Улица моего детства (сборник)

Игорь Буторин, 2015

В книгу вошли истории из жизни автора, рассказы о времени и людях, живших в конце XX века в одном сибирском городе и вообще в стране СССР, а также повести и сценарии, написанные в разное время.

© Игорь Буторин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Улица моего детства

Амур

Эта рабочая слободка, расположенная чуть северо-восточнее центра Омска, начала развиваться в начале 60-х годов прошлого века. Буквально посередине степи появились первые корпуса Омского завода кислородного машиностроения, вслед за ними и стал застраиваться пятиэтажками огромный пустырь краем упиравшийся в околицу частного сектора одной из Амурских улиц, а другим в забор военного объекта, известного по сию пору, как пороховые склады. Знаменитые пятиэтажные муравейники — хрущевки росли быстро и, неуклонно превращались в новый район города — Амурский поселок. В Амуре я прожил один из самых больших отрезков моей жизни: с двух лет и до сорока пяти. Ему — Амуру моего детства и посвящаю свой рассказ.

Огромная лужа, непролазная грязь и сугробы

Первое воспоминание о моем амурском детстве — это непроходимые грязевые моря, в которых буквально утопал строящийся поселок. В ту пору мне только исполнилось три года и, отправляясь с мамой в детский сад, мы каждые утро и вечер преодолевали эти необозримые чавкающие поля. Случалось, что мои ноги утопали в жиже так основательно, что иногда в ней оставались резиновые сапоги, без которых жизнь здесь была просто немыслима.

Зато, потом, когда летняя жара высушивала эти селевые поля, сколько было ребячьей радости побродить по теплой и мягкой пыли, доходившей до щиколоток наших детских ног. Или после дождя, гонять по расквашенной мягкой грязюке и при каждом шаге ощущать, как мягкая жижа просачивается между пальцев ног.

Это можно отнести к ностальгии о беззаботном детстве, однако, мне все же кажется, что раньше зимы были стуже, и снега выпадало гораздо больше, чем сейчас. Чего стоят воспоминания о морозах, когда узкая щель между шапкой и шарфом, скрывающим подбородок и нос, оставленная только для глаз, в считанные минуты затягивалась таким слоем инея, что мир вокруг приобретал потрясающие сказочные очертания. Когда читаешь про путешествия капитана Гатерасса и его северные приключения, то запросто представляешь, тот мороз с каким герои Жюля Верна боролись в северных широтах.

А сугробы… Вот — зима, а вот — куча снега в которую можно нырять с крыши веранды во дворе соседнего детсада, и она, как перина, мягко примет твое тело. И сколько радости доставляет и сам прыжок, и безумные барахтанья в сугробе, когда не обращаешь внимания ни на снег за шиворотом, ни на обмороженные щеки, ни на застывшие и ставшие колом штаны. Нет, все же в детстве зимы были круче и детские забавы веселее…

Однако это лишь присказка об Амуре, а сказка заключалась в огромной луже, которая простиралась вдоль улицы Багратиона и казалась нам пацанам, по крайней мере, мировым океаном. Причем не только в переносном смысле. И эта лужа была вечной. Зимой она превращалась в каток для хоккейных баталий. Играли на нем, как в русский хоккей с мячом, так и в канадский с шайбой. А весной и осенью лужа превращалась в полосу препятствий для экстремальных игр на тонком льду — надо было пробежать через лужу и не провалиться в полынью.

Зато с поздней весны и летом лужа становилась истинным океаном, по которому мы плавали на самодельных плотах, сделанных из остатков заборов, досок и прочей пустопорожней тары. Здесь же устраивались морские бои, суть которых заключалась в ловком таране плота соперника. Главное надо было так врезаться в конструкцию противника, чтобы тот свалился со своего боевого нагромождения деревяшек в нашу Великую лужу. Плоты строились так, чтобы они были легкими для развития крейсерской скорости и крепкие, то есть имели хорошие абордажные качества. Основным материалом при строительстве служила все та же пустопорожняя тара, в которой дефицита не было — рядом находился единственный на весь поселок, большой по меркам того времени продовольственный магазин «Заря».

Центр вселенной под названием «Заря»

«Заря» по улице Багратиона был главным ориентиром в Амуре. Это было название остановки и центр всего микрорайона, так как через две остановки начиналось еще не застроенное домами поле. Сюда ходили за покупками всей семьей, здесь находилось место наших игр и развлечений и эльдорадо вкусностей, которыми здесь торговали.

Чего стоит упоминание о какао в маленьких брикетиках, которые вместо конфеты можно было очень долго грызть на зависть товарищам. В сравнении с этим кубиком какао, сникерсы просто отдыхают.

А томатный сок по 10 копеек. Сначала тебе наливают этот густой, слегка разбаленный ушлой продавщицей напиток в граненый стакан. Затем ты, со знанием дела, берешь чайную ложку и, зачерпнув соль, исходя слюной от предвкушения, долго болтаешь ею в соке, размешивая. Дальше быстро, на одном дыхании вливаешь в себя томатный напиток и удовлетворенно вытираешь рукавом оранжевые помидорные усы над верхней губой. Все, можно выдохнуть. Вот это был настоящий кайф!

В «Заре» же обитал местный амурский дурачок Алеша. Уж не знаю, кто к его имени добавил приставку «кирзовые уши», но, тот не обижался и вообще был безобиден. Он приходил в магазин, становился у прилавка какого-нибудь отдела и пел песни. Пел хорошо и громко. Продавцы его не гнали, а, наоборот, за песню на заказ подкармливали кто кусочком колбасы, кто конфеткой. Тогда глаза Алеши-кирзовые уши начинали лучиться, и он долго хвастался покупателям, заработанным подарком. Спустя несколько лет на Пасху, я увидел, уже повзрослевшего Алешу на церковной паперти. Там он снова пел, но уже пел псалмы и на брошенную в его кружку монетку отзывался рассказом, что батюшка подарил ему наручные часы. Не пропал, и, слава Богу, ведь малый то он был добрый, да и голос действительно хороший — высокий и чистый.

Здесь же в «Заре» мы покупали свои первые сигареты, обманывая продавцов, что за ними нас послал отец. А потом на чердаке втягивая в себя сладковатый дым крепкого кубинского «Партагаса», мы почему-то представляли себя, по меньшей мере, водителем грузовика, потому что нам эта профессия казалась самой главной и уважаемой в этом мире. Однако первые сигареты будут позже, уже в школе.

Кроме «Зари», с торцов двух соседних домов по улице 22-го партсъезда находилось еще два популярных магазина — булочная и молочный. Они мне запомнились тем, что туда чаще всего меня посылала матушка с бидоном для молока, банкой под сметану и авоськой для хлеба. Особенных историй про эти магазины у меня нет, вот только прекрасно помню огромные очереди за хлебом. Они появились в эпоху повального увлечения нашего генсека царицей полей — кукурузой. Тогда хлеб был в дефиците, и очередь приходилось занимать задолго до открытия булочной.

Зато спустя совсем немного времени, когда ЦК партии возглавил Леонид Брежнев, положение выровнялось, очереди пропали, и на магазинных полках даже наблюдалось некоторое изобилие. Для примера, вспомню, что «Краковская» колбаса была не в очень большой чести даже в самых обычных семьях. На полках магазинов она залеживалась, ссыхаясь и покрываясь белым налетом, который для придания товару более ликвидной внешности, убирался тряпкой, смоченной в подсолнечном масле. Зато «Московская» и «Докторская» были самыми популярными сортами и их себе могли позволить многие семьи, причем не столько на праздник, сколько каждый день на завтрак. Пишу об этом смело, потому что вырос я в семье врача и инженера, понятно, что такие семьи и в те времена зажиточными не были и таковыми никогда не считались.

«Сатурн»

Из всех культурных заведений в Амуре, вначале был только сад «Сибирь» с танцевальной верандой. Потом, уже окрепший завод кислородного машиностроения, смог себе позволить строительство собственного Дворца культуры, который тоже расположился в саду «Сибирь». Ну, а для жителей всего Амурского поселка, в аккурат на мыске с дорожными развязками на пересечении трех улиц: Багратиона, Челюскинцев и 24-я Северная был построен кинотеатр «Сатурн».

Для нас — ребятишек, это был настоящий культурный прорыв. Теперь можно было ходить в кино самостоятельно, то есть без родителей. Достаточно было от них получить 10 копеек, и поход на утренний сеанс практически был у тебя в кармане.

Кроме обычного просмотра замечательных сказок и прочих детских и не очень фильмов, в «Сатурне» была еще одна забава. Если ты сидишь неподалеку от окошка в кинопрокатную комнату, то вырванный из тетрадки и скомканный в снежок лист, ловко подбрасывался в луч проектора, превращаясь в яркую вспышку. Прямо, как на фронте при артобстреле.

Кроме самого фильма обязательным атрибутом кино стало мороженное в вафельном стаканчике и газировка из бутылок, которыми торговали в буфете.

Адреналин мы получали из другого приключения. Билет покупался на дневной сеанс, после его просмотра надо было ловко спрятаться в бесконечных складках шторы — светоотсекателя на выходе и… остаться еще на один сеанс, уже бесплатно. Можно было прорываться и снаружи во время того, как публика покидает кинозал, но это был уже высший пилотаж, потому что бдительные контролеры вылавливали нас и выпроваживали на улицу.

Школа

Надо заметить, что в Амуре все взрослые друг друга знали. Буквально, как в большой деревне. Мало того, что все работали на одном заводе, но и первые дома строились тогда, так называемым, хозяйственным способом, когда кроме своей основной работы, родители по вечерам и в выходные сами строили свои будущие дома. На стройке и предприятии образовывались компании, которые с годами так сроднялись, что порой становились ближе, чем кровные родственники. Они и сейчас дружат, однако встречаются теперь, все чаще на похоронах друзей своей молодости. Время.

Ну а ребятня, тоже жила по законам больших семей Амурского поселка. Дворовые команды были именно дворовыми, где все держались одной кучей и с подозрением относились к соседям.

Однако школа перемешала эти детские сообщества, образовав новые, по номеру школы. Шестнадцатая, тридцатая, семнадцатая, позже двадцать девятая и так дальше. Компании стали больше, а недоверие к соседям сильнее. Если ты появлялся на чужой территории, то первым вопросом становился — «из какой школы?» А дальше, если ты чужак и за тебя никто не замолвил слово, можно было совершенно спокойно схлопотать по физиономии. Калечить еще не калечили, но зубы выбивались, а фингалы под глазами становились нормой мальчишеской жизни.

Знаменитый сад «Сибирь» всегда был зоной из «Сталкера». Он манил своими темными аллеями, ветвистыми деревьями диких ранеток и буйной фантазией детских игр. Но ходить там было небезопасно, так как это была территория другой школы — тридцатой. Однако все равно ходили, иногда дрались, а чаще просто убегали от преследователей. Там же я получил свое первое, более-менее серьезное, ранение — рассекли губу кастетом. Одним словом, адреналина было, хоть отбавляй.

Пока родители были на работе, нашим воспитанием занимались соседи-пенсионеры. Понятно их об этом никто не просил, но они все равно бдили и докладывали о всех шалостях и проказах нашим папам и мамам. Лишь один дед из моего подъезда никогда не жаловался нашим родителям. Очень колоритный был старик, с чапаевскими усами и всегда ходил в синих НКВДшных галифе и хромовых сапогах. И если наши игры начинали мешать ему жить спокойно, то он попросту норовил треснуть своей тростью зазевавшегося пацана пониже спины. Вот такой самосуд. В отместку мы его поддразнивали, правда, делали это издалека, чтобы не достал своей палкой. Дед сердился, грозил палкой и топорщил свои седые усы, но обид долго не помнил и никогда не наказывал за давние провинности.

Трамвай

В Амурский провели трамвайную линию это стало настоящей революцией. Теперь на трамвае номер три можно было за пятнадцать минут доехать до главпочтамта, а не сорок минут собирать, толкаясь в вечно переполненном «51-м» автобусе, все Амурские и бесконечные Северные улицы. На «четверке», это второй трамвайный маршрут, теперь можно было добраться аж до железнодорожного вокзала. Жители Амура перестали чувствовать себя городской окраиной и в полной мере ощутили горожанами.

Когда же начали строить трамвайные пути, то понятное дело все игры мальчишек переключились на эту стройку. Первые рельсы вызвали просто щенячий восторг, а дрезина оставляемая путейцами на ночь, стала пределом мечтаний для каждого пацана. По вечерам на ней мы рассекали по новеньким рельсам, разгоняясь, как казалось до первой космической скорости. Ветер в лицо, впереди сумерки и неизвестность (в виде кучи песка, в который эта дрезина в конечном итоге и втыкалась, слетая с рельсов, а порой и переворачиваясь) — ну чем не космонавты. Зачастую нас — первооткрывателей трамвайного движения родители выдергивали из этого опасного приключения и гнали подзатыльниками и ремнем домой, объясняя, что мы могли запросто попасть под колеса дрезины и остаться без ног. Ну, разве в ту пору это были веские аргументы…

Когда же трамвай пустили, то появилась новая забава — путешествие на трамвае без родителей. Так мы начали открывать другие районы Омска, начиная с соседнего поселка имени Козицкого и заканчивая загадочным железнодорожным вокзалом.

Амурская шпана

В Амуре, как и во всей стране, в памяти которой были живы воспоминания о ГУЛУГе, о суках на зонах и ворах в законе, среди пацанов витал дух, пусть это сегодня и кажется странным — зоновской романтики. В мальчишеские разговоры пестрели феней, были популярны рассказы о жизни за колючей проволокой и тамошних законах и повадках, которые приносились в наше подростковое общество сверстниками, побывавшими на «малолетке». Самые отчаянные, шли воровать, а порой и грабить соседей, прохожих или просто квартиры. Больше половины всех пацанов состояли на учете в детской комнате милиции. Малолетних преступников ловили и сажали, так как спрятаться в большой деревне под названием Амур, было негде и выявить, и задержать воришку участковому обычно не составляло никакого труда.

Потом, отсидев, пацаны возвращались с наколками в виде светлой тропинки через темно синее поле зоны на пальцах — первая ходка, с воровскими звездами на плечах или коленях. На «малолетке» юные преступники жили жестокой жизнью волчат, дрались, жестоко насиловали друг друга и щедро разрисовывали свои тела атрибутами воровской чести. Понятно, что после такой школы преступления становились более жестокими и изощренными, а сроки более длительными. Такие малолетние «паханы» «держали мазу» в своем околотке, участвовали в разборках и драках, отвоевывая у таких же «паханов» свое пространство в Амуре.

Из легендарных персонажей того времени стоит упомянуть Котовского. Точно не скажу, сидел ли Котовский в колонии для малолетних преступников, но был он видно отчаянным сорвиголова, потому что еще в детстве, катаясь на товарных вагонах, лишился одной ноги. Однако это увечье не помешало ему стать одним из самых жестоких бойцов Амура. В драках его очень опасались, вернее его костыля, которым он орудовал не хуже, чем средневековый рыцарь мечом. Потом он куда-то исчез, быть может, спился, а быть может, убили в одной из амурских драк.

P. S.

Однако, как это всегда бывает, пришло новое время, которое родило своих героев. Так малолетние сидельцы кто, спившись, а кто, сгинув на зоне, ушли в историю нашего амурского детства. Да и не могли они противостоять подросшим пацанам, которые с малолетства шли не на зону, а в спортивные секции. Так на смену амурской шпане пришли другие персонажи амурские спортсмены: боксеры, борцы и культуристы. Им, как и спортсменам из других районов города спустя некоторое время историей было суждено создавать первые рэкетирские бригады, участвовать в кровавых разборках со стрельбой и заказными убийствами при переделе сфер влияния уже не только в Амуре, но во всем Омске и за его пределами. Просто началось первичное накопление капитала, и спортсмены, как самые жизнеспособные и решительные поспешили этим воспользоваться. Но теперь они все уже назывались просто — амурские.

Все это было. Теперь многие из них стали добропорядочными людьми: бизнесменами, таксистами, врачами, военными, преподавателями, чиновниками и даже местными политиками.

Однако это уже совсем другая история. Как и история Амурского поселка, которая продолжается, и современный Амур стал совсем другим, но от этого не менее родным и близким, как любая малая родина, пусть даже и заключенная в пределах одного городского района.