Бесцветные краски

Иньюэ Ван (2024)

Бесцветные краски и ненависть разрушают мир, который мог бы быть полон ярких оттенков и гармонии. Витающее вокруг ощущение безразличия превращает чувства в серые облака, нависающие над нефтяными пейзажами. Люди, уставшие от постоянной борьбы, теряют способность видеть цвет, погружаясь в безмолвное отчаяние. На улицах царит атмосфера угнетения, где каждый взгляд пронизан недоверием. Сплетаются судьбы, полные неприязни и конфликтов, и каждое взаимодействие становится игрой в бесконечное подавление. Неумолимый ритм жизни стирает индивидуальность, заменяя ее механическим повиновением.

Мгновения вечности

========== раньше он часто смеялся, но то было раньше ==========

Итэр любит молочный кофе по утрам. Сладкий-сладкий, с теплыми домашними булочками и заварным кремом. Альбедо встает рано, целует его сонного в лоб и делает все, чтобы такой завтрак уже был на столе, когда он окончательно проснется.

У него много дел — исследования, лекции в Академии, научные работы. Он спит пару часов в сутки и постоянно путает вечер с утром. Все его расписание строится на одном простом факторе.

Итэр. Жизнь Альбедо крутится вокруг его «расписания».

Когда Итэр сидит за столом, взъерошенный после сна, и борется с зевотой, Альбедо пьет черный кофе, листает ежедневник на сегодня, проверяя список дел, и невзначай спрашивает:

— Какие планы на сегодня?

Итэр постоянно задумывается над этим вопросом, словно у него — тысячи приятных вариантов. Но они оба знают, что это не так. Итэр выбирает самый менее мерзкий.

— Я не хочу никуда идти.

И этих слов достаточно, чтобы Альбедо отменил все встречи, пропустил собственные лекции и испортил текущие эксперименты своим отсутствием.

Итэр постоянно завтракает у окна. Альбедо цепко замечает — после каждого утреннего разговора он рассеянно, чуть вздернув голову, смотрит за стекло — на небо. В такие моменты Альбедо его теряет и не может найти. Физически Итэр здесь — ест булочки, пьет кофе и подтягивает ноги к груди в попытке обрести комфорт. Но мысленно он там, среди бесчисленных миров, путешествует и открывает что-то новое.

Альбедо остро чувствует его тоску. Знает о его сожалении.

Потому что 153 года назад Итэр выбрал остаться здесь, с ним.

Сейчас в Сумеру период дождей и холодных ветров. Небо заволакивает тучами, и вода льется стеной днем и ночью. Итэр ложится на диван в гостиной и кутается в одеяло. Альбедо садится там же и кладет его ноги на свои колени. Рассеянно гладит голени и достает планшет с карандашом — порисовать. Он рисует Итэра. Он только его и может рисовать. Итэра в его жизни слишком много — он рядом, на бумаге, в его мыслях. Его много до одури, до удушения, они все чертово время, почти все 24 часа в сутки проводят вместе.

И все равно его недостаточно. Никогда не бывает достаточно.

Итэр рассеянно включает какую-то голосовую программу Акаши — слушает про давние легенды Тейвата. Ворочается, пытается подремать, задевает ногой планшет, и на его маленькой копии, очерченной линией карандаша, появляется неровная черта. Альбедо считает это слишком очаровательным.

Добавляет уюта в их домашнюю атмосферу.

— В этот день умерла Бао Эр.

Итэр говорит это внезапно, вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. Его голос глухой и безжизненный. Альбедо не имеет ни малейшего понятия, кто это. Он прослеживает за его взглядом и в тысячный раз думает о том, что должен выкинуть чертов календарь. А лучше — сжечь.

Хотя это ни на что не повлияет. У Итэра слишком много мертвых знакомых. Они оседают где-то в глубине памяти, в серых закоулках души. У Альбедо их не меньше — они похоронили почти всех своих друзей, знакомых, знакомых знакомых.

И оба не постарели ни на день.

Итэр вздыхает и ложится на бок, пытаясь свернуться калачиком. Альбедо ему не позволяет — откладывает планшет и тянет на себя, прижимает к груди и целует в лоб. Итэр не против, наоборот, тянется к нему в ответ, робко вжимается в плечо и подставляет лицо легким прикосновениям.

Альбедо целует его в висок, в уголок зажмуренного глаза, в бровь, в трепещущее веко. И укладывает на спину, делает все, чтобы ему было удобно.

Итэр любит держать его за волосы и тянуть в самые острые моменты. Альбедо чутко реагирует на любое изменение в его поведении — уже знает от и до все выражения, мелкие движения, любые знаки. Когда ускориться, когда замедлиться, когда поцеловать глубоко, когда чмокнуть быстро. Итэр выгибается, вздрагивает от холодного воздуха на нежной коже, и Альбедо тут же накрывает ее своими теплыми руками, согревает дыханием.

У них не секс, уже давно нет — просто две части одного целого снова становятся чем-то одним. Итэр тянет его голову вверх и целует так, будто пытается вдохнуть необходимый воздух. Альбедо закидывает его ноги на свою талию и входит. Его толчки — плавные и тягучие, они сплетаются в один организм, в единое существо.

Только в такие моменты Альбедо по-настоящему спокоен. Все налипшие, наросшие годы растворяются, страхи остаются позади, мертвецы возвращаются на свое законное место — в небытие.

Лежать на одном диване вдвоем — тесно и жарко, но по-другому просто невозможно. Альбедо поворачивается на бок и смотрит за тем, как накрытый до груди Итэр медленно восстанавливает дыхание. Он смотрит на потолок, будто очень хочет разглядеть небо и звезды.

— Нужно написать Люмин письмо, — говорит он вдруг, и это — знак хороший, потому что он снова начинает думать о живых, тех немногих людях, что остались в их жизни.

Альбедо целует его в висок и обещает помочь, предлагает пригласить его сестру в гости, или вообще — позвать всех знакомых и устроить что-нибудь, просто так, без повода. Итэру нужно много общения, а Альбедо нужен довольный Итэр.

Обед наступает слишком быстро. Итэр снова смотрит в окно, в самую даль, и в его глазах — тоска по чему-то невыразимо родному, будто по кусочку собственной души. Или даже не кусочку — половине. А может, по нему самому.

Альбедо хочется это самое окно заколотить досками, притянуть Итэра к себе и крикнуть «Не смотри туда», но слова застревают в горле и душат.

Он опускается перед Итэром на колени, прямо там, на кухне, пугает его своими неожиданными действиями. Перехватывает руки и стягивает с него штаны. Зачем они вообще сегодня оделись? Одежда только мешает, и ее все равно большую часть времени на них нет.

Альбедо ласкает его языком, прямо перед этим самым окном, перетягивает так необходимое внимание на себя, чтобы Итэр в этом удовольствии забыл про мертвых, про живых, забыл о том, что вообще есть мир за пределами их дома. Итэр заходится в неожиданном удовольствии, стонет, всхлипывает — все еще чувствительный после прошлого раза, но Альбедо его совершенно не слушает — хочет еще и еще, доводить до исступления, до полной потери памяти, до дрожи в коленях и неспособности ходить.

Итэр задыхается от ощущений, прикрывает рот рукой и путается в его волосах. Больше не смотрит за это чертово окно и возвращается к нему, снова становится полностью его.

Когда Итэр обмякает, Альбедо легко подхватывает его на руки и несет в их спальню. Эту комнату он долго и тщательно обставлял так, чтобы Итэру понравилось. Впрочем, как и все в этом доме. В этой жизни. Он делает все так, чтобы Итэру нравилось, чтобы было хорошо. И все — ради него. Ради него они переехали в Сумеру, ради него Альбедо занял почетную должность в Академии, ради него построил этот дом, ради него сейчас выстраивает тяжело дающиеся связи с людьми.

Взамен он просит всего-навсего провести с ним вечность.

Дождь барабанит по окну и совершенно не прекращается. Почта Акаши завалена письмами — впрочем, их с каждым разом становится все меньше. Большинство людей, с кем общается Альбедо, всю свою жизнь видели, как он в приоритет ставит Итэра и забывает про все остальное. В глазах жителей по-другому быть просто не может.

Итэр засыпает почти мгновенно, и Альбедо поправляет его одежду, волосы, тщательно кутает в одеяло. Садится рядом, облокачивается на подушку и просматривает очередную книгу, которая поможет ему в очередном эксперименте, где будут участвовать очередные люди, серые и безликие. Их совсем скоро сменят другие, которых тоже вскоре сменят. И так по кругу, до бесконечности.

А они будут вместе, и это не позволит Альбедо сойти с ума.

Шелест страниц перемежается с тихими поцелуями. Итэр забавно морщится во сне, чуть улыбается, зевает, приоткрывает сонные глаза, смотрит на Альбедо с невыразимой нежностью и засыпает снова. И все кажется таким обыденным, по-хорошему рутинным, привычным, комфортным.

Но вечером Итэр снова стоит у двери с приподнятой рукой, будто собирается ее открыть. И его взгляд далекий, словно мыслями он уже не здесь, уже даже не в этом мире — в другом, в сотне и тысяче других мирах. Альбедо видит его насквозь — уже слишком хорошо понимает. Итэр снова выбирает, остаться ему с Альбедо или уйти. Они оба знают, что если он откроет дверь, Альбедо никогда его не простит. Возненавидит до конца жизни, потому что с собой он унесет его сердце. Безжалостно украдет, отнимет саму суть его души.

И в момент, когда Итэр выберет уйти, Альбедо перестанет выбирать Итэра и выберет себя, свои собственные желания и стремления.

А больше всего на свете Альбедо желает, чтобы Итэр был только его. Он не уверен, как сильно изменится после их расставания, но точно знает — никому эти изменения не понравятся.

Итэр все еще стоит. Альбедо прислоняется плечом к стене и наблюдает за ним со спины, рассматривает влажные после душа волосы, домашнюю футболку и легкие шорты. Обнаженные ноги. Розовые ступни. Словно Итэр вот-вот бросит все прямо сейчас. Если решится — прямо так и уйдет, без слов, без объяснений, ничего с собой не взяв. Все оставив позади.

Но он стоит слишком долго, и Альбедо понимает — не уйдет. И он подходит к нему сам, обнимает со спины, целует под ушком и мягко разворачивает к себе.

— Я просто хотел купить сахар. Он закончился, — вдруг произносит Итэр. Выдумывает глупые отговорки. Сам в свои слова не верит. Не отводит взгляда от двери.

— Должно быть, ты забыл посмотреть в сахарнице, — мягко отвечает Альбедо и ведет его обратно в комнату.

Осыпает легкими поцелуями и укладывает на кровать. Обнимает сильно, так, что дышать тяжело, двигаться тяжело, так, что не выбраться. Его маленькая месть за то, что Итэр вообще рассматривает другой вариант своей жизни, где ему нет места.

Он не может уснуть даже тогда, когда Итэр уже видит десятый сон. Слишком боится потерять то, что у него есть. Размышляет, что будет делать, если… И тысячи этих «если». Он должен что-то сделать, что-то предпринять. Альбедо не даст ему уйти, наденет на ноги оковы, свяжет руки, усыпит. Они могут переехать в совершенно отдаленное место, где никто им не помешает, наоборот, все охотно поверят в то, что им захотелось уединения, потому что их любовь — уже давно не любовь, а потребность, привычка, вся жизнь. Он его не отпустит. Итэр его потом простит — он не из тех, кто способен обижаться вечность.

Он продумывает собственные действия каждый такой раз, но снова и снова ничего не делает — надеется, что Итэр все-таки передумает, изменит самого себя и выберет его.

Но они бы не были вместе так долго, если бы Альбедо вела только эта надежда.

Итэр сопит так мягко, и его тело такое теплое и согревающее в его объятиях, что Альбедо засыпает. Ему снятся совершенно далекие времена, когда он еще исследовал Драконий хребет. Когда в лагерь алхимика пришел путешественник из далекого мира и принес что-то каменно-вечное в постоянно меняющийся мир.

Утром постель совершенно холодная и пустая. Альбедо подрывается мгновенно — в комнате, кроме него, никого нет. Но он еще не верит, что это случилось так быстро. Мгновенно. Еще надеется, что Итэр просто встал раньше (он всегда спит до двенадцати), что захотел есть или пить (на тумбочке лежит печенье и стакан сока), что случилось что-то странное.

В коридоре никого нет. Никого нет в ванной, на кухне, в зале. Дом абсолютно пустой. Только входная дверь открыта настежь, и тяжелые капли заливают их коврик водой. Темное пятно быстро расползается по персиковой ткани, растет все больше и больше.

Он выбегает босиком, идет по грязи и лужам, промокает до нитки за пару секунд. Внутри что-то невыносимо болит и рвется. Он спотыкается о ящик, топчется по цветам, пытается понять, в какую сторону ушел Итэр. В голове лишь одна мысль — не догнал. Упустил. Позволил уйти. И от бессилия хочется кричать, хочется плакать навзрыд, проклинать все на этом свете. Итэра, себя, мать. Собственную вечную жизнь. Он знает — никто не заменит Итэра. Никто больше не сможет подарить ему чувство нужности. Чувство полноты.

Его скручивает пополам, и он опускается на колени. Болит живот и грудь, болят легкие, все тело ломит и выворачивает, сворачивает. Его трясет.

Он с трудом встает на ноги. Голова отказывается думать, принимать решения, анализировать, выбирать. Что-то предпринимать. Ничего не имеет смысла. С таким же успехом можно просто лечь и лежать.

Калитка открыта, дождь давно размыл дорогу. Он вряд ли сможет что-то найти. Идти в дом не хочется — он просто сойдет с ума от нахлынувших воспоминаний. Собственные сожаления сожрут его и здесь.

На заднем дворе есть качели. Итэр очень их просил. Хотел, чтобы они были белыми, оплетенными цветами и лозами сумерских растений. В теплые дни он любил на них спать, пока его качали. Альбедо сделал легкий навес, чтобы солнечные зайчики не тревожили его покой, поставил рядом столик, куда клал фрукты и напитки со льдом. Делал все, что Итэр хотел. Создавал, строил, с любовью и нежностью, бережно.

Но того, что нужно было Итэру, он дать не мог.

Свободу.

Теперь эти качели не имеют значения. Весь этот дом не имеет значения. Вся его жизнь — тоже. И если он все это разрушит, то.

Ничего. Не. Поменяется.

Разве что станет чуточку легче. И начнет он прямо сейчас.

Но он застывает, едва оказавшись за домом. Застывает, словно крио смешалось с гидро. Каменеет и леденеет. На залитом дождем дворе стоит Итэр. Промокший до нитки, испачканный, такой же грязный как Альбедо. Стоит и смотрит на расцветающее небо, дрожит, потерянный во времени и пространстве, от холодного пронизывающего ветра. Будто очень хочет, чтобы его отсюда забрали. Будто хочет уйти. Сбежать.

Но не может.

Он оборачивается, и Альбедо видит на его лице слезы. Он, черт возьми, может отличить его горькие слезы от чертовой воды.

— Я пытался… Прости меня, пожалуйста… Прости… — частит он, захлебывается собственными словами, дышит, прижимает руки к лицу как маленький. — Я не могу так жить. Я больше не могу здесь жить. Это невыносимо! — Он смотрит в бирюзовые глаза отчаянно, просит о понимании. О прощении. Вцепляется руками в собственные волосы и тянет, громко всхлипывает. — Мне нужна дорога. Нужны новые земли. Нужно все поменять. Я так больше не могу.

Альбедо кажется, что внутри что-то разбивается. Заледеневшее сердце покрывается трещинами. Все его тело будто вот-вот распадется на части.

— Ты так стараешься. Ты все делаешь для меня. Для нас. Но я просто… я просто не могу так. Пожалуйста… — Итэр рыдает взахлеб, стирает постоянно набегающую влагу со щек, отчаянно трет глаза. Сам не знает, чего просит, чего хочет.

Альбедо желает лишь одного. Чтобы Итэр взял меч и закончил его мучения. Потому что он уже не видит ничего вокруг, только ад. Его личный ад, где в жизни Итэра нет ему места.

Но, может, в его личном аду есть место для Итэра.

Альбедо делает шаг вперед. Итэр смотрит на него доверчиво, не ожидая опасности. Сам подается навстречу. Вскидывает руки, будто хочет обнять, но ему самому это больно, так больно.

Если он схватит Итэра сейчас, то все закончится быстро. Ему нужно только убить в себе всю жалость, все светлые чувства, что у него есть. Это — единственный способ выжить в том мире, где у него забирают сердце и душу, смысл жизни.

Они стоят друг к другу почти вплотную, на расстоянии вытянутой руки. Итэр смотрит в его лицо, пытается разглядеть что-то, чего уже нет. Боится. Словно совершил какой-то проступок. Маленький. Словно Альбедо сейчас будет его ругать.

Внутри что-то ломается. Альбедо больше не пугают мысли о том, что Итэр от него уйдет. Потому что это глупо — бояться того, что никогда не произойдет в их вечности.

— Альбедо, пожалуйста… пожалуйста, пойдем со мной.

Итэр протягивает руку, другую тянет наверх, на небо, словно показывает те миры, в которых очень хочет оказаться. Альбедо моргает, тяжело осознает его слова. Непонимающе смотрит на него, на протянутую ладонь, на бледную продрогшую под дождем фигуру.

Он хватает его руку и сжимает сильно, еще немного — сломает. Дергает Итэра на себя и прижимает к себе, крепко, до боли, почти до хруста костей. Стискивает зубы и цедит на его ухо одно-единственное слово.

— Идем.

Куда хочешь. Куда угодно. Хоть сейчас, босиком, мокрые и грязные, без гроша в кармане, бросив все и всех позади, ни с кем не попрощавшись.

Альбедо построит им новый дом. Или не дом. Поставит палатку, например. Все, что Итэр захочет. Будет создавать их маленький рай везде, снова и снова, в каждом новом мире, всегда.

Всю их вечность.

Губы Итэра на вкус соленые, а еще — холодные, дрожащие. Он весь дрожит от холода, его бьет ознобом, и он хватается за Альбедо отчаянно, тянется за поцелуями снова и снова. Альбедо пытается его согреть, отдать собственное тепло, хотя сам замерз до смерти.

Над ними встает солнце, горячее и яркое, как и полагается солнцу Сумеру.

Сезон дождей заканчивается.