Ночь сурка

Инна Бачинская (2017)

Празднование юбилея скульптора Леонарда Рубана пришлось на канун Нового года. В его имении собралась разношерстная компания, чтобы отметить сразу два праздника. Но веселье не задалось: сначала хозяин впал в депрессию и уединился в своей мастерской. Потом один из приглашенных, журналист Андрей, поехал в соседний поселок, чтобы пополнить запасы продуктов, и исчез. Отправившиеся на его поиски мужчины обнаружили лишь пустой перевернутый джип. А на следующий день светская львица, красавица Зоя, была убита, причем сделать это мог лишь кто-то из обитателей дома… Обратиться за помощью к властям было невозможно из-за снежного бурана, поэтому за расследование взялся бывший оперативник, а ныне преподаватель философии Федор Алексеев. Его под видом приятеля пригласил Рубан, как оказалось, давно опасавшийся за свою жизнь…

Глава 3

Поздний гость

…Вдруг у двери словно стуки, — стук у входа моего.

«Это — гость, — пробормотал я, — там, у входа моего.

Гость и больше ничего!»

Эдгар По. Ворон

— Иван, звони своему другу, спроси про Сотника! — приказал Дим.

Иван достал мобильный телефон и побежал на крыльцо, где кряхтя взобрался на перила — иначе не ловит по причине гиблости места. Он вернулся через десять минут и доложил, что Леша Добродеев Андрея Сотника не знает.

— И что бы это значило? — спросил Дим. — Может, он не журналист вовсе?

— Необязательно. Лешка не может знать всех. Он обещал поспрошать у коллег. Перезвонит завтра.

— Час от часу не легче. То исчез, то никто не знает. Откуда он вообще взялся?

И тут вдруг раздался стук в дверь. Дверного звонка в Гнезде не было. Громкий, убедительный стук разнесся по дому, и дом, казалось, срезонировал, как пустая коробка; стучали массивным медным кольцом, привинченным посередине двери.

Марго вскрикнула.

— Что за черт, — пробормотал Дим. — Кого это принесло на ночь глядя…

— Тятя, тятя, наши сети притащили… — негромко сказал Артур.

— Вы не могли бы заткнуться? — Миша обернулся от камина и смерил адвоката взглядом.

— Это журналист! — пискнула Зоя. — Вернулся!

— И ты помолчи. Не пори ерунды, и так тошно.

— Тебе всегда тошно! Особенно по утрам.

Елена фыркнула.

— Пойду, гляну. — Дядя Паша встал.

— Осторожнее, — сказала ему вслед Елена. — Возьмите ружье! Ребята, пойдите с ним, мало ли…

Поднялся один Иван, остальные не шелохнулись. Елена иронически хмыкнула и тоже поднялась:

— Ладно. Пошли, Иван.

Никто не произнес ни слова. Прислушивались. Отворилась дверь, по гостиной пронесся холодный сквознячок, раздались громкие возбужденные голоса. Слов было не разобрать.

— Точно журналист, — повторила Зоя. — Нашли тело.

— Заткнись! — крикнула Марго.

— Фи, как грубо. Тебе не хватает манер, дорогая.

— Не смей называть меня «дорогой»!

Зоя ухмыльнулась:

— Миша, скажи своей подруге, что хамить гостям неприлично.

— Марго, ты бы попридержала язык, — сказал Миша.

— Пошел на фиг! — взорвалась Марго.

— Идут… — сказала тихо Стелла.

Они уставились на дверь. На пороге появилась Елена и объявила:

— Гость в дом! Прошу любить и жаловать.

— Алексеев. Федор Алексеев. Добрый вечер, господа! — произнес звучным голосом мужчина, стоявший рядом с Еленой. Был он высок, темноволос и темноглаз, у него было приятное лицо и хорошая улыбка. — Дороги засыпало, едва добрался.

— Мой друг! — сказал сияющий Иван из-за плеча гостя. — Философ! Открываем дверь, батюшки-светы, глазам своим не верю! Федя, друг сердечный! Откуда, спрашиваю, свалился?

— Кто? — не поверил Дим. — В каком смысле философ?

— Профессор философии! Мой старый дружбан. Прошу любить и жаловать. Проходи, Федя, садись. Молоток, что приехал. Кушать хочешь? Прибыл как раз к ужину.

— Вы заблудились? — спросила Зоя, с улыбкой рассматривая нового гостя. — Или упали с неба?

Федор улыбнулся:

— Меня пригласил Леонард Константинович, рассказал, как добраться. Дорогу засыпало, я два раза терялся. Так что с парашютом было бы проще. Погодка вполне новогодняя.

— Он ничего про вас не говорил, — сказала Марго.

— Не успел. Маргоша, принимай гостя, — сказала Елена. — Федор, добро пожаловать в наш спетый коллектив. Будьте как дома.

— Надеюсь, Леонард Константинович здоров? — спросил гость, обводя их внимательным взглядом карих глаз. — Хотелось бы засвидетельствовать… так сказать.

— Здоров, здоров. Засвидетельствуешь, а как же! — сказал Иван, подталкивая его. — Давай приходи в себя, и за стол.

— Может, хотите переодеться? — сказала Елена. — Я провожу… Паша, в какую комнату?

— Пошли, — бросил дядя Паша. — Сам провожу. Ты Любу позови, скажи, в пустую крайнюю. Пусть принесет чего надо.

— Не надо в крайнюю! — воскликнул Иван. — Там привидения. Он будет со мной. Мы в одной. Сам провожу. Пошли, Федя!

— Интересный мужик, — сказал Дим, когда они вышли.

— Красавчик! — перебила Зоя. — А Елена-то наша как завибрировала! Надеется, болезная.

— А где Наташка? — вдруг спросил Дим. — Пора бы им вернуться. Или случилось непоправимое?

Они переглянулись. Дим вскочил…

…В мастерской горели два неярких боковых светильника. Холод был как на псарне. Рубан сидел в кресле в расстегнутой дубленке, надетой на полосатый черно-зеленый махровый халат, нечесаный, заросший седой щетиной. Окна на веранду были раскрыты, под окном намело сугроб. С одной стороны от него сидела на табурете Наташа-Барби, держала его за руку; с другой, на полу — Нора. Поодаль стоял Артур. Нора поднялась Диме навстречу, завиляла хвостом, ткнулась головой в колени.

— Отец, ты как? — спросил он. — Не простудишься?

— О, сынок! Вспомнил про старого папу, пришел. Спасибо, сынок. Если даже и простужусь, кого это трогает.

— Дима, я тут спросила Леонарда Константиновича, сказала, что мы все выпили. Он сказал, дядя Паша даст, — сказала Наташа-Барби.

Дим вытаращил глаза.

— Леонард Константинович сказал, что распорядится, — с нажимом повторила Наташа-Барби, смотря на него в упор, словно намекая на что-то. — Леонарду Константиновичу уже лучше…

Дим недоуменно уставился на девушку.

— В глотках пересохло? — спросил Рубан.

— Знаешь, если ты рассчитывал, что народ будет пить чай, то… сам понимаешь.

— Не идиот, не рассчитывал. Надо было взять у Паши.

— Так он же не дает!

— Неужели выжрали весь погреб? — удивился Рубан. — Однако. Искали?

— Где? Марго не знает.

— Надо было съездить в поселок.

— Так пытались же! — вырвалось у Дима.

Наташа-Барби схватила его за руку и сказала:

— Пытались, но дорогу завалило.

Она покачала головой, и тут до Дима наконец дошло: они не решились сказать отцу про журналиста! Он взглянул на Артура — тот пожал плечами.

— Леонард Константинович, я принесу вам поужинать.

— Спасибо, девочка. — Рубан погладил Наташу-Барби по щеке.

— Отец, тут еще один гость заявился на ночь глядя, — сказал Дим. — Говорит, ты пригласил.

— Я пригласил? Никого я не приглашал. Кто таков?

— Какой-то философ. В смысле, профессор философии. Друг нашего Ивана.

— Профессор философии? — недоуменно переспросил Рубан. — Какой к черту… — Он запнулся, подумал и сказал: — Точно, пригласил. Профессора философии… да! А кому не нравится, не держу, скатертью дорога. Где он?

— Переодевается. Иван забрал его к себе в комнату.

— Выйти разве на люди… — Рубан задумался, пожевал губами.

— Я могу привести его сюда, — сказал Дим, поймав взгляд Наташи-Барби.

— Ладно, уговорили. Засиделся я чего-то… Выйду! — решил Рубан. — Позови Пашу!

Наташа-Барби поднялась.

— Вы что, не сказали ему про журналиста? — спросил Дим в коридоре.

— Мы собирались, но Леонард Константинович выглядит неважно, — сказал Артур. — Подумали, что надо подождать до завтра, может, что-то прояснится.

— До завтра? Он увидит, что его нет за столом… Надо сегодня! Придумали, что соврать?

— Никто не ожидал нового гостя, — сказала Наташа-Барби. — Нехорошо получилось.

— Идиотская ситуация! Что теперь делать?

— Придется сказать.

— Слушай, тут такое дело… ты нравишься отцу, — шепотом сказал Дим, оглянувшись на Артура. — Может, поговоришь? Ты же видела, как он со мной. А тебе не откажет, даст.

— Это ваши дела, Дим, не хочу вмешиваться.

— Наташка, ты чего? Мы ж на нуле!

— Нет.

— Ну и дура.

Наташа не ответила; лицо ее сохраняло спокойное и мягкое выражение — похоже, она нисколько не обиделась…

…Рубан принял нового гостя в мастерской. Он был чисто выбрит и причесан, вместо халата на нем были джинсы и синий свитер.

— Федор Андреевич? — Он поднялся навстречу Алексееву. Бородатый коричневый терьер осторожно подошел к гостю, обнюхал. — Нора, фу! — сказал хозяин.

— Можно Федор. Добрый вечер, Леонард Константинович. Привет, Нора! — Он потрепал собаку по голове.

— Рад, рад. Весьма. Как вы добрались?

— С трудом, два раза терял дорогу. Все завалено снегом, после Зареченска уже не чистят.

— Места здесь глухие. Почистят, конечно, но не сразу. Бывали у нас раньше?

— Бывал. В студенческие времена в Ладанке был молодежный лагерь.

— Уже нет. Запустение, сорная трава, павильоны растащены. Тишина первозданная.

— Помню, речка была…

— Была и есть. Зорянка. Спасибо, что приехали, Федор. Я, признаться, сомневался. — Он встал с кресла, на цыпочках подошел к двери и распахнул ее настежь. Выглянул, убедился, что в коридоре никого нет. Пробормотал: — Никогда не знаешь… Кузнецов сказал, пришлю толкового парня, бывшего оперативника. Можешь ему довериться. Сегодня поговорить не получится, давайте завтра с утреца. А сейчас поужинаем, обзнакомимся, посидим у камина.

— Хорошо, Леонард Константинович. Что вы скажете своим?

— Что ты посредник в сделке, хотят, мол, купить две мои работы… а у тебя связи, ты надежная фигура. Без имен. Напускай туману, у нас любят теории заговора. В смысле, сплетни… хлебом не корми. Как там Леня Кузнецов? Он рассказывал, как мы познакомились?

— Без деталей.

— Мою жену Лиду сбила на машине какая-то пьяная сволочь, два с половиной года назад, двадцатого августа… как сейчас помню. Позвонили мне, так и так. Нужно приехать в морг при городской больнице… а я ничего не соображаю! Вел дело Кузнецов, виновного так и не нашли. Лида… мы хорошо жили, а тут вдруг такое. Я не мог поверить, что вот так запросто можно лишить человека жизни… запил, как водится. Марго — четвертая. Вы уже познакомились?

— Меня представили. Это ваши друзья?

— Миша Барский — мой ученик, способный художник, парень хороший, но какой-то… все не в радость, все не так, мечется, а чего хочет — самому неведомо. Ему бы в пустынь, чтобы никого кругом, и жить в пещере. Рисовать мамонтов. Привез какую-то безмозглую диву, цапаются все время. Ну, да у него вечно проблемы с женщинами, мягкий очень, они ему на голову садятся. Дима — мой бездарный сын, с очередной девушкой Наташей. Шалопай! А она хороша… особенно по утрам. — Он ухмыльнулся. — Сам увидишь. Подруга Марго Елена — ядовитая особа, но забавная, стихи читает и поет под гитару. Иван Денисенко…

— Ивана я знаю.

— Прекрасный мастер, но депрессивный, хотя по виду не скажешь. Еще Лиза и Паша, служба, так сказать, почти члены семьи. Теперь ты… философа у нас еще не было. Добро пожаловать! Ничего, что я на «ты»?

Федор кивнул.

— Я тут немного расклеился, накатило… Хорошо, что приехал. Места здесь сказочные. Я люблю, а они носы воротят, им город подавай. Всякие россказни ходят…

— Россказни?

— Да болтают всякое, места тут необжитые, старики вымирают, новые не приживаются. Это прамир, Федор. Кусок древнего мира, который дожил до наших дней. Тут такие реликты сохранились… не поверишь! Гигантские папоротники, хвощи! А сосны! Каменные бабы стоят под холмами, говорят, сторожат от чужих. Скифские, пять тысяч лет. Марго, дуреха, их боится. Что с них взять, городские, от чистого воздуха в обморок падают. Я-то думал, на лыжах пойдем, в лес, костерок… как в добрые старые времена. Мясцо пожарим, да на морозе горяченькое, с пылу с жару под водочку… Куда там! Сидят по норам, пьют. Вылакали весь погреб. Я Паше приказал: не давать! Энзэ на праздник. Пусть в поселок едут. Ну, ради тебя распечатаем, так и быть. Скучно мне, понимаешь? Силы есть, замыслы, а люди вокруг не те! Единомышленников нет, я как мамонт, понимаешь? Тоже реликт. Вроде хвоща или каменной бабы, потому и прижился тут. Суетные людишки, поговорить не с кем. Надоели. Одна радость — журналист Андрей, книгу пишет про меня. И Нора, любимая девочка. — Собака, заслышав свое имя, испустила протяжный вздох и замолотила хвостом. — Хорошая девочка, умница! — Рубан погладил ее по голове. — Книга! Какая там книга! Ему в блогах только писать на их новоязе… «алень», «иксперд», «превед медвед»… Что это, Федя? Вывернутое чувство юмора или элементарная безграмотность, прикрытая фиговым листком оригинальности? — Федор улыбнулся, вспомнив своих учней. — Но парень хороший, без вывертов. А эти недоделанные гении уже вот где! — Он резанул себя ребром ладони по горлу. — Достали. — Он помолчал немного и сказал: — Ладно, ты меня, старика, не слушай. Разнюнился… самому противно. Хорошо, что приехал. Пойдем на лыжах завтра?

Не успел Федор ответить, как в дверь постучали, и вошла тонкая высокая, сильно накрашенная женщина в длинном черном открытом платье; короткие белые волосы ее стояли торчком, тяжелые серебряные серьги с кораллами мели голые плечи. Федор встал.

— Моя любимая жена и верная подруга Марго! — объявил Рубан. — Ручку, королева! — Он схватил руку жены, прижался губами. — Красотка, правда? Дорогая, это мой старинный приятель Федор Алексеев.

Федор улыбнулся:

— Наслышан. Очень приятно. Мой друг Леша Добродеев много рассказывал о вас.

— Лешка? Представляю себе! — фыркнула Марго. — Пошли, господа! Все ждут.

И они пошли…