Она моя…

Иман Кальби, 2020

Внимание: СТРОГО 18+, присутствуют очень откровенные сцены. Первая книга из трилогии. Она моя… Одержимость. С каких пор она стала так важна для меня? Никем я так не хотел обладать. Всецело и безраздельно. Она моя… Нежность. Впервые в жизни мне так отчаянно хочется кого-то сберечь и защитить. Она моя… Похоть. Никто до нее не мог так откровенно и легко будить во мне столько грязных мыслей. Она моя… Слабость. Непростительная роскошь, за которую придется так дорого заплатить. Она моя… Боль. Я сделал больно ей, а страдаю сам. Она моя… Ненависть. Потому что есть Он. Второй. Тот, кого я обязательно убью, какой бы ни была цена… А все потому, что Она моя… Только моя… Содержит нецензурную брань.

Глава 8

— Васель, давай закроем эту тему. Я не буду брать эти деньги, как не буду читать какие — то письменные договоры. Это унизительно и девальвирует любую значимость нашего с тобой общения, каким — бы коротким ты и я его ни видели. Я в машине с тобой не потому, что ты меня прогнул или вынудил. Я сижу здесь по доброй воле, потому что не прочь заняться с тобой своим первым сексом. Думаю, ты хороший для этого вариант, в этом ты, бесспорно, прав. И я верю тебе, что интервью ты мне дашь. Оно станет прекрасным бонусом и действительно поможет мне проснуться не просто женщиной, а знаменитой женщиной. Свободной, знаменитой женщиной.

Она сама не понимала, как смогла это все сказать, скрывая волнение. С каждым словом уверенность в ней только росла. И это чувство окрыляло.

Он не отрываясь, смотрел на дорогу. Ее слова почему — то злили его. Возможно, ему не нравилось, что эта девочка пытается устанавливать свои правила в их игре… Сказал деньги — значит, деньги… Какое — то время они ехали по узким улочкам города молча, Васель глядел исключительно перед собой:

— Я знаю, что ты встретилась с Амани Тоум после нашего знакомства, — он преднамеренно акцентировал внимание на последнем слове, — не волнуйся, я не знаю, о чем вы говорили, да и не хочу знать. Но я хорошо знаю саму Амани. Знаю, каким средоточием сплетен она является. Иногда это ее плюс, но иногда и большой минус.

Он снова замолчал, но было понятно, что его мысль не закончена. Он искал подходящие слова.

— Так вот, я более, чем уверен, что она разное понаплела тебе обо мне…Хорошее и плохое…Правду и неправду.

— Да, она говорила многое о тебе. Действительно хорошее и плохое, но ведь не мне решать, что правда, а что нет. И даже не ей. Она конечно, источник информации обильный, но как Википедия, не всегда достоверный, — попыталась немного разрядить обстановку Влада, — Разве не ты должен мне сказать, чему верить, а чему нет?

Васель усмехнулся, но промолчал.

Их машина плавно парила по дорогам погружающегося в темноту Дамаска, увозя парочку все ближе к старому городу — исторической части столицы, насчитывающей более трех тысячелетий беспрерывной жизни. Здесь пока еще ничего не говорило о неспокойном положении, захлестнувшем страну.

— Думаю, нам не мешало бы поужинать. Как ты на это смотришь? — перевел он было тему, — я очень голоден, — он бросил на нее очередной двусмысленный пронзительный взгляд, от которого у девушки опять все перевернулось внутри.

— Акид (араб. — давай), — с легкой улыбкой ответила девушка.

Немногословность пары в тот момент с лихвой восполнялась атмосферой в автомобиле, такой наэлектризованной от их взаимного влечения и какой — то постоянной энергетической и ментальной дуэли. Совсем не заметно для Влады он протянул к ней руку и поласкал тыльную сторону ее кисти. Девушка не стала отталкивать его. Наоборот, просунула свои пальцы между его, их руки сложились в замочек. Пока что этот шаг стал самым смелым ее поступком в отношении Васеля.

— Вейн раихин (араб. — куда едем)? — спросила Влада.

— Старый город. «Туффах» (араб. — яблоко). Один из моих любимых ресторанов. Вернее, не так. Один из моих любимых ресторанов, которыми я владею, — добавил он.

Влада закатила глаза. — Этого можно бы было не говорить. На меня эти штучки с понтами не действуют.

Васель снова усмехнулся.

–Думаю, Амани и без того уже тебе меня разрекламировала «в лучшем виде». Так что не думай, это были не понты. Напротив, это одно из тех немногих детищ, которыми я горжусь. У меня много всего, Влада. Но далеко не во все я вложил столько своей души. И, кстати, считай, что я уже начал давать тебе интервью. Про мои многочисленные достоинства там должно быть с лихвой, — он задорно улыбался. То ли шутил, то ли говорил взаправду. Трудно было понять этого самовлюбленного бонвивана, очаровывающего наивную Владу все больше.

— Но это не означает, что я готова к исполнению второй части нашего договора сегодня, — подняв бровь, твердо ответила девушка.

— Поверь мне, я пойму, когда ты будешь готова…

***

Влада знала этот ресторан. Истинный гастрономический рай на знаменитой библейской Прямой улице. Он был открыт в древнем здании, некогда служившем караван — сараем. Потрясающая работа дизайнеров, сумевших соединить в нем лучшие дамасские архитектурные традиции с современностью, а также восхитительная кухня, делали его излюбленными местом знаменитостей, туристов и состоятельных сирийцев.

— Да, это место потрясающее, — согласилась девушка, в очередной раз озираясь по сторонам. Она бывала здесь. И не раз, но сегодня все выглядело по — новому… С Ним у Дамаска были совсем другие краски, более глубокие…

— Немногие знают, но мы с командой менеджеров и поваров более года собирали по всей Сирии рецепты старинных традиционных блюд, которые почти перестали готовиться. Моей мечтой было возродить гастрономические традиции Сирии во всем их историческом многообразии.

Владе было стыдно признаться, что всякий раз, когда она приходила в этот ресторан, заказывала один и тот же традиционный набор, который в принципе можно было попробовать в любом другом арабском заведении — замазку из нута «хуммус», шашлык из курятины «шиш таук», «таббуле» — салат с мелко нарезанной петрушкой…

На входе их уже ждали. Васель кинул ключи вале — парковщику, как тогда показалось Владе. Впоследствии она узнала, что это один из его охранников, следующий за ними по пятам. Потрясающей красоты высокие резные двери распахнулись — и они попали в какой — то особенный, восточный мир. Васель предусмотрительно выбрал столик в отдельной кабине, подальше от посторонних глаз. Очевидно, он не хотел публичности в отношении девушки.

— Это «кябаб караз», — объяснял он ей, накладывая на белоснежную тарелку шарики мяса в ярко — красном соусе. Бараний кябаб с соусом из вишни. Удивительное сочетание, попробуй.

Блюдо было потрясающим на вкус. Баранья насыщенность и мягкая сладость вишни создавали невообразимый тандем, о существовании которого и не догадаться, не попробовав.

— А это «кеббания». Сырое мясо, взбитое в фарш. Добавь на хлеб еще вот этих специй и оливкового масла. Попробуй.

Почти полчаса они только ели. На самом деле ела она, а он только рассказывал и подкладывал, не отрывая от нее взгляда. Все это происходило так завораживающе, что Влада сама не поняла, как уплела огромное количество еды.

— Вот, положи на хлеб еще этот сорт «хуммуса». С мясом…

— Васель, — накрыла девушка его руку своей, когда он в очередной раз попытался положить на ее тарелку ложку нового арабского деликатеса. — Я не смогу встать из — за стола, если съем еще что — то…Ты решил посмеяться надо мной? Ты сам ничего не ешь…

— Я сыт, — как ни в чем не бывало ответил он ей, лишь пожав плечами.

— Сыт?! Ты же мне говорил в машине, что умираешь от голода?!

Он улыбнулся.

— Ну да. Я голоден. Только у меня иное чувство голода… — мужчина внимательно смотрел на нее, вмиг став серьезным.

— Васель, — громко выдохнула Влада. — Все это так…

— Как?

Влада решила не размусоливать двусмысленность их непонятного общения.

— Вернемся к интервью, — она перевела тему, как ни в чем ни бывало, — расскажи мне о себе.

— А как же статья из Аманипедии? — сострил он.

Она ответила улыбкой, но в тот же момент снова стала серьезной.

— Действительно, Васель. Кто ты? Расскажи свою версию.

— Задавай любые вопросы. Я тебе расскажу…И покажу, если захочешь…

— Ну, откуда, например, это ты так хорошо научился говорить на русском? — девушка была уже давно шокирована тем, как мастерски он владеет языком. Если бы не произношение, можно было подумать, что он всю жизнь прожил в России.

— Я учился в Москве пять лет. Реально учился, а не занимался фигней, как многие другие иностранные студенты. И у меня были хорошие учителя. Их было очень много, — сказал он, многозначительно ей подмигнув.

— Русские девочки? — с вызовом продолжала свой расспрос Влада. Конечно, она понимала, о ком это он.

— Ну да, знаешь, у арабских студентов есть такое правило — приехал учиться — не ходи на пары, а найди себе русскую подругу — и через месяц ты будешь говорить по — русски.

— Но ты же говорил, что учился? — не унималась Влада.

— Ну поэтому я это я, — отпив из бокала вино, с улыбкой парировал Васель, — я и учился, и трахался. И везде меня сопровождал русский язык, — он самодовольно усмехнулся.

— Да уж, так и напишу, — скривив губы с сарказмом, ответила Влада.

— Но однажды я вообще совместил и то, и другое, — продолжал свой рассказ Васель, намазывая на лепешку хуммус.

— То есть?

— Ну, я стал спать со своим репетитором по русскому.

— Фууу, не думала, что ты испорчен и непривередлив настолько, — наигранно повела носом девушка.

Он усмехнулся.

— Ей было под сорок. Красивая, дородная блондинка с толстой косой до пояса. Добрая и нежная. Кандидат филологических наук, кстати. Ее муж погиб где — то на Кавказе. Был майором. Она страдала. Потом появился я. Позвонили в деканат из сирийского посольства и попросили хорошего преподавателя для частных уроков. Рекомендовали ее. Однажды мы занимались с ней… — он посмотрел на Владу, деланно подняв бровь — грамматикой. Она сидела рядом, и я положил руку ей на колено… — он задумался, вспоминая — она была очень горячей. Вернее нет, она была просто голодной. А я молодой и тоже голодный. Все время голодный. И так начались наши отношения.

— Сколько ты с ней пробыл? — спросила Влада с неподдельным интересом.

— Около полугода. Потом понял, что она стала воспринимать меня серьезно. Даже обожествлять. Я был для нее и секс — машиной, и сыночком… А я ведь просто с ней спал. Даже страсти там не было. Просто хотелось трахать все, что движется. И я трахал. И ее, и однокурсниц, и клубных телок, и даже проституток. Она знала о многом, но делала вид, что не замечает…

— А зачем проституток?

— Попробовать хотел. Что это значит, иметь женщину за бабло, как хочешь…Но потом расхотел. Когда понял, что в сущности это не меняет сути. Хотя нет, вру. Я перестал это делать, когда обрел уверенность и понял, что могу получать желаемое и по — другому.

— Не за деньги?

— Почему? Просто с использованием других форм их вложения, — невозмутимо ответил он.

— Я не совсем поняла. То есть по твоим словам, с тобой все равно спят за деньги? И что же в тебе плохого? Ты ведь и мне это предлагал, Васель. Так в чем секрет? — она говорила издевательским тоном. Наконец, было, на чем его подловить.

— При чем тут деньги? Речь идет о другом, детка. Речь идет о вложении их в правильное русло. Скажем, если бы я был простым босяком в дешевой куртке и драных туфлях, вряд ли бы ты обратила на меня внимание. И если бы я пригласил тебя поесть шаурму где — нибудь на Кусуре. — тоже. Речь идет о статусе, который всегда притягивает в мужчинах. И дело тут вовсе не во внешности.

— Не думаю, что статус сводится только к деньгам и одежде, — попыталась возразить Влада скептически.

Васель обреченно закатил глаза.

— Это лишь пример, Влада. Пример более правильного вложения денег. Их также можно вкладывать в оплату хороших учителей, которые могут тебя многому научить. Мыслить, например. В оплату книг, которые следует почитать, чтобы иметь широкий кругозор. В оплату поездок, которые позволят тебе узнать мир. В оплату бриллиантов для своей женщины, чтобы сделать ее счастливой и неподражаемой в глазах других. Перестань изображать дурочку. Ты все прекрасно понимаешь. Иначе бы сейчас не сидела вся в брендах…

— А мои двести тысяч? Во что были бы эти вложения?

— В твоем случае это просто подарок, или как я сказал, гонорар за интервью. Вложить ты бы могла их сама. В этом и есть суть моей идеи про ломовую лошадь и умелую наездницу…

Влада промолчала. Она не могла согласиться со всем этим в силу своих излишних романтичности и идеалистичности, но резон в его словах был. Лучше было перевести тему, чтобы продолжать ее в привычной иронично — отстраненной манере. Это давало ей хотя бы немного пространства для защиты от его психологически — тактильного натиска.

— А что же с той красой — русской косой?

— Я ушел от нее. Вернее, исчез. Просто однажды вот взял и не пришел к ней на занятия — она звонила без продыху один день. Помню, что телефон пищал не переставая. Но поняла все быстро. Больше после этого не звонила. Такие бывают понятливыми.

Он задумался, словно вспоминая то время.

— Но я благородно поступил все — таки, даже для того зеленого юнца, которым был. Она мечтала о жизни в Сочи. Уехать далеко на море. Чтобы никаких забот. Через месяц она получила документы на дом и счет в банке — чтобы спокойно себя чувствовать и нахальных студентов, вроде меня, не обучать…Теперь, наверное, там. Я, если честно, больше не интересовался. Вспомнил только сейчас об этом, потому что ты эту тему открыла.

У Влады засосало под ложечкой. Вот так и про нее он скажет через несколько лет какой — нибудь своей новой пассии — «вспомнил только сейчас об этом, потому что ты тему открыла»… Ей хотелось было ляпнуть, что, как говорят, и с его матерью в свое время поступили так же — сунули дом и деньги в другом городе, но побоялась. Это было слишком личное…

— Ну все равно, ты очень хорошо говоришь по — русски. Это просто невероятно. — Она снова вернулась к общей теме.

Васель задумался, устремив свой взгляд куда — то вдаль, словно вспомнив что — то, произнес:

— Когда мы жили на Кипре, моей нянькой была русская из семьи эмигрантов. Очень приятная женщина. Только она была не совсем русской, армянкой, по — моему… Она меня, кстати, научила еще и французскому.

— Ты жил на Кипре?

Васель лукаво улыбнулся, переведя свой взгляд на Владу.

— Ты ведь наверняка общалась с Амани и об этом, так что боюсь, что обо мне тебе известно больше, чем мне самому.

Влада отпила из бокала глоток вина. Его вкус был насыщенным и приятно вяжущим. Его начинаешь чувствовать в тот момент, когда в кровь попадает достаточное количество алкоголя, чтобы ощутить некоторую мягкость в ногах и чувство расслабленности в голове. Она предпочла все — таки не афишировать тот факт, что, мягко говоря, очень подробно обсудила с Амани его жизнь на Кипре и последовавший переезд в Сирию. По крайней мере, то, как это преподносили в обществе, за спиной, сплетничая.

— Я знаю, кем был твой отец. Я знаю, что ты был любимцем своего деда. Я знаю, что ты истинный патриот своей родины, прогрессивный человек и филантроп. Но на самом деле, я не знаю ничего…

— Смотрю, ты начала исправляться в позитивную сторону. Вот теперь ты понимаешь, что на самом деле и читателю, и тебе самой интересны должны быть не эти пустые преходящие вещи, а то, какой я человек…А как человека ты меня еще даже не начала узнавать. Я готов показать тебе существенную часть того, чем я занимаюсь, что составляет образ жизни моих друзей и единомышленников, — напиши лучше об этом, а не про мои студенческие похождения.

Внезапно она выпалила то, о чем могла сильно пожалеть:

— Ты покажешь мне даже то, что делают хияли?

Вмиг улыбка сошла с его лица. Он стал серьезным и сдержанным. А она мысленно психанула на себя за дурацкую фразу, которую буркнула, не подумав…

— Язык Амани очень длинный. Интересно, использует ли ее муж это преимущество в постели, когда она делает ему минет, — грубо съязвил он.

Влада вырвала из его рук свою ладонь, которая все еще находилась в захвате его тонких пальцев.

–Не надо говорить такие вещи! — вспылила она.

— Послушай, — все в том же серьезном сосредоточенном тоне продолжал он, — ты, как и она, не имеете ни малейшего представления, что мы делаем. Слово «хияль» придумали завистники, сейчас его используют враги режима, всякие шакалы, продавшиеся за копейки США и Израилю. А те, кого Вы так называете, ни кто иной, как смелые ребята, готовые умереть за свою родину. Они сражаются, борются, рискуют жизнью, чтобы в живых оставались другие…Да, у меня есть свой военизированный отряд — и я делаю все возможное, чтобы эти ребята помогали армии спасать эту страну, чтобы дать таким, как я и мне подобным — прогрессивным патриотам, желающим вытащить Сирию из тыза (араб. — задницы) — надежду на будущее. Я помогаю их семьям, я даю им зарплату, боеприпасы и оружие, которыми они защищают простых граждан. И я не вижу в этом ничего плохого или постыдного.

Влада внимательно слушала, опустив взор в пол. Васель замолчал. Оба они впервые не смотрели друг на друга.

— Но то, что я слышала о них…Я слышала, как раньше они ездили по улицам Дамаска, ища красивых девочек себе на забаву… — не унималась девушка, — как они грабили честных торговцев, воровали понравившиеся им машины…

— Это бред, Влада! — грубо отрезал Васель, — ты сама понимаешь, насколько примитивный и неправдоподобный.

— Извини, — тихо проговорила она, — но я говорю о том, что слышала, не видела.

Васель усмехнулся, все еще смотря напряженно в пол, — Все — таки вы, журналисты, особая когорта. Ведь тебе интересно выведать у меня что — то провокационное, не так ли? — он бросил на нее полный вызова взгляд.

— Не спорю, — отрезала она, — Да, мне интересно. Пока только для себя, а там — посмотрим…Ты же понимаешь, что я вряд ли прославлюсь, если напишу про тебя только хорошее в духе местной пропаганды. У тебя прекрасный шанс дать мне возможность написать о спорных моментах так, чтобы люди услышали альтернативное мнение.

Он немного расслабился, взял себя в руки. В ее словах был смысл. Атмосфера между ними становилась менее напряженной.

— Конечно, уродов было и есть достаточно, — остыв, добавил Васель, — тех, кто действительно использовал свое положение в целях наживы и развлечения. Да что уж говорить, и среди моих многочисленных родственников таких немало! Но все же это частные случаи, понимаешь? Частные. И уж явно мало кто из тех, кто насиловал красивых девчонок и крал чужие дорогие машины, сейчас воюют за свою родину. Смело и решительно. Знаешь, все намного сложнее…Мир вообще не черно — белый…Нет абсолютного добра, но и нет абсолютного зла. Все это сложно….Иногда я сам задумываюсь, где же золотая середина? Насколько далеко зашли мы и когда совершили фатальные ошибки…Мы и они… Что происходит сейчас? Разрушение нашей страны. Превращение ее в груду развалин. Мы убиваем друг друга. Иногда по делу, но чаще всего бессмысленно…

— Но почему этому нельзя положить конец?! — эмоционально воскликнула Влада.

— Этому нельзя вот так просто взять и положить конец, Влада…пока что не получается…Слишком много внешних сил хотят разрушения Сирии. Слишком сильно желание превратить страну в провальное государство с деградировавшим, озлобленным, маргинализированным, умирающим от голода населением, чтобы безнаказанно контролировать нефтепотоки, чтобы посеять тут хаос, но хаос контролируемый…

— Жалко…, — потерянно полушепотом произнесла Влада.

Васель взял ее за подбородок и нежно погладил по лицу.

— Не стоит ни о чем жалеть. Надо бороться и двигаться дальше. Пытаться жить. Видишь, в Дамаске люди продолжают радоваться жизни. Выходить в рестораны, тусить в клубах… Мы должны радоваться тому, что имеем… И смотреть только вперед, исходя из реальности. — Он говорил уверенно, словно чеканил по железу.

— Неужели ты не скучаешь по тем беззаботным дням, когда все было хорошо? Неужели у тебя сердце не сжимается от жалости?

— Влада, я повторяю, нет смысла ни о чем жалеть. Это мой жизненный принцип…Жалость — удел слабаков. Нужно двигаться вперед. Тебе я это тоже советую. В чем смысл перематывать пленку назад, если это не любимый фильм, а реальная жизнь?

— Есть одно, Влада, о чем я жалею, — как — то более мягко продолжил он, лаская своими пальцами ее подбородок, — не из прошлого, а из настоящего…А еще страшнее — из будущего… Единственное, о чем я жалею, что все эти жуткие события происходят на глазах у таких маленьких беззащитных девочек, как ты… Никто из Вас не защищен, хоть вам и кажется, что вы все сможете и перехитрите всех. И знаешь, будь моя воля, я бы отправил тебя подальше от всего этого…Это не твоя война…Тебе не за чем калечить свою жизнь…Не за чем взрослеть раньше времени…

— Нет… — попыталась возразить она.

— Не перебивай меня, — он быстро накрыл своим большим пальцем ее губы, не дав закончить, — ты находишься в еще более опасном положении, чем местные девушки. — Он задумался, сильно нахмурив брови, — чем больше я с тобой общаюсь, тем больше мне хочется, чтобы ты была вне всего этого. Считай это моей личной человеческой симпатией.

Влада вскинула голову, — не забывай наш уговор, Увейдат. После его консумирования я буду свободна и независима в своих решениях.

— Тшшш, — мягко перебил он ее, все еще водя по ее пухлым губам своим пальцем, — Хватит перечить. Ты же знаешь, что на самом деле я Али, а что говорят про семью Али в Сирии? Мы всегда правы…

Он смотрел на ее, как зачарованный. Влада тоже не могла оторвать от него своего взгляда. Все в ее душе переворачивалось от его слов.

— И вообще, хватит на сегодня. Я не хочу говорить обо всем этом дерьме, детка. Я просто хочу смотреть на тебя. Пока только смотреть, до тех пор, пока…

Сила его воздействия, интонация, манера поведения — все заставило Владу ему слепо повиноваться. Она послушно замолчала, на что он удовлетворенно улыбнулся.Девушка была настолько сконцентрирована на беседе, что даже не заметила, как официанты умело и быстро убрали все со стола.

— Как тебе ужин? — совсем мягко спросил Васель.

— Восхитительно… — ее глаза блестели, — не хотела тебе говорить, но все же признаюсь. Я бываю тут время от времени, но никогда даже не подозревала о существовании таких сумасшедше вкусных блюд. Просто трудно вот так, по незнанию, заказать то, что нужно. Всегда брала какие — то проверенные вещи, хотя и они были просто умопомрачительны.

— Ахлян ва сахлян (здесь араб. — на здоровье), — как радушный хозяин, удовлетворенно ответил он, — я хочу тебе кое — что показать, — тут же вставая из — за стола и подавая руку спутнице, бросил Васель.