Современная Галатея

Заринэ Арушанян (2022)

С современной Галатеей не всё так просто. Она родилась некрасивой, сверстники дразнят её, называя "жабиссой". А она мечтает стать красивой и любимой и напролом идёт к своей цели: учится, изменяется, становится такой, какой её хочет видеть "Пигмалион". Повзрослев, Галатея становится самостоятельной, уверенной в себе. А дальше всё идёт совсем не так, как планировал "Пигмалион". Галатея встречает прекрасного Орфея, поющего божественные арии. Галатея стремится стать его Эвридикой, только её старания тщетны: Орфей увидел и полюбил истинную Эвридику. Галатея не может простить его презрение и становится злым гением Орфея. Но любовь Эвридики пробивается сквозь мрак и возвращает Орфея к жизни.

Часть II. Взросление

Глава 19. Перед зеркалом

Цветок ипомеи²⁵ сегодня

Напомнил мне

Всю мою жизнь.

Моритакэ (1452–1549)

Она сидела перед туалетным столом в просторной спальне своего огромного дома и разглядывала в зеркале незнакомую старую женщину с круглым золотым медальоном на груди. «Боже! Во что я превратилась!» Из зеркала на неё смотрела старуха с натянутой на скулы похожей на пергамент кожей, впалыми щеками и шапкой жёстких кучерявых окрашенных в чёрных цвет волос. «Неужели это я!?» ― она продолжала вглядываться в своё отражение. Не изменились только глаза: огромные, чёрные, окружённые тёмными кругами. Она пристальнее присмотрелась к своим глазам: «А взгляд потух, утратил блеск, стал печальным и полным несказанного одиночества».

Она дотронулась до золотого медальона, погладила пальцем фигурку дракона. «Дракон принёс мне удачу. В тот год я действительно трижды добилась успеха. Но это не сделало меня счастливой».

Когда она родилась, мать назвала её в честь своей красавицы-бабки Клариссой. Но очень скоро стало понятно, что она, Кларисса, никогда не будет красавицей, а как раз наоборот ― она навсегда останется страшненькой из-за своих огромных чёрных глаз с расширенными чёрными зрачками, что делало её ещё более похожей на лягушку. Взрослым нравилось разговаривать с её красавицей-матерью, но, когда из-за пышной материнской юбки выглядывала она, взрослые замолкали, вспоминали, что куда-то торопятся или с выражением жалости на лице торопливо гладили её по голове и старались больше не смотреть в её сторону.

В семилетнем возрасте она пошла в школу, и сразу же стала мишенью для насмешек одноклассниц. Они дразнили её «кисой-Клариссой» или «Клариссой-жабиссой». Но постепенно привыкли к её внешности, а за независимый и упорный характер и рассказы об испанской революции и её личном знакомстве с Пассионарией, из Клариссы переименовали в Клару в честь её почти тёзки ― знаменитой революционерки Клары Цеткин. Сокращённый вариант имени ей даже больше понравился, хотя домашние продолжали называть её Клариссой, несмотря на её просьбы называть её Кларой.

Когда Клариссе исполнилось одиннадцать лет, она начала задумываться, почему всё-таки сверстники смеялись над ней, обзывая жабой. Другие девчонки хвастались, что мальчишки таскают за ними их портфели, провожая после школы домой, приглашают в кино и на танцы в соседнем доме культуры. Тут она не выдержала и спросила мать, почему её никто не приглашает в кино и не зовёт погулять в парке. Её красавица-мать, представительница знатного испанского дворянского рода, в тот день промолчала. На следующий день она протянула ей толстую книгу:

— Возьми, почитай.

Кларисса прочла написанное на обложке: «Лион Фейхтвангер. Безобразная герцогиня». «Безобразная! Так значит они считают меня безобразной!» ― слово прозвучало для неё, как пощёчина, как удар кинжалом в сердце. Она убежала в свою комнату, упала на кровать и разрыдалась, уткнувшись в подушку.

Мать была по натуре сдержанной женщиной. Она выждала неделю, а потом подозвала дочь:

— В жизни внешность не самое главное. Тысячи красавиц несчастны, и тысячи некрасивых женщин счастливы. Надо очень много трудиться, чтобы построить своё счастье. Я пробовала найти счастье в любви, в браке, в детях. Но была ли я счастлива? И ты ищи своё счастье, а найдёшь, добивайся его. Кто знает, может быть тебе повезёт.

Тогда Кларисса не стала читать эту книгу с ужасным уродом на обложке. «Я не такая омерзительная, как та, нарисованная на обложке книги. Значит эта книга не про меня. Моя мать ― красавица, её все любят. Значит и я буду красивой и любимой».

Глава 20. Туфельки для маленькой принцессы

Накануне дня её двенадцатилетия мать подарила Клариссе розовое платье с белым кружевным воротничком и такими же манжетами. Утром двадцать пятого августа «новый мамин муж» генерал Василий Павлович пришёл поздравить Клариссу и принёс небольшой круглый букет белых роз и коробку в красной обёртке, перевязанную большим алым атласным бантом.

«Опять куклу подарили», ― разочарованно подумала Кларисса, но вслух сказала:

— Большое спасибо, Василий Павлович. Я давно мечтала о такой кукле.

— А почему ты решила, что мы с мамой тебе подарили куклу? Ты же уже не маленькая, чтобы тебе кукол дарили, ― сказал Василий Павлович.

Отвернувшаяся было Кларисса, которая решала задачу по арифметике, повернулась к Василию Павловичу:

— Там не кукла?

— Нет, конечно. Давай-ка вместе откроем коробку с твоим подарком, ― ответил Василий Павлович.

Кларисса соскочила со стула и подошла к коробке. Она потянула за ленту и развязала бант, раскрыла бумажную обёртку, из-под которой показалась картонная коробка. Коробка была необычная, с надписью латинскими буквами «Clark» на крышке. «В такие коробки обычно пакуют туфли», ― подумала заинтригованная Кларисса. У её матери было много похожих коробок. «Как у мамы», ― подумала Кларисса.

— Ну, что же ты, открывай скорее, ― сказал Василий Павлович.

Кларисса открыла коробку. В ней лежала пара розовых туфелек на низком плоском каблучке и с белой вставкой спереди. Кларисса стояла и смотрела на туфельки. У неё ещё никогда не было таких.

— Давай померяем, проверим угадали ли мы с твоим размером, ― сказал Василий Павлович.

Кларисса села на стул. Василий Павлович протянул ей туфельки. Кларисса надела их, встала и сделала несколько шагов.

— Удобно? Нигде не жмёт? ― спросил Василий Павлович.

— Нет. ― затаив дыхание, тихо ответила Кларисса, ― Спасибо. Очень красивые. Я пойду, покажу Аиде Петровне.

Она прошлась по комнате, обошла вокруг обеденного стола и выскочила в коридор ― побежала показывать подарок. Она постучалась в дверь комнаты Аиды Петровны, но та не откликнулась. «Похоже, она на кухне», ― решила Кларисса и пошла на кухню. Действительно Аида Петровна была там.

Кларисса доверяла Аиде Петровне, которая уже несколько лет занималась с Клариссой вокалом и научила её игре на пианино. В комнате у Аиды Петровны было столько интересных и красивых вещей! В горке и на полках стояли всевозможные фарфоровые и хрустальные вазочки и конфетницы, фарфоровые статуэтки пастушек и балерин, разрисованные тарелочки на подставках, портреты в рамках, хрустальные колокольчики и часы со звоном, музыкальные шкатулки и серебряные и хрустальные пасхальные яйца. И главное! Аида Петровна была прекрасной рассказчицей и поведала Клариссе множество интересных историй о знаменитостях времён своей молодости, о своих родителях, о спетых оперных партиях, да и многом другом. Кларисса знала, что у Аиды Петровны безупречный вкус. Поэтому ей не терпелось узнать её мнение о новых туфельках.

— Аида Петровна, посмотрите, какие туфли мне подарили! ― сказала Кларисса, как только вошла на кухню.

— Прекрасно, детка. Очень красивые. Прекрасно сшиты, хорошая кожа. Так шьют обувь только англичане. Поздравляю, дорогая, тебе сделали хороший подарок, ― ответила Аида Петровна.

Вдохновлённая оценкой Аиды Петровны, Кларисса поторопилась показать новые туфельки Николаю Алексеевичу. Она подошла к каморке, в которой располагалась мастерская, где Николай Алексеевич обучал её вначале рисунку, а потом и живописи. Николай Алексеевич был там, дверь в каморку была приоткрыта.

— Николай Алексеевич, можно к вам? ― спросила Кларисса, просунув голову в приоткрытую дверь.

— Да, да, заходи, ― отозвался Николай Алексеевич.

Он стоял перед мольбертом и писал летний пейзаж.

— А мне туфли подарили. Правда красивые? Это мама выбирала, чтобы к моему новому платью подошли, ― сказала Кларисса.

Николай Алексеевич обернулся и опустил взгляд на ноги Клариссы.

— Да, красивые туфельки для маленькой принцессы, ― радостно-ласковым голосом ответил он.

— Маленькой? ― расстроилась Кларисса и вышла из каморки.

Глава 21. День рожденья

Если бы только Николай Алексеевич мог тогда представить, как изменит ход собственной жизни своим искренним ответом ребёнку, получившему подарок на день рожденья! А ведь его жизнь могла сложиться совсем иначе, ответь он по-другому на вопрос Клариссы.

«Я вовсе не маленькая. Я уже большая. Неужели он не видит, что я уже большая», ― сердилась Кларисса.

— Я докажу ему, что я уже большая, ― Кларисса шла по коридору, опустив голову, разглядывая свои ноги в новых туфлях. Она была похожа на маленького бычка, горевшего желанием бодаться со всеми, кого встретит на своём пути.

В тот момент на её пути оказался Владилен, добродушный невысокий толстячок в коротких штанишках, которые держались на их обладателе на лямке через плечо.

Увидев Владилена, Кларисса не обошла его, а пошла прямо на него и поравнявшись, оттолкнула его в сторону.

— Ты чего толкаешься? ― обиженно сказал Владилен.

Хоть Кларисса и была на четыре года младше, во всех спорах и даже потасовках между детьми, она всегда брала вверх.

— Не твоё дело, ― буркнула в ответ Кларисса.

Через два часа в коммуналку заглянула Асунсьон, вернувшаяся после работы. Теперь Кларисса и Хулио жили вдвоём под присмотром Кати после того, как Асунсьон после войны перешла жить к Василию Павловичу, который получил квартиру в соседнем подъезде, а Эрни уехал в Астрахань на учёбу в суворовское училище, чему поспособствовал Василий Павлович. До замужества Асунсьон изучала историю искусства в университете, получила диплом историка искусства. Этот факт из биографии великолепной Асунсьон несказанно обрадовал Николая Алексеевича. «Я сразу почувствовал в ней родственную душу. В моём отношении к ней только духовная близость двух творческих личностей», ― так он объяснял себе своё чувство к Асунсьон, и это его успокаивало и наполняло сердце гордостью за то, что в его жизни есть высокие чувства и высокие отношения.

И, вот, таким образом, с осени тысяча девятьсот сорок шестого года Асунсьон работала в музее, возвращалась поздно, в коммуналку забегала минут на тридцать, чтобы принести еду детям, просмотреть их дневники, проверить, выполнили ли они домашние задания. После чего Асунсьон по очереди чмокала детей в щёку и хватала свою изящную сумочку, чтобы упорхнуть к Василию Павловичу. А в субботние и воскресные дни они с Василием Павловичем были заняты: вечером ходили в театры и встречались с друзьями, а днём ходили на выставки и обедали в ресторане. Так что в выходные дни Асунсьон редко успевала приходить в коммуналку.

О том, что в комнату вошла мать, Кларисса догадалась, почувствовав чарующий аромат восточных райских садов «Шалимар» ― любимых духов Асунсьон.

— Девочка моя, ― Асунсьон говорила, обнимая и целуя дочь, ― поздравляю тебя с днём рождения.

Кларисса буркнула что-то в ответ вроде:

— Большое спасибо, мама.

— Одевайся, моя дорогая крошка, скоро приедет автобус, и мы все вместе поедем на дачу. Там в честь твоего дня рождения накрыт стол. Там тебя ждут твои любимые блюда и ореховый торт.

— Я вовсе не крошка, я уже большая! ― всё также раздражённо буркнула Кларисса, но воспоминания об ореховом торте, смягчили её буйную натуру.

Приехал автобус, коммунальная квартира в полном составе поехала на дачу. На даче всё в тот день было, как обычно, было, как всегда. Поздравили, сказали тосты: за именинницу, за маму, за папу, пожелания крепкого здоровья, отличной учёбы, и вроде всё. В промежутках ели и пили ― взрослые вино, дети яблочный сок. Ближе к завершению Кларисса взяла слово:

— Прошу больше не называть меня детским именем Кларисса. Я уже большая. С сегодняшнего дня я откликаюсь только на имя Клара.

Асунсьон хотела было возразить и объяснить, что это имя её бабушки ― очень уважаемой взрослой женщины, ― но промолчала, чтобы не портить всем праздник.

Глава 22. Вечерний вьюнок

В конце ноября темнело рано, а жизнь шла своим чередом. Учёбу, работу и многие другие дела никто не отменял и не переносил. Асунсьон и Катя продолжали работать: Асунсьон хранителем в музее, а Катя врачом в поликлинике, Хулио посещал тренировки, Велиор и Владилен учились во вторую смену. И все они возвращались домой затемно. В отсутствие жены и детей Николай Алексеевич по вечерам обычно рисовал в своей каморке. Аида Петровна дремала в своей комнате после ужина. Кларисса выполняла домашние задания и заучивала заданное на дом.

Родители Кати жили в паре остановок, но Катя встречалась с ними не так уж и часто, а старики скучали по внукам и просили Катю почаще приводить их к ним, но часто у Кати не получалось. На семейном совете Катя с Николаем Алексеевичем и сыновьями решили, что навещать своих стариков с сыновьями она будет в последнюю субботу каждого месяца. И вот, в последнюю субботу ноября после работы Катя зашла в школу за сыновьями, и они пошли навещать её родителей. Если погода была плохой, они оставались у родителей Кати на ночь и возвращались в воскресенье утром. Николай Алексеевич знал, что идёт снег, и не ждал своё семейство, а увлечённо работал над композицией новой картины и подбором красок и оттенков. Он торопился, чтобы подобрать нужный цвет и оттенок при дневном освещении.

В дверь его крохотной мастерской постучали, и он услышал голос Клариссы, которая звала его:

— Маэстро! Маэстро!²⁶

— Кларисса, я занят. Я тороплюсь завершить рисунок до того, как стемнеет.

В прошлый понедельник Николай Алексеевич был на закрытом просмотре одного из трёх фильмов, привезённых заслуженным режиссёром Андреевым из поездки во Францию. Фильм был американским и назывался «Дни славы». Главные роли в нём исполняли начинающий и неизвестный, но очень обаятельный и интеллигентный актёр Грегори Пек и «чёрная жемчужина русского балета» Тамара Туманова, совершенно неизвестная в Советском Союзе, но завоевавшая сердца поклонников балета за рубежом.

Этот бесхитростный, но пылко романтичный американский фильм рассказывал о героическом подвиге советского партизанского отряда. К тому же перед фильмом показали крошечный фрагмент, в котором балерина танцует Одетту из «Лебединого озера».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

25

Вьюнок

26

Мастер! Мастер!