Недостаток счастья

Инна Агюлан (2023)

После убийства пожилого человека молодая девушка, его соседка, пытается понять, кому нужна была смерть безобидного пенсионера, и невольно вовлекается в расследование. Да и как могло быть иначе? В преступлении подозревается любимый человек.

Глава 8. О прошлом и настоящем

Когда Тася вспоминала историю со старым столяром, она думала, что Кунгурцев не только внешне походил на него — даже характеры стариков были схожи. Внешняя сухость и нелюдимость скрывали доброе сердце. А, может быть, сходство наблюдалось даже в судьбе? Сколько Тася ни старалась, не могла припомнить, чтобы дядю Колю кто-нибудь навещал или приезжал к нему в гости. Он жил, как и Кунгурцев, один. И, возможно, это сходство поспособствовало тому, что, когда они оказались у двери Кунгурцева и старик пригласил ее войти, она согласилась.

Да, так и было! Они стояли на лестничной площадке. Дмитрий Павлович говорил, что в старом доме, где он раньше жил, все друг друга знали и как-то общались, а в этом доме он не знает совсем никого.

— Вот и повод познакомиться! — заметила Тася.

— Да, конечно, — вдруг засуетился он. — Что ж это я вас здесь держу? Дмитрий Павлович Кунгурцев.

Он раскланялся.

— Прошу зайти на чаек!

И распахнул перед нею дверь.

— А меня Тася зовут, — она шагнула за порог и с любопытством огляделась.

Если бы следователь или кто-то другой попросил ее описать квартиру убитого, она сказала бы, что поразило ее прежде всего сочетание в ней, казалось бы, несовместимых вещей — старых и современных, дорогих и дешевых. Например, в прихожей стоял модный, с рисунком на дверях, шкаф, а в зале — несколько старых книжных шкафчиков, помнивших, наверное, времена Хрущева. Кухню украшал вполне приличный гарнитур, правда, давно не мытый, зато у стола примостился узкий обшарпанный диванчик, покрытый линялым покрывалом.

В кабинете Дмитрия Павловича она заметила дубовый письменный стол — настоящий раритет. А на полу в коридорчике лежали самодельные коврики, какие доводилось ей видеть только в деревне. Рулон с огромным ковром тоже существовал, но стоял засунутым за шкаф. С него уныло свисал серый пиджак.

Тася поискала глазами жену Дмитрия Павловича, но не нашла.

Когда же она спросила о ней? Конечно, не в этот визит. Ведь та могла выйти за покупками или еще куда-нибудь. Она спросила о жене, когда пришла сюда во второй или, может быть, в третий раз. Тогда уже Тася, действительно, удивилась, что не видит ее.

А Кунгурцев ответил… Да, развел руками и сказал:

— Мы уже давно не живем вместе.

И суетливо добавил:

— Характерами не сошлись. Клавдия Васильевна (нет, Владимировна, кажется) — хорошая женщина. Но привыкла все делать по-своему. А я, знаете, тоже к своему образу жизни привык. А вот с первой женой мы долго жили, двадцать лет. Сильно тосковал, когда она умерла.

О чем они еще говорили в тот, первый раз? Все посещения слились в ее памяти, очень трудно теперь отделить одно от другого. Нет, не помнится, чтобы Кунгурцев рассказывал о себе. Больше ее спрашивал: с кем живет, почему не замужем, где работает. А когда узнал, что Тася археограф, очень удивился и спросил:

— Чем же вы занимаетесь?

— Разным. Подборки материалов делаю для научных статей, описи документов разных. Оцифровкой занимаюсь. Комплектуем выставки и публикации…

— И не скучно вам в архиве работать? Такой молоденькой женщине с бумагами возиться?

— Почему же скучно? Я очень люблю историю. Знаете, какие интересные документы иногда попадаются! Столько нового узнаешь!

— Например?

Тася хитро улыбнулась:

— Ну, как же? Ведь именно в архивах можно найти информацию о неизвестных сокровищах! Слышали вы, например, что в 1993 году украинский парламент сделал запрос в английский банк?

Дмитрий Павлович покачал головой.

— Сделал! А знаете почему? По архивным данным выходило, что гетман Полуботка, умерший в Петропавловской крепости, завещал Украине золотой вклад. По легенде, его сын переправил в Англию двести тысяч золотых рублей в бочках и внес бессрочный вклад в Ост-Индскую компанию. Его могли получить только он сам, его наследники либо государство. Наследников не осталось. А вклад, как выяснилось, действительно существовал. Только маленький совсем — каких-то десять тысяч голландских дукатов без процентов. Но где-то ведь хранится и остальное, правда? Чего вы улыбаетесь? Я ведь серьезно говорю.

Дмитрий Павлович, действительно, в первый раз за весь вечер заулыбался. Взгляд его, прежде растерянный и недовольный, стал внимательным и потеплел, щеки порозовели.

— А знаете, какая война документов начинается, когда хотят историю переписать? Одни похищают, другие подменяют! Но только сами документы и могут восстановить истину. А еще генеалогический отдел есть у нас, куда за семейными раскопками обращаются. Можно восстановить историю своих предков, это модно сейчас.

— Разве? Вот не подумал бы, что молодежь это интересует.

— Молодежь разная бывает. Как сейчас, так и во все времена. Недавно мы женщине помогли нужный документ отыскать — оказалось, что она дальняя родственница Пушкина. Представляете? А потом, это ведь не только интерес. Документы нужны для начисления пенсий и льгот, могут восстановить права на недвижимость…

— Сдаюсь, сдаюсь! Вы убедили меня! — Дмитрий Павлович поднял руки. — Я тоже историю люблю, всегда ею интересовался. Люблю старинную архитектуру, может быть, из-за того, что в Самарканде вырос.

— Вы? Вы выросли в Самарканде? Как интересно! Я тоже архитектуру люблю. Расскажите о Самарканде.

— Я вам не только рассказать, но и показать могу.

Он встал и прошел из кухни в зал, ввернулся с прекрасно иллюстрированной книгой о Самарканде в руках. Его бледные длинные пальцы слегка дрожали.

— Хотите взглянуть?

— Конечно!

Но взглянуть не пришлось. Зазвенел телефон. Это Лора спустилась к ней, а ее нет. Тася совсем забыла: они вместе собирались идти в бассейн. Пришлось попрощаться.

Заметив, что она огорчена, Кунгурцев сказал:

— Да вы возьмите вы книжку с собой. На досуге полистаете, а потом занесете как-нибудь.

Тася очень обрадовалась. Она решила ознакомиться с книгой, а позже послушать рассказы самого Кунгурцева, и потому пришла к нему во второй раз, а потом — в третий. И только зимой, после Нового года перестала его посещать. Сначала на праздники уехала к матери в Пермь, а позже — гриппом заболела. Затем на работе случился аврал: срочно к публикации пришлось готовиться. И как-то замоталась совсем, забыла о Кунгурцеве. Конечно, вспоминала иногда. Но откладывала встречу на потом. Завтра, завтра… И не навещала его почти два месяца! Что же случилось за это время с ним? Как он нажил врагов?

А ведь именно перед Новым годом он выглядел таким грустным! Сказал, что потерял дорого человека. Умерла женщина, которая когда-то была его первой любовью. Он долго ничего не знал о ней, а не так давно нашел в Интернете.

— Вот так бывает, — сказал он. — Прожили жизнь врозь, ничего друг о друге не слышали, а когда нашли друг друга, оказалось, у нас столько общего! А теперь и этот человек ушел…

Та женщина жила тоже где-то там, на юге. Кажется, в Ташкенте. Тася посочувствовала Кунгурцеву, но что она могла сделать? Приближался Новый год, она опять торопилась. Занесла ему тридцать первого пакет мандаринов и… исчезла до марта.

Надо ли сказать следователю о Самарканде? Кунгурцев жил в этом городе очень давно. Но ей ли, работнику архива, не знать, как причудливо переплетаются иногда прошлое и настоящее?