О себе и не только. Автобиографическая проза

Ин Николаевич Лебедев

Автобиографическая проза. Бесхитростный рассказ о судьбах одной семьи, начиная с начала ХХ века до наших дней. Ничего героического. Просто жизнь.

Детство. Ссылка. Война

Сучан (ныне Партизанск Приморского края). Мама вместе с нами.

В 1927 году в Сучане родилась моя сестра Мирра. А уже в 1930-м, 14 апреля, родились мы, двойняшки, — я и мой брат Радий. Все трое мы были наречены новыми именами. В тридцатые годы течение на новые имена уверенно набирало силу. Каждый десятый родившийся получал мудрёные имена, такие как: Владилен, Сталинина, Тракторина, Октябрина, Гелий и т. д.

Город Ворошиловск. Мама со мной и Радиком, рядом соседи.

После рождения я был очень слабым, больным ребенком. Болезни меня преследовали до призыва в Советскую Армию.

Город Гродеково, 1935 год, второй слева я, рядом отец, мама и соседка.

В 1933 году родители переезжают на другое место жительства — сначала в город Лесозаводск, затем — в Уссурийск. И последний пункт — город Гродеково (Пограничный). Отец за три года, вплоть до февраля 1936-го (до момента ареста и высылки), работал в газете «Штурм» — ответственный редактор; зав. сельхозотделом областной газеты «Коммунар» (Ворошиловск), затем — ответственный редактор районной газеты «Приграничный колхозник» (Гродековский район).

Чуть не обернулся бедой наш семейный поход на речку Уссури в Лесозаводске. Все мы оказались на берегу реки как отдыхающие. Отец отошёл по работе на полчаса, а мы с братом решили зайти немного в воду. Тут один из нас проваливается в омут, второй — к нему инстинктивно на выручку. Мгновение — и нас обоих захватил бурный поток. Мама, естественно, в панике. Она не сразу заметила, что мы куда-то исчезли. Спасло то обстоятельство, что река на некотором расстоянии оказалась с перекатами и мелкой. И вечная память тому, кто тогда нас спас. Неподалеку оказался какой-то мужчина. Мама рассказывала, что никогда в последующей жизни не переносила большего шока, чем тот.

Возвращаясь к образованию отца. Откуда при таком-то образовании такие литературные способности, журналистский талант? Я думаю — от его отца (моего деда). Забегая вперёд, так и хочется «переложить вину» на гены. Видимо, так оно и есть. Теперь уже «писцами» стали четыре поколения Лебедевых: дед, отец, я и сын Михаил (ныне журналист).

Все трое, сестра и мы с братом, росли любознательными детьми. Так как сестра была старше нас, она-то и приносила в дом первой новые книжки, игрушки. Жили мы всегда бедно. В квартире было всё самое необходимое в ту пору: кровати, конторский шкаф для одежды и белья, обязательно — этажерка с книгами. На Дальнем Востоке во всех квартирах, где бы мы ни жили, был телефон. Видимо, работникам газет этот аппарат (а он в то время был объёмным настенным прибором) полагался. Телефон на дому очень часто оказывался «скорой помощью». Для меня очень часто вызывали врача. Своевременное лечение в ту пору положительно сказалось в дальнейшем на моем здоровье. Может быть, только поэтому и живу уже более 80 лет! Разумеется, отец как бывший медработник также занимался моим лечением.

С февраля 1936 года жизнь нашей семьи начинается уже с нового листа. Политические репрессии не обошли и нас. Как-то ночью являются к нам несколько человек и предлагают родителям за часы собрать вещи и отправиться вместе с ними. Затем нас привезли в Уссурийск, где и формировался эшелон с репрессированными.

В течение какого-то времени был все-таки сформирован эшелон из вагонов-теплушек. Потом нас везли в неизвестном направлении. Мужчины — в вагонах за колючей проволокой и с конвоем. Семьи с детьми, стариками — в том же эшелоне, но отдельно от мужчин и без конвоя. Время зимнее, в теплушках было очень холодно. Изредка теплушки отапливались, когда на станциях удавалось запастись дровами или углём.

До места ссылки ехали около двух месяцев. В самый холодный период зимы мы следовали с востока в Среднюю Азию. Те сибирские морозы невозможно забыть. Конечным пунктом нашего следования в ссылку была станция Велико-Алексеевская (ныне Бахт). Для дальнейшего проживания — отбывания в ссылке — мы с семьей оказались в Каучуксовхозе №12 Пахта-Аральского района Южно-Казахстанской области. Родителям была предоставлена работа сразу на второй день прибытия.

Фото. 1936 год позади. Наступает относительно нормальная среднеазиатская жизнь.

Отец принят фельдшером в совхозную больницу. А мать вновь работает секретарём-машинисткой. Дата устройства на работу — 8 апреля 1936 года. Вот и получается, что добирались до места назначения ровно два месяца.

Сестра Мирра в сентябре идёт в школу во второй класс. Впереди у нас с братом два дошкольных года. И мы с ним почему-то около двух лет ходили в совхозный детский садик. А так как мы были детьми общительными, вскоре обзавелись друзьями.

Каучуксемсовхоз №12. Совхозный детский лагерь.

В том возрасте мы не замечали недружественного отношения к нам, ссыльным. Уже потом, в школьные годы, мы стали понимать, что другого отношения и не могло быть, так как большинство работавших в совхозе — такие же репрессированные.

Местный детский лагерь комсомольцев, пионеров, октябрят и «мелочь» беспартийная.

В их числе русские (из раскулаченных), корейцы и даже китайцы. В совхозе отец находился под надзором ОГПУ (Объединенного государственного политического управления). Под их оком, оказывается, были все бывшие большевики-коммунисты.

Совхозная «злита». В первом ряду средний в белой фуражке — мой отец, Справа у стойки — мама.

К числу совхозной элиты относилось немного людей из примерно 800 жителей: главный бухгалтер Торопкин В. Н., главный агроном Панфилов В. А., мой отец, мама и директор школы Чен Александр Николаевич. Практически на них и держалась вся общественная работа. Отец, имеющий опыт клубной работы по Виннице, постоянно что-то организовывал. И, надо сказать, до войны жизнь совхозников вне работы была занята какими-то интересами: работал драмкружок, кружок народных инструментов. С этим коллективом выезжали в соседние колхозы: им. Чкалова, Политотдела и Пограничный. Даже была футбольная команда.

Мирра и я за шахматами, 1940 год.

В 1938 году мы с братом пошли в первый класс. Тогда в школу принимали с восьми лет. До школы мы уже умели как-то читать и даже немного писать. Поэтому, видимо, и преуспевали. До пятого класса были отличниками. В школе проявляется во мне способность к рисованию, и уже с третьего класса и все последующие годы меня постоянно привлекали к стенгазетам: рисунки и др. С благодарностью до сих пор вспоминаю нашу учительницу русского языка и литературы Чен Веру Николаевну (сестру А.Н.), которая помогала мне развивать в себе художника.

К моему слабому здоровью в среднеазиатских условиях на многие годы привязывается малярия. От неё я смог избавиться, только поменяв местожительство. Но это будет только через десять лет.

Изобилие фруктов, овощей, бахчевых и другой зелени очень благотворно сказывалось на здоровье. Их низкие цены здорово решали проблему питания. А цены были такие (при зарплате в 400 руб.): бахчевые — 4—5 коп., помидоры — 3 коп., персики и абрикосы — 8—10 коп. и т. д. В совхозе была собственная бахча, имелся неплохой общественный сад с яблонями, абрикосами и сливами. Отдельно располагался вишнёвый сад.

Помимо основного сельскохозяйственного направления — каучуководства, совхоз имел конюшню на 20—30 лошадей, поголовье крупного рогатого скота и хорошую отару овец в 600 голов. В столовой и детском садике продукция животноводства всегда была востребована. Свежее молоко и мясо, овощи и фрукты ежедневно поставлялись на стол. Выращивались на совхозных полях пшено, кукуруза и маш (бобовая культура, по форме напоминающая маленькую фасоль зеленоватого цвета). Совхоз до войны занимал лидирующее положение в главке.

Основная культура на полях — каучук. Что же это такое? А это с виду обыкновенный одуванчик-каучуконос. Только в своих тканях он накапливает больше резины-молочка, чем обыкновенный одуванчик. Богаты этим молочком растения сорта тау-сагыз, крым-сагыз и кок-сагыз. Летом, с мая по июль, собираются семена, представляющие собой одуванчиковый пух. На время сбора семян на поля выходили все — от школьников до конторских работников, от сторожей до механизаторов. Поле, которое подлежало уборке семян, обязательно предварительно заливалось водой из арыков. Делалось это для того, чтобы семена лучше держались на стеблях и не осыпались от легкого дуновения ветра. Все в поле, мужчины — засучив брюки, а женщины — подняв (закрепив) подолы, должны были убрать семена с подготовленной плантации. Норма для взрослого — 300 граммов, школьникам — 150. Мы всегда по-детски радовались, когда подует ветер. Это значит, что семена будут «собраны» и без нас.

В июле-августе с полей убирались (выкапывались) корни каучуконосов. После сбора корни высушивались на солнце, а затем отправлялись на перерабатывающий завод. Эти каучуконосы всегда считались стратегическим сырьём. Выполнение плановых заданий было обязательным.

Кроме основной работы, каждая совхозная семья имела надел земли и какую-то живность. Здесь тоже надо было приложить немало сил. Перед войной мы имели трех овец, несколько кур и кроликов. Мы подрастали и уже могли помогать родителям. В нашу обязанность входило: отправить в стадо и встретить овец; на ночь обеспечить овец травой, которую заготавливали для них с вечера. Благо трава росла недалеко от сараев.

После окончания второго класса в 1940 году на каникулах меня, дохлика, мама отправляет в детский санаторий, который располагался за 150 км от дома (ст. Сас-Тюбе). Санаторий оказался прекрасным для поправления здоровья. Кормили и обслуживали нас очень внимательные взрослые воспитатели. Два раза в день, перед завтраком и обедом, прямо у дверей столовой каждый ребенок должен был выпить столовую ложку рыбьего жира. Для нас это было наказанием, так как рыбий жир пить без страха было просто невозможно. Пробыв в санатории полгода, мы втроем с однолетками решили убежать куда подальше от обязаловки употребления того самого жира. После завтрака как-то смогли преодолеть забор и отправились по довольно пыльной дороге к станции Сас-Тюбе, до которой примерно пять километров. Через три километра нас догнали сотрудники санатория и на бортовой машине отправили назад поправлять здоровье. Так закончилась моя первая в жизни самоволка.

Возвращаюсь к моей малярии. Кто с этим знаком, тот может представить страдание такого больного. Возбудитель — комар малярийный анофелес, переносчик этой болезни. Болезнь всегда многократно повторяется приступами, протекающими с ознобом, повышением температуры до 40—41 градуса, которая спадает через несколько часов, приступ заканчивается сильным выделением пота. Приступы могут повторяться через четыре-пять дней. После неоднократных таких циклов развивается малокровие, поражается селезёнка. Тогда малярия лечилась примитивно: порошки и таблетки хины, хинина и акрихина. От многократного употребления этого препарата во рту остаётся очень сильная горечь на несколько дней. При употреблении даже сладкой пищи всё кажется горьким. Пропадает аппетит. А когда кажется, что болезнь отступила и приходит аппетит, а здоровье пошло на поправку, то, к ужасу, наваливается следующий приступ. И так почти всё лето связан по рукам и ногам этим недугом. По мере моего взросления приступы малярии становились реже. Но они меня не оставляли до 1951 года.

Политические репрессии 1936—1938 годов очень осторожно обсуждались у нас в доме. Ну а на улицах этой темы старались не касаться. Иногда я заставал отца вместе с директором школы А. Ченом за разговором о текущих политических делах в стране. При появлении кого-нибудь из посторонних разговор переводился на шахматы или общественную работу. Кстати, оба они неплохо играли в шахматы. Отец очень часто настаивал на том, чтобы я обязательно осилил эту науку.

Больше всех, конечно, трудилась наша мама. На её плечах в основном лежали все домашние дела: приготовление еды, стирка, штопка, шитьё, занятия с нами, сорванцами. Мама очень умело помогала нам в школьных делах. Из-за нашей бедности одёжка желала быть лучшей. Особенно в военные годы мы нашу маму видели постоянно согбенной над штопкой чулок, носков, брюк и всего-всего остального. Но и мы все-таки после выполнения школьных заданий помогали по дому. Мирра в основном занималась уборкой квартиры и мыла пол. Заготовка корма для живности, обеспечение водой, дровами и углем — забота моя и брата.

Позади финская военная кампания 1939 года. Но германский фашизм уже шагал по Европе. Ежедневные сообщения ТАСС по совхозному большому репродуктору, который был установлен в центре усадьбы на красивой дорожной арке, приносили тревожные вести. Фактически империализм с нападением на Польшу 1 сентября развязал Вторую мировую войну. До 1941 года немецко-фашистская армия уже оккупировала много европейских стран, почти пол-Европы.

В довоенные, военные и послевоенные годы физическому воспитанию в стране уделялось огромное внимание. Даже в совхозе имелся тир, сдавались в обязательном порядке нормы ГТО по возрастным группам. Каждый должен был уметь хорошо стрелять. Выполнившие нормы ГТО («Готов к труду и обороне») имели право гордо носить на груди значки «ГТО» и «Ворошиловский стрелок».