Пусть это буду я

Ида Мартин, 2023

От автора романа «Пуговицы» Иды Мартин. Мистический триллер о с элементами магического реализма о желаниях, которые иногда заходят слишком далеко. Закрученный сюжет, в котором переплетаются тайны семейных уз, изнанка писательской реальности, детские травмы и первые настоящие чувства. Восемнадцатилетним двойняшкам Коле и Люсе поступает предложение от известного писателя Гончара: стать прототипами героев его новой книги. Взамен он обещает им гонорар, проживание в старинном особняке в центре Москвы, интересное общество и перспективы. От ребят не требуется ничего, кроме доверительного разговора. Брату с сестрой, выросшим без родительской заботы, возможность прикоснуться к богемной столичной жизни кажется чем-то поистине волшебным. Вот только позже выясняется, что дом писателя полон секретов, странных жильцов, распорядков и правил. Внутренние двери запрещено запирать на ключ, пропуск обеда грозит обернуться наказанием, а существование пятого этажа и вовсе не принимается в расчет. Со временем двойняшки понимают, что и у писателя на них совсем другие планы. Но какие тайны хранят постояльцы дома? И что их всех связывает?

Глава 2

В огромной столовой за длинным столом, застеленным бледно-зеленой скатертью, их собралось шестеро. Гончар, как и полагается хозяину, занимал место во главе стола.

Брата с сестрой усадили по его левую руку, спиной к окнам, а с другой стороны расположились Шуйский и Магда — величественная бабка с фиолетовыми волосами.

Корги, сменивший к обеду растянутую футболку и клетчатые штаны на белую тенниску и джинсы, пришел позже всех и занял свободный стул в конце стола. Крупная громогласная женщина в кружевном фартуке по имени Козетта приносила еду и убирала грязные тарелки. За стол она не садилась и к обеду не присоединилась, однако, если слышала нечто для нее интересное, запросто вмешивалась в разговор.

Стол ломился от еды. Несколько овощных салатов, морепродукты, зелень, брынза, мясные нарезки. Определенно, это был праздничный обед, означающий, что им рады, но из-за жары есть не очень-то хотелось.

— Откуда же вы приехали? — полюбопытствовала Магда.

Она сидела напротив ребят и без стеснения разглядывала их. Лицо у нее было крупное, старческое, но не старушечье: брови тщательно нарисованы, ресницы накрашены, ярко-красная помада лежала густым слоем, а костлявые пальцы на обеих руках украшали массивные перстни с красными камнями.

— Поселок Первомайский. Это в Пензенской области, — ответил Коля.

— Двенадцать часов на поезде, — добавила Люся.

Шуйский с пониманием покачал головой.

— Далековато.

Он тоже приоделся. Бледно-голубая рубашка была туго застегнута под горло, волосы прилизаны еще сильнее, от него веяло сладковатым запахом одеколона.

— И что, родители вас спокойно отпустили в такую даль? — продолжила расспросы Магда.

Люся с Колей переглянулись.

— Мама в общине живет, — сказала Люся, — к нам не приезжает, ей не до нас.

Повисла тишина.

— А отец буддист, — добавил Коля.

— Вы тоже верующие? — заинтересовался Шуйский.

— Мы агностики, — поторопилась пояснить Люся, прежде чем брат успел объявить о своем воинствующем атеизме, который он взрастил в себе в пику родительским верованиям. — Мы считаем, что мир непознаваем.

Коля недовольно передернул плечами, но промолчал.

— Как здорово! — обрадовался Гончар. — Это очень резонирует с моими убеждениями. Расскажите нам, пожалуйста, еще немного о себе, — попросил Олег Васильевич. — Что вы любите, чем увлекаетесь, какие у вас планы на жизнь?

— У меня первый юношеский разряд по плаванью, — похвастался Коля. — Я получил его в шестнадцать, но дальше не пошел. Спорт для меня не самоцель. Я поступаю в университет на гражданского пилота. Умею красить дома и перекрывать крыши, в прошлом году все лето так подрабатывал с нашей местной бригадой. А еще играю в покер. Хорошо играю. Отец научил.

— Чем же занимается ваш отец?

Взгляд у писателя был заинтересованный и ласковый.

— Да ничем, — с легкостью бросил Коля, и сестра тут же наступила ему на ногу. — В смысле ничем особенным.

— Сейчас у него свой образовательный канал на «Ютубе», — сказала Люся.

— Где канал? — не понял Шуйский.

— Это в интернете, — охотно пояснил Коля. — Считайте, как передача по телевизору.

— А… — Сделав вид, что объяснение его удовлетворило, Шуйский уставился в тарелку.

— Почему же ты решил стать пилотом? — продолжил допрос Гончар.

— Не знаю, просто захотелось.

— Так не бывает. У всего всегда должна быть причина, — поучительно произнес писатель. — Ты увидел прекрасный самолет, летящий в лазурном небе? Прокатился на аттракционах — и тебя захватило чувство полета? Тебе рассказал кто-то из знакомых о том, что это круто?

— Нет, ну что вы? Все намного проще. — Коля не переставал улыбаться. — Когда я был маленький, то верил, что внутри облаков стоят прекрасные воздушные замки. Как в той сказке про Джека и волшебные бобы.

— Ну а ты чем увлекаешься? Что любишь? — Олег Васильевич резко переключился на Люсю. — Тоже плаваешь и играешь в покер?

— Я люблю рисовать. Люблю книги, кино, музыку, животных и вообще всю природу.

— Надо же! — обрадованно воскликнул писатель. — В таком случае вы, несомненно, подружитесь с моим Корги.

Люся осторожно посмотрела на парня и, встретившись с его открытым взглядом, смущенно улыбнулась.

— Я много чего люблю. Люблю танцевать, смотреть на звезды и спать, — добавила Люся.

— Спать? — переспросил Корги с сомнением. — Как можно любить спать? Когда ты спишь, тебя нет.

— Да, но если я хорошо сплю, то чувствую потом себя замечательно. А если не высыпаюсь, злюсь на все подряд. А еще сны! Мне часто снятся волшебные сны. Я их запоминаю и иногда могу вызвать сон с продолжением.

— Ты тоже собираешься учиться в Москве? — перебила ее Магда.

— Да, на юридическом. Хочу стать адвокатом.

— Почему же ты не поддержала брата? — Гончар вопросительно склонил голову. — Могла бы стать стюардессой, и вы летали бы вместе.

— Мы думали об этом, — призналась Люся, — но я боюсь высоты, да и учиться платно двоим слишком дорого. Я подала документы туда, куда смогу пройти на бюджет.

— Значит, у тебя нет своей мечты? — Корги хитро прищурился.

— Такой, как у брата, нет.

— А какие книги? Кино? Театральные постановки вы любите? — снова вклинился Шуйский. — У вас есть предпочтения в жанрах или темах?

— Я люблю кино, — поторопился ответить Коля. — Почти каждый день смотрю что-нибудь. Люблю Тарантино и особенно его «Бешеных псов», хотя некоторые считают, что этот фильм уже устарел. Но Тим Рот там очень здорово сыграл. А еще мне нравится «Талантливый мистер Рипли», и «На ярком солнце» тоже, но Ален Делон слишком аристократичен для Рипли. Сам по себе он отличный актер, но там он будто не совсем на своем месте.

— Ален Делон идеален, — категорично высказалась составляющая грязные тарелки на сервировочный столик Козетта. — Это самый прекрасный мужчина всех времен и народов. Ну, после Олега Васильевича, конечно.

Гончар громко расхохотался.

— Козетта вечно надо мной подшучивает.

— Какие уж тут шутки? — добродушно откликнулась та. — Вы же знаете, как я вами восхищаюсь.

— Ален Делон, — зло фыркнула Магда, — апофеоз зла!

На ее замечание никто не обратил внимания.

— А тебе нравится Том Рипли? — неожиданно спросил Люсю Корги. — Не Ален Делон и не Мэтт Дэймон, а сам персонаж?

— Трудно сказать. — Она задумалась. — Скорее, мне его жалко. У него огромное количество талантов, но он не может принять себя таким, какой есть, и поэтому хочет стать другим человеком.

— И тебя не смущают его поступки?

— Да не особо, — ответил за сестру Коля. — Если бы не они, то и фильма не было бы. Интересно же само кино и его сюжет, а не оценка поступков несуществующих людей.

— Значит, ты считаешь, что произведение ведет исключительно сюжет, а не вовлеченные в него персонажи?

— Я в этом не разбираюсь, — сухо ответил Коля. — Если мне что-то нравится, я не стремлюсь отыскать причины и разобрать на составляющие, и наоборот: если не нравится, то просто не нравится.

— Это называется анализом. Разве вас в школе этому не учили?

Гончар строго посмотрел на Корги и погрозил ему вилкой.

— А как вы относитесь к Брамсу? — поспешил вмешаться Шуйский.

Люся пожала плечами.

— К сожалению, мы не увлекаемся классической музыкой.

— Все-все. — Олег Васильевич замахал руками. — Дадим ребятам поесть. Больше никаких вопросов. А то они испугаются и сбегут от меня.

И все тут же, как по мановению волшебной палочки, переключились на собственные разговоры.

Обсуждали жару, грохочущие машины, разгружающиеся рано утром у соседнего дома, депрессивность последней книги Уэльбека, зерновой хлеб из новой пекарни на углу, «Мастера и Маргариту» в постановке Виктюка и пребывание Демиса Руссоса в захваченном ливанскими террористами самолете.

Люся осторожно разглядывала писателя. Немного суетливый и разговорчивый, однако слушать умел и, когда кто-то говорил, мог запросто замереть с открытым ртом. Курносый нос придавал ему добродушный вид, а темные любопытные глаза следили за всем внимательно и цепко.

Люсе он показался приятным, легким в общении человеком, и она порадовалась, что им с ним повезло.

Козетта заходила несколько раз: заменила грязные тарелки чистыми, принесла блюдо с курицей и картошкой, постояла, уперев руки в бока и слушая, как Шуйский рассуждает об эффективности иммуномодуляторов, громогласно высказалась, что все это чушь, но к столу так и не присела.

И уже в самом конце обеда, когда Магда, пожаловавшись на давление, ушла, а Корги втихую под столом переписывался в телефоне, Олег Васильевич попросил их с братом уделить ему немного времени.

Они проследовали за бесшумно катящимся креслом в комнату, где писатель встретил их в первый раз. На угловой этажерке возле окна стояла большая ваза с бордовыми пионами, и все вокруг утопало в их аромате.

Гончар подъехал к двери между шкафами и, раскрыв ее, пропустил ребят вперед.

Здесь было темно, но не мрачно, яркие солнечные лучи, проникая сквозь неплотно задернутые шторы, рассекали комнату на несколько частей.

В глубине стоял массивный письменный стол, заваленный книгами и бумагами, а вдоль стен, словно в музее, расположились невысокие комоды, уставленные необычными, похожими на антиквариат вещицами вроде печатной машинки и больших песочных часов.

— Знаете, что это? — Остановившись напротив одного из комодов, Олег Васильевич кивнул на вертушку с иглой.

— Патефон? — предположил Коля.

— Ну почти. Это проигрыватель. Условно говоря, усовершенствованный патефон.

— Можно посмотреть? — Коля кивнул на пластинку.

Гончар аккуратно достал из розового бумажного конверта с изображением микрофона виниловый диск и зажал его между раскрытыми ладонями.

— Держать нужно вот так, ведь если пальцы попадут на дорожки, останется жирное пятно — и игла будет спотыкаться.

Коля осторожно взял у него из рук пластинку и надел на металлический штырек вертушки.

— Раритет, — с чувством сказал он.

Гончар довольно рассмеялся.

— У меня этого раритета полон дом.

Мелодичная легкая песенка на английском языке годов шестидесятых или около того наполнила комнату.

— Don’t take this heaven from one. If you must cling to someone, — подпел Олег Васильевич высоким голосом. — Now and forever. Let it be me… Любимая песня моей сестры Оленьки. Кто ее только не исполнял! И Эверли Браверз, и Нэнси Синатра, и Шер с мужем, и Том Джонс, и Боб Дилан, и Хулио Иглесиас, и даже сам Пресли, Демис Руссос. Но на самом деле песня французская. Я пишу под нее новую книгу. И собираюсь так и озаглавить ее, потому что эта книга, как и песня, о верности сделанного выбора.

Заметив, что Люся разглядывает на стене одну из картин, Гончар поспешил к ней.

— Эта картина называется «Ежевичные сны». Мне ее подарила одна коллекционерша. Сказала, что она принесет мне вдохновение и бессмертие. Ты когда-нибудь задумывалась о том, что бессмертие возможно?

Люся пожала плечами, не понимая, при чем тут сны. На картине был лишь однотонный прямоугольник цвета ягодного мороженого.

— Вроде нет.

— Ну понятно. — Он весело махнул рукой. — В ваши годы о таком не думают. Но согласись, мы же действительно слишком привязываемся к своей физической сути и совершенно забываем про содержание. А оно, хоть и подвержено временны́м изменениям, разрушается совершенно иными способами.

И тут же, покосившись на Колю, писатель неожиданно громко расхохотался.

— Не пугайтесь! Вам не придется со мной скучать. Я только с виду старый, нудный и дурной, но со мной может быть интересно.

— Я и не думал пугаться, — встрепенулся Коля. — У вас удивительный дом.

— Садитесь. — Олег Васильевич указал на софу с изогнутой спинкой под окном. — Давайте перейдем к делу. Знаете, почему я позвал вас сюда?

— Вы пишете книгу, — ответила Люся, опускаясь на софу рядом с братом.

— Верно. Я написал около двух десятков книг, но самую главную все время откладывал на потом. Больше откладывать некуда.

— Вы больны? — вежливо поинтересовалась Люся.

— Милая, мне семьдесят шесть. — Гончар подъехал и нежно взял девушку за руку сухими ладонями. — Никто к этому возрасту не остается здоровым. Без помощи Корги я уже и писать не смогу. Древние люди, провожая на закате солнце, никогда не знали, взойдет ли оно снова. Вот так и я, каждый вечер ложась в постель, понятия не имею, открою ли назавтра глаза.

Его курносое лицо сделалось печальным.

— У меня тоже была сестра-двойняшка. И мы были с ней очень близки. Очень. Уж вы-то должны понимать, как это. Чувствовали друг друга на расстоянии и читали мысли. Даже когда ей у стоматолога вырывали зуб, я ощущал эту боль. Когда она веселилась, я тоже испытывал радость, а когда мечтала, без слов понимал о чем. И она знала все про меня. Между вами есть нечто подобное?

— Постоянно, — заверил его Коля.

— Моей сестры нет в живых уже больше сорока лет, многое давно притупилось и стало призрачным, но за всю жизнь я так и не встретил никого лучше ее. И теперь хочу посвятить ей книгу. Вы же поможете мне?

— Постараемся, — заверила Люся, — только объясните, что нужно делать.

— Ничего сложного. — Улыбка писателя сделалась шире. — Всего лишь разговаривать со мной. Делиться вашими историями и мыслями. Я хочу восстановить, воссоздать с максимальной точностью эту удивительную, уникальную связь между единорожденными братом и сестрой, ведь это самый прочный союз, который только можно представить. Знаете, почему взаимоотношения разнополых двойняшек намного крепче? Однополые, несмотря на единство, всегда борются друг с другом за самоидентификацию. А разнополым этого не требуется — они уже различны в своем единстве.

Пока Гончар это говорил, он рассеянно смотрел куда-то перед собой, но потом снова оживился:

— Ну вот, я вас уже загрузил. Обещаю не злоупотреблять этим. Сделаем график. Каждый день я буду беседовать только с одним из вас. Утром. С десяти до двенадцати, потому что во второй половине дня я становлюсь рассеянным и поверхностным. Мой мозг очень быстро утомляется, и к вечеру от меня уже нет никакого толку.

— Да, конечно, — поддержала его Люся, — это отличный график.

— Но за оплату не переживайте, — спохватился он, — каждый получит свою долю в полном объеме, как и договаривались, независимо от количества проведенных в этом кабинете часов. Надеюсь, вас это устраивает?

— Более чем! — бодро отозвался Коля; он был в полном восторге от того, как все замечательно складывается. — Начнем завтра? Можно я первый?

— А как же «Дамы вперед»? — Олег Васильевич весело подмигнул Люсе.

— Пусть идет первый, — рассмеялась она, — разведает обстановку, и я буду знать, к чему готовиться.

Писатель откинулся на спинку кресла, и его седые волосы, попав в полосу солнечного света, засияли серебром.

— Только у меня есть одно условие — небольшое, но важное. Наши с вами беседы вы не должны пересказывать друг другу. Мне необходимо услышать каждого из вас в отдельности. Понять и сопоставить то, как вы воспринимаете события самостоятельно. Насколько ваши впечатления схожи и чем различаются. Договорились?

Брат с сестрой переглянулись.

— Хорошо, — сказал Коля, — так даже интереснее.

— В какой-то момент вам, возможно, станет сложно соблюдать такое правило, но без этого у нас ничего не получится. Если кто-то из вас его нарушит, вам обоим придется уйти.

— Мы умеем хранить секреты. — Люся весело подмигнула брату.

— Еще как умеем, — подтвердил тот.

— Даже друг от друга? — Гончар испытующе смотрел, склонив голову набок.

— Если этого требуют условия игры, то запросто. — С показной решимостью Коля широко расправил плечи.

— Вот и отлично! — Писатель весело шлепнул себя по коленям. — В таком случае сегодня отдыхайте и обустраивайтесь, а если кто-то из домочадцев станет вам слишком докучать, не стесняйтесь жаловаться. У меня имеются способы их приструнить. Но мы тут все немного чудаки, застрявшие в своих порядках, поэтому рассчитываю на вашу снисходительность.

— Что скажешь? — Содрав на ходу рубашку, Коля устало развалился в кресле теперь уже их гостиной. — Как по мне, здесь даже лучше, чем я ожидал.

— Писатель вроде хороший, — согласилась Люся, устраиваясь на диване с ногами, — и остальные тоже: странные, но забавные.

— Бабка не забавная. Она на меня так страшно зыркала.

Люся засмеялась.

— Магда совершенно обычная пожилая женщина, не волнуйся.

— Ты ее кольца видела? А взгляд?

— Коль, давай ты только здесь не будешь демонстрировать свои фобии?

— Думаешь, я нарочно?

— Я думаю, что все наши личные капризы, фобии и комплексы стоит отложить до лучших времен. О такой жизни мы могли только мечтать. — Резко выпрямившись, Люся очень серьезно произнесла: — Я клянусь, что не буду ни на что жаловаться и стану соблюдать все-все правила этого дома, лишь бы Олег Васильевич оставил нас здесь подольше!

— Питание суперское. — Коля шутливо похлопал себя по голому животу. — А что скажешь про его книгу и эти разговоры «о нас»? Ты действительно сможешь держать все в секрете?

— Конечно. Мы же пообещали.

— Да ладно… — Он недоверчиво покосился на сестру. — Все же понимают, что это условность.

— Ничего не условность. — Легкомыслие брата ее поразило. — Хочешь, чтобы нас выгнали?

— Нет, конечно. — Он рассмеялся. — Это я тебя проверял. Хотя… Как он узнает, если вдруг что-то такое произойдет?

— Не узнает, но меня замучает совесть.

— Меня совесть не волнует, но что из этого выйдет — любопытно.

В Колином кармане пиликнул телефон, и он отвлекся, чтобы ответить на сообщение, а Люся вскочила и в очередной раз побежала осматривать квартиру, не в силах поверить, что все это, пусть и на короткий срок, но принадлежит им двоим.