В книге дается общее представление о современности и о ближайшей перспективе, о классовых раскладах, о структуре общества, о борьбе основных политических сил, о новых технологиях – об их влиянии на военную стратегию, об их влиянии на политику. Новые технологии меняют структуру общества, меняют политику, политтехнологии, то на чем строится государство. Представленная социологическая теория современного общества, дает ясное понимание перспектив, знания что делать здесь и сейчас для своего успеха.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Постиндустриальный переход и мировая война предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
ЛЕКЦИЯ 2: РОССИЯ В КОНТЕКСТЕ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО ПЕРЕХОДА
Классовая борьба в России в геополитическом аспекте
Что происходит сегодня в мире в геополитическом разрезе?
Индустриальных стран, за исключением юго—восточной Азии, сегодня уже не осталось. Все страны в той или иной степени постиндустриальны. Остальные разделяются на страны постиндустриального ядра и постиндустриальной периферии. Корпоратократия берет на себя миссию переформатирования постиндустриальной периферии в соответствии со своими интересами.
Каковы свойства вот этой постиндустриальной периферии? Главное свойство — полное подчинение этих стран финансовой аристократии. Элиты этих стран, так называемые компрадоры, работают на финансовую аристократию.
Как они работают на финансовую аристократию? Они работают в противофазе тому, как работает корпоратократия. Если корпоратократия садится на какой—то ресурсный поток, то она делает этот ресурсный поток базой своей власти. Если компрадоры садятся на какой—то ресурсный поток, они начинают продавать этот ресурс за эмитированную кем—то валюту, превращая свой ресурсный поток в основу чужой власти. В основу власти того, кто эмитирует эту валюту.
В результате этого происходит усиление финансовой аристократии. Она умирает медленнее, у неё появляются ресурсы для продолжения борьбы с корпоратократией.
Мы видим эту ситуацию на протяжении последней четверти века. Когда в России шла классовая борьба под названием Перестройка, было две коалиции политических сил. Была возглавляемая Горбачевым коалиция, ориентированная на сотрудничество с корпоратократией, на сотрудничество с прогрессивными мировыми силами. За ней стояла высокотехнологическая советская элита, технократия. Ей противостояла коалиция всякого рода реакционных сил, безответственная партноменклатура, криминал, нацисты разного толка. Эта коалиция была ориентирована на сотрудничество с финансовой аристократией. В результате известной схватки 91—93—го года победили те силы, которые ориентировались на финансовую аристократию.
По советской традиции всё дерьмо льют на проигравшую сторону, обвиняя именно её в последствиях своих собственных действий. В 50—е те, кто организовывал репрессии 30—х, радостно приписали их Сталину и Берии, которые согласно документам занимались больше реабилитацией, а не репрессиями.
Сегодня Кургинян и прочая братия льют дерьмо на Горбачева, хотя не Горбачев подписывал Беловежские соглашения, не Горбачев устраивал приватизацию, не Горбачев устраивал гайдаровскую инфляцию, не Горбачев приглашал Джефри Сакса, да и парламент расстреливал не Горбачёв. Что это всё клевета — понятно человеку психически здоровому, но в изнасилованном идеологическими сифилитиками — ельциноидами — обществе психически здоровых людей не так много. Поэтому вся эта банда и может продолжать врать сколько угодно. Только заплатить за клевету на Горбачёва России придётся так же дорого, как СССР пришлось заплатить за хрущёвскую клевету на Сталина.
Как выглядело бы сотрудничество с мировой корпоратократией в случае победы политики Горбачёва, точнее «плана Андропова»? В планах прогрессисткой группы было превращение всех министерств, особенно высокотехнологических (понятное дело, что текстильная промышленность мало кого интересовала) — а у СССР было много высокотехнологических министерств — в корпорации, которые были бы конкурентоспособны на мировом рынке. Этим корпорациям предполагалось придать в помощь определенные структуры советской разведки, чтобы они могли осуществлять защиту их конкурентных интересов на мировом рынке.
Кооперативное движение было задумано не для того чтобы отмывать деньги, как это делали ельцинисты, а для того, чтобы частная инициатива могла вести высокотехнологическую деятельность. Для этой же цели задумывались и ЦНТТМ. Была ориентация на японский образец, где основные инновации проводят маленькие конторы, или — как сейчас в Израиле — система, где маленькие инициативные фирмы проводят инновации, потом отдают их корпорациям. Инноваторы получают ресурсы на дальнейшее развитие, корпорации получают возможность разворачивать инновации.
Переход к такой модели и был задуман в рамках той трансформации, которую сейчас называют «планом Андропова». Никакой приватизации национального достояния не предусматривалось — приватизации подлежали всякие магазины, предприятия лёгкой и пищевой промышленности, чтобы передать в частные руки обеспечение населения товарами народного потребления, разгрузив не справлявшееся с этим государство.
Группа Горбачёва делала ставку на класс постиндустриальных производителей. Чтобы они могли получить свое представительство во власти, была создана демократическая система выборов в советы. Она была разработана так, чтобы постиндустриальные производители в первую очередь могли прорваться во власть в тех районах, где они были. И они тогда туда прорвались.
Первый созыв Съезда Народных Депутатов РСФСР, к примеру, был представлен производителями, а не паразитами. Кто там был и как это выглядело, нереально даже представить тем, кто видит перед собой нынешнюю Думу. Паразитические классы только после ельцинского переворота 1993 года стали господствовать в Думе, в результате изменения избирательной системы.
Эту политику Горбачёв не смог довести до логического завершения в силу своей слабости как политика, в силу непрочности коалиции, которая была вокруг него. Если бы эта политика увенчалась успехом, Россия совершила бы рывок, рядом с которым Китай был бы смешон на сегодняшний день. Россия была бы успешной постиндустриальной страной, а Китай до сих все еще индустриальный, он только сейчас подползает к переходу к постиндустриалу. За 20 лет развития в рамках постиндустриальной стратегии Россия очень хорошо бы прорвалась вперёд.
Даже при крайне постепенном и консервативном освоении новых производительных сил не было бы ни спада 90—х, ни стагнации 2000х. ВВП СССР стабильно бы вырос к 2005—2007 годам до размеров на душу населения, втрое более высоких, чем сегодня у США — просто за счёт внедрения в 1990 е годы повсеместно ГПС, а после 2007 года — перехода к массовому внедрению автоматических производств. Впрочем, и США в этом случае имели бы сегодня вдвое—втрое более высокий ВВП, поскольку в этом случае их ждал бы несомненный кризис в начале 1990—х, который бы позволил перехватить корпоратократии власть у финансистов, и на новой основе начать экономическое соревнование (или сотрудничество?) с СССР.
Такое развитие событий, вполне реальное технологически, оказалось фантастикой в силу того, что против была та часть элиты, которая укоренена в народе, да и сам народ. Горбачев опирался на ту часть элиты, которая была укоренена в партии и, особенно, технократической системе управления производительными силами.
Та часть элиты, которая укоренена в народе, была ближе к той модели, которая предлагала финансовая аристократия. Народ очень любил и любит доллар. Он верил и верит в него. Народ любил воровать. Он любит все ворованное тут же монетизировать, превращать в доллар, куда—то вывозить. При этом он любит называть русофобом всякого, кто укажет на эти его свойства и неэффективность оных для успеха. Нынешняя российская элита отличается от остальных сограждан лишь тем, что ей удалось реализовать то, о чём остальные лишь мечтают.
Победила та часть элиты, которая была укоренена в народе и испытывала общие с ним чаяния. Элита делала то, о чём каждый мечтал. Те, кто мечтал, проголосовали и до сих пор исправно голосуют за тех, кто это делает. Выдвинулись люди соответствующие, и сложился ельцинский режим.
Ельцин был очевидным лидером этого народа. Он сам мечтал поворовать, в Аэрофлоте, с Березовским замутить, с Абрамовичем фондик учредить. Это было нравственное содержание определенной религию личности, но эта личность была выдвинута народом именно потому, что народ принял денег и тем решил ставить на финансовую аристократия.
После проигрыша Горбачёва и распада его группировки сила ещё оставалась в руках у сторонников постиндустриального, технологического развития. Мы могли бы пойти на силовой вариант в середине 90—х, заставить эту элиту порвать с финансовой аристократией и силой уничтожить активных компрадоров. Это означало ставку на собственную валюту вместо доллара, а это бы повлекло возникновение железного занавеса с той стороны, закрытие страны на 5—7 лет, пока корпоратократия не получила бы преобладание в Западном мире. Для элиты, да и средних слоёв СССР это означало бы, что возможности покупать за границей недвижимость, ездить туда, им бы с той стороны закрыли.
Чтобы людей заставить пойти на это, надо было значительную часть компрадорской элиты посадить или иным способом нейтрализовать, то есть вернуться к сталинским методам. Но тогда вставал вопрос: где взять новых людей, которые имели бы другое представление о жизни? В достаточном количестве их было взять неоткуда. Народ неизбежно выдвигал бы на это место новых приверженцев религии денег.
Наше дело оказалось стратегически проигранным. После столкновения с компрадорами в 1993, когда народ по сути поддержал компрадорские силы, элита, которая ориентировалась на постиндустриальный переход, после проработки всех возможных сценариев в 1994—1995 году, оказалась вынуждена признать нерализуемость своих целей в рамках нормального политического процесса, без конфронтации с большинством народа. Было решено принять выбор народа и уйти.
Россия в 90—ых выбрала путь ставки на сотрудничество с умирающим классом, на сотрудничество с финансовой аристократией. Россия в 1991—1995 годах выбрала полное подчинение религии денег. Сейчас вся Россия со всеми своими ресурсами является базой финансовой аристократии.
Только за 2000—2012 годы из России было вывезено в США 800 млрд. долларов государственными структурами (вложены режимом в долговые расписки США) и 2500 млрд. долларов частными компрадорами (вложены в разные инструменты фиктивного капитала без приобретения материальных ресурсов). В силу этого финансовая аристократия получила огромные ресурсы. Получив Россию как свою базу, она смогла нанести контрудары новым подымающимся классам, прежде всего корпоратократии, и задержать процесс постиндустриального перехода, задержать техническое развитие.
В США это привело к очень сильному кризису, потому что финансовая аристократия смогла добиться расширения своей социальной базы, то есть паразитических классов. Корпоратократия оказалась в условиях, когда она вынуждена уже бороться против американского государства. Процедуры власти там таковы, что они опираются только на широкую социальную базу. А широкая социальная база создана именно реакционными классами, то есть финансовой аристократией, в своих интересах. Сформированы реакционные классы (веллфер—класс и прочие классы), которые живут за счет бюджета, за счет процесса финансового перераспределения от работающего человека к иждивенцу (в нормальном обществе), или паразиту (в современном обществе).
Для корпоратократии очевидной проблемой является то, что сложилась достаточно широкая база паразитических классов, и сложилась она, прежде всего, за счет России, за счет выбора России, за счет того что Россия решила бросить все свои ресурсы на чашу весов мировой реакции, на чашу весов уходящего класса, и тем задержать постиндустриальный переход.
Мировая корпоратократия не испытывает большой благодарности к России, русской элите и русскому народу, которые сделали в 1991—93 годах такой выбор. Если бы коалиция с мировой корпоратократией, к которой вел Горбачев, состоялась, то глобальный процесс постиндустриального перехода вполне мог бы произойти мирно. Процесс был возможен на основе классового компромисса, классового сотрудничества и постепенного перехода власти от корпоратократии к новым классам, к новым формам организации корпоративного общества, сетевого общества и т. д. Все это было погублено именно вот этим решением ельциноидов бросить всю мощь накопленных СССР ресурсов на поддержку мировой финансовой аристократии.
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Постиндустриальный переход и мировая война предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других