Перекрестки судьбы. Время полыни

Игорь Соловьев, 2020

С момента аварии на ЧАЭС прошло девятнадцать лет, но не все окрест поросло полынью. Здесь по-прежнему творятся загадочные явления, привлекающие бродяг и авантюристов. Порвав со своим прошлым, бывший пограничник Птица отправляется в Зону отчуждения. В это же время группа ученых бьет тревогу: в Зоне обнаружены следы неизвестного эксперимента, грозящего крупными неприятностями. На перекрестках судьбы сходятся разные характеры, объединенные общей целью – выстоять в начинающемся апокалипсисе. Под грохот выстрелов, плеск болотной воды и порывы холодного ветра в свои права вступает осень 2005 года. Наступает время, с которого выжившие стали отсчитывать час второго рождения Зоны.

Глава 2

В принципе, Сокольских знал, как попасть к пансионату. Николай подробно объяснил ему, как работает канал по доставке новичков в сталкерский лагерь. Но для этого, прибыв в Украину, надо было связаться с людьми, на которых ему указал Коля-афганец. Но светиться перед ними сейчас категорически не хотелось.

К этому моменту Серега уже разработал свой собственный план. Он заключался в том, чтобы самостоятельно проникнуть в Зону и осмотреться на месте. И после этого уже решить — «да» или «нет». Были еще и кое-какие, не оформившиеся пока, подозрения относительно всего, что происходило вокруг Зоны. Так что рискнуть стоило.

И таким образом, Сергей оказался у начального кольца препятствий. Первый периметр ограничивал въезд в фильтрационную зону. Попасть в нее можно было только по спецпропускам различных категорий: самая простая — для местных жителей, посложнее — сотрудники различных организаций, ну и совсем уж недоступная для Сокольских — для военных и работающих с ними.

Понаблюдав с полчаса за процессом перехода «границы», Сергей отметил одну особенность: пропуска выписывались в здании с маленьким окошком, по типу билетного киоска, и, судя по тому, как долго каждый ожидал заветную бумажку, лишь после тщательной проверки документов.

Серегина «липа» из НИИ, якобы направившего его за образцами чернобыльской флоры и фауны, здесь бы не прокатила. Удостоверение сотрудника прессы только привлекло бы внимание. Все сопроводительные документы ни на что не годились, потому что были полнейшей фикцией. Тем более что официальных формулировок, регламентирующих подобную поездку, Птица просто не знал. Получалось, что такую ерунду можно было бы показывать только егерю, застукавшему его за разведением кострищ в лесу. Здесь же требовалось выдумать нечто иное.

В то же время людей, получивших пропуск, на КПП из белого кирпича проверяли, что называется, «сквозь пальцы». Порой даже не сверяли фамилию в паспорте с выписанным пропуском. Солдаты, по виду «срочники», откровенно скучали, разглядывая очередного «клиента» больше от безделья, нежели из профессионального интереса.

Пару раз к КПП подъезжал армейский «Урал». Тогда из дежурки выходил прапорщик, проверял документы и, давая водителю расписаться в каком-то журнале, без лишних вопросов пропускал автотранспорт. Из-под тента кузова были видны бойцы с автоматами. Так что мысль о том, чтобы на подъеме транспорта в гору заскочить в кузов замедлившегося грузовика, отпадала начисто.

Народ, прошедший проверку, толпился по ту сторону забора, в пятидесяти метрах от КПП. Когда желающих попасть в Зону набиралось человек десять, с асфальтового пятака выруливал УАЗ-«буханка», развозивший пассажиров по конечным пунктам их маршрута.

Поразмыслив, Сергей вернулся на автобусную остановку. Водитель был еще тут. Попеременно орудуя то вилкой, то карандашом, шофер разгадывал кроссворд в газете и одновременно ел что-то жирное и мясное из большой стеклянной банки.

Отряхнув с подошв прилипшую мокрую листву и сбив грязь о торчавшую из земли арматуру, Сокольских подошел поближе.

— Приятного аппетита!

Водитель, не поднимая головы и не прекращая пережевывать пищу, равнодушно кивнул.

— В город скоро тронешься? — повторил попытку завязать разговор Птица.

Шофер, не отрываясь от газеты, показал три пальца, а потом импровизированный нолик.

Сергей подошел поближе и склонился над кроссвордом.

— «Мифический город Платона, девять букв», — вслух прочитал он, проследив за пальцем водителя. — Так это же Атлантида!

Мужчина оторвал взгляд от газеты, все так же безразлично посмотрел на Сергея и, подцепив из банки кусок мяса, стал разгадывать следующее слово.

— Тут такое дело… — снова начал Птица.

Водитель выплюнул попавшийся на зубы хрящ.

–…Мне в город срочно надо! — Сокольских положил перед шофером денежную купюру. — Если прямо сейчас поедем, я тебе новый сборник шарад куплю. Или даже два. — Он добавил еще одну бумажку.

Водитель вытер руки о спортивные штаны, покрутил в руках деньги. И уже вполне заинтересованно спросил:

— Торопишься?

— Да. Жена рожает, — ляпнул Птица. — Так что, едем?

Шофер попинал скат, посмотрел на часы. Потом бросил делано-сердитое: «Залезай!» — и сел за руль. Сергей резво забрался в кабину с пассажирской стороны, хлопнул дверью, и автобус покатил обратно к городу.

— А что народу так мало едет? — спросил Сокольских, наблюдая за поглощаемой сельским автотружеником КАВЗ льющейся под колеса разметкой асфальта. Стрелка спидометра дремала на пятидесяти, но иногда просыпалась и на особо ровных участках разбитого шоссе дотягивалась до семидесяти.

— Так ведь четверг сегодня, в будни всегда так. Вот послезавтра, в субботу, попрут, как красные на Перекоп. Это уж будь спокоен.

Водитель ловко объехал глубокую выбоину на дороге. От лихого маневра лишь тренькнули китайские колокольчики, висевшие на зеркале заднего вида.

— Н-да, — протянул Птица, медленно подводя разговор к интересующему его вопросу. — И очередь у КПП небось с утра выстроится?

— А то как же? Ребята с парка по две машины за раз гоняют. — Видимо, водитель имел в виду тот автотранспорт, что развозил прошедших контроль.

— И не лень же людям в очереди стоять? — притворно удивился Сергей. — Если так уж надо, вжик через забор, и все.

— Да хрен там! — заспорил водитель. — Ты что, не видел? Там же колючка в три ряда, вся под током.

— Так уж и под током? — якобы не поверил Сокольских.

— Ну, не вся, конечно, — согласился шофер. — Последний ряд только. Земля там горелая, и птахи мертвые вдоль забора лежат.

Мимо промчался армейский ГАЗ-66, судя по кузову — радиорелейная станция «Сорока». Вероятно, вояки очень спешили. На большой скорости окатив автобус грязной волной из лужи, они скрылись за поворотом. Разглядеть водителя или бортовой знак Сергей не успел.

— Вот, мать их! — Шофер зло дернул рычаг передачи. — За колючкой землю под контрольно-следовую полосу перепахали! Вокруг всей Зоны. Не поленились, мля! Зато поля убирать нечем, ни тракторов, ни соляры! Гниет все на хрен, никому ничего не надо!

Что такое контрольно-следовая полоса (КСП), бывший пограничник Сокольских знал очень хорошо. И даже был в курсе, как она преодолевается. А вот были ли в пограничной полосе Зоны еще какие-нибудь скрытые сюрпризы, о том можно было только догадываться. Спрашивать у шофера напрямую Сергей не стал, это могло бы вызвать ненужные подозрения. Но неожиданно тот сам ответил на интересующий Птицу вопрос:

— Да только ерунда это все. Народ понапрасну своей «режимностью» замордовали. Кому надо, тот и так туда попадет, хватает желающих. Ясен день, на КПП они не стоят, может, дыры в заборах знают. Попробуй весь карантин проверь по периметру. Или ход где-нибудь подземный вырыли, а может… — Он помолчал и добавил многозначительно: — А может, их сами вояки в кузовах-то крытых и провозят.

Водитель сбросил передачу. Автобус въехал в город и уверенно покатил вдоль обветшавших пятиэтажек.

— А что, — продолжил он, — откуда там тогда столько шушеры разной? Мародеры, мать их! Сталкеры!

Сергей не отреагировал. Как ни в чем не бывало продолжал рассматривать бегущую мимо улицу, боясь спугнуть разговорившегося водилу.

— И тащат, прут оттуда все, что до них растащить не успели.

— У дачников, что ли? — изобразил непонимание Птица.

— Да у каких, едрен, дачников?! Я тебе про Зону говорю! Про саму Ее, а не про «карантин» этот всратый.

Водитель, кажется, впервые внимательно оглядел Сергея с ног до головы и поинтересовался:

— А ты сам-то откуда? Вижу же, вроде не местный…

— А, вот здесь тормозни, — словно бы спохватился пассажир. — Я тут и выйду. Спасибо, удружил!

Автобус остановился. Сокольских, улыбнувшись, соскочил на асфальт.

— А на каком месяце-то? — вдруг спросил у него водитель. Сергей непонимающе обернулся.

— Ну, ты говорил, что жена рожает. Месяц-то какой?

— А-а-а, да как положено, девятый. — Птица вытащил из кабины свою олимпийскую сумку.

— Слушай, друг, если еще денег на карман подкинешь, могу тебя до самого роддома довезти. У меня время есть. — Шофер наблюдал, как Сергей перекидывает сумку через плечо.

— Да нет, спасибо. Мне надо еще позвонить и цветы купить. Будь здоров!

Сокольских размял ноги и зашагал в глубь городка.

— Ну, как знаешь.

Водила дал задний ход, развернулся и уехал делать свой нелегкий рабочий план.

«Итак, — думал Сергей, — нужно перекантоваться две ночи: сегодня и с пятницы на субботу. На вокзал идти не стоит. Во-первых, там больше всего милиции — будут задавать ненужные вопросы. А во-вторых, все равно выгонят, так как зал ожидания на ночь закрывают. Если останавливаться, то у частников. Но сначала, пожалуй, стоит подкрепиться».

Небо заволокла серая пелена, осенние деревья тревожно шелестели листвой. Рваные облака на бегу латали просветы, а землю просеивал моросящий дождь. На городской площади хлопали тентом каркасные палатки продавцов, рябью шевелились растущие лужи, где-то из хриплого магнитофонного динамика раздавался голос турецкого певца Таркана.

Рядом с Сергеем уселась бродячая собака. Один ее глаз гноился, но второй смотрел вполне бодро. Облезлый хвост приветливо выписывал в сыром воздухе восьмерки. Птица поглубже натянул капюшон куртки, встал и, отряхнувшись от дождевых капель, бросил псу недоеденный чебурек.

— Питайся, брат. Раз в день горячая пища необходима! — назидательно произнес Серега. Пес тотчас же подхватил угощение, благодарно тряхнул ушами и унес добычу в кусты.

Путем опросов в очередях Птица выяснил, что комнаты в городе сдавали многие. Но хотелось подобрать что-нибудь в частном секторе, подальше от центра. Это ведь только кажется, что никому ты тут не интересен. В маленьких городах чужой человек сразу бросается в глаза. Все тебя видят и все примечают. А спустя некоторое время неожиданно появляется какой-нибудь экипаж ППС и спрашивает у тебя документы. В частном же секторе нравы, как правило, попроще.

В общем, наиболее подходящим оказался вариант с жильем в доме одного железнодорожника. Спустя час Сергей вполне удачно договорился с хозяевами о постое. Решив лишний раз не шастать по улицам, он заплатил оговоренные деньги и расположился на отдых. Делать было откровенно нечего, поэтому почти сутки Птица проспал, набираясь сил. После этого еще раз проверил снаряжение, почистил одежду, послушал радио, выпил несколько кружек чаю.

Затем стал бесцельно ходить по комнате и разглядывать пятна на старых обоях. Чтобы немного отвлечься и скоротать время, принялся изучать найденную в шкафу подшивку журнала «Огонек» за 1983 год. Выросший в более позднюю эпоху и совсем на иной журналистике, Сокольских увлекся и погрузился в необычное чтение. Писали обо всем сразу, охватывая самый широкий круг читателей. В одном журнале ухитрялись осветить новости промышленности, сельского хозяйства, поговорить об искусстве, опубликовать рассказы, стихи и, разумеется, сделать акцент на политике.

«Ткачиха Тихомирова получила новую квартиру. Участники стран Варшавского договора в Праге осудили вторжение Израиля в Ливан».

Вообще, статей об агрессивном лике сионистов Израиля и храбрых героях-палестинцах было непривычно много. По духу повествования это напоминало стиль 30-х годов прошлого века. Тогда со страниц газет не сходили республиканцы Испании, клявшиеся защищать Гранаду от кровавых франкистов. Видимо, 1983 год пришелся на очередной виток политического противостояния в холодной войне. Статья «О наращивании мощностей Херсонского консервного комбината» плавно перетекла в тему о том, почему беднеет ассортимент продовольственных магазинов. Потом читателю рассказывали о блокадном Ленинграде. О Курчатове. О Республике Кампучия и янтарной комнате. Сергей сам не заметил, как наступила глубокая ночь. Прервав чтение на опубликованном отрывке из детектива Юлиана Семенова, Птица, наконец, уснул.

К вечеру пятницы он обнаружил, что запас сигарет заметно иссяк. К тому же надо было докупить кое-что из продовольствия. Выходило так, что надо было отправляться в ближайшую круглосуточную палатку. Чтобы не скрежетать замком и не будить хозяев, Сергей аккуратно прикрыл дверь, не запирая ее. Ключи же, покоящиеся в тяжелом металлическом цилиндре, просто сунул в карман.

Натянув капюшон и старясь не скрипеть калиткой, Птица вышел на улицу. Дождь, не прекращавшийся за это время ни на минуту, продолжал дробно барабанить по жестяной крыше. Где-то брехали осипшие собаки, да на ветру раскачивалась цепь белых, тусклых фонарей.

Сергей шел вдоль железнодорожной насыпи. Слева в ночном свете, словно покрытые лаком, блестели мокрые шпалы, справа тянулись разномастные гаражи. Самый высокий из них венчал остов ржавого жигуленка. Спустя пятнадцать минут кроссовки начали жалобно хлюпать, и Сокольских, ругаясь, свернул поближе к гаражам. Там было повыше, и оттого земля была заметно суше. Ко всему прочему, свет железнодорожных фонарей хорошо выделял саму насыпь. Пойди он по ней, его четкий силуэт был бы виден издалека. Обходя огромную канаву с черной водой, Сергей вплотную приблизился к длинному ряду гаражей, буквально обтирая куртку о железные листы. По соображениям Птицы, до заветной палатки оставалось идти еще минут десять, как вдруг он услышал обрывок чьей-то фразы. Говоривший неожиданно повысил голос, в котором прозвучала злая угроза:

–…Ленок, не борзей!

Глухо звякнуло металлом, потом кто-то шумно выдохнул. По ту сторону автомобильного бокса явно разворачивались недобрые события. Сокольских разобрал женский голос, без конца обрывавшийся на полуслове. За гаражами что-то шуршало и перекатывалось.

— Подсоби же! — владелец первого голоса обратился к кому-то еще. Чавкнула автомобильная дверца, возня за гаражом усилилась. Сергей медленно пошел дальше. Вмешиваться ни во что он не хотел, хоть и чувствовал себя сейчас из-за этого весьма погано.

— Да помогите же кто-нибудь! — отчаянно и громко вскрикнула женщина. Ее последние слова перешли в рыдание.

Сергей беспомощно замер. В нем боролись противоречивые чувства. Меньше всего он хотел сейчас попасть в какую-нибудь сомнительную историю. Но издевательский смех по ту сторону автомобильных боксов внезапно подстегнул чувства. На Сергея накатила волна холодной злости. Сжав в кулаке стальной цилиндр с ключами, он влез в узкую щель межгаражного пространства.

Стоявшая по ту сторону «вольво» освещала фарами молодую женщину, на которой сидел коротко стриженный крепыш, выкручивая жертве руки. Рядом с подельником суетился его долговязый приятель. Он не знал, с какого бока лучше зайти, чтобы помочь сопящему здоровяку. Длинная юбка на женщине была задрана выше колен. Ноги в осенних сапогах беспомощно елозили по черной сырой листве.

Птица не стал кричать и взывать к совести негодяев. Он знал, что, если окажется лицом к лицу сразу с двумя этими парнями, шансов у него не будет. Поэтому он с разбегу прыгнул на спину крепко сложенного бугая и ударил его по выбритому затылку.

Тяжелый металлический цилиндр с лежащими в нем ключами со страшной силой обрушился на голову здоровяка. Бывший боксер, неоднократный чемпион области, а ныне старший сержант патрульно-постовой службы «не при исполнении» Михаил Бобков ухнул, обмяк и грузно завалился на женщину. Только что он проиграл свой последний в жизни раунд. Однако его приятель, несмотря на внешнюю нескладность, среагировал мгновенно. Вскочившего Птицу встретил мощный удар в солнечное сплетение…

…На кафельном полу сортира Выборгской учебной роты лежал молодой боец, месяц назад призванный на службу Родине в пограничные войска. Перед его глазами плыли красные круги. Воздух, словно в один миг испарившийся из вселенной, не поступал в легкие, сжавшиеся от удара в грудь кирзовым сапогом. Вошедший сержант бегло посмотрел на равнодушно умывавшихся «дедов». Присел рядом с лежащим парнем.

— Что, Сокольских, ды́хало простудил? — дежурно поинтересовался контрактник с тремя лычками на погонах. — Нда-а-а, — презрительно посмотрел он на хрипящего Сергея и, указав на старослужащих, спросил:

— Это они тебя так?

Отслужившие по полтора года солдаты, словно не слыша, продолжали невозмутимо плескаться у кранов. Сергей не ответил, лишь только дышать стал чуть медленнее.

— А ну-ка встать! — рявкнул сержант и пнул мыском ботинка Сокольских в плечо. «Душара», как называли молодых солдат, держась за стенку, с трудом поднялся и с ненавистью посмотрел на контрактника.

— Пошли, — совершенно спокойным голосом произнес тот. И не оборачиваясь вышел из туалета.

Яркий солнечный свет бился сквозь огромное стекло и хромыми зайчиками плясал на стенах «Ленинской комнаты». Сержант сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и пальцами раскручивал солдатский жетон на шариковой металлической цепочке.

— Запомни, Сокольских. Мамки тут нет. Сопли тебе вытирать никто не будет! Если ты, желторотый, думаешь, что это дедовщина, то нет. Ты еще ни хрена дедовщины не видел.

Оторвав равнодушный взгляд от окна, он внимательно посмотрел на Сергея. Тот угрюмо стоял перед сержантом и разглядывал свои большие, явно не по размеру, кирзачи.

— Залупнуться решил? А силенок-то хватит? Ты, обморок, сперва в зеркало на себя погляди, а потом решишь — летать тебе «душарой» или поперек традиций что-то вякать.

Птица, поведя худыми плечами, неопределенно мотнул головой. Но ничего не ответил.

— В армии правила простые: если боишься, не говори, а если сказал — не бойся! Раз рыпнулся, так кушай! Теперь тебя каждый день будут в дыхалку прессовать, пока не сломаешься. Или пока не надоест.

За окном дробно прошагал строй, послышался смех, где-то вдалеке сигналила машина. Сержант встал, вплотную приблизился к Сокольских и, глядя ему в лицо, вдруг зло процедил:

— Что не очкану́л перед ними, молодец! — И, сгребая «духа» огромной крестьянской ручищей за отвороты кителя, неожиданно выдохнул: — Но вот теперь, если ты после этого зачмонеешь, я тебя лично в нарядах на параше сгною!

И с силой оттолкнув солдата, вышел из комнаты неспешной, полной сержантского достоинства походкой.

Ад для Птицы начался на следующий же день и продолжался пять месяцев. Избивали его так, что он впадал в полуобморочное состояние и находился в нем по несколько суток. Продолжая тем не менее шагать по плацу, разбирать автомат и чистить бесконечные тонны грязной картошки. И все же, когда мучения становились совсем невыносимыми, он всегда ловил на себе взгляд стоявшего в стороне сержанта. Это заставляло Сергея стиснуть зубы и не растерять свое человеческое достоинство. Мышцы его огрубели, он уже не валился на пол от каждой плюхи, а лишь ловил всем телом удар и разгонял его по стонущим клеткам организма. Со временем гнобившие его «деды» подрастеряли былой интерес. А потом и вовсе дембелями разъехались по домам. Приближался «год», и Птица, осмелев, стал тайком ходить в спортзал, где отчаянно молотил старую пыльную грушу. Постепенно плечи Сергея распрямились, мышцы перевились в упругие жгуты. И вскоре он худым, но твердым кулаком разбил нос зарвавшемуся представителю одного из чужих «землячеств». От расправы его спасла граница — через день их при́зыв погрузили на борт «горбатого» ИЛ-76Д и перекинули в далекий Таджикистан.

…Долговязый с хеканьем засадил этому невесть откуда взявшемуся гоблину тяжелым канадским ботинком точно в солнечное сплетение. Размахнулся уже, чтобы ударом по шее добить урода… И не понял, как его противник, переломившийся было пополам, вдруг выгнулся стальной пружиной. Серегин удар, словно стальная наковальня, подбросил подбородок долговязого в ночное небо. Лязгнули зубы, голова мотнулась назад, увлекая за собою тело.

Птица сел и постарался восстановить дыхание. Сердце громко стучало. Капюшон съехал, за шиворот падали капли холодного дождя. Сергей помотал головой и медленно поднялся. Постепенно земля перестала плясать перед глазами, и, отдышавшись, Сокольских осмотрел поле боя.

Крепыш лежал в неестественной позе. Его шея была как-то нехорошо вывернута вбок, намокшая одежда резко очерчивала контур тела. Долговязый выглядел не лучше: челюсть уехала вправо, зрачки глаз закатились, оставив пустые белки таращиться в дождливую темень, отчего он стал походить на вурдалака, яйца которого вдруг защемило кладбищенской плитой.

Сергей поднял выпавшие ключи и поискал взглядом женщину. Та, подобравшись, сидела в стороне, крепко обхватив руками колени. Ее трясло не столько от холода, сколько от потрясения. Птица нагнулся над рыжим здоровяком, нащупал его пульс.

— Уходи отсюда! — бросил Серега женщине. Но та лишь нервно тряслась да всхлипывала, не предпринимая ни малейшей попытки встать.

Сергей подошел к долговязому и рывком приподнял его, прислонив к автомобильной решетке радиатора, чтобы в бессознательном состоянии противник не захлебнулся собственной слюной. Под полой куртки отморозка мелькнула плечевая кобура. Из нее характерной коричнево-вишневой рукояткой отсвечивал ПМ. Птица нахмурился. Аккуратно отвернул чужую ветровку и вытащил из замшевой кобуры «макаров». Покрутив в руках, Сергей снял оружие с предохранителя и отвел затворную раму назад. В глубине ствола тускло блеснул боевой патрон.

«Не «газовик», — Сокольских мрачно сплюнул в сторону. — Вляпался все-таки в какое-то дерьмо!» Потом, подумав, нашел в кармашке кобуры запасной магазин и сунул его себе в карман.

Пристраивая пистолет за ремень джинсов, Сергей понимал, что делает большую глупость. Но неведомая сила событий уже набирала свое бешеное ускорение и отступать было поздно.

За все это время женщина не проронила ни слова. Она только внимательно смотрела за действиями невесть откуда взявшегося спасителя. Даже чересчур внимательно. Преодолевая раздражение и стараясь не встречаться с ней взглядом, Сокольских крикнул:

— Да вали уже отсюда!

И когда она наконец встала и медленно пошла прочь, Птица быстро втиснулся в щель межгаражного пространства.