Мандариновый левират

Злата Прага, 2020

Счастливые супруги неожиданно умирают как в сказке – в один день. Брат и сестра остаются сиротами и расстаются на целую жизнь. Через десять лет они встречаются и оказываются втянутыми в череду несчастий, неурядиц и потерь. Им приходится бежать из родной страны, скитаться, сменить имена и веру, образ жизни. Но они не опускают руки, и именно на чужбине смогут после немыслимых поворотов судьбы обрести любовь и стать счастливыми. Их трагическое знакомство с древним чужим обычаем, волшебство духовного преображения и обыкновенное чудо любви происходит на фоне колоритной средиземноморской природы, где они сталкиваются с восточным коварством и жестокостью прежде чем попасть в восточную сказку с торжеством любви и справедливости. Любовь побеждает всё – даже судьбу.

Глава 2. Орлиное Гнездо

Акджан сидела у зеркала и медленно расчёсывала волосы. Если бы захотела, она могла бы сесть на них — такими они были длинными. В детдоме то и дело у кого-нибудь появлялись вши, и тогда всех их коротко стригли или брили. Но её очень жалела одна из поварих, которая подкармливала её все десять лет, она вычёсывала гнид железным гребнем. В итоге её роскошные тёмно-медные волосы остались при ней и теперь в распущенном виде щекотали её ноги под коленками.

Она ещё раз провела щёткой по волосам, встала и подошла к другому зеркалу, чтобы оглядеть себя во весь рост. От пяток до макушки все её сто шестьдесят пять сантиметров были ладно скроены и крепко сбиты. Ровный бронзовый загар почти скрыл от природы светлую кожу. Большие серые глаза смотрели спокойно и уверенно. Розовые губы редко улыбались, открывая белоснежные ровные зубы, не тронутые стоматологом. В маленькие круглые ушки были вставлены серьги с крупными бриллиантовыми каплями на золотых листочках. Крепкую круглую грудь подпирало облегающее длинное голубое платье с длинным рукавом. На ножках тридцать шестого размера — затейливое переплетение голубых и синих ремешков сандалий. На правой руке — золотой браслет, и колечко с такой же бриллиантовой каплей, как в ушах, на левой — золотые часы. Красивая обеспеченная двадцатипятилетняя молодая женщина. Оставшись довольной своим видом, она заплела и уложила волосы в высокую шишку, так что их длину было совсем не угадать, и покрыла голову дорогим шёлковым платком. Пора было ехать в мечеть.

Они с братом в первый же год в Стамбуле приняли ислам, потому что это давало дополнительные шансы для выживания. «Наш Бог от нас отвернулся, сестрёнка, а тут мы мало того, что не местные, так ещё и неверные. И месяца не протянем, если не будем как все». И они стали беглецами и ещё и отступниками. Худо-бедно выучили правила посещения мечети, основные обряды и праздники. И хотя в душе оставались русскими, но к Христу больше не обращались, а с Аллахом не пытались юлить, честно совершая намазы.

Хуже всего было с языком. «Тарабарщину», как они окрестили турецкий, выучить было сложно, тем более, вникая в тонкости фольклора и Корана. Они придумали легенду о польской прабабушке, чтобы оправдать лёгкий акцент и европейскую внешность. К счастью, брат был темноволосым — в мать. Он с первого дня разделил их обязанности. «Твоя работа в доме, а моя — на улице», — сказал он ей. Так и повелось. В Мармарисе он мотался по окрестным полям и садам, а она покупала дом, потом его обставляла, нанимала прислугу и окружала его заботой.

Так получилось, что вместе с домом они купили себе целое рыбацкое село, находившееся на грани разорения. От курортной зоны оно было в стороне, спрос на рыбу был мал, а земель у жителей не было. Купив в селе разрушенное здание закрытой школы, восстановив его и превратив в особняк, Али провёл в село дорогу, поставил на обоих концах села дополнительные колонки, открыл кабинет стоматолога — у него как раз были проблемы с зубами после тюрьмы, и так стал в глазах людей благодетелем. А когда открыл фабрику по производству консервов из фасоли и рыбы, дав всем рабочие места, да ещё организовал служебный автобус, то стал в глазах людей абсолютным героем и хозяином.

Хозяйство насчитывало свыше двухсот человек, около семидесяти домов, несколько десятков акров земли и несколько километров собственного побережья. Потом добавились ещё полторы дюжины деревень и ферм с общим населением до трёх тысяч человек — тех, что занимались мандариновыми садами дальше, за сосновыми рощами и песчаными пляжами. Картальоглу превратились в настоящий клан. Многие фермеры-безземельники из его арендаторов брали его фамилию, как своего вассала. Их Орлиное Гнездо процветало. Но в их особняке прислуги было больше, чем хозяев. Когда его имя внесли в официальный перечень экспортёров пищевых продуктов Турецкой республики, встал вопрос о браке. Пора было обзаводиться семьями. Но Акджан не могла смотреть на мужчин без содрогания, а он не представлял, как приведёт в дом, где они хранили свою тайну и воспоминания, чужачку. Всё бы так и продолжалось по-холостяцки, но тут судьба вновь сделала выбор за них, решив, что они слишком хорошо устроились у неё за пазухой…

Брат вошёл к ней и остановился на пороге.

— Готова?

— Да.

Даже наедине друг с другом они говорили по-турецки.

— А малышка?

— Я готова, дядя! — сказала маленькая темноволосая девочка лет десяти, вошедшая в комнату следом за ним.

— Отлично. Поедем.

Он пропустил своих любимых женщин вперёд и вышел следом.

В машине малышка весело болтала, рассказывая им всё, чем она жила в этот день. Они переглянулись с улыбкой. Али подобрал девочку в первый их год в Стамбуле. Ей было пять лет, её мать умерла, а родственники куда-то уехали, и о ней никто не заботился. Она слонялась по улицам и попала в лапы нищих. Али спас её, забрав с улицы. Поиски родственников ничего не дали. Девочка точно знала, что ей пять лет, но имя не помнила, потому что её несколько раз называли по-другому новые хозяева. Акджан уговорила брата оставить сироту. «Сейчас она для нас источник забот и беспокойства, но в будущем станет источником радости и гордости, я в этом уверена!», — убеждала она его.

Али сделал ей метрику. Девочку назвали Пынар — «источник». Ей было велено запомнить, что она их племянница. К Али она так и обращалась — «дядя», но Акджан очень скоро стала звать мамой…

В мечети они разделились — Али прошёл к мужчинам, а она с девочкой к женщинам. Был праздничный намаз. Акджан тихо помолилась об удаче для брата, о счастливой судьбе для Пынар и о покое для её родителей. Для себя она давно ничего не просила — и так была довольна своей судьбой.

На выходе Али придержал её и обратил её внимание на красивого статного мужчину в окружении таких же красивых и статных женщин и ещё двух мужчин — постарше и помоложе.

— Видишь вон того, среднего? — спросил брат, — это Энгин Арслан. Он просит твоей руки.

— С чего, вдруг? — спросила она, приглядываясь к незнакомцу.

— Брось, Акджан, — ответил ей брат, — не вдруг. Мы с тобой это обсуждали. У нас фасоль — у них бараны и коровы. У нас товар — у них купец.

— Значит, я товар?

— Ты моя душа, дорогая. Но дело есть дело. И тебе уже пора замуж. Позволь, я устрою ваш брак.

— Устрой нам сначала знакомство.

— Хорошо! — обрадованно воскликнул он, уже уверенный в успехе, и стал активнее продвигаться к семье Арсланов.

Он вежливо пожал руки мужчинам. Потом кивнул сестре. Они с девочкой подошли ближе. Их представили. Она изящно склонила голову и попросила у старших руки — поцеловать тыльную сторону ладони и приложить ко лбу в знак уважения и просьбы благословения. Это им понравилось. Брат тут же пригласил знакомых в гости. Они переглянулись и обещали прийти в пятницу. Степенно разошлись к дорогим машинам и разъехались. Али посвистывал от удовольствия.

В пятницу они к ней посватались. Все Арсланы, включая господина Мехмета, его жену госпожу Эдже, её жениха Энгина, их старшего сына, Серхата — младшего сына, и их дочь Фидан, сочли её подходящей для них партией.

— Проклятые лицемеры! — воскликнула Акджан, когда её будущая семья уехала, назначив дату помолвки, — они рады принять меня в семью! Да я бы не плюнула в их сторону, если бы они не загнали тебя в угол.

— Прекрати. Мои дела — это мои дела. А ты постарайся наладить с ними хорошие отношения. Тебе же будет лучше. Тем более, жених был не в восторге, когда узнал про Пынар, и услышал, как она называет тебя мамой.

— Зато он стал чуть не масляным, когда услышал о моём приданом. Кстати, какого чёрта ты отдаёшь мне треть мандариновых плантаций? — она со злости перешла на русский и начала ругаться, — ты же понимаешь, что моё имущество в браке станет его?

— Ничего подобного, Катюха, — тоже перешёл Лёха на русский, — я узнавал. Если правильно оформить бумаги на собственность и составить брачный контракт, твоё имущество останется твоим и в случае вдовства, и в случае развода. Я же получу за тебя калым в виде селевой полосы со всем скотом, что там пасётся. К тому же, Арсланы — это мощная административная поддержка в войне против клана этих ублюдочных Эрдоганов.

Она хотела ему что-то ответить, но вдруг словно что-то вспомнила и расхохоталась.

— Ты чего, Кать? — по-доброму спросил он сестру.

Ему нравилось, когда она смеялась. Была похожа на маму.

— Я только сейчас поняла. Мы — Картали, то есть орлы, мой жених из клана Арсланов — львов, а наш главный враг — Эрдоган, то есть воин-сокол. Прикинь, воюющий зверинец.

Он тоже улыбнулся. Когда-то ассоциации помогли им выучить язык.

— Кстати, по логике, мы должны заключать союз с птицами, то есть с Эрдоганами, а не со львами, — заметила она, снова переходя на турецкий.

— Не того полёта эти птицы, чтобы с ними на мировую идти. Орёл — царь-птица и лев — царь зверей. Вот ты у меня и дома, и там будешь королевой, — ответил Али.

— Королева там одна, — заметила она, намекая на перевод имени госпожи Эдже — «королева».

— Она не вечная. А ты будешь следующей хозяйкой клана львов.

— Ага, если они меня там не сожрут, в своей пещере.

— Не посмеют. У тебя есть я, — грозно сказал Али.

— Что ж, это обнадёживает. И всё же мне страшно.

— Страшно оставлять всё как сейчас. Эрдоганы подожгли барку старика Аббаса, разграбили фуру с рыбой, фуру с мандаринами. Если они взорвут фабрику или сожгут катера, как грозились, мы уже не поднимемся. Или мне снова придётся уйти в криминал. Они поставят нас на колени, сестрёнка.

— Ну уж нет. Мы с тобой больше никому не поклонимся против своей воли.

— Вот моя сестра! Вот моя душа.

Он обнял её и поцеловал в лоб. Они договорились между собой. Это было главным. Вскоре договорились и юристы с двух сторон.

Акджан поехала в город за платьем. Малышку взяла с собой. Девочка оказалась словно в волшебной сказке в магазине для невест. Она восхищённо рассматривала наряды, фаты, расшитые туфли и перчатки. Выйдя на улицу, она шла, погружённая в себя. Акджан немного отстала, перехватывая объёмные пакеты, и девочка оказалась на дороге. Обе очнулись, когда завизжали тормоза.

Машина остановилась в паре сантиметров перед ребёнком. Акджан бросила пакеты и схватила Пынар в охапку. Из машины выскочил молодой парень, её ровесник. На лице испуг и гнев.

— Вы что? Спите на ходу? Чуть убийцей меня не сделали! Сумасшедшие.

— Сам сумасшедший! Напугал мою племянницу, полоумный! Смотри, куда ползёшь, слепой червяк, — отбрила его опомнившаяся Акджан.

Парень оторопел и присвистнул.

— Ну, ничего себе! Я ж ещё и виноватым остался.

Пынар заплакала. Они оба опомнились и склонились над малышкой.

— Не плачь! Хочешь, рыбу покажу? — обратился к ней парень и тут же втянул щёки и выпятив губы, растянул руками глаза.

Стал точь-в-точь похож на рыбу.

Они обе улыбнулись, потом рассмеялись.

— Ну, слава богу, успокоились. Давайте-ка я вас подвезу до дома, — предложил он.

— Нет, спасибо, — отказалась она, — за нами водитель приедет. Мы ещё мороженое не ели, идём в кафе.

— Тогда я вас подвезу к кафе и угощу. Нет-нет! Даже не возражайте. Я хочу загладить свою вину. Садитесь.

Он обошёл машину и поднял с мостовой пакеты со свадебными нарядами в огромных коробках.

— И кто из вас, красавиц, замуж выходит?

— А ты угадай, — предложила Пынар, улыбаясь.

— Сложный вопрос. Надо подумать. Обе красотки — любого осчастливите!

Они опять засмеялись и сели в машину. Проехали они немного. В кафе он заказал им мороженое — Пынар фисташковое, Акджан шоколадное. Себе взял тирамису, присев вместе с ними за столик.

— Кто вы? Как вас зовут? Я тут всех знаю, а вас не видел.

— Мы за городом живём, в селе Кюмсаль, — ответила девочка.

— В Песчаном пляже? Но там же это Орлиное Гнездо, клан Картальоглу, — воскликнул парень.

— А мы и есть Картальоглу, — с гордостью выпалила Пынар, которую Акджан не успела остановить.

Она по его интонации поняла, что он не жалует её с братом семейный клан, и теперь настороженно смотрела на него, прикидывая, как им с девочкой побыстрее убраться отсюда.

— Вот как? — он с интересом посмотрел на них, откинув со лба вьющуюся прядь, — уж не Акджан ли вы с Пынар?

— Да! — ответила девочка. А откуда ты нас знаешь?

— Я, — он замялся с ответом, — я о вас слышал.

— От кого? — тихо и властно спросила Акджан, отодвигая недоеденное мороженое.

Он внимательно посмотрел на неё.

— Вы ещё прекраснее, чем я о вас слышал, — заметил парень.

— Не юли. Мне не десять лет. Кто ты? Почему не жалуешь мою семью?

— Ещё и умная. Хотя нет, глупая — села в машину к незнакомцу, — одновременно с издёвкой и восхищением проговорил он.

— Мой водитель ехал за нами. В сумочке у меня револьвер, а в кармане игла от капельницы. Это ты был в опасности, горе-гонщик. Представься немедленно, невоспитанный, — потребовала Акджан.

— Ещё и бесстрашная! — с искренним восхищением добавил он, намеренно раздражая её.

— Пынар, мы уходим, — она встала.

Девочка без возражений поднялась.

— Спасибо за мороженое, господин, — вежливо сказала она и отошла к матери.

Он закатил было глаза, но они уже шли к выходу. У стойки она остановилась и отдала деньги за их с дочкой мороженое официанту. Это его окончательно добило. Он выскочил за ними на улицу.

— Э-эй! Девушки! Погодите, не обижайтесь! Госпожа Акджан, постойте! Прошу вас простить мне мою невоспитанность. Я не хотел вас обидеть. Я Булут Эрдоган.

— Что? — она резко обернулась.

— Я…

— Я услышала.

Они уставились друг на друга. Официально их кланы были врагами. Но как выкинуть из головы первую симпатию при личном знакомстве?

Она осторожно улыбнулась, и он расплылся в широкой улыбке.

— Простите меня, — ещё раз попросил он.

— Хорошо, — ответила она.

Они снова посмотрели друг на друга.

— Нам в любом случае пора домой, — сказала Акджан, — до свидания.

— До свидания. Кстати, когда?

— Что — когда? — не поняла она.

— Когда у нас будет свидание?

— После дождичка в четверг! — она изумилась его наглости и развеселилась от находчивости, — или когда рак на горе свистнет. Прощай, невоспитанный! — она повела Пынар к подъехавшей за ними машине.

— Я заеду за вами в среду! — воскликнул он.

— Ага! Сначала место на кладбище закажи и завещание составь.

— Ты такая кровожадная?

— Ты же знаешь, нас, Карталей, мы все такие — едим маленьких соколов на завтрак. А тебя и есть не надо, я дуну — и ты сам растаешь, — обыграла она значение его имени «облако».

— Значит, в среду. Оденьтесь понаряднее.

Они с Пынар сели в машину. Он долго смотрел им вслед, улыбаясь.

Вечером она спросила у брата, кто такой Булут Эрдоган.

— Зачем тебе? — удивился Али.

— Мы с ним познакомились на улице. Случайно.

— Что? Эрдоганы ничего случайно не делают! Как это случилось?

Она рассказала и повторила вопрос.

— Булут, этот гадёныш, последний выкормыш клана Эрдоганов. Младший сын. Двадцать шесть лет. Агроном по образованию. Сначала пытался направить семью на путь честных заработков, как я, но потом примкнул к банде старших братьев. Воруют скот, грузы с уловами и урожаем. Разбойники! Обленились, работать не хотят, промышляют разбоем. Трёх старших братьев посадили в тюрьму. Одного там порезали. Двое сидят. Порезал его брата один из людей Арсланов, а посадил их я. Так что ваша встреча — не случайность. Они подбираются к тебе, чтобы ужалить меня в самое сердце. Не выходи больше без охраны. С завтрашнего дня с тобой будут ездить охранники, — сказал Али.

— Али!

— Всё, я сказал! До свадьбы из дома не выйдешь.

Она промолчала.

В среду она вышла к воротам особняка. Никого не было. «Пустозвон и трус!», — подумала она про парня.

Утром в четверг он ей позвонил.

— Не бросай трубку! Я еле раздобыл твой номер. Я не смог приехать. Вернее, не смог прорваться. Тебя охраняют как золотой запас республики.

— Да, я драгоценная женщина, — спокойно согласилась она.

— Самая драгоценная! Единственная! И я восхищён и сражён твоей красотой и силой.

— Ну, не лги. Силой мы пока не мерялись.

Он засмеялся.

— Обожаю тебя!

— Полегче с заявлениями, — насмешливо сказала она.

— Куда ещё легче? Я скоро в небо взлечу!

Теперь засмеялась она.

— Давай встретимся, — тихо попросил он.

— Невозможно. Нельзя. Я не пойду против воли брата. Даже не мечтай.

— А я мечтаю. Днём и ночью грежу о тебе! Давай, я приду к твоему брату?

— Смерти ищешь? — пренебрежительно спросила она.

— Мира! Мира для всех нас! — пылко воскликнул он.

— Рискни. Но что ты ему скажешь?

— Что люблю тебя и прошу твоей руки.

— Дурачок.

— Не скажи. Это может прекратить войну.

— Ты опоздал. Эта идея уже пришла в голову моему брату и Арсланам. Я выхожу замуж за Энгина Арслана.

— Нет! За этого старого урода? Нет! Я не позволю. Ему сорок лет. Он дважды был женат. Обе его жены умерли. И ребёнок от первого брака умер. Это ходячее несчастье, грубое животное. Ты не выйдешь за него.

— Прекрати. Я кладу трубку.

— Акджан!

В трубке он услышал гудки…

Этот сумасшедший всё же пришёл к её брату. Но они не договорились.

Арсланы узнали о неудачном сватовстве давнего врага и завалили её подарками, чтобы она не передумала. Булут на время исчез из города, боясь, что его устранят. Наступил европейский Новый год. Картальоглу и Арсланы сыграли пышную свадьбу. Акджан с Пынар переехала в трёхэтажный особняк мужа на окраине Мармариса. А через месяц она вернулась в Орлиное Гнездо чёрной вдовой с потухшим взглядом, опираясь на трость и прихрамывая на сломанную ногу. На правом виске появилась длинная серебряная прядь около пальца в ширину, резко выделяющаяся на медной голове…