Петербургский сыск. 1870 – 1874

Игорь Москвин

Каждое время богато на события. 19 век не исключение. В нём не только царствовали балы, любовь и предательство, но и совершались преступления. Порой кровавые. И были люди, способные их раскрыть.

Пороки человеческие. 1871 год

Весь день тяжелые тучи медленно плыли по небу, только под вечер пошел мелкий моросящий дождь. С улиц и без того пустых начали исчезать последние прохожие, остались только спешащие по делам или возвращающиеся домой, иногда пробегала фыркающая лошадь, понукаемая извозчиком.

Ванька, посыльный при купце Феропонтове, быстрым шагом, иногда переходящим в бег, спешил выполнить поручение. Обувка промокла насквозь, он чувствовал при каждом шаге неприятную мокроту. На Верейской улице он наткнулся на лежащего на земле человека и грохнулся в лужу, вымочив единственные штаны. На глаза накатились слезы.

— Ты чего, — только и сумел произнёсти он, шмыгая носом.

Обидно споткнуться о пьяницу в такой непригожий день.

— Домой бы шел, — он потряс за плечо лежащего, — дома небось теплее.

Человек не отвечал, только в распахнувшемся вороте показался глубокий разрез на шее, из которого уже перестала течь кровь.

Ванька отпрянул и заверещал детским неокрепшим голосом.

В прихожей раздался звон колокольчика. Шаркающей походкой, бранясь вполголоса, прошла Глаша,.

— Кого черти принесли, на ночь глядя?

Хотя до ночи было еще далеко, в сентябре не так рано темнеет, как петербургским зимним вечером.

— Иван Дмитрич, — раздался зычный Глашин голос, — Иван Дмитрич, помощник пожаловал по Вашу душу.

— Зови, — раздался хриплый голос хозяина квартиры.

Сам он поднялся с кресла и прохаживался по кабинету, в ожидании помощника. Тот не заставил себя ждать, он не мог привыкнуть к домашнему виду своего начальника, в особенности его веселил халат, в котором Путилин выглядел мелким помещиком, не знающим какое занятие найти себе на вечер.

Вошедший поздоровался и остановился на пороге.

— Здравствуй! — ответил на приветствие Путилин.

— Иван Дмитрич, на Верейской найден убитый, а на Екатерингофке утопленница.

— Веселый воскресный вечер, — произнёс хозяин дома и громко произнёс, — Глаша, где мой сюртук?

— Несу, несу, — раздался ворчливый женский голос, — куда на ночь глядя, неужто до утра не потерпеть, — она несла на вытянутых руках требуемую вещь.

— Не ворчи, — строго цыкнул Иван Дмитриевич, но по его лицу было видно, что он давно привык к ее постоянному бормотанию.

Уже сидя в коляске, Путилин спросил:

— Что за спешка такая?

— На Верейской, у четвертого дома найден убитый, я сам там не был, а со слов околоточного знаю, что горло перерезано от уха до уха. Его мальчонка нашел, бежал то ли с поручением, то ли домой, не знаю.

— Хорошо, — Иван Дмитриевич поднял воротник и пробурчал себе под нос, — однако ничего хорошего, — до места просидел в раздумье, опершись на трость, которую носил для солидности.

Моросящий дождь стал слабее, но заставлял поеживаться от холода. Михаил, помощник Ивана Дмитриевмча, открыл свой зонт, когда вышел из коляски на скользкую брусчатку.

Убитый лежал у стены, рядом валялся картуз. Лицо выражало спокойствие, словно смерть настигла его мгновенно, и он не успел понять, что душа покинула бренное тело.

Путилин опустился на корточки и взглянул на рану, повернув голову из стороны в сторону.

— Убийца подкрался сзади, рана больно тонка, скорее всего бритвой, — рассуждал он, шепча себе под нос, — слева направо, значит убийца правша. В карманах деньги, часы на цепочке. Ничего толком не взято. Кто он? — указал рукой на покойника.

— Глеб Данилов Петров, — ответил околоточный и добавил, — тут рядом в доходном доме Кулакова с женой проживает… проживал, — снял фуражку, перекрестился, — мясником был в лавке купца Смирнова на Гороховой.

— Так, кто его нашел?

— Ванька, посыльный при купце Феропонтове, испугался убиенного, у нас в околотке сидит сердешный, трясется, как осиновый лист. Оно и понятно, не каждый день убиенных находит, — снова рука сотворила крестное знамение.

— Хорошо, поговорим с нашедшим покойника. Потом посетим безутешную вдову, — спрятал лицо за воротником.

Ванька был лет десяти с задранным к верху маленьким носом, который беспрестанно утирал промокшим рукавом. Глаза просохли от слез, но на лице остались грязные следы.

— Здравствуй, — улыбнулся Путилин и присел на свободный стул, вытирая носовым платком руки, — как тебя зовут?

— Ванькой, — серые глаза с испугом смотрели в лицо начальника сыска.

— Стало быть, Иван, — произнёс Иван Дмитриевич, — вот что, расскажи теперь мне о своей страшной находке.

Мальчонка поежился и, не поднимая глаз, посмотрел на свои руки.

— Было так, — начал он свой рассказ, — бегу по поручению хозяина, хотелось побыстрее вернуться и к горячей печке прислониться, ведь дождь так и поливал, а у меня обувка прохудилась, — он показал на ноги, — замерзли—то мои кормильцы, вот я больше на дорогу поглядывал, а на Верейской из подворотни выскочил и об… об…, — мальчишка запнулся.

— Дальше.

— Об него и споткнулся, — он поднял голову, — я—то сперва подумал пьяный валяется и тормошу его, мол домой иди, там лучше, чем в луже спать, а у него… него… — мальчонка заплакал, вытирая грязными руками лицо.

— Ясно, — Путилин поднялся, большего ждать не приходилось, распорядился, чтобы мальчишку отвели домой, — теперь к убиенному на квартиру.

— Да тут недалече, — ответил околоточный, — через пять домов.

— Что ж, проводи, — Иван Дмитриевич надел шляпу, — хорошо бы и с соседями поговорить, — сказал, выходя на дождливую улицу.

Квартира убитого, где он проживал вместе с женою, находилась на третьем этаже.

Поднимаясь по лестнице, Иван Дмитриевич уже немного знал о семейной жизни несчастного, у входа сумел поговорить с дворником — татарином, который по секрету поведал, что к молоденькой женке убитого Варваре Тихоновне ходил юркий поляк и только в то время, когда мясник был занят своей работой, чем там они занимались он не знает, но у них, мусульман, за такие дела камнями бьют.

Дверь была открыта. Путилин прошел через небольшой коридор в светлую маленькую комнату. Хозяйка сидела на стуле. Только осунувшиеся лицо говорило, что на ее плечи свалилась нежданная беда.

Иван Дмитриевич поздоровался.

Хозяйка сидела, словно каменная статуя, в ответ не проронила ни слова, казалось, что даже перестали двигаться ее ресницы.

Начальник сыска остановился, внимательно осматривая столовую комнату, присмотрелся к недорогой мебели. Казалось, что хоть и обставлено без излишней роскоши, но с каким — то привитым только воспитанным в строгости женщинам уютом. Путилин молчал, изредка бросал взгляды на женщину, тяжело разговаривать с родственниками убитых, но мог появиться маленький след, чтобы хотя бы тронуться с места на пути поиска истины.

Только через четверть часа женщина произнёсла первые слова.

— Ему было больно?

— Что? — Иван Дмитриевич хотя и ожидал, но все таки вздрогнул от неожиданности. — А? Нет, нет, он не почувствовал боли.

— Мне сказали, что его убили посреди улицы, — ее глаза начали оживать, руками теребила складки синей юбки, — что сделали с Глебом Даниловичем?

— Могу сказать, что для вашего супруга столь печальное событие прошло незаметно.

— Бедный Глеб Данилович, бедный Глеб Данилович, — Варвара Тихоновна не причитала, а вела себя довольно спокойно, только тихонько шептала.

— Варвара Тихоновна, — в первый раз обратился начальник сыска к женщине, — Вы не знаете, куда направлялся ваш супруг?

— Сегодня с утра он был в лавке у господина Смирнова, вернулся, как раз часы стучали третий раз, — она указала рукой на стену, где отмеряли бег «ходики» с массивными гирьками, — но пришел посыльный…

— Вы его знали?

— Нет, лет десяти — двенадцати мальчик, он сказал, что хозяин просит быть снова в лавке в половину седьмого, товар должны привести. Глеб Данилович не любил опаздывать, начал одеваться без четверти и ровно в шесть, с последним ударом вышел из квартиры

— Благодарю, — Путилин задумался и спустя минуту спросил, — вы узнаете посыльного?

— Нет, не знаю, — женщина потерла рукой лоб, — я видела его только мгновение. Боюсь не смогу узнать.

— Хорошо.

— Иван Дмитриевич, — помощник ждал под навесом у входной двери, — полюбовника жены убитого зовут Бронислав Станкевич, проживает в доме Моргана, здесь рядом на Можайской.

— Любопытно, — вздохнул Путилин, воскресный вечер был испорчен, так хотя бы с пользой для дела нужно провести, — что ж, веди.

Впереди шел околоточный, показывая дорогу.

— Ваше Высокоблагородие, здесь можно дворами.

Иван Дмитриевич только кивал, не говоря ни слова.

Через десять минут поднимались по лестнице, отряхивая верхние уборы.

— Здесь они и проживают, — указал рукою на дверь.

Глухо прозвенел колокольчик, и дверь приоткрылась, сперва, маленькой щелью, но затем показалось лицо мужчины с короткой бородой.

— Добрый вечер, — произнёс начальник сыска, — нам нужен Бронислав Станкевич.

— Проходите, — сказал открывший дверь, заметив форму полицейского, — Броня дома.

Бронислав оказался высоким стройным молодым человеком с густыми черными волосами, аккуратно причесанными. Домашняя одежда выглажена до последней складочки, казалось, что этот человек не терпит неопрятности, педант до мозга костей. Помощник по выражению лица понял указание начальника и удалился разговаривать с родственниками Бронислава.

— Присаживайтесь, господа, — Станкевич развалился в кресле, закинув ногу за ногу, — чем могу быть полезен столь именитым гостям?

Путилин осмотрелся и присел на стул с прямой резной спинкой.

— Господин Станкевич, не будете, так любезны, рассказать, как вы провели сегодняшний вечер?

— Сегодняшний вечер? — брови молодого человека приподнялись, но в них Иван Дмитриевич заметил промелькнувшую искру не то интереса, не то насмешки. Путилин так и не сумел ее уловить. — А в чем собственно дело?

— Хотелось бы услышать сперва ваш ответ, а уж потом я поясню, чем вызван мой повышенный интерес к вашей персоне.

— Даже так? — Бронислав улыбнулся. — Сегодня я целый день провел дома, читал, немного писал, общался со своей семьей.

— Вы не выходили на улицу?

— Да, — глаза молодого человека блестели, словно он затеял опасную игру, — сегодня неподходящая погода для прогулок.

— Не расскажите: в каких отношениях вы находитесь с Варварой Тихоновной Петровой?

— Господа, а вам не кажется, что этот вопрос является бестактным и касается чести замужней дамы? — наигранные нотки возмущения звучали в словах молодого человека. — И по какому праву вы спрашиваете об этом?

— Прошу прощения, господин Станкевич, — спокойный тон Путилина, казалось, охладил пыл поляка, — но я спрашиваю не ради праздного любопытства, а по служебной надобности.

— Вы врываетесь в личную жизнь.

Иван Дмитриевич развел руками.

— Объясните же наконец, в чем дело?

— Хорошо, — тяжело вздохнул начальник сыска, пристально всматриваясь в лицо молодого человека, и отчеканил, — час тому назад муж вышеозначенной особы был убит на соседней улице.

Станкевич вскочил с кресла, лицо выражало растерянность, но в глазах был виден только холодный взгляд.

— Как убит? Не может быть! — он прошелся по комнате, — этого не может быть!

— Успокойтесь, — начальник сыска внимательно наблюдал за Брониславом, — присядьте и ответьте на ранее заданный вопрос: в каких отношениях вы с вышеназванной особой?

— Мы молоды, — покраснел молодой человек, — в очень близких отношениях. Вы понимаете?

— Да.

— Вы думаете, что это я…, — Станкевич выдержал театральную паузу и закончил, — его убил.

— Нет, — горькая улыбка появилась на губах Путилина, — я должен провести дознание и установить злодея, отнявшего жизнь у ближнего.

— Да, да, но причем здесь я? Мы с Варварой любим друг друга, но волею судьбы она принадлежит другому, но это не значит, что я готов пойти на преступление.

— Я так не утверждаю, мне надо найти истину. Когда вы виделись последний раз?

— Три — четыре дня тому.

— Спасибо, господин Станкевич, если вы мне понадобитесь, я пришлю за вами.

— Да, да.

— Разрешите откланяться, — Путилин церемонно поклонился.

Иван Дмитриевич тяжело спускался по лестнице, помощник ждал внизу.

— Чем обрадуешь?

Помощник почесал затылок.

— Родные говорят, что весь день был с ними, никуда не отлучался, только…

— Что только?

— Муж сестры говорил, что с Брониславом у них вышел маленький конфуз. Молодой человек заперся в туалетной комнате и довольно много времени там провел.

— Это что—то.

— А у вас какие новости? — поинтересовался помощник.

— Странно то, что у столь ухоженного человека, следящего за своим гардеробом и своей внешностью, на нижней части домашних брюк пятна уличной грязи.

— Он? — поинтересовался собеседник.

— Может быть, может быть, пока не будем бросаться за ним, как гончие, но из виду не упустим. Пока найди—ка мне мальчишку — посыльного, хотя я думаю уже поздно.

— И мальчишку?

— Скорее всего, — невесело голос звучал Путилина, он надел шляпу, — найди.

Сам Иван Дмитриевич отправился с околоточным, вначале они осмотрели черную лестницу, потом прошлись по проходным дворами, было уже поздно, когда он вернулся к себе домой. Забылся сном только под утро, одолевали мысли.

Хотя, вроде бы, и не спал. Но вполне бодрый утром вошел в свой кабинет с большим портретом Государя на стене. Тревожно было на душе от предчувствия чего—то нехорошего, хотя столица всегда преподносит постоянные сюрпризы, вот снова в Парголове продолжаются злодеяния. Пора взяться всерьез за вновь образованную шайку. Обер—полицмейстер генерал—лейтенант Трепов учинил недавно нешуточный разнос, что не только кровь стыла, но и шкура задубела от обидных слов, а здесь новое убийство.

Дверь приоткрылась и в ней показалась голова помощника.

— Выдеру тебя когда—нибудь, — пробурчал Путилин, сознавая, что своего верного подчиненного не изменить, все равно стучать не будет.

— Иван Дмитрич, — голос дрогнул, — мальчонку нашли.

— И?

— Нашли в подвале.

— Горло?

— Да, — помощник понимал начальника с одного слова.

— Поехали.

Щуплый ребенок в поношенном кургузом пальтишке лежал в темном углу подвала, заваленного всяким ненужным жильцам хламом. Улыбка на лице была по—детски беззаботной, не предвещающей трагического конца, только остекленевшие глаза упрямо смотрели в низкий потолок. Горло перерезано чуть ли не до позвоночника молниеносным движением, когда ребенок его не ожидал. В руке зажат серебряный рубль, заплаченный за работу посыльным. Крови натекло много, казалось, пол покрасили в черный цвет.

— Жалко ребенка, — Путилин, сняв шляпу, перекрестился, — чего его понесло сюда?

— Иван Дмитрич, скорее всего он знал своего убийцу.

— И знал, и доверял, свидетель ему не нужен был. Узнали: кто он?

— Нет, не местный. Даже околоточный его не знает, попробуем найти.

Начальник сыска потер переносицу пальцами.

— Вот что, узнай, — он прошептал на ухо помощнику новое задание, чтобы не услышали окружающие.

Только вечером помощник, мокрый от льющего на улице дождя, но радостный и с чувством полностью выполненного задания не вошел, а прямо таки влетел в кабинет Путилина.

— Иван Дмитриевич, вы правы, я нашел родителей мальчика там, где вы сказали.

— Сначала присядь, — улыбнулся начальник сыска, — и докладывай по очереди.

— Так, — выдержал паузу помощник, — мальчишку звали Семеном, одиннадцати лет, прислуживал в трактире на 3 линии.

— Как я и предполагал.

— Вчера он отпросился у хозяина в полдень и не вернулся.

— И больше не вернется, — устало добавил Путилин.

— Иван Дмитриевич, привезти супостата?

— Нет, — повертел в руках сложенный листок бумаги, — я сам поеду.

Через полчаса Путилин сидел на том же стуле в квартире Станкевича, что и вчера, только у Бронислава поубавилось скрытой радости и в глазах не блестели озорные искры. Взгляд стал серьезнее, лицо осунулось, словно тяжкий груз давил на поникшие плечи.

— Я вас слушаю, — произнёс молодой человек, утопая в кресле.

— Господин Станкевич, вы сказали, что вчера целый день провели дома?

— Это так.

— А как вы объясните, что в половину четвертого вас видели во дворе 2 дома по Верейской? — Путилин намеренно назвал другой дом и другую улицу, не тот, где был найден мальчик.

— Не может быть, — улыбка скрасила губы Бронислава, напряженность исчезла на его лице, и он пожал плечами, — мои родные подтвердят, что я провел вчерашний день исключительно дома.

— Хорошо, а вечером в шесть часов?

— Простите, но я говорил, что никуда в течении дня не отлучался, тем более вечером, еще я говорил, что на меня дождь наводит меланхолическое настроение, — молодой человек не выдавал своего волнения.

— Я понимаю, — склонил голову Иван Дмитриевич и поднес к груди руку, — но поймите, служба. Я вынужден искать преступника, именно поэтому мне приходиться задавать множество вопросов.

— Что ж, я готов повторять свои ответы, — снисходительные нотки появились в голосе Бронислава и он с сарказмом продолжил, — если того требует ваша служба.

— Ценю ваше понимание.

Молодой человек свысока смотрел на сидящих перед ним.

— Еще несколько вопросов.

— Извольте.

— Скажите, господин Петров знал о вашей связи с его женой?

— Я думаю, — Бронислав задумчиво уставился на шляпу Путилина, — можно сказать, что скорее всего, догадывался да и соседи могли нашептать.

— Это вас не беспокоило, ведь вы компрометировали замужнюю женщину?

После недолгого молчания молодой человек произнёс.

— Мы с Варварой были ослеплены любовью.

— Но соблюдали осторожность?

Его взгляд впился в начальника сыска и прямо таки обжег появившейся ненавистью.

— Вы не ответили?

— Я не хотел принести Варваре неприятности.

— Господин Петров ссорился с женой.

— Она не говорила, но насколько я знаю, он всегда был с нею довольно любезен и никогда ни в чем не упрекал.

Путилин поднялся.

— У меня больше нет вопросов.

Молодой человек вскочил на ноги, по лицу мелькнула тень облегчения.

— Я надеюсь, что больше вопросов ко мне не возникнет. Видите ли мои родные и соседи с недоверием начали смотреть на меня, подозревая во всех смертных грехах.

— Не найдется ли у вас времени проехать со мною но Офицерскую, подписать некоторые бумаги?

— Если это необходимо, то я готов, только накину сюртук и пальто.

Через несколько минут они ехали в пролетке. Дождь прекратил свое неистовое падение к земле.

Молодой человек сидел прямо, только глаза устало смотрели на остающиеся позади дома.

— Господин Станкевич, а Семен, остался таки, жив, — Путилин внимательно смотрел на Бронислава, тот вздрогнул, побледнел и прошептал:

— Не может быть, я же сам видел… — молодой человек понял, что невольно себя выдал, от досады прикусил нижнюю губу до крови.

Путилин отвернулся.

— Иван Дмитрич, — помощник сидел напротив с удивленными глазами, — я понимаю многое, но, чтобы человек по собственной воле признался в преступлении, когда о его невиновности говорят окружающие?

— Нет ничего проще, — устало произнёс начальник сыска, — ты всего не знаешь.

— Но, Иван Дмитрич, расскажите.

— Хорошо. Помнишь, мы приехали на место преступления, в карманах убитого ничего не было взято. Значит, ограбление отпадает. Убийца шел позади. Удар нанесен правой рукой слева направо бритвой, никто не прикоснулся к одежде, ведь убийца опасался, что капли попадут на него, ведь кровь брызнула ручьем. Он сразу же сбежал, значит. не мог в каком — либо месте ни отстирать, ни выбросить одежду, ибо не должен привлекать внимания сменой гардероба. Потом таинственный мальчишка посыльный, которого хозяин лавки в глаза не видел. Убийца должен был выманить господина Петрова к определенному часу, чтобы тот следуя своим ежедневным маршрутом, в определенный час был в определенном месте.

— Понятно, а дальше наш пострел везде поспел.

— Так точно, он и пошел в туалетную комнату, чтобы исчезнуть с глаз родных, но чтобы они подтвердили, да, были вместе, чай пили, обедали, в карты играли, но это не важно. Здесь мне помог конфуз с мужем сестры, а дальше пока ты разговаривал с родными нашего душегуба, я рассмотрел пятнышки грязи на его образцово—чистых домашних брюках. Поэтому он стал в подозрении номером первым. Он рассчитывал, что мы придем к нему не скоро либо вообще не придем. Если даже мы и сможем узнать о связи жены господина Петрова, не пойдем же мы, на ночь глядя, спрашивать его об этом. Кстати мы с околоточным прошли тем маршрутом, которым Станкевич бежал для исполнения своего замысла. Он действительно выбрал удачное место, его никто не мог увидеть.

— А посыльный?

— Он к этому времени уже был мертв. Я послал тебя на Васильевский остров только с одной целью, узнать о мальчике. Убийца не мог нанять местного, значит только в том месте, где его знают и есть маленькие половые. В том трактире наш молодой человек обедал. Шепнул мальчику, что тот может заработать целковый. Никто родных не спрашивал, исчезал ли наш убийца между тремя и четырьмя часами.

— Жалко мальчонку.

— Да, жаль.

— Станкевич вроде бы воспитанный молодой человек, что толкнуло его на преступление? Любовь?

— Нет, дорогой мой, элементарная жадность, наш душегуб от влюбленной в него женщины узнал, что господин Петров месяц назад стал единственным наследником двоюродного дяди, умершего бездетным и сколотившим неплохой капитал, это я узнал пока ты искал мальчика. Так что все просто, золото пожирает человеческие души, а жадность один из неисчезающих пороков…