Душа и краски

Иван Панин (2018)

Что делает человека человеком? Возможно, ученые, которым удалось создать первых искусственных людей, не задумывались над этим вопросом. Но они справились со своей задачей, и прямо в центре города состоялась тайная выставка для потенциальных инвесторов. На ней были представлены первые опытные образцы, одному из которых удалось сбежать и отправиться на поиски смысла своего существования. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Коробка открылась, биомеханические зрачки искусственных зеленых глаз сузились от яркого света ламп. Меня достали чьи-то крепкие руки, следом стало ясно, что это были двое крепких мужчин в белых халатах. Они смотрели на меня в упор, а мое зрение продолжало привыкать к освещению просторной комнаты с белыми стенами.

— И этот сразу глаза открыл, — сказал тот, кто был немного выше.

— Кажется, это — она, — произнес второй, разглядывая меня.

— Ну да. Точно.

Они еще немного повозились со мной и оставили меня сидеть на кушетке рядом с таким же созданием, как и я. Моя шея и остальное тело не могло шевелиться по моей воле, но мне точно было известно, что рядом были мне подобные. Их сюда тоже привезли в ящиках, наполненных поролоновыми шариками, и продолжали доставать, проверяя состояние после перевозки.

Положение моей головы позволило мне понаблюдать за происходящей суетой, хотя мне не было понятно, что творилось в этих стенах. Мне подобных становилось больше, они сидели на кушетках, а их зеленые глаза словно смотрели в пустоту. А потом к тем двоим в белых халатах присоединились еще трое, они прошли мимо меня, и мой взгляд поймал красный цвет помады на губах одной из пришедших.

Люди в халатах были похожи на нас, были людьми, теперь их было пятеро. Женщина с красными губами снова прошла мимо меня, разглядывая каждого из нас. На этот раз мне удалось рассмотреть ее лицо и короткие черные волосы. Впервые мне приходилось так долго наблюдать за чем-то движущимся.

— Нина, пора привести их в порядок, — прозвучал чей-то голос.

Красные губы растянулись в улыбке, и та, которую звали Нина, отправилась за ширму, которая разделяла помещение на зоны. Слышался смех людей в халатах, они начали что-то бурно обсуждать. А потом их голоса сменил лязг ножниц, которыми нас начали стричь те три женщины. Нас поочередно сажали на высокий стул с удобным подголовником и накрывали голубой тканью. Волосы падали на пол, наши головы поворачивали хрупкие женские руки.

Меня, как и некоторых из мне подобных, стригла Нина. Несколько раз перед моими глазами мелькали ее красные губы, но мой взгляд на этот раз заинтересовался ее серыми глазами, в которых словно что-то кипело. Ее взгляд отличался от наших пустых, смотрящих словно сквозь стену. Только мне еще сложно было понять, что делало его таким живым.

Волосы всех, привезенных в ящиках, были подстрижены и причесаны. Один из мужчин подметал помещение от светло-русых прядей, которые отправлялись в урну с голубого совка, чей цвет привлек мое внимание. Но долго наблюдать за этим предметом не пришлось — помещение было оперативно приведено в порядок.

— Жаль, им нельзя даже губы накрасить, — прозвучал женский голос.

— Неужели они тебя не пугают? Даже хочешь макияж сделать, — прозвучал другой женский голос, более высокий.

— А почему нет? Они словно большие куклы, только очень похожие на людей.

— Только одна такая кукла почти человек.

— А мне кажется, они все просто армия манекенов, — вмешался мужчина, который убирал помещение.

— Слышали бы нас те, кто их создал, — прозвучал другой мужской голос.

— Ну, мы здесь только для того, чтобы привести в порядок их волосы, хотя даже лаком запретили пользоваться, — продолжил звонкий женский голос.

— Так здесь никто не в курсе, что это за человекоподобные создания?

— Видимо, нет.

Все мы были почти одинаковыми внешне, рост у всех точно был одинаковым, незначительно только отличались некоторые черты лица. Зеленые, даже светло-изумрудные, глаза, светло-русые волосы, которые теперь у нас были разной длины. У некоторых были очень короткие стрижки, у кого-то даже на висках почти ничего не осталось. У меня не было возможности и даже интереса узнать, что теперь у меня было на голове, но у меня точно была челка.

Люди, которые нас стригли, куда-то ушли на некоторое время, а вернулись с тремя коробками, разного размера. В самой крупной была обувь, каждая пара лежала в отдельном пакете, размер был у всех одинаковый.

— Вот черт! — воскликнула Нина, увидев обувь.

— Ну, это почти больничные тапки, только цвет красивый. Под их цвет глаз подходит, — продолжила женщина, которая стояла рядом.

— Даже мерить неинтересно, — дополнила третья, доставая одну пару из упаковки.

— Боюсь, с одеждой тоже так, — предположила Нина.

— Ты угадала, — подтвердил мужчина, открывая другую коробку.

— Там тоже все изумрудное? — спросила Нина.

— Да, — раздался короткий ответ.

Во второй коробке была одежда. Каждый комплект был разложен по пакетам с номерами, всего двадцать, сколько было и нас. А в самой маленькой было нижнее белье, только нижняя часть белого цвета с завязками.

— Хоть что-то не зеленое, — произнес один из мужчин.

Пятеро в белых халатах еще немного покритиковали содержимое коробок и принялись одевать нас. Мужчины придерживали нас, хотя мы могли стоять самостоятельно, а женская часть группы застегивала на нас короткие платья, у которых сзади были молнии во всю длину. Обувь тоже оказалась одинаковой, на плоской подошве и с круглыми носами, застегивалась на задниках.

Через какое-то время мы снова сидели на кушетках, но уже в одинаковой одежде и обуви. Некоторым поправили прически, и моя густая челка была причесана. В последний раз мне приходилось увидеть красные губы Нины, которая потом ушла вместе с остальными.

Но нам недолго пришлось сидеть в той комнате — к нам пришли другие люди. Шесть мужчин в голубой врачебной форме вошли, вкатив две каталки, на которых нас стали куда-то отвозить. Пришла и моя очередь, меня аккуратно уложили на каталку и вывезли из комнаты. Голова моя лежала так, что мне приходилось смотреть на потолок и лампы, пока меня не поставили на подиум в просторном выставочном зале, где рядом со мной приходилось стоять и другим мне подобным.

Освещение было уже не таким ярким, хватало солнечного света, который пробивался сквозь окна, что были во всю длину стены. Там потолки были уже в разы выше, а на серых стенах висели камеры и датчики движения, которые были выключены из-за секретности мероприятия. А меня больше интересовало то, что находилось снаружи. Голубое небо, по которому медленно плыли белые облака, не отпускало мой взгляд. Не отпускало несколько часов, показав мне всю палитру своих красок.

А пока мои глаза наблюдали за начинающимся закатом, в зале происходили последние приготовления. Появились круглые столы, на которых стояли бутылки шампанского и различные закуски, которые скрывались за специальными колпаками. Один из людей в халатах забрался на подиум, чтобы получше расставить нас, в менее статичные позы.

К чему-то готовились и в соседних помещениях, персонал переодевался в свою черно-белую форму. Одна из девушек немного опоздала, подбежала к своему шкафчику, открыла его и начала расстегивать свою зеленую клетчатую рубашку. Ее бежевый рюкзак упал, и из бокового кармана выпала немного помятая листовка. Ее ей дал друг, который помогал с проведением выставки местных художников.

Раздался сигнал, который сообщал, что пришла пора собраться, чтобы распределить обязанности. Девушка вместе с остальными проследовала в соседнюю комнату, на ходу застегивая пуговицы на белой блузке. Не успела она покинуть помещение, как заметила знакомую вещь на полу, подняла красочный листок, торопясь засунула его в задний карман и пошла дальше.

В соседней комнате на широких полках были стопками разложены белые салфетки и круглые подносы, за прозрачной дверцей в холодильнике стояли бутылки шампанского и вина. Персонал, состоящий из семи девушек и семи парней, выстроился перед женщиной в пурпурном строгом платье. Она осмотрела каждого, убедившись, что все готовы к предстоящему событию.

Придраться было не к чему — все были готовы. Все четырнадцать человек были в чистой выглаженной форме, у женской половины коллектива были собраны волосы в пучки и хвосты, только у опоздавшей девушки сзади из кармана торчала немного мятая листовка, но этого никто не заметил. Главный администратор огласила обязанности каждого, и персонал начал готовиться к вечеру. К выставке, на которой должны презентовать новую искусственную форму жизни.

Это было мероприятия для потенциальных инвесторов, никто из посторонних не мог даже издалека понаблюдать за созданиями, по всем параметрам похожих на людей. Персоналу было запрещено снимать во всех помещениях: официантов попросили сдать все устройства, которые были при себе. Почти каждый этаж постоянно проверяла охрана, все остальные выставки были закрыты на два дня, пока в здании находились эти создания.

Шли последние приготовления, а к главному входу начали подъезжать дорогие автомобили. Дверца черного транспортного средства открылась, из салона вылез пожилой мужчина в сером костюме, вслед за ним последовал его молодой секретарь в очках. Они вместе вошли в здание, где на лифте отправились почти на последний этаж.

В течение следующего часа в зале стало людно, шумно и суетливо. Шампанское наливалось в бокалы, по полу стучали каблуки, гости ходили и смотрели на нас, обсуждая происходящее и не только. Воздух наполнился запахом дорогих духов, что был непривычен для моего носа, который впервые ощущал нечто подобное. Источниками запахов были женщины. Стройные, высокие и в дорогих одеждах дамы, которые воспринимали данное событие как развлечение и ничего не понимали в технологиях, благодаря которым по моим венам текла кровь.

Мужская часть была более серьезна, это были потенциальные спонсоры, не просто желающие посмотреть на себе подобных, выращенных в пробирках существ. Их заботили деньги, которые никому не хотелось потерять из-за неудачного вложения. Проект уже терпел неудачи, и многие об этом знали, но на этот раз удалось получить организм, который не только был похож на человеческий.

Теперь эти существа стояли в ряд, не шевелясь. У каждого в правом плече был вшит датчик, который не был виден постороннему взгляду, о нем знали только ученые. Это было устройство размером с небольшую монету, которое позволяло контролировать только родившийся разум. В тот момент была дана команда просто «не двигаться», замереть, чтобы на тебя без лишних проблем посмотрели нужные люди.

Люди и смотрели, поражались, сомневались и критиковали, а через какое-то время в зал вышел высокий лысый мужчина в черном костюме. Он прошел на сцену к трибуне и поправил свои очки.

— Я рад видеть вас здесь этим вечером. Мне хотелось бы представить вам новую ступень в эволюции человека. А именно, новых людей, которым не страшны никакие заболевания, ни даже старость. Ну, по крайней мере, старость не грозит их внешнему виду, а разработкой создания запасных органов мы еще занимаемся….

Его немного пафосная речь продолжалась, он говорил о будущем, где возможно бессмертие, и в то же время персонал выполнял свою работу в зале. Одна из официанток убирала осколки бокала, сметая их в небольшой черный савок. В узкой юбке было неудобно, она постоянно задиралась, постоянно приходилось ее поправлять. Но все осколки были убраны, девушка поднялась и отправилась в уборную, где стояла мусорная урна. Листовка, которая торчала из заднего кармана, выпала, но этого никто не заметил.

Мероприятие продолжилось до ночи, потом богатые гости уехали, персонал тоже разошелся. Уборку зала перенесли на следующий день, так что на столах остались бокалы с недопитым шампанским и фрукты, к которым почти никто и не притронулся. Стало тихо, невыносимо тихо, свет выключили. Охране было запрещено заходить в зал, больше никто не должен был увидеть тех, кто стоял на небольшом подиуме.

Мне же оставалось только смотреть в окно, через которое было видно далекие звезды. Их мне приходилось видеть впервые, их свет манил меня, а когда выключили освещение, их стало лучше видно. Белые холодные огни, о которых я ничего не знала, как и о самой себе, как и о мире, в котором мы появились.

Вдруг в моей голове начали появляться цвета, вспомнились красные губы, голубое небо, закат. Впервые почувствовалось что-то внутри меня — это стучало сердце, а потом появилось тепло. Тепло, которое разливалось по всему организму. Это была кровь, которая была по составу идентична человеческой, но имела более сильный иммунитет. Потом появилась легкая боль в затекших мышцах, из-за пульсации в голове потекли слезы, а в мыслях продолжали мелькать краски. Появился холод в ступнях, после которого появилась легкая слабость во всем теле, которое в итоге упало. Внезапный удар колен о пол, и моя шея немного приподняла голову. Взгляд уже не был прикован к звездам, теперь перед ними был пол. Пол, который совсем скоро должны были вымыть.

Мне хотелось снова увидеть звезды — взгляд поднялся вместе с головой, снова стало видно небо, только под другим углом. Меня к нему тянуло, к его высоте и светилам. Тянуло так сильно, что мне удалось подняться на ноги. Все тело стало мне подчиняться, но движения были немного неуклюжими как у ребенка, который только научился ходить. С трудом мне удалось слезть с подиума, чтобы подойти к окну, за которым кипела ночная жизнь. В окнах горел свет, по дорогам проносились автомобили. С высоты в ночное время сложно было разглядеть людей, виднелись только куда-то спешащие силуэты.

Вдруг мое тело снова остолбенело — в правом плече почувствовался странный импульс, похожий на слабый удар тока. Мне стало не по себе от этого, двигаться могли только яблоки глаз. Стало страшно, все внутри перевернулось, по моим щекам потекли слезы. Первые слезы, которым удалось немного меня отвлечь. Мне хотелось дотронуться до своих мокрых щек, но руки не слушались, а в плече участились импульсы.

Вдруг дыхание участилось, легкие стали сильнее распирать грудную клетку. Это чувство уже не было похоже на страх, оно заставляло мое нечеловеческое сердце сильнее качать мою нечеловеческую кровь. Захотелось кричать, впервые захотелось кричать, но в глотке возникали только тихие рычащие звуки.

Внезапно кулаки сжались, но правое плечо продолжало ощущать удары тока. А он усиливался вместе с моим гневом и желанием прекратить эти неприятные покалывания. Все мое тело, каждый мой мускул напрягся, а глаза закрылись. В следующий момент мое тело упало на пол, всем весом на правое плечо. И импульсы сразу же прекратились, под кожей что-то хрустнуло, чип сломался. Его осколки впились в мою плоть, было немного больно, но с того момента тело послушно подчинялось только мне.

Больше не было неуклюжести, мне удалось без проблем подняться на ноги. Мои глаза снова стали наблюдать за жизнью за окном, за ночным городом, который был у меня как на ладони. И мои ладони прикоснулись к холодному стеклу. Оно было таким гладким, таким прозрачным. Хотелось пройти сквозь него, уйти из этого темного зала.

Помещение охранялось, в каждом углу висели камеры, но охрана только создавала видимость работы. На экранах было видно все, что происходило в здании, но ночные стражи сидели в соседней комнате, где из окна открывался прекрасный вид. Кресло занял молодой высокий охранник со светло-голубыми глазами, а рядом на диване разместился его коллега, у которого явно были проблемы с лишним весом. Они просто сидели и смотрели в окно, зная, что во время их дежурства точно ничего не могло произойти.

Третий работник в это же время направлялся на верхний этаж, желая посмотреть на таких, как я. Его шаги послышались где-то за моей спиной, тихие удары подошвы о пол становились все громче и громче. Не зная, что делать, я просто застыла, стоя у окна.

Следом высокий парень с фонарем в руке тихо вошел в зал, его шаги замедлились, когда он увидел то, что желал увидеть. Он подошел к крайнему образцу, подняв перед ним маленький источник света. Изумрудные глаза подобного человеку существа сразу же отреагировали на свет, зрачки сузились, веки вздрогнули. Охранник испугался, его, словно, немного отбросило назад.

— Вот черт! — воскликнул он.

Его сердце билось в бешеном ритме от увиденного, но любопытство не давало уйти. Он снова подошел к ним, но пытался больше не светить на уровне глаз. Он посмотрел на всех, они были очень похожи, а потом заметил мой силуэт, освещенный огнями ночного города.

— Поставили отдельно, — произнес он тихо и подошел ближе.

Он оказался на голову выше меня, с темными глазами и черными волосами. На нем была темно-синяя форма и ботинки с круглыми носами. Его немного трясло, он тяжело дышал, это было слышно. Его кисть поднялась, пальцы хотели коснуться меня, но вдруг он резко опустил руку. Передумал.

Мне же стало интересно, как он попал в зал. Когда он шел обратно, мой взгляд не отрывался от его фигуры. Дверь хлопнула, а мое тело снова вышло из замершего состояния. Моим ногам не хотелось стоять на месте, и я добралась до стеклянной двери, которая вела на лестницу. Она была такой же холодной, прозрачной и гладкой, как и окно, только за ней была не улица. Не город, который манил меня.

Мои глаза закрылись на секунду, с глубоким вдохом в легкие попал не только воздух, но и незнакомый мне запах. Первый запах, который привлек мое внимание, легкий и сладкий. Он вернул меня обратно в зал к столу с фруктами и шампанским.

Мое внимание привлек виноград, крупные кисти с круглыми плодами. Мне захотелось дотронуться до них, руки потянулись, и пальцы ощутили немного влажную поверхность. Потом пальцы решили проникнуть глубже, почувствовалась ветка, и вдруг от грозди оторвался плод. Оторвался, упал на пол и укатился.

Мои глаза проследили за тем, куда укатилась виноградина. Я опустилась на четвереньки и увидела плод, который остановился у стены. Пол был гладкий и чистый, в нем можно было увидеть мое немного размытое отражение. Мой взгляд же промелькнул по его поверхности и наткнулся на еще один предмет. То была листовка, небольшая бумажка лежала в уличном свете, пробившемся сквозь окно. Я подошла и подняла ее, а у окна было достаточно света, чтобы разглядеть содержимое рекламного послания.

Выставка местных художников, Лунный переулок, дом 3. Ссылка на сайт, небольшая карта-схема и четыре картины почти одинакового размера на лицевой стороне с заголовком сверху — «Лунная галерея».

Перед моими глазами снова возникло нечто красочное, тот клочок бумаги, словно, был единственным цветным предметом в этом темном месте. Он лежал в моей ладони, а мне становилось мало тех четырех пейзажей, на которых были разные времена года. Хотелось увидеть больше. Красный, зеленый, желтый, синий. Цвета мелькали в моей голове, не давая покоя. Так появилось мое первое желание — увидеть больше красок, увидеть картины.

Я снова подошла к стеклянной двери и взялась за серебристую ручку. Хватило небольшого толчка, чтобы открыть дверь. И я оказалась перед ступеньками. Лифт не работал, но мне и не было известно, как им пользоваться. Я подошла ближе к перилам и посмотрела вниз. Свет не горел, хватало окон, чтобы увидеть пролеты, собранные в угловатую квадратную спираль.

Надо было идти вниз, первые шаги по ступенькам дались мне с трудом. Мои руки почти сразу же вцепились в перила и держались за них, пока ноги привыкали к новым движениям. Но после трех этажей стало легче, я почти не спотыкалась, но продолжала держаться за металлические перекладины. Окна на пролетах располагались высоко, не было возможности посмотреть, что происходило снаружи. В них было видно только черное небо, чей звездный свет подавляли фонари.

На полпути в моих мышцах возникло странное тянущее ощущение, то была боль. Мое тело не было готово к такой нагрузке, оно слишком долго лежало или стояло. Пришлось терпеть и продолжать спускаться, но останавливаться не хотелось, даже ненадолго.

Через некоторое время в окнах начали появляться очертания соседних зданий, неба становилось меньше, а вскоре оно совсем исчезло. Его сменили кирпичные стены и вывески, чей яркий свет привлек мое внимание. Холодный фиолетовый свет внезапно возник перед моими ногами. Я прекратила шагать по серому полу, мои глаза не могли оторваться от этого холодного сияния. Захотелось к нему прикоснуться, моя рука сама потянулась вперед, желая что-то почувствовать. Но почувствовали это что-то не пальцы, а все тело.

Моя ладонь, как и пол, окрасилась в фиолетовый. Пальцы пошевелились, но ничего моя рука не чувствовала, а потом я заметила тень у себя под ногами. Она выглядела также как и моя ладонь. Она перекрывала путь свету, в ней продолжалась серость пола.

Я опустила руку, глядя на исчезающую тень. Фиолетовый свет передо мной стал прежним, а потом мои ноги сделали пару аккуратных шагов вперед, в тот поток цвета. Я снова остановилась, теперь вся я была поглощена этим потоком.

Я осмотрела себя, увидела, что одежда на мне была зеленого цвета, чей оттенок немного исказили фиолетовые лучи. Снова посмотрела на свои руки, пошевелила пальцами и увидела тени, которые появились от неторопливых движений. Все это вызвало приятную дрожь, которая пронеслась по всему моему телу. Не знаю, что на меня нашло, но в следующий момент я посмотрела в окно, откуда шел тот фиолетовый поток.

На следующем этаже также на полу лежал такой же поток фиолетового света, что снова привлек мое внимание. Но на этот раз я не стала останавливаться, просто прошла сквозь него. И на остальных этажах он пробивался сквозь окна, семь раз меня освещали его лучи. А потом я оказалась на первом этаже и отправилась к стойке.

Вдруг за стеклянными дверьми промелькнул свет, и мои ноги сами поспешили к главному входу, за которым располагалась улица. Ночной город, куда мне хотелось попасть. Я потянула за ручку, но двери оказались закрыты, от чего мне стало не по себе. Я продолжала дергать, не жалея сил, но у меня ничего не получалось. И вдруг мое тело снова замерло, на этот раз от страха и досады. От улицы меня отделяла только эта прозрачная дверь, за которой мелькал свет фар проезжающих автомобилей.

Следом мои глаза начали всматриваться за эту стеклянную поверхность. Вывески, знаки, реклама, люди — все это отвлекло меня, мне стали понятны слова и символы. Хотя, они мне были всегда понятны, только неясно оставалось то, откуда у меня были эти знания. Я обернулась, чтобы осмотреть помещение. Было темно — трудно было рассмотреть надписи на стенах, но что-то светилось в дальней части холла.

И я отправилась к тому зеленоватому свету, который оказался знаком выхода. Небольшая светящаяся табличка с изображением человека, она висела над двойной белой дверью с прямоугольными стеклами. Я заглянула в одно из них, за дверьми оказалась кромешная тьма, в которой тоже что-то светилось. Моя рука взялась за ручку, дверь без труда открылась, и я отправилась в соседнее помещение. То был темный коридор, все от пола до потолка было поглощено чернотой, только где-то в конце светился еще один знак выхода.

Я подошла ближе, мне удалось разглядеть еще одну дверь, освещенную зеленоватым мерцанием. Мне удалось приоткрыть ее с усилием, а моя кожа сразу же почувствовала прохладу улицы. Пришлось еще немного напрячься, толкая дверь, но уже через несколько секунд я стояла на улице под звездным небом.

Я оказалась рядом с парковкой для служебных автомобилей. Мой взгляд тут же наткнулся на шлагбаум, а потом опустился на листовку. Мне как-то стало ясно, что на эту выставку можно добраться, я и собиралась это сделать. Я пролезла под последней красно-белой преградой и пошла искать место, которое было указано в объявлении.

Людей на улицах было мало, все они куда-то шли, как и я. Многие заведения были закрыты, а по дорогам проносились дорогие автомобили, освещая фарами ровный асфальт. Где-то недалеко играла музыка, нечто танцевальное и ритмичное. Ноги несли меня как раз к тем звукам, ступая по тротуару. И впереди показался вход, который вел в помещение, где в темноте сменялись разноцветные потоки цвета.

Меня потянуло к ним, и уже через несколько секунд я вошла в ночной клуб. Внутри было душно, шумно и странно пахло, а на площадке под прожектором танцевала толпа людей. Всем было весело, столько беззаботных улыбок, длинных каблуков, дорогой одежды и украшений. И все это слилось в одном темном месте под потоками разноцветных лучей.

Но мне не хотелось оказаться среди них, не хотелось танцевать. Но наблюдать за этим зрелищем мне определенно понравилось, столько красок, изгибов и движений. Атмосфера зала согрела мое тело, мне стало немного трудно дышать, появилась сухость в горле. Пить очень хотелось, а ноги продолжали ныть от долгого спуска по лестнице.

Я подошла к барной стойке, забралась на высокий стул, поставив ноги на подставку. Рядом стоял стакан с недопитым соком, чей сладкий запах привлек мое внимание. И я подвинула его к себе, продолжая принюхиваться. Жажда снова дала о себе знать, а голова начала немного кружиться от шумной обстановки. И желая избавиться от сухости в горле, я принялась пить небольшими глотками.

Сок оказался апельсиновым, трудно было разглядеть его цвет, но мой рот смог почувствовать кисло-сладкий вкус. Это было первым, что попало в мой пустой желудок. Сухость в горле исчезла, и я встала и отправилась к выходу. Я оказалась снаружи, где мне на глаза попалась скамейка под навесом автобусной остановки, туда меня ноги и понесли.

Никого поблизости не было, я рухнула на пластиковое сиденье и принялась рассматривать карту города, которая подсвечивалась изнутри. На ней были все остановки и все маршруты автобусов, что редко ходили в поздние часы. Я же находилась в центральной части города, мне это сразу стало понятно, когда я увидела красный флаг вместо круглого голубого значка.

Кроме маршрутов на карте были названия улиц, и мои глаза искали лунный переулок, третий дом. Взгляд скользил по районам, уже пол карты было изучено. И его мне удалось найти, это было достаточно далеко. Не только в другом районе — вообще почти на краю города.

Мое тело поднялось со скамейки, ноги отправились в долгий путь. Схема города в точности отпечаталась в моей памяти, я знала, где надо свернуть, по какой улице идти, где находились ближайшие остановки. Непонятным были только голубые и зеленые пятна на карте, они расплывались как кляксы среди других обозначений, имеющих более угловатые формы.

Город продолжал вызывать у меня новые чувства. Громкие звуки заставляли вздрагивать, из-за некоторых запахов становилось мокро во рту, попадались и новые цвета, новые оттенки, от которых что-то приятно сжималось внутри меня.

Вдруг впереди показались деревья. Я подошла к стволу и оказалась под густой кроной, которая заслоняла небо. Запах рядом с ним немного отличался от воздуха в городе, только не само дерево было причиной этого. В нескольких метрах от него располагалась цветочная клумба, чьей пыльцой был пропитан весь парк.

Я еще немного посмотрела на листья, ветви и кору и пошла дальше по тропе. Асфальт сменила трава и клумбы, чьи яркие краски я не могла увидеть ночью, но даже в темноте они привлекли мое внимание. Форма их лепестков и самих бутонов казалась гармоничной, для меня они были как звезды, что находились совсем близко.

Внезапно воздух снова изменился, уже не был таким сладким, наполненным цветочным ароматом. Неприятный запах тины ударил в мои ноздри. И через пару минут ноги привели меня к реке, к гигантскому водному пространству, которое поразило меня.

Под звездами проносились волны, не останавливаясь ни на миг, словно вечный двигатель. Вся эта черная живая поверхность была покрыта яркими бликами, которые ползли по ней словно тысячи безголовых белых змей. Я подошла ближе и посмотрела на небо, которое стало казаться ярче. Звезды для меня стали ближе, как и облака, которые медленно плыли темно-серыми рваными и неоднородными клоками.

Следом мой взгляд опустился на воду, на волны, до которых мне хотелось дотронуться. А они продолжали плескаться, катая на себе белые блики. Все мое тело наполнилось спокойствием и прохладой, которая исходила от реки. Мой организм, каждая моя клетка наполнилась приятным ощущением, похожим на движение этого водного пространства.

Некоторое время надо было идти вдоль берега. Идти, наблюдая ночные виды, где уже почти не было высоких зданий и ярких вывесок. А через несколько минут передо мной появился мост. Мне надо было пройти по нему на другую сторону, но сначала захотелось разглядеть его конструкцию. Еще издалека я заметила сплетение прямых и плавных изогнутых линий, которые пересекались и соединялись вместе.

Я шла по этой конструкции с такой легкостью, осознавая, что подо мной плескались волны. Их было почти не видно, но до меня доносились их звуки, сплетенные в шум. Приближался противоположный берег, показались дома, а перед ними разместилась широкая набережная. Даже в темноте был заметен узор на ее поверхности. Круги разного размера, выложенные из тротуарного камня. Мои ноги ступили на них, а глазам стало видно, что те круги состояли из квадратных кусков.

Мне оставалось пройти несколько улиц, глаза уже нашли дорогу, по которой предстояло идти, но тело устало, ноги болели. И я решила немного отдохнуть и разместилась на одной из скамеек, и тут же мой взгляд устремился на противоположный берег, откуда я пришла. Был виден небоскреб, где находились такие как я. Я даже не задумывалась об их судьбе, продолжала разглядывать здания и небо, что стало светлее.

Вдруг фонари в городе погасли, в них больше не было необходимости. В реке белых бликов стало больше, они начали сливаться, а потом поверхность воды стала светлой, а по волнам начала проноситься темно-синяя рябь. Звезды исчезли, слабым серым пятном виднелась луна. Ночь закончилась, и окружающие краски изменились. Прошло еще пару минут, и я впервые увидела рассвет. Я наблюдала за тем, как солнце поднималось, наполняя все вокруг светом. И когда светило словно застыло в высоте, мой путь продолжился.

Та часть города была совсем другой, здания были заметно ниже, с совсем другими фасадами. На улице, по которой мне пришлось идти, больше никого не было. Почти весь город еще спал, только в пекарне, мимо которой лежал мой путь, кипела работа. За красными кирпичными стенами пекли хлеб и другие изделия, запах ванили и корицы внезапно ударил мне в нос, и внутри меня тут же раздался урчащий звук, который сопровождался странными ощущениями в животе.

Мое тело слабело, мне хотелось есть, но мне самой это было непонятно. Я продолжала идти, оставалось совсем немного. Я повернула направо и попала во двор старого дома, чтобы попасть через него на Лунный переулок. Надо было пройти через еще одну арку, после которой передо мной возникла старая деревянная дверь. Над ней была вывеска «Лунная галерея». Темно-фиолетовые буквы на фоне серой кирпичной стены, меня снова привлек цвет.

Потом моя рука потянула за ручку, и я оказалась в небольшом холле, из которого уже были видны полотна. Кроме меня внутри больше никого не было, только я и десятки работ местных художников. Я отправилась к ним, а мое тело, словно, забыло про слабость. Моим глазам предстали пейзажи, натюрморты, портреты и другие жанры. Тысячи мазков, штрихов, пятен и линий. Акварель, гуашь, масло, пастель, карандаш и другие краски. Все это наполнило меня чем-то безграничным и невесомым.

Я ходила по залу, смотрела на картины, не ощущая ног. Только после осмотра первой стены я заметила небольшие таблички под полотнами, на которых были написаны названия и имена авторов. Пришлось вернуться немного назад, чтобы познакомиться с той информацией. Букет пионов, ночной мост, спящий кот, яблоки — простые и понятные названия. Загадкой для меня стали человеческие имена, ведь у меня имени не было, только порядковый номер. Но даже его я не знала.

Мои глаза продолжали рассматривать картины, еще пол зала оставалось. Иногда возникало желание дотронуться до мазков, но вспоминалась табличка у входа «Работы руками не трогать». Только мои руки так к ним и тянулись, а мой нос начал различать запах краски. Особенно меня привлекал запах масла, который был самым сильным.

Вдруг входная дверь открылась, вошли три девчонки лет двенадцати. Они тоже принялись рассматривать работы.

— Вот она! — вдруг воскликнула одна из них, глядя на лесной пейзаж.

— Красиво, — тихо произнесла вторая.

Как оказалось, та троица пришла посмотреть на картины своего учителя. Они продолжали ходить по залу и искать работы с его именем, Камиль Дано. В основном он рисовал лесные пейзажи и город. Его ученицы быстрее меня осмотрели весь зал и удалились, и я снова осталась одна, а в моей голове звучало только одно слово.

— Красиво, — прошептали мои губы незаметно для меня.

— Согласна, — вдруг раздался голос за моей спиной.

Она подошла незаметно, и мы с ней стояли перед «Ночным лесом» и обе смотрели на луну, которая висела в центре неба. Небесное светило было абсолютно белым, не было кратеров и неровностей, просто белый круг. Я уже видела настоящую луну, она выглядела иначе. То, что было изображено в центре неба, имело только схожие цвет и форму. Оно, словно, было не закончено, но сама работа выглядела гармонично и завершено.

— Иногда то, что не закончено, прекрасно, не всегда стоит в точности что-либо передавать. Здесь это — луна, — произнесла незнакомка, заметив, что меня заинтересовала эта особенность.

Луна, мне стало известно название этого небесного светила. В моей голове уже был набор определенных знаний, которыми мне каким-то непонятным образом удалось пользоваться. Но меня привлекло само слово. Луна. Оно крутилось в моей голове, пока незнакомка продолжала что-то говорить и говорить. Она рассказывала мне что-то про технику рисования, но мне, словно, ничего не было слышно.

— Через месяц вывесят новые работы, среди них будут картины моих знакомых творцов, — произнесла она и замолчала.

О чем мне с ней вообще можно было говорить, я не знала. Мне хотелось только смотреть и чувствовать что-то внутри себя. Но и она не стала продолжать этот односторонний диалог, как и я, незнакомка ходила по залу и смотрела на работы. Я же обратила внимание на ее внешний вид.

Рост у меня с ней был примерно одинаковый, телосложение тоже, только ее формы были более округлыми и женственными. На ней была темно-серая футболка, что была ей велика на размер. Ноги полностью закрывала темно-красная юбка с восточными узорами, бежевые и белые капли и другие формы сплетались в нечто растительное.

Ее длинные каштановые волосы были собраны в высокий хвост. На круглом лице разместились серые глаза с длинными ресницами, а над ними были густые брови. Нос был небольшой, аккуратный и немного вздернутый.

Это был второй раз, когда чья-то внешность привлекла мое внимание. Она ходила по залу и смотрела на картины вместе со мной, а ее выражение лица было таким довольным и умиротворенным. Она была в своей родной стихии, среди предметов искусства, среди десятков картин.

Вдруг к нам присоединилась еще одна женщина. Она была в годах, в ее коротких волосах белела седина. На ней было бежевое платье с длинными рукавами, а на шее висели бусы из темно-зеленого камня. Она подошла к девушке, которая рассказывала мне про луну. Ей от нее определенно что-то было нужно.

— Доброе утро, Лилия, — произнесла женщина, подойдя к ней ближе.

— Доброе утро.

— Ты сегодня на своем фургоне?

— Да, — коротко ответила Лилия.

— Я хотела бы передать холсты для твоей бабушки. Сможешь ей их отвезти?

— Конечно. А я для нее как раз приобрела новые краски.

— Раз сейчас ты здесь, можешь забрать их у меня?

— Без проблем. Мой фургон как раз стоит у заднего входа, я приехала увести картины с прошлой экспозиции.

Они отправились к выходу, а мне стало известно, что где-то в фургоне тоже были картины. Мне хотелось на них взглянуть, но сначала я решила посмотреть на оставшиеся работы. На натюрморты, семь натюрмортов с вазами и фруктами, выполненные акварельной техникой.

В галерею вошла шумная толпа, они сразу принялись осматривать работы и обсуждать увиденное. Уже был день — город окончательно проснулся. Снаружи улицы наполнились прохожими, и через некоторое время выставочный зал тоже наполнился теми, кому надо было где-то побывать на выходных. Мне же стало неуютно, в пустом зале мне было комфортнее. Последней каплей стал запах духов одной из посетительниц, он был такой сладкий и резкий, что мне не хотелось дышать. И я отправилась наружу, желая найти фургон, о чьем внешнем виде у меня не было и малейшего представления.

Я вышла наружу, мой нос сразу же освободился от раздражающего аромата. Кожа почувствовала тепло солнечных лучей, и мой взгляд устремился вверх, в небо. Солнце светило, мимо медленно проплывали почти прозрачные облака. Высота менялась почти каждую секунду, как и обстановка в городе.

Вдруг я заметила Лилию, которая куда-то шла с большим свертком. То были холсты, предназначенные для ее бабушки, они были надежно упакованы в несколько слоев бумаги, замотанных скотчем. Девушка направлялась к своему фургону, а я незаметно следовала за ней. И мы зашли за угол, где стояло ее транспортное средство.

Лилия открыла скрипучие дверцы и положила сверток с холстами между коробок. Потом одна дверца закрылась, и раздался звонок. Она взяла трубку, забыв про вторую дверцу. Ее брови немного нахмурились, и она куда-то поспешила. А я подошла ближе к ее фургону.

Транспорт был достаточно старым, но меня он не интересовал. Мне же хотелось взглянуть на картины, которые лежали внутри. Я подошла ближе, и мне стало их видно. Внутри было достаточно темно, их краски сложно было различить. Я подошла вплотную к фургону, мне стало лучше видно. Но мне этого было мало, и я залезла внутрь.

В фургоне было пыльно и немного грязно, пахло бензином и еще чем-то. С обеих сторон стояли коробки, окон не было. В потолке была небольшая дыра, откуда внутрь проникал луч света. Это был единственный источник освещения, но его не хватало, чтобы хорошо все рассмотреть. Я подошла к картинам, но мне было видно слишком мало — только форму и размер полотен. Краски почти исчезли в темноте, остались только темные пятна. Мне было непонятно, что было изображено.

Вдруг дверцы хлопнули, и я оказалась заперта. Стало слишком темно, все вокруг стало одним черным пространством. Исчезли стены и потолок, и только луч света продолжал пробиваться сквозь небольшую дыру. Следом громко хлопнула водительская дверь, ключ оказался в замке и повернулся. Двигатель завелся, фургон немного затрясло, потом он резко тронулся. Я потеряла равновесие и упала, ударившись головой о край картонной коробки.

Сначала я попыталась снова оказаться на ногах, но фургон слишком сильно трясло, да и у меня почти не осталось сил, чтобы подняться. Еще немного я пыталась что-то сделать, но потом я просто потеряла сознание.

Куда ехала Лилия, я не знала, а путь был долгий. Несколько часов с остановками у светофоров и на заправке, следом несколько десятков километров по загородной трассе. Когда фургон остановился, и заскрипели тормоза, я так и не пришла в себя.

Прошло некоторое время, Лилия вспомнила о свертке с холстами, и ее руки распахнули дверцы фургона. Внутрь проник солнечный свет, из-за которого стало видно каждый угол внутри. Это грязи тоже касалось, но, конечно, она не могла не заметить меня, лежащую на полу. Ее брови немного нахмурились, она стояла, держась руками за створки. Она осмотрела меня, а потом залезла внутрь и присела рядом.

— Что ты тут делаешь? — произнесла она тихо.

Она видела меня только со спины, поэтому не узнала. Я была для нее незнакомым человеком, который каким-то образом оказался внутри ее фургона. Она похлопала меня по щекам, но никакой реакции не было. Потом шлепки стали немного сильнее, а она схватила меня за плечи и начала трясти.

— Очнись! — тревожно сорвалось с ее языка.

Я услышала ее голос и ощутила ее руки, вцепившиеся в мои плечи. У меня почти не было сил, и мои глаза с трудом начали открываться. Сначала я увидела теплый солнечный свет, а потом передо мной начали появляться знакомые мне черты. Она была взволнована и прикусывала нижнюю губу.

— Эй, ты в порядке? — спросила она, заметив, что я пришла в себя.

Я молчала. Молчала, не зная, что ответить. Мой разум еще дремал, сложно было понять, где была я, что со мной происходило. Меня приводил в чувства незнакомый мне человек, моя одежда испачкалась, болела голова и правое плечо.

— Кто ты? Как тебя зовут? — спросила Лилия, глядя мне в глаза.

— Лууу…на, — лениво прошептал мой рот, неправильно поставив ударение.

— Выглядишь неважно, — произнесла она, обнаружив синяк на моем виске.

Лилия помогла мне подняться, и мы вылезли из фургона. Под моими ногами оказалась трава, и я снова увидела зелень. А когда мой взгляд оторвался от земли, я поняла, что оказалась в очень зеленом месте. Я впервые увидела лес, тысячи деревьев и ни одного фонарного столба, никакого асфальта и неоновых вывесок.

— Я отведу тебя в дом, — сказала Лилия.

За спиной у меня оказался старый деревянный забор с синими железными воротами. Мы отправились за это ограждение и оказались у небольшого кирпичного дома. Под ногами трава не заканчивалась, она была всюду, как асфальт в городе. Мы следовали дальше, вошли через деревянную дверь.

— Садись, — произнесла Лилия, помогая мне устроиться на небольшом диване.

Я снова закрыла глаза, просто закрыла глаза, не потеряла сознание. А Лилия отправилась в соседнюю комнату, ее шаги торопливо ступали по деревянному полу. Вернулась она также быстро, в ее руках был белый флакон и небольшой кусок ваты. Она начала протирать мои виски нашатырем, чей запах заставил меня открыть глаза.

И я увидела небольшую кухню. Передо мной стоял стол, на котором лежала клетчатая бело-красная скатерть. Стены были деревянными, потолок тоже, на нем висела старая люстра, чьи хрустальные подвески отражали оранжевый свет солнца. Я подняла голову и посмотрела на Лилию, которая немного успокоилась.

— Луна? Как ты? — спросила она.

Я сидела, смотрела на нее и молчала. А она вдруг сорвалась с места, подошла к кухонному шкафчику, открыла его, достала два стакана, что через секунду наполнились водой из стеклянного кувшина. Один из них был протянут мне, а из второго она начала пить. Ее шея немного двигалась от торопливых глотков, пила она, не отрывая от меня глаз. Мне же что-то подсказало, что надо за ней повторить. И я взяла у нее стакан и поднесла к своему рту. Мой первый глоток был приятным и прохладным, и вся та вода отправилась в мой желудок.

— Как же ты попала ко мне в фургон? — спросила Лилия, опустошив свой стакан.

Я продолжала молчать и смотреть на нее.

— Сильно же ты ударилась, — продолжила она и приложила к моему виску свой стакан.

Прохладная стеклянная поверхность уменьшила боль, стало даже приятно. В глазах больше ничего не расплывалось, и мне удалось лучше рассмотреть обстановку. Справа от дивана, на котором я сидела, стоял холодильник. Кухонный гарнитур был деревянным в цвет стен, с обеих сторон от входной двери висели две картины. На правой был натюрморт с кувшином, а слева — портрет Лилии, когда она была еще ребенком. Я сразу заметила знакомые черты, немного курносый нос и глаза с длинными ресницами.

— Я принесу тебе чистую одежду, — предложила Лилия, убрав стакан от моего виска.

Я проводила ее взглядом, она прошла через арку, потом под ее торопливыми шагами заскрипела лестница, ведущая на второй этаж. Вдруг я заметила еще одну картину в соседней комнате. Я поднялась, поставив пустой стакан на стол, и отправилась в гостиную.

Она оказалась просторной, стены были деревянными, как и во всем доме. Справа располагалась лестница, ведущая на второй этаж, скрипучие ступеньки были покрашены темной морилкой, как и перила. Слева стоял коричневый угловой диван, над которым висело два пейзажа, а перед ним разместилась старая печь, переделанная в камин. Рядом с ней стояло зеленое кресло, а правее у окна старый письменный стол вместе с таким же старым стулом.

Я прошла дальше, чтобы лучше рассмотреть картину, которую заметила. Это был еще один пейзаж с цветущим садом, а с другой стороны от окна висели еще две картины. Мост через реку и цветы на закате. Я обернулась и увидела еще портрет мужчины рядом с дверью, за которой разместился небольшой санузел. Вдруг мое внимание от картин оторвал книжный шкаф — двенадцать полок во всю стену, от потолка до пола, сотни старых и не особо книг. Сотни названий и слов, которые мне были понятны.

Я подошла ближе, рассматривая разноцветные корешки. Моя рука потянулась к зеленой обложке, за которой скрывались рассказы Чехова. Я ее открыла и начала листать, изучая немногочисленные черно-белые иллюстрации. Страницы были такими приятными на ощупь, еще от них приятно пахло. Текст меня тоже привлек, слова были понятны, но сюжет для меня оставался загадкой. Но потом я заметила диалоги, слова героев.

— Тебе уже лучше? — спросила Лилия, спускаясь с лестницы.

В ее руках была зеленая майка и желтая юбка, она подобрала тот комплект для меня. И, спустившись вниз, помогла мне переодеться. Снова повторялось то, что было со мной в небоскребе, меня приводили в порядок, только теперь я могла самостоятельно шевелиться. Одежда, конечно, была мне немного велика, но у меня появилось новое для меня чувство защищенности.

— Спасибо, — произнесли мои губы.

— Не за что, — ответила она, поправив на мне футболку, — меня зовут Лилия, но меня называют просто Лила.

Теперь я официально знала ее имя, а в моей голове крутились прочитанные ранее слова. Фразы и диалоги продолжали крутиться в моей памяти, но я продолжала молчать. Лила же тем временем положила мое изумрудное платье в стирку, а точнее, в таз с мыльной водой.

— Луна, давай пообедаем вместе? — предложила Лила. — Надеюсь, тебе нравится омлет?

Я ничего не ответила, продолжая рассматривать картины в доме. Но потом они на первом этаже закончились, и я заметила, что на лестнице тоже что-то висело. Мне пришлось преодолеть пару ступенек, чтобы лучше рассмотреть их. То были небольшие натюрморты, состоящие из двух-трех объектов. Лимон и чашка чая, перец, помидор и огурец, бутылка, ромашка и кубики сахара. Мазки были похожи, их рисовала одна еще не очень опытная рука.

Мои глаза устремились выше, с лестницы виднелся край еще одной работы. Мои ноги пошли дальше вверх, и я оказалась на втором этаже перед пейзажем с рекой, блики на воде были похожи на те, что мне приходилось наблюдать. Только теперь они застыли в виде мазков на плоской поверхности. Осознание этого заставило меня на секунду задержать дыхание.

А потом я осмотрелась и поняла, что находилась между двух спален, двери которых были открыты. На соседней стене висели еще три картины: еще один пейзаж с рекой, куст сирени и кот, уснувший на кресле. Все это были работы одной руки, которая стала более профессиональной.

Внезапно мой нос почувствовал приятный незнакомый мне запах, он доносился с кухни. Тот самый омлет, он отвлек меня от просмотра картин, потребность в еде напомнила о себе. Я спустилась обратно на первый этаж, снова разглядывая картины на своем пути. Ноги вели меня на кухню, где у плиты стояла Лила.

— Уже почти готово, — сказала она, нарезая помидоры.

Я подошла ближе к плите, увидела сковороду, на которой пузырился желтый блин. Мне сразу стало понятно, откуда шел запах. Но через секунду мой нос уловил еще один, учуяв овощной салат. Он стоял в глубокой миске перед Лилой, которой осталось добавить лишь немного соли.

— Садись. Я уже приготовила тарелки, — продолжила она, немного повернув голову назад.

Я уловила то движение и обернулась. Сзади на столе стояли две белые тарелки, рядом с которыми лежали вилки. Вспомнив некоторые сюжеты из книги, я начала понимать, что будет происходить дальше. Я подошла к столу и села напротив одной из них.

— Чай с мороженым будешь? — предложила Лила, поставив чайник на конфорку.

— С удовольствием, — вырвалось из моего рта.

Мой голос был для меня чем-то непривычным, звуки, доносящиеся из моих голосовых связок, словно проносились по всему телу. Он отличался от голоса Лилы, был немного жестче и ниже.

— Надеюсь, ты любишь мяту, — продолжила Лила.

— Не знаю, — ответил снова мой голос.

— Тогда попробуешь и узнаешь.

Лила подошла к столу, держа в левой руке сковороду, выложила полукруги омлета на тарелки, быстро вернулась к плите, поставила сковороду на прежнее место и взяла миску с салатом, которую поставила на стол. Потом она снова вернулась к плите, где достала из ящика жестяную коробку с мятой. Небольшое количество высушенного растения отправилось в заварник, куда следом был вылит кипяток.

Еда передо мной тем временем остывала, почему-то я не могла есть — чего-то не хватало. И еще я не знала, как происходил процесс приема пищи, но мой организм явно в ней нуждался. Лила поставила на стол две чашки с мятным чаем, пока я рассматривала еду. Ее цвет, форму, текстуру. Неровная поверхность омлета напоминала мазки с картин, а содержимое миски из красных помидоров и желтого перца напомнило мне о красках, которые меня так привлекали.

— Приятного аппетита, — сказала Лила и начала есть.

— Приятного аппетита, — сказала я и начала повторять за ней.

Впервые я ела как обычный человек, впервые вообще в мой желудок начала попадать пища. Ее вкус мне нравился, это чувство было для меня новым. Еще одним новым чувством, что мне доставляло удовольствие. Помидоры имели немного кисловатый вкус, перец был более сладким, а омлет — соленым. Мой язык распробовал все это, и внезапно моя тарелка опустела.

Лила тоже доела свою порцию, отнесла наши тарелки в раковину и снова приземлилась на соседний стул вместе с мороженым. Она мне протянула небольшую розовую упаковку, что оказалась очень холодной, и ложку. Я сначала отхлебнула немного чая, наблюдая за тем, как она открывала свою порцию. Следом начала и я, розовая субстанция оказалась сладкой и таяла на языке. Это был еще один новый вкус, еще одно новое ощущение.

— Так, как ты оказалась в моем фургоне? — спросила Лила, допив свой чай.

Мне надо было что-то сказать в ответ, я немного подумала, но у меня вдруг заболела голова. От этой боли застучало в висках, эти ощущения отразились на моем лице.

— Ты в порядке? Кажется, ты не слабо ударилась головой, — продолжала Лила, заметив мою реакцию.

— Плохо помню, — тихо ответила я, схватившись за голову.

— Я позову соседку, она врач на пенсии. Пусть тебя осмотрит, — предложила Лила.

— Хорошо, — ответила я.

Лила выбросила опустевшие упаковки мороженого, отправила чашки в раковину и вышла из дома, оставив меня с головной болью на диване. Участок, где жила соседка, находился недалеко, она быстро вернулась вместе с пожилой женщиной, чьи глаза были лишены эмоций.

— Так, это она? — произнесла женщина с короткими светлыми волосами.

— Да. Ее зовут Луна, — ответила Лила.

Женщина подошла ко мне и взялась руками за мое лицо. От нее пахло чем-то сладким, тот аромат меня успокоил. Она посмотрела в мои глаза, проверив реакцию зрачков, осмотрела синяк на виске и измерила пульс, взяв меня за руку.

— Легкое сотрясение, ничего страшного. Надо приложить холод к виску и выпить таблетку аспирина, — ответила она, оторвав от меня свои морщинистые руки.

— То есть, ничего страшного, только она не может вспомнить, как оказалась в моем фургоне, — сказала Лила.

— В твоем фургоне можно нефть найти, ничего удивительного. Ты же оставляешь его открытым, — продолжила старушка, собираясь уходить.

— Спасибо, что уделили немного времени.

— Не за что. Только если приведешь домой побитых инопланетян, меня на помощь не зови. Хорошо? — сказала женщина и удалилась из дома.

Дверь захлопнулась, нас снова было двое.

— Она, конечно, ворчливая, но добрая. До сих пор припоминает мне, как ей пришлось ставить капельницы моим подвыпившим друзьям, — объяснила Лила.

— Наверное, веселая история? — предположила я.

— Да, очень, — подтвердила Лила, моя содержимое раковины.

Я обернулась, чтобы посмотреть в окно. Было уже достаточно поздно, темно, а где-то на горизонте за деревьями краснела полоса заката. А прямо за окном было видно калитку, траву и кусты.

— Тебе надо таблетку выпить. Вот, пока я не забыла, — произнесла Лила, оставив для меня на столе серебристый блистер и неполную чашку воды.

— Хорошо, — ответила я, повернувшись обратно.

Лила отправилась в гостиную, а я принялась рассматривать упаковку с таблетками. Всего было десять отсеков, двух не хватало. Я выдавила одну себе на ладонь и положила в рот. Мой язык ощутил невыносимую горечь, и я залпом выпила, стоящую рядом воду.

Через некоторое время мне стало легче, все мои мышцы расслабились, я упала на бок. На диване было удобнее, чем в фургоне, не трясло, не было душно и грязно. В воздухе продолжал витать легкий запах моего ужина, а за окном уже было достаточно темно. Я закрыла глаза и уснула, впервые по своей воле организм отключился, чтобы набраться немного сил. Это было еще одно приятное ощущение, которое мне пришлось испытать. Медленное погружение в сон, чем-то похожее на полет или покачивание на волнах.

Когда я уже крепко спала, в кухню вернулась Лила. Ее палец легким нажатием включил свет, загорелись четыре лампы в плафонах люстры. Но я не отреагировала на это.

— Эй!? Спишь? — произнесла почти шепотом она, наклонившись надо мной.

Конечно, я никак не отреагировала. Я даже не почувствовала, как она подняла мои ноги на диван и накрыла пледом. У меня слишком много сил отнял тот день.

— Спокойной ночи, — пожелала мне Лила и удалилась из кухни, выключив свет.

Сама же она еще не собиралась спать и поднялась наверх, в свою спальню. Там был небольшой творческий беспорядок: весь стол был завален красками, карандашами, кистями и другими приспособлениями для рисования. Весь второй этаж можно было считать творческой мастерской, там Лила вместе со своей бабушкой часами могла не отходить от мольберта. Вторая комната наверху как раз принадлежала ее пожилой родственнице. Там тоже был беспорядок.

Я продолжала крепко спать на кухне, а Лила рисовала. Ее рука, в которой была кисть, немного испачкалась зеленой краской, но она этого даже не заметила. Продолжила наносить мазки, забыв про время. Та картина была готова почти под утро, а Лила уснула на своей кровати прямо в одежде.

Я же проснулась рано, и мне снова хотелось есть и пить. Я поднялась, еще толком не распрощавшись со сном. Ноги отправились к холодильнику, который казался для меня чем-то загадочным. Моя рука аккуратно открыла белую дверцу, за которой скрывались стеклянные полки с кастрюлями и упаковками. Внутри него было прохладно, я ощутила это и немного взбодрилась. Потом мой взгляд опустился ниже, туда, где находились контейнеры с овощами и фруктами. Меня снова привлекли цвета, и я достала из левого отсека небольшой помидор.

Он был таким гладким, приятным на ощупь. А потом я почувствовала его запах, поднесла ближе к лицу, получше принюхалась и откусила немного. Его вкус был мне уже знаком, он мне нравился, я продолжила есть, не торопясь. Ела и разглядывала содержимое холодильника.

Пакет молока, кусок сыра, упаковка масла, две кастрюли, еще бутылки и еще упаковки. А на дверце находились ячейки для яиц, которые были не полностью заполнены. Красная упаковка, небольшие белые стаканчики, желтый тюбик и зеленые бутылки. Я доела помидор и заглянула в кастрюли. В большой была жидкая субстанция, в которой плавала зелень и еще что-то, а в небольшой — более густая белая с пленкой на поверхности.

Я подвинула ее ближе к себе и пальцем дотронулась до пленки, которая тут же порвалась. Мой палец испачкался в каше, которую я облизала. Вкус мне понравился, это было нечто нежное. И я продолжила поглощать ту массу, погружая в кастрюлю свои пальцы, что стали немного липкими.

Внезапно я вспомнила, как мы ужинали за столом, и мне стало чего-то не хватать. Тем предметом, определенно, была ложка. Но я слишком поздно до этого додумалась — мой голод исчез, и я поставила кастрюлю на место. Холодильник закрылся, а моя рука продолжала быть липкой.

Следом как-то автоматически я подошла к раковине и открыла воду. Мои ладони оказались под прохладной струей, которая смывала остатки еды, а глаза не могли оторваться от этого зрелища. Мои пальцы окутывала прозрачная жидкость, сквозь которую была видна моя кожа. Но следом я закрыла кран, поток прекратился, а на ладонях остались только капли, которые стекали и падали в слив.

Мне хотелось понять, куда я попала, куда меня привез тот старый фургон. Я решила снова осмотреть дом, зашла в гостиную, где снова увидела знакомые мазки на картинах, подошла к книжному шкафу. И моя рука сама потянулась к одной из немногочисленных красочных обложек, то был роман, типичное женское чтиво о высоких чувствах.

Мои пальцы принялись листать страницы, которые оказались серыми, шершавыми и тонкими. На них были диалоги героев, которые признавались друг другу в любви и выясняли отношения. Многое из этого содержания мне было сложно понять, но слова считывались моим мозгом более уверенно. Я полистала еще немного и убрала книгу на место. Мои глаза еще пару раз пробежались по полкам, а потом боковое зрение заметило приоткрытую дверь, за которой находился санузел.

Я потянула за ручку и вошла. Мне хватило света, чтобы рассмотреть окружающую обстановку. Справа от меня стоял унитаз с закрытой крышкой, а впереди находилась небольшая ванна, над которой висела полупрозрачная штора. На полу лежало два небольших прямоугольных коврика с коротким ворсом.

Вдруг я заметила движение на стене над раковиной, впервые увидела зеркало и немного испугалась. За гладкой поверхностью, словно, внутри стены кто-то стоял, но в темноте мне было сложно разглядеть себя. Я и внешне еще толком не знала, какой я была, помнила только внешность подобных мне. И я отправилась обратно в гостиную, где заметила белую квадратную клавишу рядом с дверью, ее нижний край был немного заляпан красками.

Я дотронулась до нее, раздался легкий щелчок, а в ванной включился свет. Я снова вошла, внутри ничего не изменилось, просто стало светлее. Мои ноги снова ощутили ворс ковриков. И уже без страха я оказалась у раковины, где в зеркале увидела себя. Себя с пшеничными волосами чуть выше плеч, с густой челкой и нереальным изумрудным цветом глаз. Осознание, что это была я, пришло не сразу. Сначала моя ладонь всей своей поверхностью прикоснулась к зеркальной поверхности, потом я посмотрела на свою руку и ее отражение. Потом я заметила плитку за собой в зеркальном пространстве.

Я дотронулась до своего лица, до своих щек, до лба, до губ и до носа. Кожа была теплой и гладкой, через нее прощупывался череп. Я отошла немного назад, пытаясь увидеть себя во весь рост. Одежда Лилы мне была немного велика, я принялась снимать ее с себя. Юбка свалилась с моих бедер, майка тоже упала рядом. Я стояла и смотрела на свое тело.

Чистая кожа была лишена родимых пятен, только на плече и на виске синели последствия ударов. Ровная осанка, плечи, проступающие ключицы, грудь, руки и ноги. Я начала привыкать к своей внешности, натянула обратно на себя вещи Лилы, и снова посмотрелась в зеркало, поправляя на себе майку.

Вдруг мой взгляд опустился вниз. На мне не было обуви, которая осталась у дивана на кухне. Я пошевелила большими пальцами на своих ступнях, ощущая вес тела и напряжение мышц, которые немного болели после ночной прогулки. Лень начала себя проявлять — мне захотелось прилечь. Я вышла и ванной, намереваясь отправиться на кухню и устроиться на диване, но меня снова отвлекли картины. Я вспомнила о том, что не все успела увидеть.

Босиком я отправилась на второй этаж, ощущая ступнями деревянную поверхность ступенек. Снова взглянула на знакомые работы и снова очутилась между двух комнат. Двери были открыты, за ними виднелась старая мебель. Я вошла в одну из них, внутри никого не было, а у окна стоял мольберт, накрытый куском светло-серой ткани. Рядом в углу стоял письменный стол, на котором в творческом хаосе разместились кисти, краски и другие художественные инструменты.

В другой части помещения стояла небрежно заправленная кровать, на которой лежали две белые подушки и синий плед. Рядом стояла тумба, на которой лежала палитра, усыпанная каплями масленой краски. А за спиной у меня находились три бирюзовые дверцы, то был большой шкаф.

Я подошла к окну и увидела старую яблоню, за которой скрывалась небольшая беседка с деревянной крышей. Рядом с ней росла вишня, а левее расположилось еще одно строение, у которого были полупрозрачные стены, за которыми что-то зеленело. Вдруг деревянные доски пола заскрипели в соседней спальне, я отправилась на тот недолгий звук. То проснулась Лила, которая стояла у такого же окна, как и то, у которого секунды назад стояла я.

— Доброе утро, — сказала она сонным голосом.

— Доброе утро, — ответила я.

Стены и пол в ее комнате тоже были деревянными, только обстановка немного отличалась. Кровать стояла по-другому и была уже, перед ней был стол, тоже заваленный приспособлениями для рисования. А в другом углу стоял небольшой шкаф, одна из створок которого была приоткрыта. Внутри висел приличный гардероб, десятки вешалок с платьями и юбками.

Я подошла к окну и увидела за занавесками деревянный забор, за которым стоял двухэтажный дом с серой крышей. Рядом с ним росли деревья, как и перед забором. А под окном разместились кусты с еще нераскрывшимися бутонами и небольшой уличный душ, сделанный из досок и старых дверей.

— Так как ты попала в мой фургон? — неожиданно спросила Лила.

Этот вопрос заставил меня вспомнить минувшие события, слова и образы наполнили мою голову, пытаясь сложиться в целое. Я вспомнила картины, город и фургон с коробками.

— Я заметила внутри картины…. — сказала я.

— Ты это про картины, которые на коробках лежали? — уточнила Лила.

— Да, но было слишком темно.

— Если хочешь, можешь посмотреть на них? Они до сих пор в фургоне, — произнесла она, надев легкий халат.

— Конечно, — коротко ответила я.

Мы спустились по лестнице на первый этаж, вышли наружу и оказались перед фургоном, который я впервые увидела спереди. Вид у него был помятый, левая фара треснула, а бампер держался на ржавой проволоке. Лила открыла дверцы и залезла, а я подошла и заглянула внутрь. Мне было видно, как она двигала коробки и перекладывала полотна. Она явно что-то искала, искала сверток, который передали для ее бабушки. Он лежал с другой стороны меж коробок, Лила не сразу его заметила.

— Поможешь мне отнести кое-что в дом? — спросила она.

— Хорошо.

— Держи, — сказала Лила, протягивая мне найденный сверток и одну из картин.

Сама же она несла в руках четыре полотна, в каждой руке по две, так чтобы соприкасались только задние стороны. Мне же досталось самое крупное произведение из всех, на нем была изображена река в пасмурную погоду. Серые тучи, листва, которую трепал ветер, рябь на поверхности воды и капли дождя, пронизывающие всю картину.

Мы вошли обратно в дом и отправились с этим грузом в гостиную. Лила разложила картины, что несла, на столе, а потом взяла у меня сверток, который был положен на пол, а полотна разместились на столе. И мне удалось рассмотреть то, что мне так хотелось увидеть. Рыжий кот на заборе, рыбаки на берегу, яблоки на траве и бабочка, приземлившаяся на книгу.

— Кота и яблоки рисовала я, остальные — моя бабушка. Они висели на выставке на прошлой неделе, теперь там другие наши работы, — произнесла Лила.

— Лунная? Я видела, — сказала я, вспомнив галерею.

— Да, — сказала она и задумалась.

Казалось, она забыла о нашей первой встрече, о том монологе про луну. Мы молча стояли у стола и смотрели на картины, а потом пошли завтракать. На этот раз мы ели овсяную кашу, которую ранее я уже пробовала. Лила много говорила про выставку, про своих друзей и свою бабушку, с которой у них было много общего. Особенно это касалось рисования и другого творчества, как оказалось, они обе начали творить, когда умер дедушка. Лиле тогда было всего пять.

Дед ее был военным, рано вышел на пенсию и приобрел участок, на котором был построен дом, в который я попала. Характер у него был тяжелым и конфликтным, его могла взбесить любая мелочь. Но это компенсировалось уважением к бабушке, подарками и походами в театр. Беседка и теплица были построены им, в доме ремонтом занимался тоже он. Шкаф в спальне бабушки собирал он сам с нуля.

Лила все говорила и говорила, а я слушала, поглощая новую информацию. Человеческая жизнь оказалась интересной, меня цепляло что-то в этих рассказах, меня цепляли ее эмоции, с которыми она мне все это описывала. Ее голос был приятен моим ушам, он был таким четким и мягким. Только мне нечего было рассказать о себе, я начала это понимать, когда узнала, что на портрете, что висел рядом, была она в восьмилетнем возрасте.

Мое же прошлое могло напугать любого, я этого еще не понимала, но и не собиралась ничего о себе говорить. Я осознавала, что отличалась, но мне хотелось быть похожей на людей. До меня дошло, что я не совсем являлась частью этого мира. У меня не было детства, не было воспоминаний, родителей, друзей. Я появилась на свет уже такой, организмом, похожим или даже идентичным с человеческим.

Я продолжала слушать Лилу, мне хотелось что-то сказать в ответ, но я молчала, даже не задавала вопросов, продолжая поглощать содержимое своей тарелки. А потом мы пили кофе с печеньем, но уже в гостиной у телевизора, разместились на диване и смотрели старый сериал про полицейскую собаку.

Телевизор вызвал у меня бурю эмоций, что почти не отразились на моем лице. Герои, диалоги, действия. Мне хотелось понять, как устроен этот ящик, особенно, когда Лила щелкала по каналам. Особенно, когда менялись герои и сцены, реклама меня не раздражала, а Лила во время нее бегала на кухню отнести опустевшие чашки, ну и за одно прихватила еще немного печенья.

— Может, расскажешь о себе? — спросила она меня, когда после сериала по экрану побежали титры.

— Ну, я приехала из другого города, еще не успела ни найти жилье, ни с кем толком подружиться, — ответила я, пересказав факты о преступнике, что узнала из сериала.

Лила мне поверила, разрешила мне еще немного побыть в ее доме. Я была для нее загадкой, которую она не спешила разгадывать, угрозы она во мне не видела. Ей также просто не хотелось оставаться в совсем одной, нужна была компания. Даже компания такого существа как я. Правда, слушать у меня получалось хорошо, а говорила Лила много, даже, когда у нее что-то было во рту.

Вдруг зазвонил телефон, и она поспешила взять трубку.

— Ало. Привет….Все хорошо…..А у тебя? — говорила она с кем-то.

Звонила ее бабушка, чтобы узнать, как обстояли дела в теплице. После этого короткого разговора мы снова вышли на улицу — Лила должна была что-то полить. Она набрала воду из шланга и с желтой лейкой отправилась к сооружению, за чьими стенами росли овощи.

Я следовала за ней, разглядывая все вокруг. Особенно мне понравилось то, как сквозь крону пробивался солнечный свет. А потом я заметила еще и насекомых, бабочек, которые кружились у кустов. Я сразу поняла, что уже видела их раньше, на картине. Это были те самые крылатые создания, только вживую наблюдать за ними было интереснее.

— Иди сюда, — позвала меня Лила.

Она была внутри теплицы, куда я и отправилась. Внутри было жарко, я это почувствовала, как только зашла сквозь небольшую дверь. Не было ветра, было душно и очень влажно. Капли воды стекали по прозрачным стенам, справа росли огурцы, слева — томаты, а между этих грядок расположился проход в виде дорожки из декоративных камней. Пахло зеленью и еще чем-то земляным, Лила поливала уже второй ряд, струя воды вырывалась из лейки и падала в лунки, где мгновенно впитывалась, придавая почве более темный оттенок.

Снаружи дышать было легче, мои легкие сразу же наполнились прохладным воздухом, когда мы вышли. Лила поставила лейку на место, и мы отправились в беседку. Поднялись по двум ступенькам в деревянное сооружение, где по середине разместился стол, и с трех его сторон стояли скамейки. Лила села ближе к стене, а я устроилась напротив и разглядывала балки и перекрытия.

— Так, откуда ты приехала? — спросила Лила.

Надо было что-то сказать, я медлила, перебирая факты и слова в голове.

— Из Икара, — вдруг произнесла я.

— Икара? Это, наверное, небольшой город?

— Да, — подтвердила я.

— Знакомое название, — продолжила она.

А Икар был сыном Дедала в древнегреческой мифологии, а еще так называлась корпорация, в чьих стенах меня создали. Правда, в тот момент я вспомнила только ее название, которое неоднократно звучало на выставке.

Меня спросили — я ответила. А потом мне Лила долго рассказывала про соседку, которая меня осматривала, про других соседей и про здешние места, которые можно было посетить. Я слушала, пополняя свой словарный запас.

В тоже время меня уже начали искать, уже заметили, что одного не хватало. У руководителя была паника, он кричал на весь зал, проклинал всех, кто попадался ему на глаза. Мое тело было слишком дорого, даже не просто дорого, неприлично дорого, также подробности его создания были под строжайшим секретом. Нельзя было поднимать шум, исчезло же человекоподобное существо, выращенное в искусственных условиях. Определенно, поднялась бы паника и не только, не все бы оценили такой прорыв в науке.

В тот же день уволили и всех охранников того здания, были наняты детективы, что начали внимательно просматривать видео с камер и осматривать лестницу, по которой я спускалась. Это были хладнокровные люди, которые не задавали лишних вопросов, а просто хорошо делали свое дело за приличную оплату.

Я же не догадывалась о последствиях своего побега, я просто ушла, желая увидеть, что находилось за пределами выставочного зала. Ушла и даже не думала возвращаться, но меня им нужно было вернуть. Если честно, я сама не была готова узнать правду о себе. Я об этой правде даже не задумывалась, я просто наслаждалась моментом и обществом своей новой первой болтливой знакомой, не догадываясь, что меня могли лишить свободы, воспоминаний или даже жизни. Я сидела в беседке, слушала и начала задавать вопросы, получая новые знания.

Лила же была не против провести время со мной. Если бы не я, ей бы пришлось два дня провести в одиночестве, чего ей никак не хотелось. Мне же тоже было приятно общество, я начала в нем чувствовать потребность, как в жажде, голоде или сне. Как и в желании посмотреть на картины, увидеть новые цвета и мазки. Я становилась человечнее с каждым часом, проведенным с Лилой. Мы говорили, обедали, смотрели сериалы и обсуждали их, а на закате отправились прогуляться по окрестностям.

Лила одолжила мне свитер, когда немного похолодало. Она открыла калитку, и мы отправились за пределы земельного участка. Пошли в лес, преодолев несколько метров по камням и траве, преодолели мост, через высохшую реку, от которой остались только заросли камышей, и небольшое поле подсолнечника.

Потом нас окружили тысячи высоких деревьев и других растений. Под ногами можно было увидеть листья земляники, небольшие синие цветы и шишки, которые вызывали у меня дикий интерес. У них была такая необычная форма, словно из дерева высекли бутон, который стал раскрываться как звезда.

У Лилы за спиной был небольшой зеленый рюкзак, увешанный значками в виде животных, еды и других объектов. В нем лежал небольшой толстый альбом и пенал с десятками карандашей. Она достала все это, когда мы набрели на поляну, где летали стрекозы, комары и другие насекомые.

Она села прямо на траву, положив альбом себе на колени, рюкзак разместился рядом. На нем лежал открытый пенал с карандашами. Лила начала рисовать, а я села рядом, наблюдая за ней и за солнцем, которое закатывалось за горизонт.

Закат не переставал вызывать у меня восхищения своей красотой, небо наполнялось всеми красками, становилось как радуга с красной полосой у горизонта, плавно переходящей в оранжевую и потом немного в желтую. А следом шел еле уловимый зеленый оттенок, после которого небо было привычного дневного цвета, который становился все темнее и темнее, переходя в фиолетовый, на чьем фоне уже начинали появляться звезды.

Мой взгляд убежал на страницу альбома Лилы, которая была непривычно молчалива. Она рисовала кусок поляны, ее очертания прояснялись на белой бумаге, а я впервые увидела, как возникала картина, как вообще кто-то рисовал. Еще и с таким увлечением и таким серьезным выражением лица.

Лила словно погрузилась в эту работу, словно ушла куда-то на какое-то время. Ее руки меняли карандаши, которыми она штриховала и проводила по странице. Под легкий шуршащий звук то, что росло перед нами, переносилось в маленький мир ее альбома.

Темнело, даже в свитере я немного начала замерзать, а Лила заканчивала свой рисунок. На траве появились блики, а я, наконец, увидела, для чего нужна была пластиковая штука с маленьким лезвием. Рядом с рюкзаком появилась небольшая горка стружки от карандашей, она то росла, то ее раскидывало меж травы легким ветром. Ластик тоже перестал быть для меня белым куском, когда пальцы Лилы стирали им лишнее.

Лишнее стерлось, все, что нужно было перенести с натуры, было перенесено. Последние штрихи были нанесены, а на лице Лилы начало пропадать серьезное выражение, она вернулась из своего творческого погружения. Вернулась, альбом и пенал отправились обратно в рюкзак, а мы отправились обратно в дом.

Солнце уже зашло, трудно было видно, что находилось под ногами. Я подняла глаза, и все внутри меня замерло. Надо мной было бездонное черное небо, усыпанное белыми огнями. Туч не было, их унесло куда-то далеко, открыв мне это все. Я стояла рядом с мостом, оставалось идти совсем немного, но я не могла больше двинуться ни на сантиметр.

— Эй? Не отставай! — вдруг прозвучал голос Лилы.

Он вернул мне движение, я опустила глаза и увидела впереди свет в ближайших домах. Мое тело вспомнило, что ощущало холод, и я пошла дальше, аккуратно ступая по мосту, потом по траве и по камням. А переступив через порог дома, я стала чувствовать себя спокойнее. Исчезла дрожь, которая проносилась по моей спине. Лила включила свет на кухне и поставила чайник, а я устроилась на диване рядом с рюкзаком.

— Хочешь посмотреть альбом? — предложила она, заглядывая в свою сумку.

— Да, — сорвалось с моих губ.

Я не могла отказаться от такого предложения, конечно, мне было интересно, что скрывалось за обложкой. И наконец, альбом был у меня в руках. Его края были немного потрепаны, но на страницах мне удалось увидеть то, чего я не ожидала. Там были наброски, больше половины альбома набросков, эскизов и зарисовок. Но главное, что за завершающими штрихами мне удалось разглядеть тонкие линии начала, каркас, с которого строился сам рисунок.

Лила разобрала диван в гостиной, на нем было достаточно места для четырех человек, но его заняли только мы вместе с подносом, на котором стояли чашки и миска с печеньем. Мы снова смотрели сериалы, это продлилось примерно час, а потом начался фильм. Алиса в стране чудес. Мы смотрели ее до глубокой ночи и вместе заснули на диване.

Утром Лила проснулась первой, убрала за нами посуду и отправилась в ванную принять душ. Мое изумрудное платье было положено в стиральную машинку вместе с другой стиркой. Барабан закружился, а Лила разделась и залезла в ванную. Пока она мылась, проснулась я.

Я просто открыла глаза, лежала, уставившись в потолок. Моя голова была полна информации, образы и голоса создавали хаос в моих мыслях. Хотелось от них избавиться, но они из туманных видений стали более четкими. В основном это были люди в белых халатах, какое-то странное оборудование, светлые коридоры и десятки дверей, которые распахивались и закрывались. В моих ушах слышалось пиканье, шаги и непонятные мне диалоги.

— Хочешь принять душ? — спросила Лила, которая внезапно вышла из ванной.

Я была не против, Лила выделила мне полотенце, и в моем распоряжении были все флаконы и банки, которые стояли на бортике. Что надо было делать, я знала из рекламы геля для душа. Я разделась, залезла в ванную и включила воду, которая холодным ливнем обрушилась на меня. Конечно, я взбодрилась, но мне было неуютно, я перекрыла воду, покрутив рукоятку с голубым кругом. Вода прекратила течь, а я обратила внимание на соседний вентиль уже с красным значком.

Моя рука повернула его, меня снова обдало холодной водой, которая быстро теплела и в итоге стала кипятком. Я снова закрыла воду и снова открыла, на этот раз, покрутив обе рукоятки. Я делала то теплее, то холоднее, мне было то слишком холодно, то слишком горячо. Но, в конце концов, мне удалось отрегулировать подходящую температуру.

Я стояла под струями и мылила свои волосы, мокрыми они были немного другими на ощупь. Запах шампуня мне что-то напоминал, он был приятным, сладковатым. Пена смывалась с головы, проносилась по телу и уплывала к сливу, где ее пузырьки лопались. Потом я начала мылить свое тело, проводя мягкой мочалкой по своей коже. Это был приятный процесс, который позволил мне расслабиться и окончательно проснуться.

Когда я закончила, уставилась на свое отражение. На тело, обмотанное голубым полотенцем, на мокрые волосы, ставшие на несколько тонов темнее. Мне вдруг стали не давать покоя мои глаза, их изумрудный цвет. Я подошла ближе к зеркалу, чтобы лучше рассмотреть радужки. Потом оделась, накинула на плечи полотенце и вышла из ванной.

Телевизор снова был включен, шел прогноз погоды, ожидался солнечный и очень жаркий день. Я прошла дальше на кухню, где Лила занималась нашим завтраком. Пахло омлетом и свежими овощами, из которых был сделан салат. Я немного помогла — поставила чайник и засыпала по ложке кофе в кружки, ну и достала тарелки из шкафчика.

Мы позавтракали, потом пошли поливать растения в теплице, после чего Лила залезла в свой фургон, чтобы проверить какие-то бумаги. Они были связаны с ее работой, она занималась доставкой небольших грузов. Один из них как раз лежал в фургоне, те самые грязные коробки, которые уже срочно надо было отвезти в назначенное место.

Лила немного запаниковала, когда уточнила данные. Она вылезла с водительского сиденья и отправилась в дом, где я уже заканчивала с мытьем посуды.

— Нам надо кое-куда съездить, — сказала она и отправилась в ванную.

Машинка уже давно постирала одежду и отжала ее. Лила открыла барабан, выгрузила содержимое в чистый таз и отправилась обратно на улицу, чтобы развесить вещи. Для этого от теплицы до дерева была протянута веревка. Лила торопилась, расправляя мокрую одежду, очередь дошла и до моего платья.

Оно уменьшилось в два раза, села ткань, теперь в него мог влезть разве что ребенок лет десяти. Лила держала его перед собой с озадаченным выражением на лице, но потом все-таки повесила к остальной одежде. Когда вещи в тазу закончились, она поспешила в дом, где позвала меня с собой на второй этаж.

— Слушай, Луна, тут такое дело. Кажется, я установила не ту температуру для стирки, и твое платье село. Извини, — сказала она расстроено.

Я не знала, что ответить. В каком-то смысле то платье было единственной моей собственностью, но никаких отрицательных эмоций от потери его я не испытывала.

— Правда, извини, — продолжала она. — Но можно что-нибудь подобрать из моих вещей.

Я молча одобрила ее предложение, и мы начали копаться в ее шкафу, набитом различной одеждой, среди которой нашлась даже школьная форма. Я оказалась на два размера меньше Лилы, мне подошли ее дранные джинсовые шорты, которые уже года два лежали на верхней полке. Еще мы нашли черно-синюю клетчатую рубашку с короткими рукавами.

— У тебя нет пупка?! — заметила Лила, когда я застегивала пуговицы.

Мой живот был абсолютно гладким, не было даже никаких намеков на швы или шрамы. А я только после ее слов заметила эту свою особенность.

— Ну, да, — коротко ответила я.

— Тебе делали какую-то операцию? — предположила Лила.

— Наверное, — повторила я, закончив одеваться.

— Не помнишь, почему у тебя его нет?

— Не помню.

Лила не знала, о чем еще спросить, тоже застегнула на себе последние пуговицы, и мы отправились на улицу.

— Залезай. Придется немного прокатиться, — сказала она, залезая на водительское сиденье.

Я залезла на соседнее и пристегнулась, осматривая старый салон. Приборная панель была вся в царапинах и пыли, а коврики под ногами не мылись с момента приобретения этого старого транспорта. На зеркале висел освежитель воздуха в виде небольшой стеклянной емкости, внутри которой почти кончилась синяя жидкость.

Лила завела мотор с третьей попытки, весь фургон затрясло, мы поехали. Пришлось полностью открыть окна — из-за жары было душно. Стекла опустились, и внутрь хлынул теплый воздух, который толком и не изменил положение.

Сквозь лес вели две полосы, лишенные растительности — два следа от шин, впечатанных в почву и ведущих к трассе, на которую мы выехали примерно через полчаса. А дальше под колесами фургона появился асфальт, а по обе стороны от него были сплошные деревья и фонарные столбы, встречающиеся через каждые несколько метров.

Лила включила радио, сначала было слышно только помехи, сигнала почти не было. Но через несколько километров голос ведущего уже четко объявлял названия и исполнителей песен, они заглушали рев двигателя. Музыку, конечно, я слышала не впервые, но впервые обратила на нее внимание. Слова и ритмы сплетались в нечто гармоничное, что заставляло волосы на моем теле вставать дыбом. Внутри меня тоже что-то приятно тряслось от звуков, и мне захотелось, чтобы эта поездка продлилась подольше.

Деревья сменили поля, иногда приходилось проезжать по мостам, через небольшие реки. Где-то вдалеке, в лодках сидели рыбаки. Я обратила внимание, как у одного из них дернулась удочка, и через несколько мгновений он вытащил небольшую рыбу, чье мокрое тело тряслось на невидимой для моего глаза леске.

— Кому-то повезло, — прокомментировала Лила.

Где-то через час появились первые дома, на трассе машин стало больше. Мы повернули и остановились на заправке.

— Я быстро, — сказала мне Лила, вылезая наружу.

Она подошла к фургону с другой стороны, что-то открутила и пошла оплачивать бензин. Я же продолжила слушать музыку, но потом мое внимание привлек бардачок, из которого что-то торчало. Я дернула за дверцу, чтобы открыть его. Внутри было много мелких вещей, среди которых можно было увидеть старые диски и провода, а торчал из него край бумаги с чьим-то номером телефона. Я положила его обратно и закрыла бардачок, а через минуту подошла Лила и протянула мне бумажный пакет в окно.

— Это наш обед, — сказала она, доставая пистолет.

Лила завела фургон, и через несколько минут мы оказались у моста. Транспорт припарковался на траве, мы вылезли, чтобы немного отдохнуть от проделанного пути. Моим ногам было приятно почувствовать почву под собой, но, казалось, что меня продолжало немного трясти.

Лила села на траву вместе с пакетом, я присоединилась к ней, и снова завязался разговор, в котором я была в основном слушателем. От реки веяло прохладой, нас обдавало свежим воздухом, а в небе пролетали чайки. Потом, когда еда закончилась, Лила встала, сняв с себя обувь, и пошла к реке.

Ее ноги по колено погрузились под воду, длинную юбку она придерживала, чтобы не намочить. Я не знала, зачем она это делала, но тоже скинула с себя обувь и пошла к ней. Вода была достаточно холодной, на дне виднелись камни, но моим пяткам понравилось ступать по ним. Я подошла к Лиле и обратила внимание, куда она смотрела. А смотрела она на рыб, которые плавали в нескольких метрах от нас.

— Кажется, это окуни, — предположила Лила.

Мы немного постояли и посмотрели на них, а потом сели обратно в фургон и продолжили поездку, которая закончилась через час, когда мы припарковались у фермерских владений. Лила вышла, к ней сразу же подошел пожилой мужчина в синей кепке.

— Добрый день, вы привезли наши коробки? — спросил он, охрипшим голосом.

— Здравствуйте, да. Мне нужен Стефан, — сказала Лила.

— Это мой сын, он сейчас подойдет.

Стефан оказался высоким и худым мужчиной с длинными русыми волосами, собранными в хвост. На нем были старые голубые джинсы и серая футболка, а пахло от него травой и еще чем-то неизвестным мне. Он рассчитался с Лилой, и коробки начали покидать ее фургон. Я помогала их доставать, а Стефан куда-то уносил.

— Не хотите ли посмотреть на наши владения? — внезапно предложил нам его отец.

— Почему бы и нет. Пойдем, Луна, — ответила Лила.

Мы прошли сквозь небольшую калитку и оказались на ферме, где разводили лошадей и кроликов. Под навесом оказались десятки клеток с ушастыми созданиями, а в другой части был загон для лошадей. Мы с Лилой сразу же подошли к кроликам, от которых нас отделяла только решетка. Они были милыми, особенно небольшие особи. Отец Стефана специально вытащил одного для нас. Он был таким теплым и мягким, сквозь его шерсть чувствовалось, как быстро билось его крохотное сердце.

Столько эмоций у меня еще не было до того момента, а потом нас отвели в загон с лошадьми. Это было еще одно потрясение за тот день — существа, которые были больше меня, бегали по кругу, топая копытами. Их гривы развивались, сквозь короткую шерсть было видно каждый мускул. Их было всего трое, все были черными, их грация не отпускала мой взгляд.

— Не хотите в седло залезть? — послышалось еще одно предложение от отца Стефана.

— Спасибо, но нет. Я боюсь, — сказала Лила.

— Да, — коротко ответила я.

Лила с озадаченным взглядом посмотрела на меня, не догадываясь о моих скудных знаниях о мире. А я с помощью Стефана аккуратно залезала на лошадь, не показывая тревоги, которой у меня и так не было. Тревога была у Лилы, по чьим округлившимся глазам все было видно. А когда я оказалась в седле, у меня возникло такое приятное ощущение. Я словно была единым целым с этим существом.

— Ты понравилась самой Тьме, — сказал старик, который тоже удивился спокойствию коня.

У Тьмы же был непростой характер, но мы с ней как-то поладили с первого взгляда. Стефан немного покатал меня, я держалась за седло и наблюдала за другими лошадьми. Они ходили рядом со мной и смотрели так, словно были чему-то удивлены. Мне же было хорошо, все мое тело расслабилось, подстроилось под шаги Тьмы. Когда же я слезла из седла, лошадь потянулась ко мне и понюхала мои волосы. Моя кожа почувствовала ее дыхание, было немного щекотно. Я погладила ее, посмотрела в большие глаза, полные спокойствия, и мы мысленно попрощались.

Надо было ехать назад, и Стефан с отцом проводил нас до фургона. Двигатель снова завелся не с первой попытки, но мы снова были в пути. Стало еще жарче, в окно дул горячий поток воздуха, а по нашим спинам бежали струи пота. Хотелось пить, но магазинов поблизости не наблюдалось, оставалось терпеть все эти неудобства. Лила ускорилась и сделала музыку громче, а я наблюдала за тем, что проносилось за окном.

Мы ехали тем же путем, но транспорта стало в разы больше, что раздражало Лилу. Через какое-то время фургон остановился на первой встретившейся заправке, а когда снова тронулся, его рев немного отличался. Мы проехали несколько километров и заглохли прямо у моста. Лила в панике вылезла и пошла посмотреть, что было под капотом, откуда вырывались облака дыма.

Судя по запасу ненормативных фраз, которые вырвались с ее уст, все было плохо. Я тоже вышла, чтобы взглянуть на то, что было у фургона внутри. Все, что находилось под капотом, я видела впервые. Детали, приборы, трубки, что-то шипело, но дыма уже не было. Лила не знала, что делать, она просто позвонила кому-то и стала невнятно объяснять происходящее.

Я спустилась к реке, где было не так жарко, сняла ботинки и зашла по колено. Мои пятки почувствовали песок и водоросли, а мне снова хотелось увидеть рыб. Я продолжала всматриваться в воду, но видела только дно и растительность.

— Я позвонила бабушкину соседу, он нам поможет, но придется долго ждать. Как жарко, — произнесла Лила, стоя на берегу.

Мы застряли на пекле без еды и воды, у нас были только деньги, на которые нечего было купить. Ближайший магазин был на заправке, но до нее надо было долго идти по трассе, которая словно плавилась от солнечных лучей.

Лила так незаметно подошла, юбка ее была высоко натянута, а потная майка осталась в фургоне. Она тяжело выдохнула и вернулась на берег, где сняла с себя юбку и кинула ее в траву. На ней остался только розовый комплект белья, в нем она прошла мимо меня, погрузившись по голову в реку.

— Плавать умеешь? — спросила она меня, оторвав ноги от дна.

Я видела, как она двигалась, взмахи рук и ног, которые помогали ей не тонуть. Я просто улыбнулась ей в ответ и вышла на берег, чтобы скинуть с себя одежду. Нормы приличия меня в тот момент не волновали, и то, что была прикрыта только моя пятая точка, тоже. Я зашла в воду, ощущая кожей течение и водоросли. А лицо Лилы приобрело удивленное выражение, когда я плыла к ней.

Тело остыло от жары, оно под водой иначе ощущалось. Казалось невесомым, но чтобы двигаться, надо было приложить больше усилий. Я не ощущала своего веса, даже не плыла, это был полет, бескрылый полет меж двух небес. Точнее, одно небо отражалось в другом.

— Мне кажется, тебе конкретно голову напекло, — сказала Лила, когда я доплыла до нее, и мы уже плыли вместе.

Мы добрались до камышей, а потом Лила нырнула на несколько секунд, чтобы остудить голову. Я тоже погрузилась с головой под воду, пытаясь понять, что она испытала. Мои глаза открылись, я задержала дыхание, чтобы не захлебнуться.

Свет под водой был другим, все выглядело иначе. Поверхность воды была надо мной, были те же солнечные блики на волнах только с другой стороны. А сквозь них пробивались лучи, доставая до самого дна, где на песке от них расстилался мерцающий узор. Я погрузилась глубже, чтобы лучше рассмотреть весь этот мир.

Водоросли безмолвно трепало подводное течение, их движения были подобны самой воде. Струящиеся и плавные. И среди этой растительности кипела жизнь, неторопливо, иногда даже медленно, но кипела. Плавали мальки, прятались раки. Я всматривалась сквозь эти темно-зеленые лианы, но у меня кончался кислород. Вдруг у меня перед глазами возникла Лила, и потом мы всплыли вместе.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Да, — коротко ответила я.

После погружения пришлось немного привыкнуть к палящему солнцу, перед глазами все плыло, но потом образы стали четкими. Мы еще немного поплавали, наслаждаясь температурой воды, а потом вышли на берег.

— Ты бы прикрылась, — сказала Лила.

Меня ее слова заставили скрестить руки, что прикрыло мою грудь. Хотя мы обе выглядели неприлично — белье на нас промокло и стало просвечиваться. Только нас все равно никто не мог увидеть под мостом среди высокой травы. Мы легли: я на живот, Лила на спину. По нашей коже стекали капли, которые не успело высушить солнце. Хотелось спать, мы были утомлены, но это была приятная слабость.

Когда высохла не только кожа, мы оделись. Близился закат, и было уже не так жарко. Сосед, о котором говорила Лила, приехал, когда река наполнилась теплыми оранжевыми красками. Первым делом он посмотрел, что у фургона было под капотом.

— Когда ты в последний раз меняла масло? — спросил он у Лилы раздраженно.

— А что? Уже надо было это сделать? — спросила она в ответ.

— Конечно!

Аристарх приехал за нами на фургоне, его машина была значительно новее. Он взял транспорт Лилы на буксир и еще долго возмущался. Поехали мы медленно, я заснула на пассажирском сиденье. А проснулась в новом месте — в большом темном гараже. Лила меня разбудила.

Фургон пришлось оставить у соседа, который обещал все исправить. У Лилы это был первый транспорт, она его не жалела, не в первый и не в последний раз он ломался. Мы пошли, не чувствуя ног, а в небе уже появились первые звезды. Я не могла не посмотреть вверх, меня тянуло к этой бездонной высоте. Хотя мне следовало смотреть больше под ноги, несколько раз я чуть не упала, споткнувшись.

Первым делом, когда мы вернулись, выпили воды и поели. Лила приняла душ и пошла спать в свою комнату, мне тоже следовало помыться. Я положила пропитанный потом комплект одежды в стирку и залезла в ванную.

После Лилы было мокро и скользко, я потеряла равновесие и чуть не упала, облокотившись травмированным плечом о стену. Тут мое тело словно парализовало, и следом я вспомнила, как в небоскребе произошло нечто похожее. Я собралась, села в ванной и принялась рассматривать свое плечо.

Мои пальцы нащупали что-то твердое под кожей. От одного из прикосновений мое тело словно ударило током. Надо было избавиться от источника этих разрядов. Мне нужно было что-то острое, я встала и отправилась в гостиную. В одном из ящиков стола лежал зеленый канцелярский нож, с ним я вернулась в ванную.

Я снова села, снова стала ощупывать плечо, только на этот раз аккуратнее. Мне стало видно очертания чипа, он был небольшим, прямоугольным. Я провела лезвием прямо по его середине. Было больно, потекла кровь, но я терпела. Из надреза показалось нечто черное, я подцепила чип краем лезвия, и он с трудом начал покидать мою плоть. Но я не останавливалась, а по внутреннему борту ванной уже приличной струей текла кровь. Приложив еще немного усилий, мне удалось вытащить эту штуку. Крохотный датчик, треснувший в нескольких местах.

Я кинула его в раковину, встала и начала мыться. Вместе с потом и грязью с меня стекали красные потоки. Я торопилась, чтобы не потерять слишком много крови. Мои пальцы закрыли кран, и я прижала к ране край полотенца. Потом отправилась на кухню, где в ящике с лекарствами лежал бинт. Я намотала его неровно, и моя рана меня больше не беспокоила, беспокоила немного ее боль. Но таблетки были там же, где и бинт, я выпила две и отправилась спать.

Ночь пролетела быстро, и мне пришлось проснуться рано утром из-за боли в плече — таблетки перестали действовать. Я пошла в ванную. Чип лежал в раковине, я взяла его и начала смывать кровавые следы с плитки.

Было всего четыре утра. Я закончила в ванной, но не смогла уснуть. Надо было отвлечься, и ноги донесли меня до шкафа, где я взяла первую попавшуюся книгу, какой-то старый роман. Я легла на диван и начала читать.

То оказалась книга о любви бедной служанки и сына хозяина поместья. Они полюбили друг друга с первого взгляда и начали тайно встречаться, а потом про них узнали и хотели разлучить. Сына даже хотели заставить взять в жены девушку из богатой семьи, но их ничего не смогло разлучить. Их разлучила смерть — парень спешил на встречу с любимой и попал в аварию, похоронили его в закрытом гробу.

Содержание мне совсем не понравилось — оно не вызвало у меня никаких эмоций, только размытые образы главных героев, их диалоги и действия. Я поставила ее на место и увидела знакомое название — «Алиса в стране чудес». Я взяла ее и стала знакомиться с содержанием страниц. Сюжет, герои, диалоги и картинки — почти все совпадало с фильмом.

Я вернулась на диван, где продолжила читать. Только на этот раз каждая страница погружала меня в эту сказку. Опаздывающий кролик, часовщик, королева и сама Алиса — все они ожили где-то в моей голове. А чеширский кот особенно полюбился, его манеры, его фразы, то, как он внезапно растворялся в воздухе. Правда, мне не светило встретить говорящего кота в своей реальности. Правда, то, что Лила встретила меня, тоже было своеобразным чудом, о котором она не догадывалась.

Проснулась она ближе к обеду, когда мне оставалось читать совсем немного, три страницы. Она спустилась, пожелала мне доброго утра, и пошла на кухню готовить поздний завтрак. Дочитав, я решила ей помочь, сделала нам кофе и бутерброды, а потом мы снова ели у телевизора.

— Я не знаю, когда фургон будет отремонтирован, так что придется задержаться здесь. Надеюсь, ты — не против? — сказала Лила и выпила немного из своей чашки.

— Я никуда и не тороплюсь, — ответила я.

— А твои близкие не будут переживать?

— У меня их нет, — невозмутимо ответила я.

Это был не первый момент, когда Лила рассказывала не о себе, а расспрашивала меня. А в романе, что я прочитала утром, присутствовал такой второстепенный персонаж, как служанка Роза. Она была сиротой, у нее не было дома и образования. Она переехала по совету знакомых в крупный город, чтобы найти работу и наладить свое бедственное положение. Эту часть сюжета я и взяла за основу своего прошлого, мне подходила эта история. В эту историю поверила Лила.

Мы еще немного посидели у телевизора, полили растения в теплице и пошли в лес. За спиной у Лилы снова был рюкзак, в котором лежал альбом, ей хотелось найти какое-нибудь живописное место и порисовать. Я же просто шла, чтобы насладиться прохладой леса. У меня с собой был чип, от него надо было избавиться.

Путь оказался долгим, мы прошли мимо поляны, что уже была нарисована в ее альбоме. Она выглядела немного иначе, какие-то цветы завяли, какие-то распустились, изменив немного палитру. Мы прошли несколько километров, и воздух немного изменился, тишина, словно, стала громче. Неба впереди стало больше, а деревьев — меньше, а через несколько минут мы оказались у обрыва.

Впереди раскинулся лес, а внизу под нами протекала река, чье дно было видно до последнего камня. Я посмотрела, куда вело течение, и у меня возникло странное чувство. Я уже это где-то видела, уже чувствовала этот восторг. В моей памяти оно отпечаталось на холсте, который висел на втором этаже дома Лилы. Это был тот самый пейзаж, та самая река в лесу.

— Красиво, правда? — спросила Лила.

— Да, — ответила я, всматриваясь в каждый уголок природы.

— Иди за мной, только аккуратно, — сказала Лила и повела меня вниз по крутому склону.

Спускаться было сложно, приходилось держаться за камни и корни деревьев, в то время как почва под ногами куда-то проваливалась. Мы несколько раз споткнулись, Лила в эти моменты не могла ни выругаться, да так, что эхо на несколько километров разносило эти ненормативные вопли.

— Наконец-то! — воскликнула Лила, оказавшись у реки.

Я же от нее отставала на несколько шагов, которые оказались самыми сложными из-за камней. Сложно было держать равновесие, которого и так не хватало после долгого пути. Мы немного устали, а в сумке Лилы на этот раз были не только принадлежности для рисования. Она взяла с собой еще и небольшой запас еды: бутерброды, бананы, конфеты и две небольшие бутылки замороженной воды с кусочками лимона.

Вода успела растаять примерно на треть от объема бутылок, эту треть мы в первую очередь и выпили, устроившись на каменистом берегу. А потом съели по бутерброду с сыром и ветчиной и пошли по течению реки.

В воде можно было без труда разглядеть небольших рыб, которые плавали совсем близко на фоне песчаного дна. Их чешуя светилась холодным белым мерцанием, а оранжевые плавники словно горели, напоминая языки пламени. Они плыли, собираясь в небольшие стаи и расходясь порознь.

— Не отставай! — кричала Лила, от которой я успела отстать на несколько метров.

Я поторопилась, стараясь не споткнуться, смотрела под ноги и вдруг остановилась на секунду и нагнулась. Под моими ногами среди камней валялась раковина, просто небольшая раковина, которая лежала внутренней частью вверх. Я подняла ее и продолжила идти за Лилой, рассматривая гладкую перламутровую поверхность. В белом пространстве растекались все краски, которые были мне знакомы, а с другой стороны была спираль с текстурой из сплетенных коричневых полос.

Мои глаза оторвались от нее, а через пару метров меня посетила мысль, что это был не единственный такой предмет, что мог лежать под ногами. И я стала рассматривать все, что лежало среди камней. В основном то были засохшие водоросли, но потом стали попадаться раковины и различные живые существа, чьи названия я не знала.

— Пришли, — произнес запыхавшийся голос.

Я подняла глаза, перед нами чернел вход в пещеру. Лила полезла в свой рюкзак, достала фонарь, включила его и посветила в непроглядную тьму. Я подошла ближе, пытаясь разглядеть то, что находится внутри, но видела только столб холодного света среди мрака. Я сделала еще несколько шагов, мне стали видны каменные стены, кожа почувствовала прохладу. В нос ударил запах сырости и еще чего-то.

— Это место нашла моя бабушка. Мы иногда приходим сюда летом, особенно, когда очень жарко, — сказала Лила, подходя ближе.

Мы пошли дальше, свет фонаря освещал почву под ногами. Моя кожа ощутила перепад температуры, сложно было разглядеть то, что было вокруг, но потом мое зрение привыкло. Проступила неровная поверхность стен, а то, что находилось сверху, меня сначала немного напугало. Тысячи сталактитов собрались в целый лес, что был перевернут на потолке, его тени и рельеф образовывали единое целое.

Пройдя еще пару метров, мы оказались у гигантской глыбы, чья поверхность была почти ровной. Она лежала как кусок хлеба на тарелке, а у стены лежало что-то, чьи краски немного померкли в темноте. Это оказался плюшевый заяц, старая грязная игрушка, которая была одним из обитателей этой пещеры. Лила сняла рюкзак и положила его рядом с ним, словно пришла к себе домой. Хотя, в каком-то смысле это место и было продолжением ее дома, одним из любимых их с бабушкой пристанищем, которое было скрыто ото всех.

— Давно же я сюда не заходила, — сказала Лила, присаживаясь на камень. Ее голос звучал немного иначе, был тише.

— Здесь не так жарко, — произнесла я, убедившись, что мой голос тоже немного по-другому звучал.

— Здесь можно даже замерзнуть.

Я осматривала все вокруг: стены, то, что над головой, то, что под ногами. Лила для этого дала мне фонарь, и моим глазам удалось наблюдать не только фактуру с ее неровностями и трещинами, я увидела намного больше. Даже у камня была своя уникальная палитра красок. Где-то проступали красноватые оттенки глины, где-то белело что-то блестящее. Но свет был недостаточно силен, чтобы увидеть то, что находилось на самом верху среди сталактитов.

— Летучих мышей там нет, — сказала Лила, наблюдая за мной.

— А что есть? — спросила я.

— Насекомые и, возможно, еще какие-нибудь звери, но точно я не могу сказать. Это же тоже часть леса, так что то, что в нем обитает, то здесь и может быть.

Лила вздохнула, несколько минут было слышно только тишину и возню в рюкзаке.

— Здесь мой заяц уже лет десять обитает. Я оставила его в этой пещере, когда меня бабушка сюда привела в первый раз. И, судя по обстановке, которая здесь не менялась, больше никто не знает об этом месте.

— И теперь я?

— И теперь ты тоже, — подтвердила Лила.

Когда мы замерзли, вышли наружу, где нас окатило зноем.

— Рисовать умеешь? — спросила она, пытаясь открыть глаза после непроглядной темноты.

— Я даже ни разу не пробовала, — ответила я.

После этой фразы я и попробовала, Лила объяснила мне, основной принцип: «Как видишь, так и рисуй». В его смысл можно было даже не вдумываться. Надо было просто смотреть и рисовать то, что видишь, а результат мог быть разным. И вспомнив все, что было связано с картинами, все пятна, цвета, штрихи и остальные элементы, я принялась за свой первый рисунок.

Я взяла в руки простой грифельный карандаш и посмотрела вокруг. Мое внимание привлекла вода, на дне было видно небольших рыб. Их я стала рисовать, речных обитателей, которые постоянно двигались, чьи плавники и хвост не останавливались. Сделав первые штрихи на бумаге, я что-то почувствовала, но на этот раз источником этого чувства была сама я. Я создавала, и внутри меня что-то создавалось, это было трудно объяснить.

Меня поглотило это занятие, я потеряла счет времени, а карандаш стал частью моей руки, стал одиннадцатым пальцем. Я перестала замечать все вокруг, остались только рыбы и альбом. А рядом устроилась Лила, которая решила нарисовать меня. Меня, сидящую на камнях на берегу.

Когда на горизонте покраснел закат, мы уже закончили. Мой рисунок был детским, некоторые линии были слишком толстыми, потому что карандаш затупился, но форма была хорошо передана. Рыбы замерли на белом пространстве листа, их чешуя получилась слишком темной, а плавникам не хватало складок. Они были слишком неподвижными, неживыми, но результат меня устроил. Как и Лилу, у нее явно получилось лучше, каждая тень и блик были на своем месте.

У нее вышло передать мои эмоции, мой сосредоточенный взгляд, каждый локон растрепанных волос. Ее штрихи были в нужном месте слабыми и почти незаметными, а в других местах уместно темными и насыщенными. Я даже немного растерялась, когда увидела себя в ее альбоме. Себя такой, какой меня видела Лила.

— Для первого раза неплохо, — сказала она, глядя на моих рыб.

— А могло быть лучше? — спросила я.

— Лучше будет с опытом, главное, чтобы нравилось.

Мы еще немного посидели на берегу, съели то, что осталось в рюкзаке Лилы, и пошли обратно. По пути вдоль берега я вспомнила про чип и нащупала его в кармане. Он лежал вместе с ракушкой. Надо было его выкинуть, эта мысль некоторое время не отпускала меня, но вдруг Лила, которая шла впереди, нагнулась, взяла камень и кинула его в воду. По поверхности воды побежали круги, раздался тихий плеск. Я, не задумываясь, кинула в воду чип, который тут же утонул.

Дома мы оказались, когда уже стемнело. Мы поужинали, переоделись и устроились у телевизора, пытаясь найти что-нибудь на просторе каналов. Пока Лила увлеклась какой-то передачей, я пошла в ванную, чтобы осмотреть свое плечо. Под бинтами кровь полностью запеклась, но рана вокруг была покрасневшей и немного опухшей. Я поменяла бинты и вышла из ванной. А у книжного шкафам меня ждала Лила, в ее руках была старая книга в голубой обложке.

— Я тут подумала, что тебя заинтересовало рисование. Если хочешь, можешь почитать что-нибудь. Здесь достаточно книг на эту тему, — сказала она, протягивая мне одну из них.

Конечно, она была права, меня даже не просто заинтересовало, меня затянуло. Весь оставшийся вечер мы провели на диване, Лила продолжила смотреть передачу, а я стала знакомиться со содержанием книги. Картинок было значительно больше текста, да и текст не всегда был нужен — изображения лучше передавали суть.

На первых страницах была информация о бумаге, кистях и карандашах. Как оказалось, инвентарь мог быть совсем разным, техника рисования тоже. Мне уже удалось порисовать на простой альбомной бумаге карандашом средней жесткости, но мне хотелось узнать больше. Я продолжила читать, когда Лила уже спала в своей комнате. Но и меня клонило в сон.

Следующее утро началось со звонка, я еще лежала под одеялом, пытаясь окончательно проснуться. А Лила уже проснулась и подняла трубку, и ее губы тут же растянулись в улыбке. Звонил Аристарх, он починил ее транспорт, который можно было забрать уже вечером.

— Грузовик починили, — радостно произнесла Лила.

Не успела она положить телефон, как раздался еще один звонок.

— Алло… Доброе утро… Хорошо…. Без проблем…. Да, только могу ли я прийти не одна? Хорошо? Да, тогда договорились, — сказала Лила и вновь повесила трубку.

Это звонила незнакомая мне соседка, Тетя Магда. Ей нужна была помощь со сбором урожая. Мы быстро позавтракали, оделись и отправились через два дома в сторону леса, где жила пожилая женщина, одна из друзей бабушки Лилы.

Старая калитка открылась, ее петли издали противный скрип. За ней нас уже ждала невысокая полная старушка в голубом платье чуть ниже колен, обута она была в коричневые сандалии, а на правой руке у нее красовались часы с крупным циферблатом.

— Доброе утро, — сказали все почти в один голос.

— Тетя Магда, это — Луна. Луна, это — тетя Магда, — представила нас Лила.

— Очень приятно, — сказала тетя.

— Мне тоже, — сказала я.

— Так сегодня мне не одна пара рук будет помогать? — спросила Магда.

— Ну да, — подтвердила Лила.

Мы пошли в дом Магды, в кирпичное одноэтажное здание с просторными комнатами. Кухня там была огромная и светлая, у окна стоял обеденный стол, заставленный прозрачными контейнерами. Мы их взяли и отправились обратно на улицу, обошли теплицу, чей вход располагался с другой стороны, и оказались среди десятков кустов, на которых висели ягоды.

Ежевика, смородина, малина, крыжовник, клюква, облепиха. Среди зелени листьев их цвета и формы выделялись, особенно красные и оранжевые ягоды. Магда отправилась в теплицу, где росла клубника, а мы остались снаружи. Лила начала срывать малину, чьи плоды начали падать в контейнер. А я пошла в противоположный угол, где росла клюква. Устроилась у крайнего куста и заметила, что Лила кинула себе в рот одну ягоду.

Но Лила ела малину, красную спелую малину, а я осмелилась попробовать клюкву, к кислоте которой мой рот был не готов. Дыхание перехватило на несколько секунд, но потом вкус раскрылся и даже понравился, и захотелось попробовать все, что росло на том участке. И уже позже мое желание начало осуществляться, а кусты теряли краски, становясь просто зелеными.

У каждой ягоды оказался свой вкус, как и цвет или даже оттенок. К полудню мы собрали все и собрались на кухне, где весь стол был заставлен контейнерами. Одежда наша немного пострадала от этого занятия, виднелись красные и фиолетовые пятна. Больше всего было клубники, которую собирала Магда.

— Быстро справились на этот раз, — сказала старушка.

— Да, это точно, — поддержала Лила.

За помощь Магда нам дала два полных контейнера, с которыми мы отправились обратно домой, где поставили ягоды в холодильник и начали готовить обед.

— Мы столько ягод не съедим, надо что-нибудь придумать, — сказала Лила, наливая себе чай.

— Джем, сок, — предложила я.

— Пирог.

— Пирог?

— Ягодный пирог. Надеюсь, в шкафу есть книга рецептов, — произнесла Лила и отхлебнула немного.

— Что-то такое видела, — вспомнила я.

— Еще бы уметь готовить не только омлет и салаты, — сказала Лила, усмехаясь.

Мы еще немного посидели и попили чай, а потом Лила отправилась в гостиную, чтобы взять книгу. Она нашлась быстро, по крайней мере, быстрее, чем мука и другие ингредиенты для теста, которые лежали не в холодильнике. Пришлось заглянуть в каждый ящик, чтобы найти несколько маленьких пакетиков с разрыхлителем, ванилином и еще чем-то.

Но и дальше было не легче, Лила не могла похвастать кулинарным талантом, а я вообще даже не знала, что из себя представлял пирог. Мы перечитали рецепт несколько раз и решили начать с ягод. Просто помыли их и перебрали, получилась почти полная кастрюля. С тестом уже были проблемы, пока мы его сделали, вся кухня покрылась белыми сыпучими следами муки. Да и, как оказалось, желтки от белков отделить было не так просто.

В итоге теста и начинки получилось слишком много для одного пирога — решили сделать два. Лиле как раз надо было еще как-то отблагодарить соседа за ремонт грузовика. И пока плоды нашего труда стояли в духовке, мы пытались прибрать кухню. Я мыла гору посуды, а Лила искала швабру, чтобы помыть поседевший от ужаса пол.

Про таймер мы забыли, забыли и то, сколько требовалось времени для приготовления. Я протирала стол, а Лила мыла раковину, когда наши носы почувствовали легкий запах гари.

— Вот черт! — воскликнула Лила, бросив губку.

Она открыла дверцу духового шкафа, наружу вырвались клубы пара. Чувствовался запах горечи и ягод, Лила выключила прибор и достала противни. Жар от них чувствовался на несколько метров, сверху лежали ягоды, а по бокам на корочке была чернота. Лила взяла нож и принялась счищать пригоревшие участки, в основном пострадало дно. Мы забыли еще и смазать форму, так что пригоревшие участки остались в ней, когда мы выложили свою выпечку на тарелки.

— Кулинария — это определенно не мое, — произнесла Лила, вздыхая.

— Зато ты умеешь рисовать, — подбодрила я.

Мы посмеялись, глядя на два круглых изделия. Теста в них осталось мало, а ягоды от температуры пустили сок, но мы все равно их попробовали. На вкус оказалось не все так плохо, тесто у нас даже удалось — получилось довольно рассыпчатым. Пирог, предназначенный для соседа, пришлось посыпать сахарной пудрой. Но все равно Лила немного стеснялась отдавать его, а через час мы вернулись обратно, и машина заняла свое место у дома.

На следующий день мы продолжили убирать кухню, а за ней и остальной дом. Противни были оттерты с немалым усилием, из холодильника выкинуты испортившиеся продукты, были вымыты полы и протерта пыль. Корзина для стирки уже переполнилась нашей грязной одеждой, которая отправилась в стиральную машинку. Барабан закрутился, а мы отправились в город, откуда меня привезла Лила.

Я снова смотрела в окно, за которым проносились деревья и поля. Радио играло почти на всю мощность, музыка была тяжелой, а Лила давила на газ на всю, когда не было предупреждающих знаков. Окна были на половину открыты, сквозь них врывались потоки воздуха, которые трепали мои волосы. Вскоре поля сменили небольшие здания пригорода, людей на улицах было мало из-за жары. Хотелось выпить чего-нибудь прохладного, по спине тек пот, мы устали. Уже вечерело, но у Лилы еще были небольшие планы.

Грузовик припарковался в том месте, где я забралась в него. Мы вышли, землю под ногами было так приятно ощущать после нескольких часов в дороге. Лила немного потянулась, пытаясь избавиться от неприятных ощущений в спине. Как оказалось, на выставку можно было попасть через другой вход, о котором обычные посетители не знали.

Конец ознакомительного фрагмента.