Первая крепость

Ильяс Найманов, 2019

Армагеддон уже перешагнул через наши головы, оставляя за собой стерильную землю и воздух. Только там, где он начинался, практически в эпицентре все еще остались выжившие. Разбитые остатки регулярных войск, укрытые глубоко под землей, случайные люди, которых становится все меньше и меньше, техника и воскресшие, способности который теперь как никогда нужны людям. Гнус, в поисках жизни непременно вернется на те места, где все еще есть хоть что-то способное поддержать его собственное существование. Какие решения будут приняты? Смогут ли живые, роботы и мертвецы удержать свои границы?

Глава 1. Жукотки

Серое, затянутое тучами небо проглядывало через криво забитые горбылями узкие, высоко расположенные окна длинного помещения. Несколько деревянных коробок, посыпанный соломой пол и выветрившийся, но все еще присутствующий запах коровьего навоза. Звук человеческой речи за стенами, запах костра. На отдалении хрипела болгарка, а в тот момент, когда она замолкала, было слышно приглушенное тарахтенье бензинового генератора. Резкий визг болгарки заставил Якова проснуться и недоуменно соображать, где он. Сам он лежал на матрасе, который, в свою очередь, лежал на деревянных нарах, поверх него было наброшено старое ватное одеяло с разводами высохших пятен, припалинами и несколькими дырами, откуда торчали куски посеревшего от пыли хлопка. За его головой было слышно сопенье спящего человека. С некоторым трудом вывернувшись, чувствуя слабость в теле от долгого сна, он обнаружил спящего глубоким сном Сагитая. Губы бойца спеклись от обезвоживания, черная щетина пробила смуглую кожу, а глубокое мерное дыхание говорило о здоровом сне. Оружия и брони при них не было. Странно, почему их разместили в бывшем коровнике? Но в любом случае большое облегчение, что теперь они должны быть в относительной безопасности, хотя пистолетик бы или какой-никакой нож не помешал. Похлопав себя по лицу, чтобы стряхнуть с себя дурацкое оцепенение, он сел. Тут же слегка закружилась голова, и жажда бешеным слоном затрубила в голове. Яков встал и неверной походкой двинулся к дверям, которые он еще не видел, но которые должны были быть в середине каждой стены. Определенно они были в опустевшем коровнике. Не просто опустевшем когда-то давно, а недавно, может быть, несколько месяцев назад, поскольку запах скотины еще держался в стенах строения. Деревянный пол, очевидно, снесли и выгребли трактором, поскольку линия доски была видна на стенах. Точно можно было сказать, что они не в Зоне. Там таких строений нет.

Наконец он дошел до двери, сделанной не огромной двустворчатой воротиной под скотину, а под стандартный дверной проем. Он открыл деревянную дверь и с облегчением вдохнул полной грудью свежий прохладный воздух. Несколько человек повернулось к нему. В полном вооружении, при броне. Костер, разведенный на земле, дрожал яркими углями, серое, затянутое расплывчатыми облаками небо не давало понимания о том, какое сейчас время. Либо начало вечера, либо конец утра. Несколько защитного цвета палаток стояло напротив, пара военных внедорожников и гражданский автобус с выбитыми стеклами салона.

— Очнулся? Иди к нам! — послышался голос одного из бойцов.

С трудом соображая, кто есть кто, Яков дошел до костра и плюхнулся на освобожденное для него место. Бойцы внимательно смотрели на него. Один из них, вооруженный мечом, часть лица которого украшала татуировка, вылезшая из-под воротника на левую щеку, прищурился, вглядываясь в лицо Якова. Его Яков помнил, это не самый давний, но все-таки уже достаточно давно знакомый сталкер Зима.

— Пить, — прохрипел Яков.

Ему тут же подали флягу с водой. Яков присосался к ней и жадно пил большими глотками. Только теперь он услышал, что шум в ушах, который сопровождал его с момента пробуждения, начал отступать. Посмотрел еще раз на мужиков, стоящих напротив него. У одного был подбит глаз, у другого распухли щека и бровь, у третьего разбита губа. Даже у Зимы была ссадина под глазом.

— Что-то вы помятые такие? — не особо соображая, сказал Яков.

— А ты не помнишь? — вопросом на вопрос ответил Зима.

Яков посмотрел на свободовцев. Шесть человек. Четверо из них в стандартной для их клана броне. Еще пара бойцов, вытирая руки, идет к костру со стороны, откуда ранее раздавались звуки болгарки.

— Не… — покачал головой Яков и только сейчас почувствовал, что и его губа побаливает и немного припухла.

— Какой же ты хороший, когда в себе, — улыбнулся Зима. — Мы вас, как дорогих гостей, раздели, обтерли, в палатку на мягкое положили, а ты прочухался — и давай с нами драться.

— Я?! — выпучил глаза Яков.

— Ну, не я же… Мы тебя по-хорошему, хотели и покормить, и попоить, да ты даже слова сказать не захотел, сначала Курыча огрел, потом Яшку, потом за меня принялся, — Зима показал на небольшую ссадину. — Пришлось скатать тебя и друга твоего и в коровник, от греха подальше.

— А что, Сага тоже… того… — Яков виновато глянул на мужиков, — это…

— Нет. Сага порядочный, он спал всю дорогу. Это ты у нас, оказывается, с прибабахом, — улыбнулся Зима, не скрывая облегчения. — Ну, ладно, вроде в себе. Есть хочешь?

— Я? Конечно! — оживился Яков. — Вы уж меня, мужики, простите, это все нервы и химия… она же мозги, это самое… — покаялся он, глядя на результаты своего рукоприкладства.

Сталкеры заулыбались, поняв, что боец действительно отличает явь ото сна и других бед от него ждать не придется.

— Ладно, чего уже…

— Бывает…

— Мы и не таких отпаивали… — раздались голоса.

Кто-то прихлопнул по спине, кто-то пожал руку. Через мгновенье над углями появилась металлическая прокопченная решетка, на которую положили несколько кусков мяса. Якову подали стакан, в котором на одну треть, судя по запаху, была налита совсем не вода, загремели пододвигаемые ящики, которые служили стульями. Зашипели первые капли жира, вытапливаемого из сочных ломтей на горячие угли. Появился Коваль, обрадованно прикрикнув, он обнял Якова. На лице у того не было следов рукоприкладства, поэтому Яков с облегчением обнял и его, похлопав по спине.

— Здоров махать, — шутливо пожурил он бойца. — Был бы сталкером, стал бы Ломовым, а пока ходить тебе по паспортным данным.

— Да я же не со зла, я и не помню ничего, — оправдывался Яков.

— Ладно, ладно. Оно и понятно, что в пограничном состоянии уснул. Ничего, — успокоил его Коваль, садясь справа рядом.

Ему тоже подали стакан, который он перехватил, оттопырив в сторону мизинец. Сталкеров стало больше, уже человек двенадцать. Они подходили, здоровались, кивали, встречаясь взглядами. Коваль встал и приподнял стакан.

— За встречу! За выполнение задания! За удачу!

Дружно поддакнули сталкеры. Звякнули стаканы, и Яков, запрокинув в себя белую, с чистой совестью выпил до дна и закусил хлебом. В голове прояснилось, запаха водки он как будто не почувствовал, хотя неприятное горькое послевкусие осталось. Яков уставился на угли, приходя в себя от небывало долгого сна. Большая часть свободовцев поприветствовали бойца, но тут же разговорились о какой-то поломке и ушли. У костра остались четверо. Яков, Коваль, Зима и здоровый лысый сталкер в долговской форме, но с отпоротыми шевронами, по кличке Орех. Орех ладно переворачивал мясо на решетке, на ящике располосовывал овощи и зелень, солил, перчил. В умелых движениях ножа и гипнотической последовательности действий чувствовалась рука человека, любящего и умеющего делать шашлыки, салаты и вообще возиться на кухне. Коваль молчал, осторожно поглядывая на Якова, словно пытаясь что-то понять о нем. Татуированный Зима сидел слева от Якова, в его сторону легкий ветер относил незначительный дым, который не особо беспокоил сталкера. Он переводил глаз с начинавшего поспевать мяса на Якова и как будто немного нервничал. Понимая, что ситуация чуть более напряженная, чем должна быть, Орех первым нарушил молчание:

— Я вот готовить люблю. Еще когда при «Долге» был, всегда за шашлыки отвечал, — негромко сказал он, нарезая картошку в огромную кастрюлю, очевидно, предназначенную для вечернего ужина или обеда всей команде. Метрах в пяти стояла и уже запылала яркими языками пламени сваренная из железных листов печь с отверстиями под котлы.

— При «Долге»? — переспросил Яков, очевидно, понимая, что говорится в принципе для него и надо что-то сказать в ответ.

— Да… Я на Янтаре служил, там и Дока видел часто, и вас потом пару раз. Потом, как эта вся история началась, нас и помяло очень, и вообще меня вон сталкеры из-под гнуса вывели. Там я как-то перезнакомился с одним, вторым… ладные ребята оказались, не разбойники вовсе. Да и вообще сейчас против гнуса всем вместе держаться надо, Терек так и сказал, что помогли нам «зеленые» крепко и прежней войны уже не будет, решайте, мол, бойцы сами. Я вот и решил…

— Правильно решил, Орешек, — похвалил его Зима. — У нас пострелять и поработать есть кому, а вот доброго мясца или картошку по-домашнему пожарить — это поискать надо. У нас тут в Жукотках повар аккурат в команду вписывается.

— Где? — вышел из оцепенения Яков.

— В Жукотках, — охотно ответил Зима. — Станция такая на восемь дворов, как раз по железке, что Чернигов с Овручом по прямой связывает, имеется. Вон там, — он указал чуть за левое плечо на северо-запад, — местечко Гирманка, минут пять ходу. Ох там и жирный гнус топтался. Вон там, — сталкер указал большим пальцем по правую от себя сторону, — и Леньков Круг, чистое место. Минут десять ходу. А там уже, — он указал пальцем вперед от себя, — Чернигов.

Яков внимательно проследил за жестами объясняющего ему местоположение сталкера и посмотрел на небо. Точное местоположение солнца из-за застеливших все небо туч определить было нельзя, но, по крайней мере, теперь он смог понять время суток.

— Так что, сейчас утро, что ли? — с недоверием спросил он. — Это сколько же я спал?

Громко треснула палочка в руках Коваля.

— Шестнадцать часов, боец, — сказал Коваль, — и я, признаться, давно жду, когда ты в себя придешь. У нас с тобой столько дел. Про робота помнишь? Как их настраивать, чтобы они белых не били?

Соображать быстро все еще Яков не мог, и по его лицу было видно, что он почти понял, о чем идет речь, но маленько не хватило.

— Воскресших наших, — помог ему Коваль. — Мы их «белыми» зовем, мол, «Свобода» — зеленые, а землячки наши, которые с того света вернулись, — белые.

— А-а-а… — протянул Яков, понимая. — Ну… — в голове завертелась картина рычажков, мигающих красных и зеленых диодов под лючком в ходовой тележке поискового робота. Беззащитный перед дулами крупнокалиберных пулеметов Док… жестокая драка с гнусом, безжалостный локоть врага на кадыке и колкая резь в горле, словно в нем разбили стеклянную бутылку… химера… Королева… Яков зажмурил глаза и кивнул, бессознательно опасаясь хруста в чудом не сломавшемся кадыке. — Помню.

Коваль с явным облегчением выдохнул. Его лицо посветлело, а карие глаза радостно сверкнули. Он бросил две половинки сломанной палочки на угли и кивнул Ореху.

— Ну, что стоишь, Орешек? Давай, наливай да потчуй. Вон то готово уже… — Коваль чуть наклонился вперед, собираясь встать.

— Ага! А ты что, командир, не будешь? — спросил Орех, доставая из недалеко стоящего низкого ящика бутылку водки и пузырьки с приправами.

— Я? — Коваль замер, раздумывая. — Нет, не до этого. Я пойду оборудование приготовлю. Зима, отобедаете — бойца ко мне в мастерскую. Только вы не сильно того… — он кивнул на бутылку водки. — Чтобы оба как стеклышко.

— Обижаешь, командир. Мы только для аппетита, — заверил его сталкер, перехватывая пузырь у Ореха и ловким движением сворачивая бутылке крышку. — Да и под такую закусь…

Коваль ушел, разбудив воспоминания о недавно пережитом, пробудив в Якове тень королевы, ее сверкающие глаза, оскал хищницы, похожий на оскал ее химеры. Зачарованный воспоминанием, он пришел в себя от легкого толчка татуированного сталкера, который, коснувшись его тыльной стороной ладони, поднес стакан водки на четверти.

— Давай, братуха, по пятьдесят примем, — заботливо предложил он.

Яков немного недоверчиво посмотрел на сталкера. До этого почти единственный, кто называл его братом, был Сагитай, который спит в здании позади, но Сага был его боевым братом, где-то наставником, и был ближе, чем практически все родственники. А тут сталкер называет его братухой. Все бы ничего, да только из братьев у него только Сага, и называть кого-то другого братом у него, у Якова, никогда язык не повернется.

— Ну, давай, Зима, дрогнем, — согласился Яков, секунду задержав на сталкере взгляд.

Тот, почуяв в голубых глазах Якова холодок, немного осекся и сам. Слегка сбавил громкость речи и кивнул, словно соглашаясь с невысказанным.

— Тут сейчас все люди друг другу братья. И живые, и что уж там говорить, и не живые. А тот, кто с гнусом воюет, да еще как вы и мы, клинками гнус этот встречает, тот мне, как ни крути, самый настоящий брат.

Орех быстро порезал острейшим ножом мясо, сгрудил его в две бежевые тарелки и поставил на отдельный ящик между сталкером и Яковом. Еще одна большая тарелка с нарезанным кольцами луком была полита уксусом, поверх лука тонкими кольцами порезан жгучий красный перец, а толстыми — зеленый болгарский. Затем Орех взял большой помидор и, порхая, как бабочка, сверкающим лезвием ножа разрезал его на дольки и соорудил каемочку из этих долек. Несколько серых ломтей хлеба, брошенных в хлебную корзинку, живописно разместились там, торча во все стороны угловатыми краями. Яков и Зима невольно отвлеклись на движения повара, которые он совершал с нескрываемой любовью к поварскому искусству. Тарелка с зеленой нарезкой разместилась между двух тарелок с горячим и аппетитно пахнущим мясом, одна вилка и непомерно остро отточенный столовый нож для Якова. Сталкеру нож и вилка не подавались, так как у него, как и положено, имелся свой прибор. Все еще держа стакан в руках, Зима подмигнул Якову.

— Я же тебе говорил! Таких еще поискать. Видал, как исполняет? — гордо, словно это было и его достижение, указал он на повара. — Спасибо, Орешек!

— На здоровье, — с явным удовольствием сказал Орех, возвышаясь над сидящими и вытирая руки светлой тряпицей. Он без стеснения пялился на мужиков, чуть приоткрыв рот, ожидая, когда же они попробуют его стряпни.

— Ну, с богом! — сказал Зима и запрокинул стакан.

Едва поморщившись, он достал складную вилку и насадил пару колечек лука и зеленый кругляшок болгарского перца. Выдохнув ртом, он тщательно занюхал и положил колечки в рот, похрустывая и пощелкивая зеленью, приятно щекоча горячий пищевод соками. И только потом с чувством наколол кусок мяса и засунул его в рот, одновременно мыча от удовольствия.

— Белишиммо! — с набитым ртом произнес он. — Как всегда!

Яков улыбнулся, глядя на происходящее. Замахнув стакан, он проделал ту же процедуру, но по невнимательности зацепил, кроме кругляшков лука, еще и пару красных колечек жгучего перца. Через несколько секунд он усиленно задышал ртом и тут же воткнул вилку в самый большой кусок мяса и торопливо впихнул его в рот, заслав туда же и полкуска хлеба.

— О-о-о! — удивленно протянул он и утвердительно покачал головой, словно обнаружил некий невероятно удививший его факт.

— А-а… — поддержал его сталкер одним звуком, обозначая фразу «…я же говорил…».

Лицо Ореха расплылось в радостной улыбке, и он, не сдерживая самодовольной физиономии, отвернулся. Он одержал очередную кулинарную победу на своем поприще, которая, возможно, и не была исторически важной, но, возможно, для Ореха, или Орешка, как его называло все больше и больше людей, была принципиально важна. Не обращая больше на двух жующих внимания, он поставил чайник на решетку и принялся колдовать в своем ящике, где, как можно догадываться, располагался его секретный поварской арсенал.

Минут через двадцать Яков уже пил горячий чай из вполне себе не походной керамической кружки. Зима несколько раз предлагал добавить беленькой, но Яков отказался. Погода продолжала быть по-осеннему пасмурной. Прохладный ветерок шевелил волосы, и если бы не горячие уголья рядом, в которые Орех подложил еще древесного угля, то без движения вполне можно было бы замерзнуть. По мере того как боец приходил в себя, к нему возвращались мысли о его оружии и амуниции. Мысль о том, что скоро он возьмет в руки свою «Леру», как он называл гранатомет с боеприпасом 25×59 миллиметров, была приятной, но гораздо более приятной, хотя совсем по-другому, как-то особо завораживающей и вдохновляющей была мысль о Лилит. Королева демонов, которую он увидел вчера, была воплощением совершенства. Линии черных волос, осанка, твердость и открытость взгляда… ах, как она и ее химера убивали гнус… как она смогла излечить, не касаясь, его простреленную руку… Яков несколько раз, стараясь делать это незаметно, ощупывал место выше локтя левой руки. Именно туда попала одиночная пуля из автомата, раздробив кость и выйдя с разрывом наружу, после чего ткнулась в боковую защиту бронежилета. Выходное отверстие должно было бы превратиться в страшный кровяной мясной цветок, что и было в самом начале, но сейчас там осталась лишь бледная сетка тонких шрамов. Теперь рука была чуть кривовата и маленько короче, но если бы не Лилит, то уже сейчас он, возможно, был бы уже без руки. Такие раны вполне могут быть основанием для ампутации. Конечно, у сталкеров были и артефакты, но и они не сделали бы излечение безупречным. Затянули бы рану, заставив осколки кости капсулироваться, затянуться соединительной тканью, а новые костные массивы — стремительно срастаться и соединяться, но действительная твердость руки вернулась бы не скоро. А сейчас Яков был уверен, что на руку можно положиться. Что кость хоть и крива, но срослась в одно целое, и ударная отдача его гранатомета не будет заставлять его морщиться от боли.

Уйдя в себя, Яков не заметил, что Зима терпеливо ждет, когда тот вынырнет из своих воспоминаний и ощущений. Сталкеры — народ тактичный, уж кто-кто, а они не склонны к дурацким шуткам вроде как спугнуть товарища или разбудить того без нужды. Товарищ, отходящий от пережитого, может на рефлексе точно зарядить свинцовой пилюлей в лоб или на всех основаниях заехать кулаком в морду, и будет прав. Вот и сейчас Зима поглядывал на застывшего с кружкой остывшего чая Якова и ждал, пока тот вернется в настоящее. Одна, две, пять минут ничего не решали сейчас. Наконец Яков вздохнул.

— Ну, что, пойдем к Ковалю, что ли? — спросил он, поймав на себе взгляд сталкера.

— Пошли, — кивнул Зима.

— За Сагой присмотрят? — спросил Яков, обернувшись на пустой проем небольшого-то, в общем, коровника, в котором они располагались последние часы.

— Обязательно.

Оставив недопитый чай, Яков поблагодарил повара, который, широко раздвинув ноги по обе стороны от большой кастрюли, сосредоточенно чистил картофель, и, поправив короткие белокурые волосы на голове, двинул за сталкером на мерный стук тяжелого молота, который давно сменил хриплое пение болгарки.