Идеалис

Зоя Вальц (2024)

Среди мрачных лесов и болот Подмосковья распростерлась аномальная зона Шушмор. На протяжении веков здесь происходили необъяснимые явления, пропадали путники, тонули люди, но паранормальная слава региона только сильнее манит к нему исследователей, туристов и… кинематографистов. На съёмках исторического фильма произошло ЧП: из торфяной трясины всплыли так называемые болотные мумии. Страшная находка привлекла внимание многих, общество взбудоражено и задается вопросом: кем же были люди, чьи останки сохранила бездонная топь? Следователь по особо важным делам Максим Райенвальд подозревает, что это жертвы массового убийства, и неизвестно, что сильнее тянет следователя к месту киносъемок — стремление докопаться до правды или интерес к красивой актрисе, отвечающей на его симпатию взаимностью. В ходе следствия звучат самые разные версии происхождения «болотных людей». Однако истина, к которой подошел Райенвальд, так ошеломительна, что содрогнулся даже он, за годы карьеры повидавший многое.

5

Прошел дождь, деревья, кусты и травы влажно блестели в последних лучах заходящего солнца. Еще миг — и светило скрылось за горизонтом, торопясь уступить небо огневым, воспаленно-красным сумеркам. Колеблясь на ветру, осока издавала тревожные шорохи. Невидимые птицы, засевшие в кронах гнутых сосен, кричали, возвещая скорый приход ночи, и крики их напоминали человеческие стоны. То и дело прилетали отголоски негромких разговоров, прерываемые раскатами грубого мужского смеха.

Дэлгэр-багатур^[2] втянул носом пряный сырой воздух: он здесь сочетал смрад болотного разложения с благоуханием цветущих растений, что после грозы пахли особенно крепко. Воздух проник в легкие нойона^[3] Дэлгэра, он зевнул, широко раскрыв рот, и поторопился сразу же сомкнуть челюсть. Лукавые болотные цветы дурманили, прельщали сном, а если основательно надышаться — вызывали головную боль.

Нойон с тоской вспомнил дом. Равнинные раздолья, не имевшие краев, степное разнотравье, звуки, краски, необъятные великие небеса, простирающиеся насколько хватает взора. Табуны прекрасных коней, скачущих по просторам родной степи. Степи, созданной всезнающим и благодетельным богом Тэнгри, творцом всего мира, обитающем на Вечном небе. Беспредельном лазоревом небе. Здесь, в урусутских землях, небо было низким и серым.

Сгущались тени, размывая очертания предметов вокруг. На траву лег сырой туман. Сумерки — самое опасное время суток, время зыбкости и неопределенности, время, когда из нижнего мира под покровом темноты проникают на землю злые сущности. А оврагов и болот в этой части предела Урусут — как ковыля в степи. И каждая впадина может быть входом в подземное царство. Хорошо, что на стоянке горят костры: огонь — могущественная, Тэнгри-богом дарованная людям сила, оберегающая от зла.

До ноздрей Дэлгэр-багатура донеслись ароматы дымка, кипящей похлебки и жарящегося на костре мяса. Ужин обещает быть добрым, а как иначе, пока у него есть лук и стрелы, воин всегда добудет себе пищу. Дайчины^[4] Дэлгэра с избытком забили птицы и наловили в силки зайцев, коими щедра эта местность.

Однако земли урусутов изобилуют и другими дарами: леса полнятся дичью и пушниной, а реки — рыбой и жемчугами; земли родят хлеба; деревья истекают диким медом. Города пышны и богаты ремеслами. А маковки своих молельных домов урусуты кроют чистым золотом. Да, Урусут вместе с другими западными пределами определенно достоин чести войти в Великую Монгольскую империю, да хранит ее Тэнгри, благодетельный и правосудный. Так постановил каган^[5] Империи Угэдэй-хан, объявив для укрепления славы и национального величия всемонгольский западный поход, целью которого станет небывалое укрепление Империи. Оперевшись на два крайних моря — восточное, где светило ежеутренне встает, и западное, где день ежевечерне тает, — Монголия, по воле великого синего неба, будет царством, над которым никогда не заходит солнце.

Дэлгэр-багатур три года не видел дома и родных, покоряя западные страны и народы во имя Империи и области ее, улуса Джучи^[6]. Поход возглавлял Бату-хан, наследник дома Джучи. Хотя все в армии, конечно, знали, что истинный руководитель похода — величайший полководец и стратег Субэдэй-багатур, чей военный гений неустанно расширял границы государства со времен деда Бату-хана, основателя и первого кагана Монгольской империи, завоевателя мира Чингис-хана.

Дэлгэр потеребил длинный черный ус. Борода, как у всех монголов, не могла порадовать его особой густотой, но за усами, предметом своей гордости, он следил тщательно. Он начинал с простого воина, дайчина, и быстро дослужился до нойона, главы сотни. Несмотря на молодость, за военные заслуги уже получил почетный титул багатура. Нойон Дэлгэр надеялся, что поход продлится достаточно долго, чтобы он успел стать тысячником, или, помоги Тэнгри, возглавить даже тумен на десять тысяч воинов. Как бы то ни было, военная служба была пожизненной, Дэлгэр-багатур надеялся, что все успеет. Приблизиться же талантами к гению военачальника Субэдэя можно было только мечтать.

Дисциплина, разведка, непрерывное руководство боем — на них держалась победоносная степная армия, истреблявшая врагов и покорявшая выживших. Через два года после начала похода монгольское войско подошло к границам Урусута. Предел урусутов сопротивлялся свирепо, бои шли ожесточенные. Но никому не под силу одолеть монголов, которым покровительствует сам Тэнгри-бог.

Тех, кто отказался сдаться, уничтожили, а их города разрушили в назидание другим. Пали Рязань, Коломна, Москва, Суздаль, Владимир и еще десятки городов, признав власть чингизидов. Урусутские земли вошли в подданство Великого хана, став частью улуса Джучи. Среди урусутов прижилось второе имя улуса: Золотая Орда.

Послышалось негромкое ржание и Дэлгэр-багатур поспешил в ту часть лагеря, где, расседланные и привязанные арканами к жердям из срубленных молодых берез, стояли кони. Хоть он и был нойоном, но предпочитал лично вникать во все дела: и в чрезвычайно важные и в самые незначительные. Дайчины ценили отеческую заботу и надзор своего багатура, в отряде Дэлгэра никогда не случалось междоусобных распрей и беспорядков. Вот и сейчас, миновав караульного, нойон пришел самостоятельно выяснить причину беспокойства животных.

По стаду снова пронесся ропот и теперь уже и сам Дэлгэр услыхал далекий протяжный волчий вой. Ответом на него стало очередное испуганное конское всхрапывание.

Волки. Духи предков. Нойон расслабил плечи. Волк — предок всех хунну, приносящий удачу. Очевидно: волка послал Великий Тэнгри, это знак его присмотра и радения. Не зря в честь прародителя в рядах монгольских победоносных знамен колыхались стяги с волчьей головой.

Ветерок принес легкий запах лошадиного пота, он исходил от складированных здесь же конских панцирей. Можешь сам не надеть доспехи, но боевого коня ты всегда обязан защитить, таково было неписанное правило Дэлгэра. Он скользнул взглядом по личинам и деталям брони: всестороннее прикрытие коня обеспечивали кожаные пластины, соединенные ремешками и обмазанные варом для защиты от влаги. Позволительно было использовать и металлические кольчуги, но Дэлгэр-багатур не хотел утяжелять животных.

О, эти монгольские лошади! Маленькие, лохматые, но выносливые и сильные. Империя покорила половину мира, исключительно благодаря этим коням. Всё, куда ступали их твердые крепкие копыта, становилось Монголией. Дэлгэр отыскал своего, огляделся — не видит ли кто! — и прижался щекой к теплой шее верного боевого друга. Конь запрядал ушами и приветливо зафыркал хозяину в ответ. Свободолюбивое и скромное существо. Если кто и мог вызвать теплые чувства в ожесточенном, закаленном боями сердце Дэлгэра, так это его конь. В отличие от других воинов, он хоть и чередовал лошадей, чтобы всегда ездить на свежей, но питал привязанность только к своему коню. Конь также был предан нойону, следовал за ним повсюду и откликался по свистку. А ведь монгольские лошади дикие и самостоятельные, сами пасутся, сами находят пищу. Но при том добронравны и послушны. Для управления ими не нужны шпоры.

Дэлгэр опустил глаза и взгляд его уперся в сапоги. Прекрасные кожаные гуталы с загнутыми носками все покрылись гнусной липкой местной грязью. Нужно велеть почистить.

Ветер усилился. Нойон, не надевший шапки, ощутил холод. Волки притихли и лошади вернулись к прежним занятиям: отдыху, водопою, щипанию сочной зеленой травы. Дэлгэр последний раз потрепал коня по загривку и направился к костру, на фоне которого маячил темный силуэт.

Грязь была лишь малой толикой всех затруднений, постигших его в урусутской земле.

Основное наступление монгольской армии на города было совершено зимой, когда реки, болота и земли замерзли, покрывшись крепким, пригодным к переходу настом. Стремительные броски степного войска по льдам урусутских рек в красоте и скорости могли сравниться с полетом Великого Тэнгри в образе черной птицы. Теперь же, когда до Новгорода оставалось всего ничего, разверзлись хляби. Передвигаться стало сложно. Лошади вязли и по колено проваливались в жидкую грязь. Стенобитные орудия, камнеметные машины, повозки с добычей — тяжелое, все это едва удавалось сдвинуть с места. Войска застревали в густых урусутских лесах, полных нечисти и духов. Все чаще случались задержки и потери живой силы. Наступила весна, а с ней пришла распутица. Мудрый Субэдэй-багатур приказал вернуться в Степь. Тумены^[7] великой армии развернулись и пошли обратно.

А отряд нойона Дэлгэра при отступлении заблудился на болотах, раскинувшихся среди бескрайних лесов. Лошадей засасывала трясина, людей поразила неизвестная болотная хворь. Они никак не могли выйти из леса, как будто кто-то водил их по кругу. Несколько воинов утонули в коварной топи.

— Черная вода поглотила их так стремительно, что мы не успели даже протянуть им руки и не смогли достать их трупы, — нахмурив брови, пожаловался нойон человеку у костра.

Человек — это был шаман — поцокал языком.

— Не свершится погребальный обряд. Это дурно, — заметил он.

— Теперь дайчины не попадут на Небо, раз мы не сожгли тела, как положено, на погребальном костре?

— Великий Тэнгри всемилостив и всепрощающ, я обращусь к нему с молитвой и он примет воинов. Они встретятся с предками, там, откуда всё берет начало и куда всё возвращается, — успокоил шаман.

— Мудрейший, сэчэн^[8], попроси Тэнгри-хана указать выход из этих заколдованных болот.

— Если на то будет воля Тэнгри, мы выйдем из проклятых мест, — задумчиво произнес шаман. — Придется принести в жертву богу лошадь.

— Да будет так, — кивнул Дэлгэр. — Раз пергамент со схемой края Шушемур не дает ответа.

Раздался резкий крик, всхлопнули крылья.

Ночная птица, догадался нойон и рассердился на себя за то, что вздрогнул.

— Не богохульствуй, багатур, — голос шамана был строг. — Ты равняешь возможности бога и мертвой шкуры?

Небо заволакивали темные, быстро бегущие облака, занавесом укрывая от наблюдателя неестественный кровавый закат. Близилась ночь.

— Первые болящие начали умирать, в лагере вот-вот начнется мор, — сменил тему нойон. — Нужно выбираться. Неизвестно, что еще подстерегает здесь людей. Сегодня в лагере видели черную змею, она проползла из конца в конец становища и скрылась в зарослях.

В костре громко выстрелило и к столбу дыма, тянущегося в небо, присоединился сноп сверкающих искр.

Шаман опустил веки, уберегая глаза от яркой вспышки, а когда поднял, в его огромных черных зрачках Дэлгэр увидел потусторонние красные блики.

— Змея — знак, — пожевал губами шаман, размышляя. — Тэнгри ниспошлет путь. Все сложится хорошо, багатур.

Раздался шорох и, раздвинув входной полог, из юрты для знатных пленниц вышла урусутская княжна Велемира. Увидев мужчин она ойкнула и попятилась, отступая внутрь. Дэлгэр жестом приказал ей остановиться, медленно обвел взором.

Княжна была красива. Одета в короткую шубу куньего меха, в длинный, доходивший до подошвы сапог, летник, подол которого был также оторочен шелковистой палевой куницей. Густые золотые волосы девушки сплетены в косу. Пухлые губы, сверкающие нефритово-зеленые глаза…

— Сто-о-оп! — разрезал округу оглушительный крик.

Шаман, сотник и княжна повернулись на шум.

— Верещагина, что у тебя в ушах?!

Режиссер поднял голову от монитора и свирепо воззрился на княжну. Глаза его метали гром и молнии.

Девушка испуганно подняла руки, ощупывая мочки.

— А я скажу тебе что, — продолжал бушевать режиссер. — У тебя в ушах хреновы «Тиффани»! Сияют на крупном плане на весь плейбэк^[9] как два прожектора! Ты какого черта в кадр поперлась, а серьги не сняла, Велемира?

— Я сниму, — подхватилась актриса, борясь с подступающими слезами.

— А может, так прокатит? — негромко поинтересовался помощник у режиссера.

— Что прокатит?! В тринадцатом веке? На них надпись «Верните в Нью-Йорк» на весь экран, — вызверился режиссер, тыча рукой в злополучные серьги: сердечки с выгравированной фразой, выполненные из желтого золота высшей пробы, стали модным символом знаменитого ювелирного дома.

— Давайте просто повторим дубль, а потом подмонтируем, — предложил Дэлгэр-багатур. — Насть, не реви, — он обнял княжну Велемиру и успокаивающе гладил по спине.

— Да что бы ты понимал, — вспыхнул режиссер. — Мы снимали в сложной технике, одним кадром!

— Ну, соединим из двух, ничего же страшного. Просто встанем, как стояли, и продолжим с последней сцены.

— А мне заново весь закадровый текст читать? — раздался из угла голос. — С самого начала? И про тоску по степи, и про наступление армии?

— А ты сам как думаешь? — голос режиссера источал ехидство. — Ты здесь в качестве метронома! Как, по-твоему, Марат узнает, сколько ему в небо задумчиво пялиться и сколько лошадь целовать? Хронометраж — наше все!

— Свет ушел, — коротко, но веско отрубил оператор.

— Свет ушел! — взорвался режиссер. — Марат, ты придурок! — обратил он весь свой гнев на сотника Дэлгэра.

— Да почему я-то? — возмутился актер.

— Потому что ты ей эти сережки подарил!

Режиссер схватил со столика бумажный стаканчик от выпитого кофе и зашвырнул им в актера. Легкий стаканчик упал, не долетев до цели. Ища выход эмоциям, режиссер поискал взглядом новый предмет для метания. Не найдя ничего подходящего, он сорвал с ноги кроссовок, запулил им в актера и, на одной ноге допрыгав до режиссерского стула, рухнул на сиденье.

— Михаил Маркович, кафтан актеру испачкаете, — робко пискнула ассистентка по костюмам.

Сотник вернул хозяину достигшую цели обувь, демонстративно смахнул несуществующие пылинки с длинной монгольской безрукавки и внес новое предложение:

— Можем завтра переснять всю сцену.

— Ты что не видишь? Натура ушла! — загремел режиссер, зашнуровывая кроссовок. — Как будто каждый день случаются такие мистические багровые закаты! Вы меня до инфаркта доведете, олухи!

Он поднялся со стула, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал и лишь махнул рукой:

— Смена окончена! Камаеву и Верещагиной — штрафы!

Не прощаясь, режиссер развернулся и, кипя от возмущения, покинул съемочную площадку.

На секунду площадку окутала тишина, а потом ее заполнил гул привычной деятельности: осветители отключали электропитание, уносили операторскую технику, реквизиторы убирали инвентарь и декорации, тушили костры. Актеры ушли в свои вагончики, но для остальной команды к смене привычно прибавлялось два часа. И практически никогда за это время не доплачивали.

Примечания

2

Багатýр (монг.), почетный титул. Также — воин.

3

Нойóн (монг.) — глава сотни, сотник. Современное соответствие — капитан армии. Сотня — название воинского подразделения из ста человек в монгольской армии, аналог современной роты.

4

Дайчúн (монг.) — воин.

5

Кагáн (монг.) — высший титул «верховный правитель», «великий хан».

6

Улус Джучú — Золотая Орда. Многонациональное государство центральной Евразии в XIII — XV веках со столицей в Нижнем Поволжье.

7

Тумéн (монг.) — подразделение монгольской армии из десяти тысяч человек. Современный аналог — дивизия. Управляется темником (современное соответствие — генерал).

8

Сэчэн (монг.) — титул «мудрый».

9

Техническая запись с камеры, поступающая на монитор и позволяющая режиссеру видеть отснятый материал прямо на съемочной площадке.