Ирина Винер: Я – никто. Автобиография легендарного тренера

Ирина Винер (2023)

Первая автобиография легендарного тренера по художественной гимнастике Ирины Винер. 25 лет подряд ее воспитанницы на пьедестале — такого не добивался никто. Олимпийские чемпионки Юлия Барсукова, Алина Кабаева, Евгения Канаева, Маргарита Мамун, Анастасия Близнюк, другие звезды сборной выиграли для России столько золота, сколько ни одна команда для своей страны не выигрывала… В тридцать ее подталкивали уйти из спорта. Осталась. Вывела российскую художественную гимнастику в абсолютные мировые лидеры, сделала любимой для тысяч девочек. Легендарная, несокрушимая, юная в свои 75 — каждый день работает в зале. И не желает останавливаться. Ирина Винер впервые рассказывает о себе — прямо, искренне, смело. В её жизни было все — одиночество, слава, награды, зависть, почет, непонимание. Она научилась быть твердой, преодолевать себя, побеждать — и научила этому многих. А теперь делится самым сокровенным, любовью и мудростью, с читателями. «Было трудно. Я много что терпела. Винер хорошо воспитала, закалила на всю жизнь». — Алина КАБАЕВА «Ирина Александровна ввела меня в какое-то особое состояние. Как будто не на Земле я была». — Юлия БАРСУКОВА «Каждая гимнастка хочет быть для Винер самой-самой». — Евгения КАНАЕВА «Ирина Александровна — жесткий наставник, но бывает и мягкой… Знает: кнут был, должен быть и сладкий вкусный пряник». — Маргарита МАМУН В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

12

Марина Николаева:

Винер не смотрела на часы. Мы знали, когда начнется тренировка, но не знали, когда закончится. Все зависело от того, насколько ты сосредоточена, насколько готова слушать Ирину Александровну и не противиться.

В каком бы городе мы ни были, в день соревнований шли в зал пораньше. Иногда с Ириной Александровной, иногда без нее. Еще все закрыто, семь утра, сидят подслеповатые бабушки-вахтерши, а мы просим открыть зал. Сначала темно, потом лампочку кто-то щедро зажжет… Ближе к девяти приходят другие команды, а мы уже что-то сделали, и на эти два часа мы сильнее.

Собираясь в поездку за рубеж, мы шли в универмаг «Москва», закупали атласную ленту: лента в Советском Союзе была настоящая, шелковая. Бывая в Киеве, запасались тапочками из натуральной кожи, сделанными специально для художественной гимнастики. На тапочки и ленты мы выменивали у иностранных гимнасток купальники.

Нам давали суточные, 50–60 долларов на несколько дней. Тратить их на еду было жалко, экономили и покупали разноцветную изоленту для обручей, мази-растирки, спортивные кремы или заколки, которые держали лучше наших «невидимок».

Тренеры тоже вели обмен. Везли икру, сувениры, рисковали, что уличат в незаконных операциях, но добывали все, что было необходимо для наших занятий на профессиональном уровне и чего в Союзе было не найти.

Наталья Дунаева:

Мы вечно что-то выпрашивали. В горисполкоме, в спорткомитете, в ЦК партии Узбекистана. Все время Винер доказывала, что спортсменам нужно создавать условия. Убеждать было нелегко, но чем больше команда выигрывала, тем охотнее шли навстречу.

В какой-то год нам разрешили пожить в доме отдыха писателей. Человек десять мы вывезли. Тренироваться ездили в город. На обратном пути Ира покупала для девочек трехлитровую банку клубники.

Команда получала талоны на дополнительное питание в столовой и на продуктовые наборы. Свои талоны Ира отдавала детям из необеспеченных семей.

После успеха Венеры Зариповой на Спартакиаде школьников СССР появился шанс помочь ей с квартирой. У меня были знакомые в правительстве, и Винер твердила: «Поговори». Поговорила, квартиру дали, в центре города.

Если мне рассказывают о ностальгии по СССР, посылаю подальше. Напоминаю о «колбасных вагонах» из Москвы, о том, как получали по паспорту кусок сыра, как вставали в Прибалтике в десять очередей за сделанным из узбекского хлопка трикотажем, потому что в Узбекистане хорошего трикотажа не продавали.

Прилетали из Ташкента в Москву, в Домодедово. Очередь на автобусы гигантская, дети голодные-холодные, а им назавтра выступать. Посылала самую маленькую к водителю, и она пищала тоненьким голоском: «Дяденька, пропустите!» Как только он ей кивал, к автобусу неслась вся команда. Сейчас мы приходим в аэропорты шикарные, и кто-то еще недоволен, вякает: и то не нравится, и это. Я с детьми спала под журнальными прилавками. Расстилала газеты, дубленку, ложилась, и девочки рядом со мной.

Жуткие детдома были, приюты для стариков и калек. Всё замалчивали. Никакой честности, порядочности не было. Говорили на кухне одно, на работе другое. Сплошное вранье со всех сторон. Для меня самое страшное — когда врут.

В моем любимом Узбекистане постоянно давили на меня: «Подбирайте для сборной детей с узбекскими фамилиями. Нужны национальные кадры!» А «национальные кадры» в двенадцать лет заниматься переставали: девочка в таком возрасте не должна быть в купальнике, неприлично.

В коммунистической партии не состояла, хотя, если бы предложили, могла и вступить. Беспартийную, меня почти не выпускали за рубеж, я была не той национальности. Но сама заявления о приеме в КПСС так и не написала.

Детей воспитывала в чувстве любви к родной земле, к стране, которая дает возможность тренироваться и выступать. Говорила: «Флаг! Обязательно должен быть флаг!» На чемпионате мира — Советского Союза, на чемпионате Советского Союза — Узбекской ССР.

О советской системе я никогда не говорила детям плохого. Сохраняла за ними свободу самостоятельно воспринимать и оценивать действительность, гордиться достижениями Родины. Страна покоряла космос, осваивала целину, развивала промышленность, систему образования, спорт. Побеждала, строила, изобретала. Были великолепные ученые, инженеры, врачи, артисты. Только гнобили их так иногда, что страшно вспомнить.

Песни были потрясающие, душевные. Был Высоцкий. Гений, гора! Каждая песня как прожитая жизнь. В Ташкенте я слушала кассеты с его записями. А на концертах Высоцкого не была, петь со сцены ему разрешали редко.