В руках богини

Илья Георгиевич Ганчуков, 2022

Она обожает фэнтези о попаданках, покоряющих чужие миры, но терпит сокрушительный крах в своем собственном: ее отчисляют с первого курса университета. Куда теперь податься девушке без образования и особых талантов? Разве что прямиком в другую реальность, где можно стать прекрасной эльфийской принцессой в изгнании, овладеть магией, обзавестись двуручным мечом-телепатом и наконец-то реализовать свою давнюю мечту о невероятных приключениях. Как это сделать? Для начала поможет таинственная цыганка, а после найдутся и другие желающие сделать жизнь бывшей студентки в волшебном мире крайне нескучной…

Глава 12

Всю дорогу от замка до городских ворот я словно на крыльях летела — Льонги едва поспевал следом. Лишь когда стены Гогара остались позади, я остановилась перевести дыхание, и оглянулась. Город, который так неласково встретил меня, оставался в прошлом, теперь наступала новая жизнь, свободная, моя собственная. Я повернулась спиной к городу и глубоко вздохнула.

— О чём задумалась? — спросил меня Льонги.

— Обо всём, — ответила я. — Слушай, а вообще, у почтенного Агн… Ак…

— Если не можешь выговорить его имя, говори просто «хозяин», — прервал меня Льонги. — Я всегда так делаю.

— Так вот… У хозяина вообще людей много? — спросила я и тут же поняла, что сморозила глупость.

— Людей-то немного, — пожал плечами Льонги. — Всего-то я один. Ещё вчера к нам нанялся в охранники один гном. А остальные — эльфы. Хозяин, его дочка, потом Андо, который правит оленями, как я. Ну и Эарин-святоша.

— Святоша? — переспросила я удивлённо. — Он что, жрец?

— Какое там! — усмехнулся Льонги. Ему доставляло удовольствие рассказывать мне, вроде как эльфийке, то, что я и так должна была знать с рождения. — Он же мужчина, а у эльфов только женщины могут служить Великой Матери. Просто если ему заняться нечем, так он всё время с Богиней разговаривает. Одно слово — блаженный. На самом деле он ведает припасами. Они с хозяином братья: хозяин младший, а святоша — старший, но всё равно у него на побегушках. Ну а мелкую ты уже видела.

Подходя к лагерю, я ещё издалека увидела, как от него отъезжают фургоны.

— После вчерашнего многим торговать стало неохота, — пояснил Льонги. — Хозяин тоже собирался трогаться в путь сразу, как только мы вернёмся.

— А что, кто-то остаётся?

— Угу. Те, у кого жадности больше чем ума. Те, кто думают, что смогут стребовать с князя плату за пожженные палатки. Только пустое это дело.

— А что, так бывало и раньше? — полюбопытствовала я. — Я имею в виду…

— Побоища, вроде вчерашнего? — переспросил Льонги. — Нет, такое и для меня внове. Вот чтобы какой-нибудь пьяный рыцарь набросился с мечом на того, у кого уши длиннее, чем надо… Или чтобы толпа оборванцев разметала фургон с Севера… Это я видел. Ещё когда жил в Горднате, задолго до того, как прибился к эльфам.

Он нахмурился и нехотя добавил.

— Мне тоже доставалось иногда. Как вернулся домой — так половина друзей меня знать не пожелала, чуть ли не за предателя держали. Да что говорить об этом…

— Подожди, — вмешалась я, чувствуя неловкость. — Ты говоришь, «задолго»… А ты, вообще, давно вот так… бродишь? Сразу попал к… хозяину? Или раньше служил кому-то другому?

— Уже полтора года, — ответил Льонги, обрадовавшись перемене темы. — Прошлой весной хозяин приехал в наш город, продавать свои сладости. Ну, я и увязался за ним. Ему как раз нужен был человек.

Последнее слово было произнесено так, что я сразу поняла: эльфу нужен был именно человек. Последующие слова Льонги подтвердили мою догадку.

— Коли торговец умный, так он старается завести себе хотя бы одного человека, чтоб тот договаривался с теми, с кем эльфу не договориться. Вот, как сейчас. Так что я полезный! — Льонги ухмыльнулся во весь рот и важно поднял палец.

— А куда мы поедем?

— Ещё утром хозяин сказал, чем скорее мы уберёмся, тем лучше. Сейчас мы едем на северо-запад, к гномам Сияющих Гор.

— Далеко это?

— До Орлиных Ворот будет дней пятнадцать быстрого ходу. Как только мы вернёмся, наш караван тоже тронется в дорогу.

— Целый караван? И сколько же у вас фургонов?

— Два. В одном товар, деньги, Андо, охранник и хозяин с дочкой. В другом припасы, шатёр, Эарин, я… — Льонги задумался. — И, похоже, ты тоже у нас поедешь.

Ангаквар и остальные и впрямь уже были готовы к отъезду и ждали только нас. Олени фыркали и потряхивали рогами. Вокруг них топтался юный эльф, и совал им куски соли. В нём я, не без удивления, узнала того самого парня, что продал мне вчера леденцы. Стройный эльф с распущенными волосами до плеч (видимо тот самый «святоша Эарин») придирчиво осматривал стенки фургонов, видимо ища дыры. Ангаквар нетерпеливо прохаживался рядом.

— А вот и вы! — воскликнул он, увидев нас. — Рассаживайтесь, мы отправляемся!

Я заняла место на передке фургона, рядом с Льонги. Парень выудил из-за пазухи небольшой свисток и дунул его. Олени встрепенулись и резво взяли с места.

— А кнута у тебя нет? — полюбопытствовала я.

— Нет, конечно, — ответил Льонги. — Святоша в первый же день заявил мне, что ихняя Великая Матерь не разрешает делать больно ни одному животному. По мне так глупость несусветная, но коли уж мой хозяин — эльф, то приходится соблюдать его правила.

— А чего ещё эльфам нельзя? — поинтересовалась я. Мне позарез нужно было узнать, как полагается вести себя, иначе я опять что-нибудь нарушу, и выйдет ещё хуже чем тогда с князем.

— Да много чего! — отозвался Льонги, презрительно поджав губы. — Ведь их вера учит, что нужно жить в дружбе со всем, что обитает в мире. Убивать живое нельзя. Есть нельзя. Шкуру снимать нельзя. Я-то не эльф, могу себе позволить купить что-нибудь мясное или рыбное. Хозяин не запрещает, а вот Святоша смотрит косо…

Разговор о еде, видимо, навёл Льонги на мысль, он достал из широкого рукава куртки коричневую вяленую рыбу, сунул её в рот и аппетитно захрустел. Я сглотнула и собралась, было, попросить у него ещё одну рыбку мне, но тут же осадила себя. Если уж мне выпало в этом мире быть эльфийкой, то я должна буду соблюдать все правила, так что я, чтобы отвлечься от мыслей о еде, отвернулась и принялась рассматривать пейзаж вокруг. Впрочем, смотреть оказалось абсолютно не на что: кругом расстилались бескрайние, покрытые снегом поля, лишь изредка перемежающиеся небольшими голыми рощицами. Заскучав и слегка замёрзнув, я полезла внутрь фургона. В полумраке я увидела Мэл (когда это она успела влезть к нам?) и Эарина, который рассказывал ей какую-то историю.

–…На другой день после того как княгиня Уриен узнала о гибели Мирэдина Несгибаемого, в её тронный зал пришла неведомая никому воительница. Четверо лучших воинов, охранявших тронный зал, попробовали не пропустить её, но она расшвыряла их одна, и, насмехаясь, заявила, что мужчины эльфов никуда не годятся, после чего объявила, что убьёт дракона и принесёт его голову прямо во дворец. Взамен же потребовала от княгини, чтобы та уступила ей власть над княжеством, — говорил он неторопливо.

«Не такой уж он нудный, — подумала я. — И почему Льонги его так не любит?».

Эарин был похож и непохож на своего брата — те же серебристые волосы и того же цвета глаза. Но если у Ангаквара черты лица были чёткими и твёрдыми, словно у каменной статуи, то у Эарина — мягче и подвижней, а уголки рта приподняты, словно в ожидании улыбки.

— И что же, княгиня согласилась? — изумлённо прошептала Мэл.

— Почти. Княгиня пообещала, что уступит воительнице княжество, но лишь после того, как получит голову дракона. Воительница потребовала себе лучший меч и лучшие доспехи, которые только найдутся. Но когда ей принесли их, она ударила дворцового оружейника по щеке и крикнула, что ей подобная рухлядь ни к чему.

В фургоне стоял полумрак, но я заметила, что Мэл обиженно скривилась. Девочке явно было стыдно за соплеменников.

— Так вот, — продолжал Эарин. — В конце концов, воительница ускакала на битву. У княгини Уриен болело сердце о том, что придётся отдать своих эльфов под власть этой злой и капризной девушки, но уговор есть уговор. Прошла неделя, и гонец привёз княгине весть о том, что Неведомая сошлась в битве с драконом, и победила его, разрушив попутно замок одного из рыцарей. Княгиня Уриен совсем опечалилась и ночью пошла к дворцовому колодцу, который все почитали чудесным, чтобы спросить совета Великой Матери, как ей обойти условие сделки. Княгиня наклонилась в колодец, окунула в воду руку, чтобы услышать голос вод, и неожиданно почувствовала, что вода покрыта какой-то странной плёнкой. Колодец взбурлил, из него послышался рык…

Мэл тихонько ойкнула, мне тоже стало не по себе.

— Княгиня отпрянула от колодца и увидела, как из него высунул голову дракон. Тот самый, чёрный. Княгиня приготовилась было зачаровать его, не надеясь впрочем на успех, однако дракон открыл пасть…

Мэл и я затаили дыхание.

–…И на языке эльфов начал умолять княгиню позволить ему остаться в колодце, покуда Неведомая не покинет пределов княжества. Княгиня спросила его: поклянется ли он служить эльфам, если ему сохранят жизнь. Дракон поклялся кровью, небом и дыханием. Княгиня зачаровала колодец так, чтобы его нельзя было увидеть, и с лёгким сердцем дождалась приезда Неведомой. Воительница внесла в тронный зал драконью голову, но когда княгиня коснулась головы, та рассыпалась в прах. Воительница уехала ни с чем, а дракон после этого много лет служил княгине Уриен. Колодец же существует и по сию пору, и называется он Драконьим.

— А о чём эта сказка, почтенный? — с недоумением спросила я.

— Это не сказка, — спокойно ответил он. — Всё так и было. Эта история о том, что лекарство может иногда быть хуже самой болезни.

— Маржи, а ты что-нибудь рассказать можешь? — спросила Мэл умоляюще.

Я задумалась, уже решив, было, ответить «нет», но неожиданно мне пришла в голову чудесная мысль.

— Что ж, пожалуй, смогла бы, — ответила я многозначительно и, напрягая память, начала пересказывать им содержание последнего прочитанного фэнтези.