасение?

— Твой Враг призвал нас.

— И мы даровали Ему силы.

— Его чувства связали Вас.

— Но открыли, Тебе, дорогу к нам.

Вячеслав слушал раздающиеся голоса, одновременно стараясь понять и смысл ими произносимого, и не начать кричать от боли, которая их сопровождала. Каждая гласная превращалась в кинжал, пронзающий его плоть. Каждая согласная — в молот, дробящий его кости.

— Враг, это Шмелёв?

— Ваши имена для нас ничего не значат.

— Ты и сам знаешь кто он.

— Но важно не кто он, а кто Ты.

— И чего ты желаешь.

— И что готов за это заплатить.

— Я не понимаю! — голова у Славы уже начинала звенеть колоколом, и ему всё труднее становилось собирать эти фразы в единую цепочку.

Казалось, что это сразу сотня человек схватила по гвоздю в каждую руку и принялась медленно, с садистским наслаждением царапать ими школьную доску. И уже этот звук от въедающегося металла в гладкую зелёную поверхность, каким-то непостижимым образом, вступая в резонанс с себе подобными, превращался в имитацию речи, которая сейчас насильно проталкивалась Славе в уши.

— Мы можем даровать многое тем, кто согласится принять нас.

— Силу, чтобы получить власть.

— Власть, чтобы получить богатство.

— Богатство — чтобы получить всё остальное.

— Но взамен мы потребуем службу.

— Верность — цена благополучия.

— Он согласился. А согласишься ли Ты?

— На что? Чего вам надо? — говорить Славе приходилось с плотно сжатыми зубами, чтобы хоть как-то бороться с нарастающей болью.

— Так, теперь он и меня уже пугает, — Рома хотел было выбросить оставшийся от сигареты окурок, но, задумавшись, достал новую из пачки, прикурил от собственного бычка и уже только потом раздавил его ботинком. — Может, подойти и треснуть его?

— Ну, вперёд, если такой смелый, — сама-то идея Лёше показалась не такой уж и плохой, но вот правда, если Слава их всё-таки разыгрывает, то в ответ может прилететь мама не горюй!

— Нам — слуга, — ответили голоса.

— Верный, но сильный.

— Чтобы смог справиться с возложенным на него.

— Раньше у нас был только Он.

— А теперь у нас можешь быть и Ты.

— Служи нам, и мы даруем тебе силу.

— Что?! Зачем мне это? — Слава держался уже из последних сил, всё его тело как будто бы онемело и покалывало острыми иголками.

— Чтобы выжить.

— Да, пускай это будет игра.

— Выясним, кто достоин нас.

— Убей своего врага, или он убьёт тебя.

— Докажи, что ты пригоден.

— Покажи, что ты чего-то стоишь.

— Не сможешь — умрёшь!

От последних слов Слава свалился на колени, схватившись руками за голову. Охвативший его морок начал отступать, семь фигур растаяли без следа, и лишь звучащее в голове эхо от произнесённого ими диссонировало с восстанавливающейся реальностью.

Друзья без промедления бросились к нему, нешуточно напугавшись такому развитию событий.

— Да что, мать твою, с тобой делается? — прихватил за плечи Славика Санёк, опасаясь, что тот упадёт окончательно, но он, в свою очередь, резко дёрнулся, скидывая с себя руки друга.

— Нормально всё, отстань! — Слава не собирался грубить своему товарищу, но резко вскипевшие в нём эмоции просто нашли самый короткий путь к выходу, после чего он смог найти в себе силы вновь встать на ноги. — Я либо башкой тронулся, либо… Валим отсюда нахрен, сейчас расскажу.

Возражать и мешкать никто не стал, и ребята поспешили покинуть кладбище.

Объяснение того, что с ним произошло, не отняло у Славы много времени. Само это странное «общение» длилось не дольше минуты или двух, а уж краткое содержание можно было уложить и в одно предложение. Пересказать дословно весь диалог, в котором он невольно принял участие, Слава всё равно бы и не смог. Раздирающая, точно пила, боль, которая сопровождала голоса этих «сущностей», не оставляла ни малейшей надежды на то, чтобы запомнить их, хоть и краткие, слова в точности.

Поэтому Слава рассказал так, как произошедшее понял он: ему явились какие-то призраки; они как-то связаны со Шмелёвым; и теперь они хотят посмотреть, кто из них сможет убить другого.

— Ну, или я всё-таки свихнулся, — подытоживая, грустно усмехнулся Слава, — и вот хрен его знает, что лучше.

Он посмотрел на своих друзей, а те молчали. Они просто не знали, что сказать и как воспринимать только что услышанное. И самое неприятное для Славы было то, что он увидел в их лицах страх. Настоящий, неподдельный, не тот, который — когда боишься, но делаешь, а тот, когда понимаешь, что ничего сделать не можешь. Тот, который обычно бывает у терпил, перед тем как обмочить штаны и бежать жаловаться старшим.

Особенно у Лёши, который стал безостановочно теребить висевший на шее крестик. С этим надо было что-то делать.

— Чё завяли-то сразу? Или ссыте, что не разрулю? Ну, нашёл себе Кирюша новых паханов, и что дальше-то? Он сам, как был шестёркой, так ей в итоге и остался. Сам по себе — хрен он без палки. Найду управу.

— Но на мокрое идти… — нерешительно начал было Рома.

— Ты дурак? Не буду я его валить. Вот ещё чего, — возмутился Слава, но про себя подумал, что случиться теперь может всякое.

И если сам Шмелёв попытается его на тот свет отправить, то сдерживать себя он тоже не станет.

— Или ты думаешь, я хочу делать, что мне эти «призраки» велели? Да черенок им от лопаты по самые гланды! В шестёрках не ходил и не буду, и плевать, кто они там, ангелы или демоны сраные!

Этой речью Слава хотел приободрить своих друзей, но попутно и сформулировал то, что он думает о происходящем, для самого себя. И как-то неожиданно стало спокойно. Проблемы никуда не ушли, да ещё и с бесовщиной замешаны оказались, но приняли привычные формы и очертания, а с этим уже что-то можно было делать.

— Ладно, — Саня хлопнул себя по лицу ладонями и слегка подрастёр щёки, — а как с… духами этими бороться?

Конец ознакомительного фрагмента.