Белый, красный, черный, серый

Ирина Батакова, 2020

Россия, 2061-й. Два непересекающихся мира: богатая хайтековская Москва – закрытый мегаполис для бессмертных, живущих под «линзой» спецслужб, и Зона Светляков – бедная, патриархальная окраина, где жизнь течет по церковному календарю. Главные герои – 90-летний старик и 16-летняя девочка. Он – московский профессор, научный гений, который пытается разгадать тайны человеческого мозга, она – случайная жертва его эксперимента. Но жертвой оказывается сам экспериментатор.

14. Сквозняк времени

По ночам я вижу один и тот же сон: мне снится Люсина рука на краю проруби, прозрачная и серая, как мокрый лед, — но самой Люси, ее лица не видно. Я вновь и вновь бросаю ей платок: хватайся! Но едва ее пальцы вцепляются в платок, как он превращается в нечто другое, нелепое и бесполезное — то в нитку, то в бумажную ленту, то в каких-то крохотных тварей, разбегающихся врассыпную. Иногда все-таки платок остается платком, она хватается — я дергаю изо всех сил и вытаскиваю на берег… только руку, кисть до запястья — она бежит ко мне, быстро-быстро перебирая тонкими паучьими пальцами, я радостно прижимаю ее к груди — спасена, спасена! — и потом весь остаток сна бережно ношу за пазухой, опасаясь причинить ей какой-нибудь вред, сломать или испортить. Но в самой атмосфере сна что-то портится, нагнетается какая-то угроза — ворочается, томится и вздыхает в тесноте своего еще не явленного бытия, и сердце тоскует, провидя неминуемую беду.

Вскоре после трагедии на Вихляйке в Детском Городе началась эпидемия кори, в школе всех погнали на срочный медосмотр — и тут случилось новое ЧП: взяли невидимку. При сканировании одного из пионеров врачи не засекли сигнала светляка. А на его месте обнаружили свежий неумелый шов — мальчишка выковырял чип и заштопал рану. В одну руку или таг^[11] пособил — это уже будет выяснять следствие. Сразу вызвали охрану, и бедолагу забрали. Вывели из кабинета под микитки — птенец взъерошенный, вихрастая голова вдавлена в острые плечики, одежка топорщится, сам еле-еле идеткриволапит… Теперь его в карцер дней на двадцать — по принципу: лечить подобное подобным. Хочешь одиночества? На, получи. Безотказно работает. После карцера никто одиночества больше не хочет.

Ну, тут, как водится, пошло бритье голов и шмон на целый день. Пользы в этом ноль, но для порядка надо ведь что-нибудь изобразить — вот, изображают меры. Отобрали, у кого нашли, все острые предметы — перочинные ножи, резцы по дереву, ножницы, стилосы, брадобрейные бритвы — все, вплоть до булавок и чернильных перьев. А чем писать? Чем рожу отрокам скоблить? И дня не проходит, как назад все отдают: да ну вас к лешему, идите хоть зарежьтесь, олухи царя небесного! Или — головы обреют всем ученикам мужеского полу. Ладно, тут есть резон. Опять же, профилактика от вшей. Но для системы безопасности нет разницы, брит затылок или нет. Да будь у невидимки хоть волосы Самсона — систему не обманешь. А начни администрация усердствовать с бритьем голов для перестраховки — выйдет, будто она системе не доверяет, а где нет доверия системе — там жди бунта.

Они всегда попадаются. И все равно эдак раз в три года какой-нибудь чумной режет себе голову в сортире, воображая, что уж ему-то повезет, уж он-то хват — возьмет и изловчится, придумает какую-то особенную хитрость, чтобы не угодить под сканер. Уловки не срабатывают никогда — всех выявляют, всех. Некоторые заваливаются уже на первом шаге — вот, говорили, был случай: нашли головореза-недотыку возле унитаза в крови и без сознания. Остальные срезаются кто на медосмотре, кто на контрольной рамке, замаскированной на входе в какой-нибудь кабинет — никогда не знаешь, стоит на входе рамка или нет и включена ли. А самое простое — кто-нибудь заметит шрам и донесет.

— Странно, — шепчет Рита после отбоя. — Почему Воропай не попался? Значит, он не такой, как другие невидимки…

— Угу, — говорю.

— Что «угу»? Так он преступник, значит! Враг. Обучен как-то обходить систему…

— Он просто рептилоид, это всем известно. Инопланетянин.

— Или андроид? — подхватывает Рита, не замечая в моем голосе ойланзы.^[12] — Знаешь, говорят, во всяком коллективе есть внедренный киборг, машина, неотличимая от человека.

— Для машины он слегка психованный, тебе не кажется?

— В том-то вся и соль, а? Чтоб никто не догадался.

— Байки это все, — я отворачиваюсь к стене.

— Ну, ты зануда… Что с тобой случилось? Будто подменили.

Молчит минуту.

— Скажи по-честному. Ты злишься на меня из-за Юрочки? Он ведь нравился тебе, да? Динка? Э-эй!.. Ну, точно… Так я и знала. Слышь, но разве я виновата, что все в меня влюбляются… Что мне? Паранджу носить? Ну?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

11

Сокр. от «доттаг» (чеч.) — друг.

12

Ойланза (сленг от чеч.) — легкомыслие, ирония, стеб, легкость, несерьезность.