Без прощального письма

Инна Бачинская, 2019

Когда-то мама Илоны сбежала из дома с цыганом. Чтобы утешить девочку, бабушка рассказывала сказку о феях, живущих на чердаке их старого дома и защищающих ее от всех напастей. Но бабушка умерла, Илона выросла и знает, что фей не существует, а значит, некому спасти ее от невзгод. А неприятностей в ее жизни предостаточно: ужасной грозовой ночью таинственно исчез жених Владик, в тот же день кто-то выкрал архивные материалы из музея, где она работает, из дома была похищена фамильная реликвия – акварельный автопортрет прабабушки Елены. И в довершение всех бед Илона обнаружила в собственной гостиной труп неизвестного мужчины…

Глава 6

Монах и Добродеев собираются в гости

Профессор Игорь Владиславович Лещинский сидел за письменным столом и уже в который раз перечитывал распечатку с сайта экстрасенса, путешественника и по совместительству приятеля журналиста Добродеева, а также рассматривал фотографию этого, судя по всему, необычного человека. Картинка была неясной, излишне темной, и экстрасенс выглядел на ней крупным мужчиной, прямо человеком-горой, что несколько озадачило профессора, который как-то иначе представлял себе этого человека… как его? Монахова Олега Христофоровича! Профессору Лещинскому экстрасенс виделся тощим и субтильным, с пронзительным взглядом… как принято у экстрасенсов и путешественников, а тут все наоборот, когнитивный диссонанс налицо, так сказать. Шарлатанством попахивает. В эзотерическом цеху толстых просто не бывает, у них другие интересы, исключительно высокодуховные. И шевельнулось у Игоря Владиславовича нехорошее предчувствие насчет гостя, а рука сама было потянулась к телефону, чтобы отменить встречу, и только усилием воли сдержал профессор порыв — будучи человеком деликатным, подумал, что может получиться неудобно. Решил, ладно, пусть приходят, послушают про грабителей, напьются чаю, а потом — «Вот вам бог, а вот порог, господа хорошие». Всего доброго.

Лещинский снова повертел в руках листок с текстом, который знал почти наизусть. «Бюро случайных находок». Надо же! Как будто бывают неслучайные находки! И принялся читать снова, прислушиваясь к своим чувствам и пробуя слова на вкус, пытаясь распознать вранье и попытку одурачить клиента. Именно одурачить, причем за деньги и в свою пользу. В альтруизм и бессребреничество приятеля одиозного журналиста, самым бессовестным образом перевравшего в своих статьях его слова, профессор не верил и уже жалел, что, поддавшись тоске и одиночеству, согласился на ненужную ему встречу. Однако он не мог не признать: в тексте не было ничего… э-э-э… сомнительного, так сказать. Во всяком случае, нос Игоря Владиславовича ничего такого не учуял. Он поднес листок к глазам и стал читать снова, комментируя мысленно, а также вслух.

«Здравствуйте, друзья!»

— Неплохо, очень неплохо, демократично, я бы сказал, — пробормотал профессор.

«Меня зовут Олег Монахов. Я психолог, математик, мыслитель и путешественник. За свою долгую и пеструю жизнь я встречался с разными людьми, попадал в критические ситуации, иногда прощался с жизнью — было и такое…»

— Тут некоторый перегиб, — покачал головой Игорь Владиславович. — И математик, и мыслитель, и психолог, и попадает в критические ситуации все время… Эва, куда хватил! Леночка, бывало, про таких говорила: «На все руки от скуки». Так и скачет по жизни, места не согреет, потому и ситуации. Путешественник!

«И сейчас я с уверенностью говорю вам: я могу помочь! У меня есть ответы на многие вопросы — приходите и спрашивайте. Попробуем разобраться в ваших проблемах вместе».

— Здесь неплохо, — признал профессор, — оптимистично, никаких дешевых привязок на любовь и бизнес. Ясно и понятно. Приходите и спрашивайте. Вполне деловой подход. Ладно, допустим.

«Запомните, нет безвыходных ситуаций. Вернее, есть, но их мало».

Профессор пожевал губами и вздохнул:

— Если бы!

«Иногда кажется, что все! Тупик, конец, безнадега! Вы растеряны, вам страшно и хочется убежать… Но проблемы придется решать, от них никуда не денешься. Давайте сделаем это вместе».

Профессор вспомнил свою безвыходную ситуацию, вспомнил, как лишился компьютера, архива, адресов и исторических заметок, вздохнул и согласился, что решать надо, и действительно, никуда не денешься. Вот с Леночкой… тут уж решать нечего. Эх, Леночка!

«Запомните… — призывал в самом конце экстрасенс и путешественник. — Нет, зарубите себе на носу: жизнь всегда продолжается!»

— Жизнь всегда продолжается! — повторил вслух Игорь Владиславович и задумался.

В легких вечерних сумерках мерцали неярко золотые корешки фолиантов в книжном шкафу да слабо шевелилась гардина на окне. С улицы долетал невнятный шум шагов, голосов и автомобильных моторов, что еще больше подчеркивало тишину, царившую в квартире профессора. Пустоту и одиночество. Но как бы там ни было, прав экстрасенс, и жизнь все-таки продолжается. Историческая наука как нельзя более наглядно это доказывает, а кроме того…

Тут мысли Игоря Владиславовича прервал пронзительный дверной звонок, напоминавший мяуканье драной уличной кошки, безмерно раздражавший профессора. Профессор вздрогнул и прислушался — может, ошиблись дверью? Но звонок повторился, и тогда Игорь Владиславович, полный сомнений и опасений, поднялся и отправился встречать гостей.

* * *

— Никуда я не пойду, — сказал Олег Монахов журналисту Алексею Добродееву двумя часами ранее, когда последний сообщил, что сегодня их ждут в гости. — У меня болит нога.

Монах лежал на диване в центре комнаты, подложив под больную ногу пару подушек, смотрел в потолок и не обнаруживал ни малейшего желания разговаривать — отвечал нехотя, сквозь зубы.

— Я пообещал, что мы придем, — твердо сказал Добродеев. — Профессор Игорь Владиславович Лещинский — достойнейший человек, ученый с мировым именем…

— Это он подает на тебя в суд? — перебил Монах. — Ты же говорил, что старый склочник.

— Я?! Никогда ничего подобного я не говорил! — возмутился Добродеев.

— Как же не говорил, когда говорил. — Монах, изображая, как ему скучно, закрыл глаза. — Я же прекрасно помню. А еще сказал: сутяга и зануда. Он что, передумал судиться? Или ты пообещал больше не писать глупостей?

— Ничего я не… Просто сказал, что сожалею о недоразумении.

— А опровержение написал?

— Ну! Когда я неправ, я неправ, ты же знаешь. Вставай!

— Не встану.

— Хочешь помереть на диване?

— Хочу.

Добродеев присел на край дивана.

— Жалеешь, что пропустил сезон? Еще не вечер, подлечишь ногу, и вперед! Считай, что тебе повезло, Христофорыч, мог вообще без ноги остаться. И с девушками познакомился…^[5] Марина давно звонила?

— Утром. Хотела забежать…

— Вот видишь! А ты?

— Сказал, что занят. Мне не нужна благотворительность. Я набрал три кэгэ из-за этой чертовой ноги! И главное — все сюда! — Он похлопал себя по животу.

— Нога — это мелочь, главное…

— Моя жизнь не имеет смысла, — перебил Монах. — Отстань, Лео. Твоя нога для меня тоже мелочь.

— Моего друга, профессора Лещинского, ограбили, — внушительно сказал Добродеев. — Грабители напугали его сестру, и она умерла. Дело было ночью. Елену Владиславовну — очень милую старую даму — я прекрасно знал. А профессор был в отъезде. Умер хороший человек, случилась трагедия, а ты носишься с какой-то ногой!

— Грабители? — Монах открыл глаза. — Что украли? Деньги? Золото?

— Откуда у профессора золото? Унесли компьютер и статуэтку Будды и разбросали бумаги. Видимо, искали деньги.

— Будда ценный?

— Понятия не имею. Бронзовый, из Таиланда, триста лет. В остроконечной шапочке в бирюзовых бусинах. Я лично видел. Наверное, ценный.

— На хрен им бронзовый Будда? Точно бронзовый? Может, думали, что золотой?

— Может. Сдадут в ломбард.

— Сейчас этого добра навалом, тянут с блошиных рынков Европы и Азии, никто не возьмет.

— Значит, поняли, как лопухнулись. Может, выбросят, улика все-таки.

— Это все? А что полиция?

— Наверное, ищут. Но не убийство же, и кража пустяковая. Как ты понимаешь, очередной мелкий «висяк». Профессор очень переживает, без Елены Владиславовны он как без рук, к жизни совершенно не приспособлен, не знает даже, где покупают продукты. Старый холостяк, никого не осталось, всю жизнь одна наука, некому воды подать, если что. Смотри, Христофорыч… — Добродеев многозначительно покачал головой.

— И ты туда же? Анжелика все мозги проела, пристраивает подружек, хронических старых дев. И ты, Брут? Чего же он хочет?

— Кто?

— Профессор!

— Он очень на тебя надеется, Христофорыч…

— В каком смысле? Я же не собака-ищейка. Что ты ему наговорил?

— Наговорил… Ничего такого, ты же меня знаешь. Сказал, что ты мой друг, бывалый человек, дал адрес твоего сайта. Ты же сам писал, что готов помочь всем, попавшим в безвыходную ситуацию. Вставай! Кроме того, надо поддержать ученого морально, чисто по-человечески. Возьмем хорошего коньячку, копченого мясца, посидим… Между нами, он страшно растерян и вышиблен из седла. Мы же гуманисты, Христофорыч.

— Вышиблен из седла! — с восхищением повторил Монах. — Каков стиль! А мы, значит, попытаемся вшибить его обратно. Может, у него была коллекция картин или монет, ныне украденная?

— Ничего такого. Пара картин художников местного розлива, городские пейзажи. Грабители на них не польстились.

— Странные грабители! Лезть ночью в профессорскую квартиру, где нет ничего ценного… Это как-то непродуманно, я бы сказал. Вот когда мы с Жориком в свое время грабили один дом, мы предусмотрели все! Я влез внутрь, он ждал с машиной снаружи, причем двигатель работал. И мы знали точно, что брать, и где оно лежит^[6].

— Вы грабили дом? — Добродеев вытаращил глаза. — Серьезно? Или шутка такая?

— Серьезнее не бывает. Припекло нас с Жориком, ну мы и… — Монах прищелкнул языком. — Богатые люди, добра полно всякого… Да они бы даже не заметили пропажи.

— И что? Вас не поймали?

— Обижаешь, Лео. У меня тут все схвачено! — Монах постучал себя пальцем по лбу. — Операция прошла успешно. Почти.

— Почти?

— Почти. По независящим от нас обстоятельствам, так сказать. Ладно, сейчас не об этом. Как-нибудь поделюсь. Серьезные грабители действуют днем, как правило, по наводке и сначала «пасут» квартиру. А тут как слоны в посудной лавке…

— Ты хочешь сказать… Что ты хочешь сказать? Что действовали любители?

— Я хочу сказать, что это были случайные люди, возможно, начинающие грабители. Нам почему-то кажется, что грабить нужно под покровом ночи…

— Нам?

— Нам, простым обывателям, которые не в теме. Нам, Лео, нам! Вспомни, сколько раз мы с тобой для пользы дела проникали в чужие квартиры. Мы же могли действовать днем, не вызывая подозрений, не шарахаясь от собственной тени, а мы упорно лезли ночью. Почему? Не думал?

— Как-то не очень… думал, — озадачился Добродеев.

— Подумай, Лео. Подумай и скажи. Напряги извилины. Ну?

— Черт! Действительно. Чтобы не нарваться на соседей?

— Чтобы не нарваться на соседей, — повторил Монах. — Допустим. Но не это главное, Леша. Запомни: неопытному любителю комфортнее грабить ночью, так как ему кажется, что ночью он невидимка. И это есть вопиющее заблуждение. Помнишь пресловутого человека в ливрее? Слесаря или пожарника никто не замечает, пока он орудует днем, но если он начнет шляться с «кишкой» по подъездам ночью, то это сразу бросится в глаза и вызовет нешуточные подозрения.

— Ночью все спят, некому бросаться в глаза.

— Гипотетически, Леша. Кроме того, они, грабители эти, рискуют разбудить хозяев. Как я понимаю, именно это и произошло с сестрой профессора. Она услышала шум и пошла посмотреть.

— Мы можем только догадываться о том, что там произошло.

— В корне неверно. Версий может быть только две, Лео. Первая: она испугалась и скончалась от испуга. И вторая: ее убили. Все. Терциум нон датур. Ее убили?

— Нет вроде.

— Вот видишь! Значит, на данный момент мы выяснили следующее: действовали не профи, так как брать у профессора нечего… по его словам, какие-то отмороженные псевдограбители влезли ночью в квартиру на удачу, авось что-нибудь да подвернется. Подвернулся комп, причем, я уверен, не последней модели, и бронзовый Будда, которого они, возможно, приняли за золотого. Гипотетически. Это все?

— Еще они разбросали бумаги!

— О! — Монах поднял палец. — А вот это уже штрих.

— Какой штрих?

— Попытаемся выяснить.

— Так ты идешь? — спросил после паузы Добродеев.

— Иду. Будучи гуманистом, я считаю своим долгом помочь ближнему.

— Я бы на твоем месте принял душ, — заметил Добродеев. — И причесался. Чистая рубашка есть?

— Есть. Бороду оставляем или сбрить?

— Я бы на твоем месте сбрил. Бородища как у раскольника. И постричься не помешало бы…

— Ага, еще что? С бородой я чувствую себя комфортно… — Монах огладил бороду.

–…как грабитель ночью. Камуфляж такой?

— Сечешь, Лео. Именно. Кроме того, как всякий скромный человек, я не хочу бросаться в глаза.

Добродеев смерил Монаха с головы до ног и фыркнул иронически:

— Да уж! — Протянул руку: — Вставай!

Монах снял ногу с подушек и, уцепившись за руку Добродеева, тяжело поднялся, пробормотав по привычке:

— Чертова нога! Проклятый козел… Раздают права кому попало! — И потащился в ванную. Крикнул уже оттуда: — Может, не надо душ, а? Просто умоюсь и почищу зубы?

Примечания

5

Подробнее читайте об этом в романах Инны Бачинской «Девушка с синей луны» и «Ошибка бога времени».

6

Подробнее читайте об этом в романах Инны Бачинской «Девушка с синей луны» и «Ошибка бога времени».