Автор идеи цвета

Ив Даргель (2024)

Податливое пространство готово меняться при условии, что автор идеи будет достаточно убедителен. Единственное ограничение — цена выбора. Но есть ли смысл упражняться в красноречии, добиваясь отклика от мира, не договорившись прежде с собой? История о готовности нести ответственность за ошибки, о небезупречной любви без гарантии на счастье. Фантазия о реальности, соприкасающейся с мистической сферой, обитатели которой считают наш мир потусторонним и называют его Архивом, имея на то веские основания. Первая книга из серии «Авторы идей».

Глава 1. Мартин

С Мартином это случилось в конференц-зале, когда он произносил последние слова доклада, представляя Сообществу Авторов Идей новый замысел. Все стало ясно по возникшему облаку тишины, окутавшему огромное, наполненное золотистым вечерним светом, рассеянным в изгибах стен, помещение. В тот же миг ослепительная белая вспышка возвестила: идея доктора Мартина Поста принята и подтверждена. Этот момент мог бы стать триумфальным. Согласно Этикету, прозвучали аплодисменты — неровные и сразу же затихшие. Отвернувшись от отстраненных и сочувствующих лиц, с усилием, будто пробираясь сквозь толщу воды, автор идеи памяти направился к выходу. Все мысли были о том, как бы не споткнуться о сгустившийся воздух: тело не слушалось, в ушах мерно постукивали гулкие молоточки.

Дверь демозала с оглушающе-тихим шипением закрылась за спиной, похоже — навсегда. Право приватности, положенное в таких случаях, обеспечивало возможность не опасаться, что кто-либо посмеет побеспокоить до второго выбора.

Белая лента дороги привела к корпоративному номеру по едва заметно мерцающим под ногами линиям карты. Войдя в небольшую светлую комнату, Мартин установил ночной режим, разделся и, нащупав углубление в стене, не глядя, бросил костюм — утром там снова появится безукоризненная одежда. «Не понадобится», — помрачнев, споткнулся о невысокую упругую выпуклость, образовавшуюся на полу. Сил на поиски цилиндрического валика, помогающего комфортно заснуть, не хватило. Устроившись внутри прохладной темноты, поджал ноги и отключился, не пытаясь распутать обрывающуюся паутину мыслей и не решившись взглянуть в зеркало.

Проснувшись, удивился ясности отпечатка случившегося в памяти. Не ощущалось утренней сонливости — вечерние неяркие полосы, тянущиеся от оконного проема к стене, казались слегка припыленными на просвет. Упругое ложе, принявшее за ночь форму тела, бесшумно выровнялось и отвердело, приглашая к действию. Мартин сидел на жестком полу, размышляя, не установить ли повторно ночной режим, но сон безнадежно рассеялся.

— Доброе утро, — хмуро пробормотал доктор Мартин, уставившись в мутную матово-серую дугу стены. Тишина вчерашнего дня взорвалась в голове густым паром. — Иди, — собственный голос показался приглушенным и ласковым. — Смотри.

Но Мартин не спешил это увидеть. Отвернувшись от поблескивающей зеркальной панели, прошел в стеклянную, как во всех апартаментах Корпорации, личную кабинку, и стоял под теплыми струями соленой воды так долго, как позволял авторский кредит быта.

Прошло уже так много времени с момента первого выбора. Пройдя популярную процедуру фиксации возраста, Мартин перестал непрерывно — «линейно», как говорилось в давних записях, стареть. Множество длинных циклов оставаться молодым мужчиной с ясным осознанием жизненной силы, безусловно, приятно. Он считал себя обыкновенным: не обладал ни выдающимся ростом, ни особенной складностью фигуры. Иногда романтически настроенная жена называла его карие глаза медовыми или даже янтарными, и он морщился, смущенный этими клише, но не мог удержаться от довольной ухмылки.

Выбирая годы для остановки линейного старения, решил дождался возраста, в котором не стало отца: стремился быть похожим на него, если уж не характером, то внешне. Мама так горевала и бессильно злилась, когда Мартин-старший однажды не вернулся домой. Не смогла простить казавшемуся несокрушимо надежным мужу неожиданный уход в Архив, хотя всем известно, что это так и бывает — внезапно, без объяснений и прощаний.

Мартин тогда был вполне взрослым. Непритворно сочувствовал маме, но не разделял в полной мере горя. Гордился отцом: уйти отсюда дано немногим, это редкая удача. Появляется выход и человек оказывается перед потусторонней дверью. Безусловно, можно отказаться открывать ее, но отец поступил иначе — его право. Мартин полагал, что лишь избранные способны найти выход за линию Архива, но со временем стал допускать мысль о банальной случайности.

От ушедшего в Архив всегда остается какой-нибудь предмет, и именно по этому бессловесному посланию близкие узнают о случившемся. После ухода Мартина-старшего на подоконнике лежала сложенная треугольником потрепанная карта дорог с отмеченной чернильными штрихами сетью дальних маршрутов. Больше ничего — тогда не существовало доступных средств для сохранения воспоминаний.

Галерея сведений всегда была ограничена для использования, и в ней хранились самые важные материалы Сообщества — никаких личных файлов там не содержалось. А к откровенным разговорам отец не стремился, поэтому Мартин так и не успел по-настоящему узнать его. Мартин Пост-старший много смеялся, любил перемещаться налегке, не имел в собственности предметов и не боялся линейного старения. И, вероятно, забыл о семье, едва очутившись в Архиве. Мартин-младший предусмотрительно брал с собой багаж и искал способы помнить.

Бывало, до спазма в горле скучая по отцу, Мартин пытался вообразить, насколько все могло сложиться по-другому. Но и в такие моменты не позволял себе сожалений — это было бы неблагодарностью. Понимал: невосполнимая потеря обеспечила обретение собственных смыслов.

На запотевшем стекле медленно проявлялось пятно. Вспыхнул жар внутри при виде лица — точной копии деда Мартина, взирающего из зеркала пристальным, изучающим взглядом свинцово-коричневых глаз.

— Здравствуй, — Мартин подмигнул отражению, все четче обозначавшемуся на высыхающем стекле.

Он предчувствовал, что, зафиксировав возраст, попадет в ничтожно малый процент тех, кого коснется возвратный эффект — «эффект Катра», названный именем великого профессора. Опасался столь нежелательного развития событий, как оказалось — не напрасно. К тому же все случилось крайне несвоевременно. В точности как с учителем, и, пожалуй, единственным другом Катром. Автор идеи цвета, вмиг наверстав прожитое время, вскоре предпочел уйти, оставив свое имя в истории.

Мартин, в тот период увлеченный идеей памяти и раздумывающий, не пройти ли популярную, казавшуюся безопасной и такой заманчивой, процедуру, был потрясен необъяснимым исчезновением наставника. Позже, все-таки решившись, старался не думать о Катре, несмотря на то, что мир щедро подбрасывал напоминания о легендарном авторе на каждом шагу. Но в последние дни, готовясь представить Сообществу новые разработки, все чаще вспоминал свой самый первый доклад.

Улизнув тогда с официальной части торжества, они с профессором вдвоем отмечали в корпоративном баре одобрение дебютной идеи Мартина и присвоение ему докторской степени. Учитель, до смешного не ладивший с крепкими напитками, после второго бокала начал путанный монолог. Катр заплетающимся языком поверял свои догадки о том, что происходит за линией Архива, и Мартин слушал, боясь моргнуть, чтобы не сбить настрой рассказчика. Но тот, замерев на полуслове, уснул прямо за стойкой, преобразовавшейся в уютное кресло. С тех пор прошло несколько десятков длинных циклов, но забыть ту незаконченную беседу не получилось.

Больше они не виделись: тогда еще совсем молодой доктор Мартин, став автором идеи памяти, получил авторский допуск в Галерею сведений и занимался систематизацией имеющихся там данных, а Катр, после настигшего его возвратного эффекта, не искал ни с кем встреч. Вероятно, профессору было еще сложнее пережить случившееся — он стал первым, кто столкнулся с этим досадным явлением. Теперь, оказавшись в сходном положении, Мартин понял друга, и давняя обида исчезла. Но незаданные вопросы будоражили воображение и требовали ответов. До сих пор оставалось сожаление об упущенной возможности составить представление о потустороннем мире. В Сообществе не принято говорить об Архиве. Лишь профессор Катр, игнорируя негласные правила, мог поделиться столь специфичной информацией. Но ничего не поделать: автор идеи цвета, уходя навсегда, не счел нужным даже попрощаться. Катр не отличался сентиментальностью.

«Интересно, Э-Ли кто-нибудь сообщил?» — уныние нарастало с каждой новой мыслью. Как правило, утро, где бы ни застало их с женой, начиналось с вибрации синхронизировавшихся колец, которыми они с Э-Линой обменялись в качестве подтверждения своего союза. Сегодня этого не случилось, и неудивительно — сон был необычайно долгим.

Наверняка жена знает и выдерживает паузу. Э-Ли безошибочно чувствовала мужа, да и Этикет в этой ситуации предписывал соблюдение дистанции. Однажды они с Эл говорили о ничтожности риска побочного эффекта, и она удивлялась опасениям мужа: на ее памяти подобного не случалось. Мартин тогда обмолвился, что не будет возражать против прекращения брака, если самые неоптимистичные прогнозы сбудутся. Как разделить с ним внезапные драматические перемены юной девушке, не имеющей ни малейших отметин прожитого опыта? Оказаться спутницей старика, пусть даже вполне энергичного и перспективного автора… Все, все, все до единого несостоявшиеся изменения разом настигают «счастливчика», попавшего в эту вероятность. Назойливой спиралью в голове раскручивались одни и те же слова: «Возвратный эффект. Эффект Катра». Будь он неладен.

Кольцо неподвижным тонким холодным ободком охватывало палец. Мартин тихо выругался и замер, глядя блеклыми, когда-то светло-карими, а теперь будто подернутыми сизой пленкой глазами, на свои — чужие, старые руки, изборожденные зеленоватыми узлами вен, с кожей, усыпанной тускло-серыми пятнами, с трещинками на потемневших ногтях.

Настойчивое шуршание отвлекло от горестных мыслей, и, вздохнув, он повернулся к двери, не собираясь ее открывать. Никого не желал видеть. Звук усиливался, и пришлось приглушить настройки приватности до полупрозрачности. Возле порога маячила низкая округлая тень. Надо бы встать и открыть настойчивому гостю. Если не прогнать эту штуковину, она будет тут ошиваться бесконечно: терпения инструктам не занимать.

— Заходи, — посторонился, приглашая автопомощника.

Неужели это тот самый, из лаборатории Э-Лины? У него одного макушка мерцала разнообразными оттенками в зависимости от настроения. Остальные инструкты выражали свои механические эмоции интенсивностью белого цвета.

— Приветствую тебя, доктор Мартин! — по всей форме поздоровался визитер.

— Угу, — было не до церемоний. — Чего тебе? Если ты не принес известие от моей жены, катись, откуда приперся.

— Сожалею, доктор Мартин, но у меня другая задача, и я обязан ее выполнить.

— Какая такая у тебя задача в моей комнате?

Инструкт мигнул голубоватым светом и официально произнес:

— Мне поручено выяснить твои планы в связи с произошедшим. Этикет препятствует инициированию контакта с тем, кто не сделал второй выбор после наступления возвратного эффекта, поэтому никто из членов Сообщества не уполномочен выполнить эту функцию.

— Ясно. Планы… Посмотри на меня, какие у меня могут быть планы? — пожаловался Мартин машине.

— Ты отлично выглядишь, доктор Мартин, — деликатно ответствовал посетитель.

— Ладно, молчи уж. Что ты хочешь от меня услышать? — Мартин начинал нервничать.

— Повторяю: тебе предстоит второй выбор. Огласи свои намерения, и я передам твое решение Сообществу, — терпеливо разъяснил инструкт.

— Ты уж извини, — все больше досадовал Мартин, — но я в подобном положении впервые и не настолько разбираюсь в своих правах, чтобы удовлетворить всеобщее любопытство.

Автопомощник несколько раз неритмично мигнул, и можно было поручиться, что это знак не меньшего недовольства, чем если бы незваный парламентер закатил глаза. Но никаких глаз, разумеется, не имелось: слабый свет маячил из горизонтальной щели на металлопластиковом корпусе.

Поначалу из зачитанного механическим голосом списка вариантов не обозначилось никаких открытий. О праве на приватность до второго выбора Мартин знал, но и не догадывался, что эту поправку в Этикет внес лично профессор Катр перед своим загадочным исчезновением. Не стало открытием и то, что допускается оставить все как есть, будто ничего не произошло. Никто и намеком не обмолвится об очевидных изменениях внешности. На это Мартин тоже рассчитывал.

Выслушав предложенные альтернативы, призадумался. Еще положено право на попытку уйти навсегда, получив доступ к капсуле покоя, и это не представляет сложности — очередь туда не стоит. Или пойти иным путем и переместиться в любом направлении, развернув карту своих дорог. Корпорация огромна, Сообщество Авторов Идей — лишь малая ее часть, и принадлежностью к ней Мартин чрезвычайно гордился.

— Доктор Мартин?

Пауза затянулась, а ответа он так и не дал. Мартин устало опустился на пол рядом с инструктом и процедил:

— Пока приватность. А там посмотрим. Это все. Уйди, а?

— Благодарю за информацию. До свидания, доктор Мартин.

— Погоди! — окликнул Мартин автопомощника, плавно двигающегося к двери. — Ты сообщишь кое-что Э-Лине? Почему-то не могу с ней синхронизироваться. Передай, пожалуйста, что буду ждать ее возле башни каждые двенадцать пунктов короткого цикла.

— Сожалею, доктор Мартин. Выбранный тобой способ коммуникации ограничивает социальное взаимодействие до второго выбора, — отчеканила безжалостная машина.

— Понятно.

Автопомощник мигнул и провозгласил витиеватую формулировку:

— Этикетом не возбраняется добавление в круг контактов неограниченного количества лиц при помощи личного сообщения.

— Превосходно. — Мартин недовольно нахмурился, глядя, как за дверью растворяется мерцающий силуэт.

Автор идеи памяти не выносил невнятной подачи информации. Все файлы в Галерее сведений у него безупречно выверены.

— «Личного сообщения лицам…» — передразнил он. — Кто вам тексты пишет, умники. И где же мне этих лиц лично встретить, спрашивается?

Мартин покосился на кольцо и приуныл. Несмотря на случившееся, новый виток его идеи одобрен. Как автор, он вправе делегировать полномочия тому, кого сочтет достойным. От мысли о проекте внутри зародилось смятение: на сей раз вдохновенно трудился один, и выбрать преемника затруднительно. «Я не готов к решению», — медлил, все еще находясь в каком-то непонятном ступоре.

Снова погрузившись в невеселые раздумья о том, что уединение обеспечено, кредиты доверия и быта достаточны для комфортной жизни в любой дуге высокоразвитого и безупречно этичного мира, Мартин ждал просвета в несвойственном ему подавленном настроении.

Второй выбор… Никогда не возникало необходимости вникать в тонкости права, но радовала уверенность, что, воспользовавшись положенной приватностью, можно будет неограниченно долго ни с кем не контактировать. «Ха, неограниченно! — отчаянно начал подсчитывать. — Ну и сколько мне осталось? Как смириться с неизбежностью пребывания в ставшем таким некомфортным, теле?»

Случившееся не укладывалось в логику планов, несмотря на то, что в мыслях не единожды прокручивался крайне нежелательный, но возможный сценарий. Слишком долго не менялся и привык к стабильности. И допускал — не наблюдая изменений постепенно, будет трудно пережить резкую метаморфозу. Но не представлял насколько.

Матери пока не сообщит. Она рано или поздно узнает и поймет, что сын нуждается в одиночестве. После ухода отца мама пыталась вести размеренную жизнь, но вскоре приняла решение расширить карту своих дорог и с тех пор выглядела довольной. Путешественники не следят за свежими новостями, так что в ближайшее время не придется объясняться. Ма не одобряла манипуляций с возрастом: все еще оставалась энергичной и красивой пожилой леди. Женщин не принято называть старыми, это слово мужское: крепкое, сухое, безжалостное — старик. «Вот я теперь он и есть — старик», — мысль промелькнула ставшим уже привычным напоминанием и угасла. Они с мамой не были близки, казалось, ее мало интересовал взрослый сын. Мартин замечал, что их воспоминания о детстве обрываются на счастливом раннем периоде. Нечастые встречи сберегли взаимную нежность и уважение.

«Я тоже постарел, Ма», — с усилием встал и пошел варить неэтичный, требующий непостижимых и таинственных действий при производстве, но зато органический кофе. Конечно, проще взять готовую к употреблению дымящуюся чашку из специальной ниши, где безотлагательно появлялось все необходимое, но он все же изредка позволял себе роскошь личного участия в приготовлении напитка. Приятно самому совершать простые успокаивающие движения: наливать из тонкостенного кувшина журчащую воду, открывать емкость из легкого стекла и вдыхать первый, самый яркий аромат маслянистого темного порошка.

Кофейный запах напоминал о том воображаемом пространстве, называемом мамой уютным словом «дом», когда она пересказывала за редкими совместными завтраками легенды о том, как устроен быт Архива. Слабо верилось в достоверность этих историй. Как и все члены Сообщества, доктор Мартин жил в индивидуальных комфортабельных помещениях: невидимая система Корпорации и смышленые машины — инструкты выполняли бытовые задачи в соответствии с пожеланиями. Корпоративное жилье — выверенный и растиражированный чертеж: белесые полупрозрачные стены, сгущающиеся матовым туманом для уединения, плавные линии пола, меняющиеся в соответствии с потребностями жильцов, регулирующие освещение овальные окна, пластичные подоконники, послушно изменяющиеся от легкого касания руки.

Э-Ли периодически добавляла в их жилище дополнительные элементы: питала необъяснимую слабость к стульям из материалов, имитирующих так называемое дерево. От жены, увлекающейся потусторонними историями, Мартин узнал, что в Архиве есть органические растения с твердым стволом и ветвями, образующими крону, что бы это ни значило. Эл пыталась объяснить, чем так ценны эти предметы обстановки, но сбивчивые оправдания ее расточительности не производили впечатления. Мартин не препятствовал обустройству, хоть и не считал громоздкую мебель необходимой и уж тем более, удобной — куда приятнее развалиться на принимающей форму тела выпуклости, исчезающей, как только в ней пропадает надобность.

Временами и сам чудил: настраивал параметры быта таким образом, чтобы всякие мелочи оставались неприбранными. Накапливалось некоторое количество табличек, карточек, каталогов и прочих безделушек, и он подолгу перебирал их, раскладывая на специально приобретенном для необычного развлечения высоком стеллаже. Кто-то счел бы это вопиющим беспорядком, но Мартину нравилось, что его территория ненадолго наполнялась необременительным содержимым.

Доктор Мартин Пост пил остывающий кофе, сидя на низком подоконнике, и смотрел сквозь прозрачную арку окна на широкую извилистую улицу с ровным светлым полотном дороги. Внизу неспешно двигались автоуборщики, устраняя пушистый слой нежданно выпавшего утром снега. Один из них закружился и замигал крошечным огоньком на овальной макушке, подставляя ее тонкому лучику, пробившемуся сквозь низкие слоистые облака. Мартин зачем-то помахал рукой, совсем как в тот вечер, когда в последний раз видел уходящего по заснеженной дороге отца.