Планета по имени Пофиг

Жанна Благодарова (2024)

Привет, читатель! «Дорогой юный друг» — так часто начинают описания книг с пометкой от 12+ до 16+ Скажешь, прям вот так, сразу, и — друг? Вечно взрослые что-то придумывают и навязываются… Наверняка дома и в школе тебя просто достали — с утра до вечера указывают, как тебе жить. А ты уже большой и сам знаешь. И мечтаешь — может, даже очень часто: «ещё несколько лет, и закончится эта дурацкая школа, и съеду я от предков, и заживу как хочу. И пофиг на всё, что они скажут». Главный герой этой повести тоже об этом мечтал. А однажды — попал в другой мир. Очень развитый, высокотехнологичный. Всего того, чем взрослые надоедают детям у нас, там нет. Да там много чего по-другому… А ещё всем друг на друга пофиг — каждый живёт как хочет, с самого раннего детства. Героя моего там не обижали. И, в целом, отнеслись гостеприимно. Но захотелось ли ему остаться навсегда? И захотелось бы тебе, будь ты на его месте? Скорее читай, и всё узнаешь!

Глава Поле шерсти

— Мам! М-а-а-а-м! Гляди — коза!

— Где?

— Ну вон же, у забора, под вишней. Сидит, как собака у будки! Даже не шевелится. Да куда ты уставилась, не у калитки. Я же пальцем показываю — вон, справа, у забора. Под вишней!

— Игнат, не показывай пальцем. Тебе же тринадцать, а не пять. Нигде нет никакой козы, и вообще ничего нет, опять фантазируешь. Хочешь сбить меня с мысли, чтобы я забыла дать тебе задание?

— Ага, тут прям такая работа мысли нужна!

— Не болтай и не спорь с матерью, а бери лопату. В семье все обязаны — обязаны, слышишь? — всё делать вместе, для пользы всех!

Щас, раскопался, жди! Пусть лохи какие-нибудь деревенские копают… Ба-лин, как мне не нравится ездить на дачу — это ж деревня, отстой, позапрошлый век. Тормознючий инет и туалет на улице. Вот родители говорят, что труд надо любить, а труд на земле вообще самый главный для жизни. И такой труд самый почётный… А мне копать ужас как не нравится. И никому не нравится копать, и никто огородников не уважает, взрослые всё врут. И вообще… если тебе нравится тебе что-то — так и делай сам. Сама то есть. А других не заставляй. Подумаешь, «мать»… вот по чесноку — мать реально нужна детсадовским, а я уже большой!

А ужасно интересненько, откуда взялась коза? Сидит как-то странно… не по-козиному. Я глянул вправо. Нету её! Пошарил взглядом вдоль забора — точно нет, и спрятаться ей негде. Только кустик какого-то пыльного, серого цвета — типа как в паутину замотан. Ну, значит, в заборе появилась щель. И большая, раз целая коза пролезла! Ну чё, щель-то я обязательно найду.

Ой, а и ничего странного, что коза пролезла — разные звери тут шастают. Недавно соседи — ну, типа соседи, потому что не совсем рядом их дача, волка видели. Может, гонят, может, показалось. Отцу скажу, пусть щель заделывает. Нам чужих коз не надо, а тем более — волков. Ну вот, дошёл до самого угла… Упс, забор, который на улицу, весь целый. Может, от соседей как пролезла, хотя у них вроде только кот, рыжая наглючая зверюга. Дотронулся рукой до того странного кустика…

— Игнат, я вижу, куда ты спрятался! Иди сюда, сейчас же. Вот здесь, — здесь мама раскинула руки в стороны настолько, насколько ей позволяла комплекция, — здесь будет чеснок. Копай!

У-у… Как отмазаться? Посмотрел на отца. Тот уже тёрся у калитки.

— Ку-у-уда? — мама моментально переключилась на более неустойчивый, и ещё менее склонный к работе объект. Не только к работе в огороде, но и вообще к домашним делам. «Объект». Сама так придумала, типа юмористка. А ещё мама говорит, что отец — объект, неустойчивый к алкоголю. Ну… это правда. Когда он напивается, его не то что работать не заставишь, от него прятаться надо. Что хорошего в семье, если нужно друг от друга прятаться… Да и зачем она вообще нужна, семья-то? Чтобы прятаться, или заставлять друг друга делать то, что влом, и даже противно?!

— Ку-у-да лыжи навострил? — грозно крикнула мама.

Ба-лин… Ну, щас начнётся. Всё-таки ТимОк (братан мой старший) не совсем зря её токсиком обзывает. Токсик — это человек, который всех нервирует. Я сначала думал, что нельзя так с родителями. А теперь… мам, не обижайся, это правда! Тимок, между прочим, на дачу не приехал. Не заставили. Его уже ничего не заставишь, потому что совершеннолетний. И он уже сам заставляет — вот любят люди кого-нибудь заставлять, — называть его полным именем. Тимофеем. Но для нас, и для меня тоже, он всегда будет ТимкОм.

Скорее бы и мне совершеннолетним стать — заживу как сам хочу, ни маму, ни отца слушать не буду, и вот даже не появлюсь на этой даче. Поскорее от родителей съеду, и, как Тимок, тоже буду за…

— Ё, ну всё она видит, прям шпионка. Вот как так, сын? — хриплый, грубый голос отца перебил мои мечты.

— Уже набрался! — мама вцепилась в калитку, — сынок, помоги, держи его! Куда он пьяный пойдёт?

— Глупая! Пусти!

Ага… ругачка, конечно, плохо, но сейчас вроде как и неплохо. По всему видать, копание (или, кажется, копка, точно не знаю, на русском это не проходили) откладывается!

— Мам, не связывайся… Всё равно уйдёт. Можно, я с ним схожу, послежу?

— Ох, сынок, столько дел, а он с утра напился… Ладно, сходи.

Уррра! Я сгонял в дачу, схватил телефон — лежал на тумбочке, заряжался, и рванул за отцом. Тот маячил уже у выхода из нашего «аппендикса» — так родители называют тупичок, узенькую дорогу между несколькими дачными участками. Через минуту я его догнал:

— Пап, а куда мы?

— К Валерке. Знаешь, вон в том углу?

— Там, где дубы у трансформатора и спуск к Волге, а дальше — другой дачный посёлок?

— Ну.

Свернули с дороги на поле — чтобы сократить путь. Ба-лин, вроде вчера вечером, когда мы мимо проезжали, тут был пустырь. Откуда поле-то взялось?.. А фиг его знает, может, всегда тут было поле… Мы шли по узенькой полоске земли между ровными, нескончаемыми рядами дымчато-серых кустиков: отец впереди, я — сзади. Вспомнилась коза.

Да, кусты серые, и контуры… ну, точь-в-точь как та коза! Справа-то были дачи — пёстрая нарезка земли с пятнами заборов и домиков. Сто раз всё это видел, и всё так, как было. А вот слева… Серые аккуратные ряды естественно и гармонично перетекали в небо на горизонте, потому что оно было пасмурное, тоже серое, но посветлее поля.

— Пап, а что это растёт?

— Чего? Ну, растёт и растёт. Не трогай.

Верхушки рядов были очень похожи на валики — типа боковинки у дивана, округлые, мягкие. Казалось, что мягкие. Чем-то похожие на сахарную вату. Я запустил в валик пальцы. Ну, шерсть! Чистая, как бы взбитая, шерсть, приятная на ощупь. Тёплая! Отщипнул кусочек — шерсть отделилась легко. «Созрела», — подумал я, и тут же сам над собой поржал. Глупость я подумал. Шерсть ведь не зреет, а просто растёт на животных, как волосы у человека на голове. А потом, если надо, её стригут или счёсывают расчёской. Мне про это бабушка рассказывала. Когда счёсывают, получается пух.

После отщипывания кустик немного растрепался — я заметил, что внизу серых волокон зеленеют обычные стебельки. Ни фига себе! Никогда не слышал, что шерсть может в поле расти! Сфоткал с нескольких ракурсов, снял коротенький видосик. Ну-ка, загуглю, что это, а потом пост забабахаю… Ребята все обалдеют, лайков наберу, наверное, море…

Что-то тормозит конкретно. Ба-лин! Вообще нет сети. Отошли от дач на пятьдесят метров, и уже нет сети… Я глянул влево — туда, где маячили верхушки вышек. Должны были бы маячить. Но сейчас ничего там не маячило. Только шерсть до самого неба! Я потряс головой, потёр глаза… тумана вроде нет.

— Игнат, ты чё отстаёшь?

Я засунул «шерсть» в карман, глянул ещё раз на шерстяные валики (теперь мне казалось, что они похожи на бесконечные шеренги неподвижно сидящих коз), и подбежал к отцу — он уже держался за калитку Валеркиной дачи. Ноги его мелко колыхались, как на пружинах.

— Пап, похоже, никого нет.

— Молчи! Иди за мной.

Из-за соседнего забора показалась рожа с растрёпанными волосами и испуганными чёрными глазами.

— Слышь, а где Валерка?

— Нет его, и не приезжал. Замок на воротах.

— Та-а-к… Вижу, что замок, — зло огрызнулся отец. Видно, что черноглазый был назначен виновником отсутствия Валерки. Растрёпанная голова поспешила скрыться за деревяшками забора. Вдали послышались мужские голоса. Отец взбодрился, на его лице даже заиграла улыбка.

— Это ж Санёк! Зайдём-ка к нему!

Не то что бы я не был в Валеркином «аппендиксе», то есть тупичке, куда выходили заборы нескольких крайних дач, ну, которые у самого леса. Но, видать, был я тут давно и рассмотрел всё невнимательно. Или вообще не рассматривал. По крайней мере, ничего не узнавал. Дома какие-то… не как дачи, а старинные — в смысле, типа старинные, очень похожие на давнишние дома в центре нашего города, в старых районах. Не на любые, конечно, дома, а которые памятники архитектуры. Нас в школе на экскурсию водили.

Ну, учителя в школе придумали нам эти дома показать, специального историка пригласили. Мы-то живём не в центре, а школа рядом, и, понятно, тоже не в центре. Оказывается, этим домам по сто и больше лет. Офигеть, как давно строили! И строили их не так, как сейчас. В общем, интересно было послушать.

Но вот что действительно интересно — как же хозяева построили эти дачи? Наверное, разбирали старые дома — которые не памятники, потому что памятники охраняют, и их разбирать нельзя. Что же, разбивали стены по кирпичику, потом перевозили кирпичи сюда, и собирали, как было? Ба-лин, какой это гемор. Но красиво!

Ведь старинные дома все с какими-то, ну, не знаю, как их… С украшениями, выступами. А кирпичи — видно, что очень старые, очень. Заборы из толстых прутьев тоже старые, чугунные. Часть прутьев даже не установлена — их прислонили к воротам и столбам. Ржавые какие-то, облезлые, смотреть противно. И всё равно припёрли! Людей я нигде не заметил.

— Пап, а как они эти дачи строили? В городе старые дома разбирали, а здесь собирали как было?

— Чё?.. Чё ты несёшь! Щас молчи, даже не пикни, я с Саньком поговорю.

Голоса становились всё громче, и вскоре из-за вишнёво-сливовых зарослей в конце «аппендикса» нарисовались две фигуры — одна была ну просто огромных размеров. Шрек в кубе!

— ЗдорОво, Санёк! ЗдорОво, Пельмень!

— Дарова, Ликсеич! Хорошо, что ты заглянул. Пошли-ка сюда! — тот, который Пельмень, вытянул лапищу вбок, в сторону крошечной полянки между наваленными старыми чугунными прутьями, кирпичной — типа старинной, стеной и пышным кустом, блестящим как стекло. Я видел такие на заводе технического стекла. У них там специальная витрина с разными изделиями, чтобы показывать уровень мастерства стекольщиков.

У-у, мне сразу стало скучно. Ясно, что будет — торжественное распитие всякой гадости «за встречу» и «на удачу». А ты сиди и рта не смей раскрыть. Вроде терпеть можно, да и не больно приятно с пьяными разговаривать, а если здесь есть инет… я вытащил телефон из кармана. Ща-з-з-з… Нету инету! Эх, зря я с отцом пошёл. Уже вскопал бы ту грядку, и завалился бы на диван. В даче-то инет приемлемый…

— Па-а-а-п, а можно я домой пойду?

— Чё? А-а, иди, конечно, сын. Только маме не говори, что Валерки нет. Ладно?

— Ладно, ладно!

Странное я испытал чувство, когда бежал по проулку назад, к общей дороге. Как будто бежал не просто назад в прямом смысле слова, а назад — во времени. Эти, типа старинные, дома были как прошлое. Такое ощущение, как будто пришёл на кладбище к родственникам, точнее, предкам, которые умерли ещё до твоего рождения. Задо-о-олго — до. Необычное у меня было состояние, особенное — без грусти, без страха. И вообще без чувств. Как будто в голове включился компьютер, а мозг заменил искусственный интеллект.

…Чуть не уткнулся носом в забор, над которым плавно взошла, словно солнце из-за деревьев, черноглазая голова. И тут же спряталась, потому что я показал ей язык — вернее, ему, потому что голова принадлежала всё тому же растрёпанному мужику. Я оглянулся по сторонам. Что-то много дорог… И шерстяное поле всё в дорогах, а было чистое, только бескрайние ряды кустиков, валик к валику. Или коза к козе. Что-то сегодня как-то… Не то. Непонятно что творится!

Я повернул влево, потому что сюда мы шли направо. Ба-лин, да ведь сколько раз я гонял тут на велике, и просто бегал с мальчишками! А сейчас всё как в первый раз вижу. Уже через пару шагов я понял, что направился не туда — кругом были дома, почти как обыкновенные, но дома, а не дачи. И дома эти стояли вдоль нормальных (ну, с натяжечкой) длинных улиц, а не вдоль многочисленных коротеньких «аппендиксов», как у нас на даче. Но не это главное. Главное — полно народу.

А я не мог за две-три минуты добраться до ближайшего села! И никогда в ближайшем селе, и ближайших к ближайшему, я не видел столько людей. Вообще, место, куда я попал, тянуло на что-то типа городка.

Я уже почти растерялся, когда впереди показались прилавки с товарами. Рынок! Ну, спрошу у продавцов, где дачи. И пусть смеются. А что, если они меня ментам сдадут? Страшно… Нет, лучше к отцу вернусь! Я оглянулся. Ни Валеркиной — как бы старинной, дачи, ни забора с черноглазой головой не было! У-у…

Я потоптался на месте. Наконец, набрался храбрости и воздуха:

— Скажите, а где дачи?

— А? — уставился на меня толстый дядька за прилавком с большими кусками. Мясо, наверное.

— Откуда? — мужик справа очень недоверчиво посмотрел на меня — так, как будто хотел двинуть лопатой по башке — лопата, кстати, была на расстоянии вытянутой руки.

На всякий случай отошёл подальше — к тётке, которая сидела за кучами, типа из гречки и риса. Она показала рукой:

— Вон там.

Да это же туда, откуда я только что пришёл. Ба-лин… Не, лучше я буду ориентироваться по солнцу. У-у, его сквозь облака и не видать совсем — очень уж пасмурно. А и хорошо, что пасмурно. Солнце в глаза — явление на любителя. Я всё шёл и шёл, а город не кончался и не кончался. Я удивлялся и удивлялся — это было совершенно незнакомое место! Повернуть назад? Один раз я хотел это сделать, но — не получилось. Не потому что сил не хватило или храбрости, а потому что… невозможно. Да! Так невозможно, как невозможно вернуться в прошлое.

Впереди опять показался рынок, но не уличный, а под крышей. Даже внизу. Типа как в подземном переходе. Спустился. Ничего там не было особенного: разные тётки и бабки стояли у небольших столиков, на столиках — еда, вещи. Ну, я так думаю, что это были еда и вещи. В потёмках не особо разглядишь. Я долго отирался у стены, всё выбирал, у которой лучше спросить. Решил, что вон та бодренькая бабуля, совсем седая, но с весёлыми голубыми глазками, подойдёт.

— Скажите, а где дачи?

— Дачи? А, дачи-удачи! Там, — бабуля сделала такой неопределённый, широкий жест, что я не понял. Она тоже поняла, что я не понял.

— Не понял? — виновато посмотрела на меня, когда я кивнул, — ну, тогда я тебя провожу!

— Нет, не надо! Мама сердиться будет!

— Ничего! — бабуля рассмеялась, — пойдём!

— Тогда давайте я что-нибудь куплю у Вас, — сказать-то я это сказал, но зря сказал. Денег у меня не было, а если и было, то совсем немного. Она обрадовалась:

— А давай!

— Что Вы продаёте? — дело в том, что у столика, где стояла «моя» бабуля, их, бабуль, топталось несколько.

— Вот, — она указала на небольшие, кругленькие, типа как пирожки, — с подберёзовиками! Сколько тебе?

Я полез по карманам: вытащил телефон, старый чек из магазина, жвачку…

— Дай-ка, подержу! — бабуля сложила ладони чашечкой, — ой, а что это? — ткнула пальцем в телефон.

— Да это телефон такой!

Вот деревня, нормальных телефонов не видела.

— А?

Всё-таки старые люди ужасно бестолковые. И пользы от них почти никакой — только сказки маленьким детям рассказывают, или провожают тех детей, кто постарше, до школы и до дома. Тут я нащупал несколько монет — кстати, застрявших в шерсти. Наверное, она перепуталась из-за ходьбы. Я потряс мелочь, пытаясь оценить количество — но как определить, насколько моих финансов хватит? А, всё равно не намного. Может, на пол-пирожка, если у них тут цены невысокие. Не хочется бабульку расстраивать — просить скидку.

— А сколько стоит?

Бабка растопырила пятерню. Ого, приемлемо. У нас в городе пирожок с грибами стоит пятьдесят, а может, кое-где и подороже. Я протянул всё, что выгреб из всех своих карманов, то есть шестнадцать рублей.

— Хватает на три штуки!

Она ловко сгребла мелочь одной рукой, а другой сунула в мои ладони телефон, жвачку, бумажку и кулёк с пирожками:

— Вот три, а четвёртый бери в подарок! Сейчас поешь, и пойдём.

— Нет, я не хочу пока. Сразу пойдёмте!

Бабуля вдруг замерла на месте, стала какая-то важная и загадочная… Интересненько. Наконец, выдала:

— Меня зовут Сидерис.