Дети Зари. Книга четвертая. Цветы пустыни

Живиль Богун (2023)

В четвертой книге романтического цикла «Дети Зари» уже знакомые читателю герои проявляют себя с неожиданной стороны — ведь любовь порой сильно меняет человека. И, конечно же, появляется новый герой. Лео, талантливый молодой дизайнер, в поиске предначертания попадает в большую беду. Кто придет ему на помощь, как не СВОИ? Здорово, когда умеешь находить тропы между мирами, вот только предпринимать такие вылазки в одиночку очень опасно. Не лучше ли сначала найти подходящую компанию?..

Глава 2. Суета сует

В послеобеденные часы в Эрхарт-холле царила сонная тишина. Правда, спал только рыжий Барбос, как обычно, свернувшись калачиком в ротанговом кресле на террасе. А может, и не спал, только притворялся. Так или иначе, воробьи не рисковали покидать свое убежище в кусте древовидной гортензии, растущей у входа на террасу, лишь вожделенно поглядывали оттуда на крошки печенья на скатерти — редкую картину в этом доме: что же должно было произойти, чтобы Эль не убрала со стола?

Вообще-то ничего такого еще не произошло, а только намечалось. Однако и этого было достаточно, чтобы она забыла о своих домашних обязанностях. Предстоящая свадьба — нешуточный стресс для каждой девушки!

— Да, с фасоном уже определилась, — говорила Элинор в трубку, сидя на качелях в саду. В ее голосе, всегда тихом и размеренном, нет-нет да проскальзывали панические нотки — словно камешки плюхались в журчащий ручей. — Осталось выбрать ткань. А мама не хочет мне в этом помочь, представляешь!

— Не представляю. Скорее всего, мама просто посоветовала тебе четко представить, какую ткань ты бы хотела — цвет, фактуру и так далее — при этом не ограничивая свою фантазию…

— Именно так! Но откуда ты знаешь, Ева?

— Ты забыла, мне ведь тоже шили подвенечный наряд… Правда, тебя тогда с нами не было… Но я же тебе его показывала в твой прошлый приезд! Короче говоря, мама тогда дала мне точно такой совет.

— Вот как? — изумилась Элинор. — Я прекрасно помню твое платье. Судя по всему, ты действительно не ограничивала свою фантазию — я даже не знала, что бывают такие чудесные ткани!

Ева рассмеялась, довольная.

— Поверь, сестричка, я тоже не знала — до того момента, когда мама вручила мне отрез шелка, словно вытканного из света… Так что мечтай смелее.

— Ох, — вздохнула Элинор, — кажется, я только этим и занимаюсь в последнее время!

— Нормальное состояние для невесты, — успокоила ее сестра. — А чем занимается жених?

— Да все тем же — где-то пропадает с Мастером Илларионом. Иногда по два-три дня дома не показывается, но ничего мне не рассказывает, представляешь?

— Представляю, — сказала Ева, теперь уже без смеха. — Это тоже нормально. Не волнуйся, если его сильно припрет, он обязательно с тобой поделится.

— Вот и мама так говорит, — снова вздохнула Элинор. — А еще говорит, что все мужчины такие… Вот почему мы, женщины, им всегда все про себя рассказываем, каждой мелочью делимся, а из них и слова не вытянешь?

– — «Мы, женщины!» — передразнила ее сестра. — Да ты еще совсем ребенок, если так рассуждаешь. Скажи, ты действительно не знаешь ответа на свой вопрос?

Элинор вздохнула третий раз — и тут же тихо рассмеялась.

— Знаю, конечно! Я все понимаю, Ева, просто… Просто я думала, что теперь, когда я вернулась, мы всегда будем вместе. Я очень скучаю по нему…

— Привыкай! — сестра безжалостно прервала ее сетования. — Ты собралась замуж за Искателя, значит, разлуки неизбежны. Тревожиться за Вика тебе нет смысла — ты же прекрасно чувствуешь его и сразу поймешь, если с ним что-то случится. Займи себя чем-нибудь интересным — сама отвлечешься и время быстрее пройдёт.

— Я стараюсь: в саду работаю, на скрипке играю. Только это и спасает.

— А как дела у родителей? Мама уже несколько дней мне не звонила.

— Маме вдруг вздумалось научиться плести кружева, — доложила Элинор. — Вошла в азарт, уже неделю коклюшки из рук не выпускает. Знаешь, какие там сложные схемы? Папа говорит, что у кружевниц мозги, как у гроссмейстеров: они десятки рядов наперед просчитывают, будто ходы в шахматах! Мама хочет сплести мне головной убор к свадебному наряду…

— Уверена, это будет смотреться очень красиво. А как поживают двойняшки?

— Лучше всех! С осени начнут учиться, а пока знай играют с утра до вечера. Сегодня сразу после завтрака в Лес убежали: на днях у Арка детеныш родился, так они малышу имя придумывают. Вик говорит, теперь там ровно сто единорогов обитает!

— Прекрасная новость! — искренне обрадовалась Ева: старшие дети Эрхартов выросли вместе с Арком и считали его своим близким другом, если не братом. — Приеду, обязательно их навещу.

— Так приезжай поскорее! — взмолилась Элинор. — Поможешь нам готовиться к свадьбе.

— Прямо сейчас не получится — у Тоба много работы. В лучшем случае появимся за пару дней до торжества. Но могу прислать тебе помощницу — сама просится, каждый день канючит: «Хочу к Эль, хочу к Эль»…

— Селия, что ли? Так пусть приезжает! Вик ее встретит…

— Вообще-то и Клим мог бы привезти…

— Клим сюда едет? Вот здорово! Мы давненько его не видели — с тех пор, как он засел за дипломную работу. Знаю только, что он с блеском защитил диплом.

— Да, Рауль говорит, у нас в семье еще один магистр появился, — рассмеялась Ева. — Клим гостил в имении пару дней, но уже завтра хочет отправиться к себе, то есть к вам практически…

— Скажу Вику, вот обрадуется! Пусть тогда Селия едет с Климом, в чем проблема?

— Проблема в том, что Клим не больно-то жаждет ее в попутчицы: сама знаешь, они начинают цапаться, стоит им пять минут провести рядом. А тут почти сутки в одной машине!

— Намекни Климу, что это моя просьба, — со значением проговорила Элинор.

— В таком случае, думаю, он не откажет… Ладно, я тебе напишу, когда все окончательно решится.

— Буду ждать. Пока!

После разговора со старшей сестрой Элинор еще минут пятнадцать просидела на садовых качелях в глубокой задумчивости. Она еще раз осмыслила все сказанное и даже приняла для себя кое-какие решения. Лишь когда в кустах и деревьях вокруг снова завозились, зачирикали, засвистели пичуги, притихшие было в самую жару, Эль наконец очнулась от грез.

«Господи, уже вечереет! Сколько же времени я тут просидела? А ужин кто будет готовить? И на террасе не прибралась…» — соскочив с качелей, она побежала к дому.

На террасе уже хозяйничала Эмилия: вытряхивала за перилами скатерть на радость воробьям.

— Мам, прости, я задумалась и совсем потеряла счет времени…

— Ничего страшного, — улыбнулась Эмилия. — Ну как, определилась с тканью на платье?

— Ага, — кивнула Эль. — Хочу такую, как у Евы, только более теплого оттенка — как луна над тропическим морем… Это вообще возможно?

— Думаю, да, — в свою очередь кивнула Эмилия и сразу перескочила на другую тему: — Что нового у Евы?

Эль даже не стала спрашивать, откуда мама знает, что она разговаривала с сестрой.

— Они с Тобом не смогут приехать раньше, чем за пару дней до свадьбы. Но к нам спешит Клим — и везет Селию!

— Отлично, будет тебе подружка. Мне показалось, вы с первого дня знакомства нашли общий язык. Очень забавная девочка, на мой взгляд…

— Да уж, с ней не соскучишься, — подтвердила Эль. — Я приготовлю ужин?

— Давай вместе состряпаем что-нибудь новенькое, пока папа работает? Что-то я засиделась за этими коклюшками, уже в глазах рябит…

И мать с дочерью, обнявшись, прошли на кухню. Рыжий Барбос тотчас спрыгнул с кресла и потрусил следом.

***

Клим Галицкий считал себя человеком стоического склада: терпеливым в принципе и толерантным к проявлениям человеческих слабостей в частности. Единственное, чего он не мог вынести, это покушения на его свободу. Правда, мало кто осмеливался на подобное. Клим с детства был самостоятельным, всегда остро чувствовал ответственность за свои поступки, поэтому ни мама, ни бабушка с дедушкой не посягали на его право выбора — с того самого момента, когда трехлетний пацаненок решил, что пора отдать его в садик…

С другой стороны, получается, никто никогда и не испытывал его терпения, то есть не заставлял его делать то, чего он не хотел. И теперь Клим неожиданно осознал, что порядком ошибался насчет своей хваленой стойкости. Эта болтливая пигалица сумела довести его до белого каления уже в первый час пути!

Сначала он честно попытался с ней договориться.

— Послушай, Селия, — сказал Клим девушке, вольготно расположившейся на соседнем сидении спорткара, — я езжу быстро…

— Класс! — радостно отозвалась та. — Прокатимся с ветерком! Верх откроешь?

— Нет! Предпочитаю не отвлекаться от дороги. Поэтому пожалуйста, не приставай ко мне с разговорами.

— Больно надо! — фыркнула Селия и демонстративно отвернулась к окну.

Следовало отдать ей должное: в течение последующего час она не проронила ни слова. Сидела надувшись, сложив руки на груди, и пялилась на стремительно мелькающие виды за окном автомобиля. Молча. Но это было самое шумное молчание, какое только доводилось слышать Климу. Ее мысли, эмоции, чувства метались по всему салону, ударяясь о стенки и отскакивая, словно теннисные мячики в сквоше — десятки, сотни бешеных мячей!

Клим пытался не обращать внимания на посторонние «шумы», все надеялся, что попутчица скоро успокоится. Но мысленная интервенция продолжалась с неубывающей интенсивностью, и в конце концов он не выдержал.

— Послушай, Селия, — снова начал он — мягко и по-дружески, разумеется. — Ты не могла бы попридержать свой внутренний диалог?

— Что?! — бледно-голубые глаза девушки от изумления стали величиной с блюдца, как у персонажей аниме.

— Понимаешь, твое психоэмоциональное поле весьма… экспансивное…

— Мне что, уже и думать нельзя? — возмутилась Селия, быстро-быстро моргая длинными ресницами.

— Думать можно, но не так громко… пожалуйста! — Клим с трудом сдержался, чтобы тоже не повысить голос.

Увы, юное создание явно не дружило с художественными оборотами речи.

— Ты сам-то понял, что сейчас сказал? — и Селия выразительно постучала пальцем себе по лбу.

Клим едва не брякнул в ответ: «Стучите, и откроется!», однако успел одернуть себя и лишь вздохнул:

— Я-то понял — жаль, что ты не понимаешь…

— Куда уж мне, дуре неотесанной!

В этот раз Клим промолчал, хотя выражение его лица красноречиво свидетельствовало, что с последним высказыванием он согласен полностью и безоговорочно.

Какое-то время ехали молча. Селия застыла, поджав губы и даже закрыв глаза.

«Обиделась», — решил Клим. И ему стало немножко совестно.

Однако вскоре выяснилось, насколько сильно он недооценил свою попутчицу.

— Не хочу с тобой ссориться, — неожиданно проговорила та, снова повернувшись к нему. — Можешь нормально объяснить, что я, по-твоему, делаю не так?

Клим задумался. Найти подходящие слова было непросто. Вот Мастер Илларион, тот умел объяснить все что угодно, используя понятия, уже известные ученикам, и постепенно вводя новые. Клим и сам не заметил, как стал изъясняться категориями наставника уже и вне занятий. Ему так было удобнее. А остальным? Если подумать, Мастер всегда общался с людьми на доступным им языке, не обескураживая их незнакомыми терминами. Как он это делал?

Не отрывая взгляда от гладкой полосы автобана, Клим с минуту размышлял, как правильно выстроить общение с непосредственной девицей, навязавшейся ему в попутчицы. Откровенно говоря, общаться вообще не хотелось. В имении Кауницев, ставшем его вторым домом, в дружной компании — другое дело, там и темы общие, и атмосфера располагающая. А так, один на один, да еще всю дорогу… О чем, скажите на милость, с ней можно говорить? О популярной музыке, о новых фильмах? Исключено, Клим этим не интересовался. А его интересы, увы, были недоступны ей. Однако девушка задала вопрос, и элементарная вежливость требовала хоть что-то ответить. И он попытался:

— Извини, я затрудняюсь объяснить…

Однако Селию это лишь подхлестнуло.

— Я тебя раздражаю, так ведь? — спросила она с вызовом, впившись в него взглядом.

Клим вздохнул, в который раз за сегодняшний день напоминая себе, что эта особа, столь энергичная и не менее утомительная — сестра его лучшего друга. Затем искоса глянул на нее… и вдруг увидел мольбу в огромных голубых глазах, так похожих на глаза Тоба. Мольбу и надежду. Наверное, следовало успокоить девушку, быть может, даже попросить прощения (недаром французы шутят: «Если женщина в чем-то не права, надо перед ней извиниться»). Но почему-то вырвалось совсем другое:

— Да, раздражаешь.

Селия, если и обиделась, то виду не подала.

— Спасибо за честность, — сказала она, криво усмехнувшись.

— Пожалуйста, — кивнул он.

— А что именно во мне тебе не нравится?

— Настойчивость.

И Селия снова надолго замолчала, видимо, переваривала ответ.

Удивительно, но ее мысли теперь куда меньше «шумели», по крайней мере, перестали носиться по салону автомобиля. Неужто она действительно углубилась в себя?

Стоило Климу так подумать, как спутница повернулась к нему:

— Так ты считаешь, что настойчивость — это плохо?

— Если она направлена на других людей — да.

— А попроще?

— Если требуешь с себя — это нормально. А если с других — сама понимаешь…

— Хочешь сказать, что я с тебя требую? — удивилась Селия. — И чего, если не секрет?

— Внимания, в данном случае.

— В смысле, общения?

— В том числе.

— А что в этом плохого? — спросила она с искренним недоумением. — Мы же едем вместе, дорога длинная — разве можно просидеть весь день рядом, совсем не общаясь?

— Можно, если не о чем.

— А-а, так ты считаешь, что со мной не о чем разговаривать?!

На сей раз Климу удалось избежать ответа благодаря вовремя попавшейся заправке, куда он завернул пополнить бак. Но тут его ждала новая неожиданность: заявив, что умирает от голода, Селия отправилась в придорожное кафе по соседству. Клим попытался было удержать своенравную девчонку:

— Я планировал остановиться на половине маршрута, где всегда обедаю…

— А это скоро?

— Всего полтора часа езды, если не будем задерживаться.

— Похоже, ты планировал доставить Эрхартам мой иссохший труп!

Пришлось Климу тащиться вместе с Селией в кафе и смотреть, как она поглощает подозрительного вида эклеры, запивая их капучино с двумя пакетиками сахара: не оставлять же было сестру друга одну в компании удалых дальнобойщиков? Ох, если бы она была его сестрой — мигом научил бы слушаться старшего брата!

Наевшись столько сладкого, капризная девица на время обрела подобие душевного покоя.

— Кажется, я поняла! — заявила она, когда спорткар, взревев, снова рванул с места. — Поняла, почему я тебя раздражаю: просто у нас с тобой слишком разные темпераменты!

Клим не ответил, всецело сосредоточившись на дороге: впереди был крупный город, следовало встроиться в плотное многополосное движение на объездной.

— Вот я — сангвиник, — возбужденно продолжала Селия, — то есть человек подвижный, живой, нуждающийся в постоянной смене впечатлений и, конечно же, в общении. А ты у нас, извини за выражение, флегматик…

«Только психологини доморощенной мне для полного счастья не хватало!» — ужаснулся Клим. Но смолчал.

— Ты медлительный и ригидный, скуп на проявление эмоций, трудно переключаешься с одной деятельности на другую… — Селия продолжала перечислять черты его характера, пока Клим на предельной скорости по встречке обгонял караван фургонов. Правда, осеклась, когда автомобиль резко дернулся, но тут же добавила: — Кстати, у флегматика в критические моменты частенько проявляются холерические черты, такие как вспыльчивость и неуравновешенность…

— Так может, не стоит его доводить до критических моментов? — слегка сбросив скорость, поинтересовался Клим. — А то, не дай бог, еще выскажет всю правду в глаза сангвинику, и тот вдруг погрузится в такую меланхолию, что никакой психотерапевт уже не поможет — ни по Фрейду, ни по Юнгу, ни по самому Виктору Франклу*!

Виктор Эмиль Франкл (1905-1997) — австрийский психиатр и психолог, создатель логотерапии — направления экзистенциального анализа, основанного на поиске смысла жизни для пациента. Далее цитируются его высказывания из книг «Воспоминания» и «Человек в поисках смысла».

— О, так ты слышал о логотерапии? — удивленно уставилась на него Селия.

— Читал кое-что из Франкла. И даже взял себе на заметку его принцип: «Любые мелочи исполняй столь же тщательно, как самое великое дело, и самое великое дело — с тем же спокойствием, что и самое незначительное…» Не это ли вы называете флегматичностью, доктор? — не без иронии осведомился Клим.

— Вы хотите об этом поговорить? — ничуть не растерялась Селия.

— А что, можете предложить кушетку?

— Оторвитесь от стереотипов, мой друг! — она продолжала изображать психотерапевта. — Как вам другое высказывание Франкла: «Живи так, словно живешь уже во второй раз и при первой попытке испортил все, что только можно было испортить»?

— Оригинально, — согласился Клим. — Но мне больше нравится: «Счастье подобно бабочке — чем больше его ловишь, тем больше оно ускользает. Но если вы перенесете свое внимание на другие вещи, оно придет и тихонько сядет вам на плечо»…

***

В итоге до деревеньки в Высоких Татрах, где у Клима теперь был собственный дом — Аглае за глаза хватало княжеского имения — путники добрались лишь к ночи: Селии требовалось останавливаться каждые два часа в придорожных кафе, чтобы «не умереть с голоду», и Климу пришлось ей уступить, чтобы не свихнуться «от шума в ее голове». Он чуть было не проехал мимо, спеша сначала доставить пассажирку до усадьбы в горах, но вовремя заметил свет в своей избушке и повернул к ней. У калитки стоял серебристый кроссовер Эрхартов. Теренс уже второе столетие хранил верность одной и той же марке. А Вик вообще не стал обзаводиться собственным автомобилем, предпочитая путешествовать тропами между миров, дескать, так и экономнее, и экологичнее.

Едва спорткар остановился, визжа тормозами, из домика выбежали Виктор и Элинор.

— Явились — не запылились! — Вик крепким рукопожатием поздоровался с другом, пока Эль обнималась с Арселией. — Ты что, брат, разучился быстро ездить? Мы уже третий час вас дожидаемся, Эль успела пыль во всем доме протереть…

— С вашей гостьей быстро не получается, — буркнул Клим. — Хорошо, что вообще добрались.

Вик сочувственно поглядел на приятеля.

— Вижу, ты совсем измотался… Что, пришлось всю дорогу занимать девушку приятной беседой? И о чем говорили?

— О темпераментах. Она меня сходу во флегматики определила, представь себе!

— Представляю! — рассмеялся Вик. — «Суета сует и всякая суета»…

— Мне больше по душе вольный перевод классика: «Чепуха чепух и всяческая чепуха»*! — и Клим тоже расхохотался, в компании друга наконец позволив себе расслабиться.

* «Фраза «Vanitas vanitatum et omnia vanitas» выдумана флегматиком» (А.П. Чехов. Фельетон «Темпераменты»). Само же библейское выражение «Суета сует и всякая суета…» приписывается царю Соломону.

— Они что, над Соломоновой мудростью так ухахатываются? — спросила Селия у Элинор, в свете фар подозрительно разглядывая развеселившихся парней.

— О нет! — заверила ее подруга. — Они всегда смеются только над собой…