Лейси. Львёнок, который не вырос

Зульфия Талыбова, 2022

Здравствуй, читатель! Давай-ка, пофантазируем! Представь, что у тебя в груди есть клетка. Как ты думаешь, какой зверёк в ней живёт? А, может, птица, рептилия или амфибия? От чего бы это зависело? От твоих внешних данных или внутренних качеств, или сочетанного микса и тех, и других? Ты бы подружился со зверем или боялся его и запирал в клетке? Смог бы ты его укротить, или он приручил бы тебя? Лейси – яркий пример того, когда внутреннего зверька загубили в раннем детстве. Но, может, ее хозяйке удастся дорастить львёнка в своей груди? Но как это сделать? Разве это возможно?! Талыбова Зульфия знает тайну. Погнали автостопом по страницам, и твой несмелый кошачий писк взревет оглушительным львиным рёвом!

Пролог

Хозяйка

Самое страшное — умирать в одиночестве. Хоть кто-нибудь был бы рядом, хоть муха или комар пролетели, хоть солнце бы показалось из-за облака, хоть птица бы примостилась на подоконнике. Но все тихо и пусто. Вокруг стерильная холодная пустота процедурного кабинета. И я жалостливо забормотала:

— Только не в одиночестве, только не в одиночку, не оставляйте меня одну, будьте со мной, до конца, до последнего, не бросайте, сжимайте руку, пока теплится, говорите, а я отвечу, пока отвечается, гладьте лоб, пока теплый, глядите в глаза, пока светятся… Только не бросайте меня, никогда не бросайте. Жизнь моя была в одиночестве, умирать же в нем ещё страшнее. И помните меня, всегда помните, читайте, любите… Только не сокрушайтесь, не говорите пустых бестолковых фраз «такая молодая, как же так?! Зачем?!»

Я не прошу понимать меня, вы не поймёте. Лучше плачьте, если плачется. И любите меня.

Речь моя лилась ручьём, я будто много раз репетировала, но это был экспромт на последнем издыхании.

О чем думают люди в предсмертной агонии? О ком они говорят, кого зовут? Может, просят прощение? Я же паниковала. Мне было так страшно, что хотелось обнять что-то большое, теплое и живое и раствориться в нем.

Мне удалось кое-как приподняться и стянуть с манипуляционного столика резиновый валик. Я жадно обхватила его и стала медленно покачиваться на холодном кафеле.

В горле хрипело, я почувствовала, как изо рта потекла густоватая горькая слюна. Она залила весь валик. Жутко тошнило. Почему же я не засыпаю?

Так больно, когда сначала умирает тело, а сознание остаётся ясным. Я думала все будет наоборот: я бы уснула и не проснулась. Странно ощущать, как ноги перестают быть твоими, а потом и туловище, и руки, а глаза открыты… Это сравнимо с маленькой комнаткой, в которой ярко горит свет. Он освещает каждый уголок, каждую пылинку, но вот он постепенно гаснет, углы темнеют, их совсем не видно, а свет, будто окружность, уменьшается и уменьшается и сосредотачивается на середине. Так и тело «гаснет», но пока сознание-свет ясно, ты не умер… И вот я не ощущаю ничего: у меня нет тела.

Может, вот она и осталась — моя душа? Может, я наконец узнаю, что будет после смерти?

Только бы свечение в комнате не погасло. Я назвала его пламенем:

— Пламя, пламя нам нужно успеть!

Я должна, я должна узнать, что будет после! Пламя, не подводи, не бросай меня, прошу, мне так страшно, очень страшно! Я не хочу исчезнуть в безызвестности…

Свет уже уместился у моей груди и проник в неё. Сердцу словно стало тесно в грудной клетке. Казалось, оно сейчас выскочит, а в воображении представился мешок с котёнком, который скулит и карабкается внутри, пытаясь выбраться, но жестокая хозяйка решила-таки утопить его…

Я кричу, но крик вылетает сипло и скребёт горло. Я задыхаюсь — пламя подергивается. Я в панике. Что происходит? Моя душа покидает мертвое тело? Но почему мне так страшно?

Потому что я не знаю, что будет дальше.

Но вот свет опасливо заколыхался, а я почувствовала, как жуткая скованность охватила шею. Я закашлялась скребущим кашлем, будто древний старик.

Пламя все дрожало.

Вот-вот я, наконец, узнаю, что будет после. И вот пламя остановилось: моя шея отяжелела и замерла на вдохе, а я онемевшими губами прошептала:

— Любите меня…

В комнате темно.