Завещание с простыми условиями

Изабелла Кроткова, 2010

Неожиданный ночной гость. Странное завещание. Таинственная квартира и старинный портрет на стене. Глаза человека на портрете смотрят так пристально, что кажется, будто он видит меня, следит за мной, играет со мной в какую-то зловещую игру. Его взгляд – страшный капкан. Его улыбка – паучья сеть, откуда не выбраться. Портрет смертельно опасен, но избавиться от него невозможно. Ведь это и есть главное условие моего умершего отца. Отца, которого я никогда не знала. Роман-дипломант Германского международного литературного конкурса "Лучшая книга года"– 2017 в номинации "Остросюжетная литература".

Глава пятая

Наутро за окном снова было пасмурно и туманно. На этот раз, помня вчерашнюю путаницу со временем, я вышла из дома пораньше, и очень правильно сделала, потому что каким-то непостижимым образом опять добиралась до остановки целый час. Народу на улице было немного, трамвай подошел вовремя, на работу я прибыла без опозданий, и день потек своим чередом.

Время от времени мысли мои возвращались к портрету.

Вскоре я поймала себя на том, что не могу забыть о нем ни на минуту. То и дело перед глазами вставал притягивающий взгляд отца.

Я словно до сих пор ощущала его на себе.

— Ты что сегодня такая сосредоточенная? — ехидно спросила коллега по работе и заклятая подружка Дина Мигунова.

— Что?.. — с трудом отвлеклась я от своих дум.

— Ты в последнее время постоянно в какой-то прострации.

— Дел много, — отмахнулась я. Не хотелось вступать в беседу.

— Что за дела? — Она с любопытством приблизила ко мне свою острую мордочку.

Сейчас я ей сообщу, что получила в наследство двухэтажную квартиру в центре, и погляжу, как она перекосится от зависти.

Но что-то удержало меня от признания.

— Обычные дела.

— Не понимаю, какие у тебя могут быть проблемы? Мужа у тебя нет, детей тоже…

Сердце горько защемило. Я закусила нижнюю губу.

–…мать в Испании вся в шоколаде. Живи и радуйся! Это нам, замужним бабам, тяжело. Приготовь, постирай, убери; то в театр с ним надо тащиться, то в гости…

Бедняжка тяжело вздохнула, сокрушаясь о своей горькой доле.

— Куда же деваться, я уже привыкла. Что поделаешь, он меня любит, постоянно украшения дарит. — Она закатила глаза. — Мне уже это золото надоело давно, просто обижать его не хочется… Вчера, смотри, что опять подарил.

И она протянула ко мне костлявый пальчик с тоненьким колечком с фианитом.

— Вообще–то ты права, что не связываешься с мужиками, — продолжала она изливать свою желчь. — Они сейчас такие избалованные, всем подавай богатых да красивых, а простые вроде тебя, в дешевой курточке и без денег, никому не нужны, только так, на одну ночь… И тратиться на подарки таким никто не будет… Если только на твою квартиру кто-нибудь позарится, тогда, может, женится, а так вряд ли… Да в принципе и квартира так себе — маленькая, на окраине…

Она рассуждала как будто искренне мне сочувствуя, но за этим крылось ее мелочное и гнидское нутро.

— Если только какого-нибудь деревенского найдешь. В ушанке и с вилами, — не удержалась-таки и ужалила ядом Мигунова.

У меня возникло стихийное желание отвернуть ей башку.

— Но не все же такие, — скрепя сердце, возразила я в миролюбивом тоне, — не все способны только брать. Есть и те, которые отдают.

И тут меня, что называется, понесло, и я добавила:

— Вот мой парень, например, каждый день дарит мне свежие розы. А вчера преподнес антикварное кольцо с изумрудом.

Мигунова разинула поганую пасть.

— Закрой рот, кишки простудишь, — дружески посоветовала я.

— Какой еще парень, — придя в себя, усмехнулась она, — нет у тебя никакого парня.

— Ты уверена?

Она запрокинула голову назад и захохотала.

— Ну, уморила, подруга! Кольцо с изумрудом! И где же оно?

— Такие вещи каждый день не носят. Это благородный камень, — адаптировала я к изумруду фразу Корсакова об абсенте.

К нашему разговору внимательно прислушивалась вся редакция.

— Это же не дешевые фианиты, — добила я подругу.

— У Марты вкус изысканный, с ней фианитами не отделаешься! — изрек из своего угла Глеб Вереницын.

Мигунова скривила узкий ротик.

— А-а, — коварно протянула она. — Ну что ж, в четверг, если ты не забыла, юбилей нашей газеты, вот и приходи в этом кольце.

Я похолодела.

А вслух сказала:

— Я как раз его и приберегала для такого случая.

И ослепительно улыбнулась мерзкой интриганке.

В душе я кляла себя на чем свет стоит.

И черт меня дернул ляпнуть про это кольцо! Ну откуда оно возьмется у меня к четвергу?!

Я представила злорадную ухмылку Мигуновой, когда я появлюсь на юбилее «Живого слова», пряча руки за спину.

Нет, я не доставлю ей такой радости.

Кольцо к четвергу надо достать хоть из-под земли.

Единственное, чему я была рада — так это тому, что моя нечаянная глупость до конца дня вытеснила из головы мысли о портрете отца.

Сегодня я опять задержалась на работе и вышла из редакции без двадцати десять. Я засиделась бы и дольше, но меня подгоняла мысль о трамвае. Вдруг он ходит только до десяти? Как это ни покажется невероятным, но я до сих пор не знала ни графика трамвая №15, ни его маршрута. Каждый раз я собиралась это выяснить, но все время возникала какая-нибудь неожиданная помеха.

Размышляя об этом, я заспешила на остановку.

На остановке переминались с ноги на ногу несколько припозднившихся граждан. Никакого транспорта в обозримом пространстве видно не было. У меня тревожно сжалось сердце.

Надо посмотреть на табличке расписание пятнадцатого трамвая.

В случае чего поеду на улицу Некрасова и переночую там. А если позвонит Корсаков, навру потом, что была в ванной.

Только я приняла это решение, как в сумке зазвонил мобильный. Не без труда выудив его оттуда, я услышала голос Корсакова.

— Добрый вечер, Марта Вильгельмовна! Вы где же это бродите так поздно? Я вам звоню-звоню домой…

Что-то не припомню, чтобы я давала ему номер сотового.

— Ваш телефон мне подсказали в редакции. Я только что туда звонил. Извините за назойливость, но я в некотором роде отвечаю за вас как представитель наследодателя.

— Со мной все в порядке.

— Надеюсь, вы помните, что должны ночевать в наследуемой квартире?

Как он узнал?..

— Не волнуйтесь, я все прекрасно помню. Сейчас как раз жду трамвая, чтобы туда ехать.

— Не хотелось бы передавать наследство в Фонд академии наук.

— В какой Фонд академии наук?

— Советую вам внимательно прочитать завещание. До скорой встречи.

И он отключился.

В ту же секунду подошел пятнадцатый трамвай, и я впрыгнула в него, не успев посмотреть табличку.

На этот раз трамвай работал без кондуктора.

И я оказалась единственным пассажиром.

Полная решимости, я подошла к кабинке водителя и прокричала сквозь стекло:

— Скажите, по какому маршруту идет этот трамвай?

Он ответил в микрофон:

— Трамвай следует до проспекта академика Касаткина. Отойдите назад, вы мешаете обзору.

Я послушно отошла.

В конце концов, не все ли равно, как он идет? Главное, что в итоге я попадаю туда, куда надо.

По пути к дому я почему-то стала думать о Корсакове. В голове всплыла череда странностей. Например, наша с ним первая встреча, когда он возник, как черт из табакерки. Я отчетливо вспомнила, что, когда пересекала под дождем улицу, она была пуста. Откуда же он взялся за моей спиной? Сказал, что ждет меня уже два часа… Где же он меня ждал? Подъезды были закрыты, машин, кажется, поблизости не было… Или были?

Да, но если он был за рулем, то как он мог глушить абсент? Может, потом взял такси? Но тогда опять-таки — где он меня ждал?

И как вообще он понял, что я — это я? Он же меня раньше никогда не видел. И потом, это мое загадочное перемещение с лестничной клетки в прихожую…

И все эти пугающе точные попадания в мои мысли…

Кто он такой? Точно ли он адвокат? А если нет, тогда что ему от меня нужно? — продолжала я рассуждать, уютно устроившись на кухне перед тарелкой с наскоро приготовленным омлетом.

И ничего не могла понять.

Внезапно мне показалось, будто кто-то меня позвал.

Из гостиной.

Я замерла с вилкой у рта.

Прислушалась.

Тишина.

Ну кто может меня звать? Здесь же никого нет!

Но мне ясно послышалось, как кто-то произнес мое имя!

Принятая незадолго до этого рюмочка бренди придала мне капельку бесстрашия.

Надо принять еще одну и пойти посмотреть.

Трясущейся рукой я наполнила рюмку и залпом выпила.

Но пойти в гостиную все никак не могла решиться.

Опять прислушалась. Ничего. Дом был погружен в безмолвие, только недавно начавшийся дождь барабанил в окна.

Бренди теплой волной разливалось внутри. Я начала позевывать. Как все-таки здесь уютно!

Только иногда мерещится черт-те-что.

Я налила себе крепкого кофе в чашечку из китайского фарфора и закурила. Страх притупился, на смену ему пришла безбашенная смелость.

А пойду-ка я посижу в гостиной перед камином.

Мысль меня вдохновила, и я, недолго думая, захватив кофе, сигареты и бренди, двинулась в сторону гостиной.

Зажгла камин, пододвинула к нему одно из кресел и уселась нога на ногу (в одной руке кофе, в другой — сигарета) лицом к камину.

Полубоком к портрету отца.

Весело потрескивающие дрова в камине, мерно стучащий дождь, отблески пламени на стене — все создавало романтическую атмосферу рыцарского замка в какой-нибудь средневековой глухомани.

Время от времени отпивая кофе из чашки, я начала напевать:

— Девушка в белом у замка стоит,

Нежной рукою принца манит:

«Что же ты, принц? Ты не бойся меня!»

Принц от волненья пришпорил коня.

Постой, куда коня ведешь?..

Ведь смерть свою ты там найдешь!

Она пленит тебя, потом

Навек оставит в замке том…

Я блаженно потянулась в кресле. Настроение было прекрасное. Бренди, кофе и великолепный нефритовый камин сделали свое дело. Интересно, как там мой высокий, красивый папашка на портрете неизвестного художника? — игриво подумала я.

И медленно повернула голову.

В полумраке комнаты портрет казался большим темным пятном на стене.

Я достала зажигалку с фонариком и посветила на него.

Все было на месте, а как же иначе? Черные деревья плотно прижаты друг к другу, внизу бежит река, меняя цвет от темно-серого к голубому, на лугу растут яркие цветы и зеленая трава, а папашка по-прежнему стоит на мосту, опираясь на перила. Ничего не изменилось.

Как и следовало ожидать.

Я зевнула.

И застыла с прижатой ко рту ладонью.

Нет, изменилось.

Я вгляделась в портрет, отказываясь верить глазам.

Фигура отца стояла уже не так близко к лесу.

Но этого не может быть!..

ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!

…Да нет, определенно, он стоит уже не вплотную к черной непроходимой стене,

словно он немного отошел от нее.

Я потерла лоб. ЭТО ВСЕ ЧЕРТОВО БРЕНДИ.

Надо, кстати, еще выпить.

Я вернулась в кресло и царственным жестом поднесла к губам до середины наполненную рюмочку.

И снова затянула прерванную на время песню.

— Хрустальный замок до небес,

Вокруг него дремучий лес,

Кто в этот замок попадал,

Назад дорогу забывал…

Внезапно совсем рядом раздался какой-то звук, похожий на скрип дерева. Я остановилась на полуслове.

Может, это мое кресло скрипит?

Скрип повторился, на этот раз громче и протяжнее. Он доносился с левой стороны.

Я мгновенно словно приросла к креслу.

Все смолкло, вновь наступила тишина, но это была уже другая тишина.

Она как будто зловеще обступала меня со всех сторон.

Из последних сил я пыталась воззвать к голосу разума и убедить себя, что это скрипело мое кресло, но тут среди наступившей тишины явственно послышался глухой шелест деревьев.

Рюмка с остатками бренди выпала из дрогнувшей руки, и хрупкое богемское стекло тотчас же разбилось на несколько мелких осколков.

Шелест усилился, словно невидимый лес чуть приблизился; воздух неожиданно изменился — он как-то посвежел, будто рядом находился водоем, и я почувствовала сладкий аромат луговых трав.

Надо бежать отсюда!

Но я не могла подняться с места, страх сковал меня по рукам и ногам.

Запах достиг невероятной концентрации и стал удушающим; шелест постепенно превращался в бешеный свист, в комнате поднялся ветер, и…

Если ты не встанешь с этого кресла сейчас, то не встанешь уже никогда, — хлестнула меня отчетливая мысль.

Собрав все силы, я вскочила с кресла и, не поворачивая головы, выбежала в столовую. Правую ступню пронзила острая боль — меня угораздило наступить на осколок рюмки. Через столовую, не разбирая дороги, я неслась вверх по лестнице, пока не достигла своей спальни.

Вот, наверно, удивился бы сейчас мой школьный учитель физкультуры!

В спальне я перевела дух, сердце ходило ходуном. Пока я летела, из меня единым махом вышел весь хмель. Из разрезанной ступни сочилась кровь.

Нечаянно взгляд упал на будильник — десять часов.

Как же так?! Я ведь пришла в одиннадцатом часу… Стоят, что ли?

Снизу донесся отдаленный бой больших часов в гостиной.

Десять.

Меня прошиб холодный пот.

Что за чертовщина? То я целый час иду до остановки, до которой рукой подать, то прихожу домой раньше, чем вышла с работы…

От всего пережитого голова шла кругом.

Надо покурить.

Сунула руку в карман халата — сигареты и зажигалка на месте.

Дрожа, как мокрая мышь, я, шатаясь, вышла на балкон и буквально наткнулась на плотную кромешную темноту. Воздух еще уплотнился, казалось, его можно хватать руками.

Боже правый, куда я попала?

Что со мной?

ПОМОГИ!

В голове высоким и чистым голосом зазвенела песня:

Звон звон звон

Малиновые реки

Испокон вовеки

Ходил на поклон

Падал на ступени

Все обиты пороги

В кровь истерты колени

Я бросилась обратно в комнату и упала на постель.

Не помню, как я заснула.