Гайнинские рассказы

Ирина Габба (2024)

Гайны — деревня в Ачитском городском округе Свердловской области. Управляется Заринским сельским советом. Гайны расположены преимущественно на правом берегу реки Бисерти, в одиннадцати километрах на юго-восток от поселка городского типа Ачита. Конец 80-х годов. Колхозы и совхозы активно работают, а доярки и скотники получают достойное вознаграждение за свой труд. По воспоминаниям мамы, она за половину дня в коровнике и телятнике зарабатывала двести рублей, а ее сестра в военкомате — шестьдесят. Поэтому деревенские люди трудились охотно и старательно: в декретном отпуске не засиживались. Мне всего четыре, сестренка младше на полтора года, мы одни в закрытом доме — родители ушли в колхоз. Такое утро всегда было безрадостным. Мы просыпались, одевались, выходили на веранду, садились на крыльцо перед запертой входной дверью и начинали плакать. Долго мы звали маму и папу, а когда уставали, заходили в дом и начинали чудить.

Горчичники и только горчичники

В детстве я болела редко. Но когда хвори все же удавалось проникнуть в мое тело, мама была тут как тут, а фельдшерский пункт — в районном центре за несколько десятков километров от Гайнов. Излюбленным средством от любой болезни в нашем доме были горчичники. И они не такие, как сейчас: лежат на спине влажным пластом, не в силах как следует прогреть. Тогда горчичники только касались кожи и сразу же начинали жечь. «Мама, убери, убери их!» — ныли мы с сестренкой, стоило только ей приклеить их на наши спины. Она настолько часто использовала этот способ врачевания, что мы, увидев белые мешочки в ее заботливых руках, сразу все понимали и без споров ложились на кровать в ожидании бодрящего прогрева всех косточек. Интересно то, что отцу она их не ставила, да и сама под ними не лежала.

Но случилась болезнь, против которой всемогущие горчичники были бессильны и даже неуместны. Ожог. Ели мы отдельно от родителей, за маленьким столом. И я умудрилась пролить на себя тарелку только что приготовленного супа. Горячий бульон обжег мое правое бедро. Мама аккуратно и медленно сняла колготки, чем-то помазала покрасневшее место, и больше не придумала, чем еще помочь мне. Казалось, поболит и перестанет. Но каким же было мое удивление, когда через несколько дней на бедре надулся огромный, в половину моей головы, пузырь с жидкостью внутри. Чтобы надеть на меня колготки, маме пришлось вырезать на них огромную дыру. Активные игры прекратились, уличные гуляния больше походили на прогулку старой бабки, еле-еле волочащей свою больную ногу.

Мама была растеряна — внушительного размера пузырь и не думал уменьшаться. На помощь приехала фельдшер — деваться было некуда. А горчичники, невостребованные и грустные, пылились на полке в ожидании своего звездного часа.

— Нужно срочно вскрыть этот пузырь, жидкость в нем уже поменяла цвет, — порекомендовала медработница, усадив меня на стул и внимательно разглядывая пострадавшее бедро.

— Может не надо? — нерешительно спросила мама, переживая за меня. — Он сам не лопнет, что ли?

— Нет, сам он точно не лопнет, — фельдшер была непреклонной.

— Ну хорошо, — согласилась обеспокоенная мама. — Что для этого нужно?

— Чистые ножницы. У меня есть, нужно только обдать их кипятком, — ответила заботливая женщина в белом халате и протянула свой инструмент.

Мама обработала ножницы. Но, взглянув на фельдшера, поняла, что это еще не все.

— Так. У вас есть малиновое или какое-нибудь другое варенье? — задала неожиданный вопрос медик.

— Да, малиновое, — ответил отец, недоумевая и ошибочно предполагая, что она зачем-то хочет его попробовать.

— Нужно сделать морс. На литр теплой воды положите три столовые ложки варенья и дайте мне, — четко проинструктировала моих родителей фельдшер.

— Хорошо, хорошо, — засуетилась мама, доставая банку и беспрекословно следуя указаниям.

Когда к операции все было готово, медработница подставила под мое бедро тазик и, взяв в руки ножик, аккуратно проткнула упругий пузырь. Затем двумя пальцами схватила его за верхушку и начала вырезать по нижнему контуру с помощью обработанных ножниц. Жидкость тут же вытекла в таз, превратив пузырь в пустой мешочек. Сестренка не смогла на это смотреть, поэтому во время процедуры, хоть и стояла рядом, но закрыла лицо руками. Папа был в отдалении, мама рядом с фельдшером. Когда все закончилось, на моей ноге осталось лишь большое мокрое розовое пятно.

— Нужно чем-то помазать? — спросила мама, желая быть полезной.

— Нет, еще не все. Не мешайте, пожалуйста, — проговорила медик, взяв в руку банку с морсом, и обратилась ко мне, — сейчас я налью на ранку вот это теплую водичку, сиди спокойно, больно не будет.

— Хорошо, — ответила я, полностью доверившись уверенной женщине в белом халате.

Не спеша она облила розовое пятно морсом и вытерла полотенцем ногу вокруг раны.

— А теперь нужно чем-то помазать? — не унималась мама.

— Нет, сейчас место ожога подсохнет, на него ничего не нужно наносить, — терпеливо ответила фельдшер, понимая материнскую тревогу.

— Человек, наверно, лучше знает, как и что делать, — проворчал папа, внимательно наблюдающий за процессом.

— Ничего страшного, — успокоила его медработница. — Пациент и его родные часто задают много вопросов, мне не сложно на них ответить, я тут именно для этого: дать рекомендацию и совет.

— Вот и я о том же, — ответил отец, подходя к нам, и обратился к маме, — я говорил же, что все хорошо будет, а ты переживала.

— Конечно, сейчас заживет и все, — подтвердила папины слова фельдшер и начала собираться.

— Наверно, надо забинтовать? — спросил отец, вглядываясь в рану.

— Наверно, человеку лучше знать, что делать? — передразнивая и шутя, спросила его мама.

— Нет, бинтовать ни в коем случае нельзя, — ответила медик и подметила, посмотрев на меня, — веселые у тебя родители.

Все заулыбались, напряжение спало. То, что сестренка до сих пор стоит, закрыв лицо руками, взрослые заметили только после ее тихого вопроса: «А смотреть уже можно?» Тогда они засмеялись, и Регина поняла, что операция прошла успешно. Убрала руки, открыла глаза, подошла ко мне, наклонилась к ранке и громко произнесла:

— Какая страшная нога! С пузырем было лучше!

— С пузырем было страшно, а сейчас нет, — ответила я.

— А где пузырь? — вдруг спросила Регина.

— Лопнул, — ответил папа, добавив, — это же не мячик.

— Эх, — печально вздохнула сестренка.

— Родители, — обратилась фельдшер, уже стоя у входной двери, — пора покупать мячики.

— Видимо, да, — ответил отец, любезно провожая ее.

Колготки, волею судеб оказавшиеся вынужденно продырявленными, были на следующий же день превращены мамой в кухонную тряпку. А я, наконец, смогла бегать и прыгать, как раньше. Энергии было много, и ее нужно было куда-то реализовать. Объектом для этого стал Тигрик. Кот на протяжении нескольких дней терпеливо сносил роль пациента с ожогом на лапе. Мы делали для него теплый морс, поливая якобы больное место. Он, конечно же, сбегал от нас в погреб. Тогда, на какое-то время, пациентом становилась сестренка. Чтобы игра была более реалистичной, я даже вырезала на ее колготках огромную дыру. Но из-за отсутствия пузыря выглядело это нелепо. Поэтому пришлось надеть на Регину другие колготки и засунуть на место предполагаемого ожога импровизированный пузырь из тряпки. Как же сестренке нравилось ходить по дому, прихрамывая и изображая недуг.

Когда Тигрик отказывался продолжать игру, всеми силами вырываясь и царапаясь, а Регина уставала хромать, пациентом становился папа. Но проблема была в том, что у него не было колготок. Тогда он, как истинный глава семьи, нашел выход, надув полиэтиленовый мешок и привязав его к своей ноге. Он даже заполнил его водой. Играть с таким пузырем было веселее, чем с недовольным котом и с его маленькой лапкой. Мы раз за разом протыкали этот мешочек, подставляя под папину ногу тазик. А он после каждой удачной операции вновь создавал на своей ноге новый пузырь. Игра закончилась вместе с запасами полиэтиленовых мешочков.

Когда мы снова переключились на кота, отец привез из районного центра два ярких небольших мячика. С новыми игрушками мы напрочь забыли о фельдшере, ожоге и Тигрике. На время. Уже через пару дней мы привязали мячики к ногам вместо пузыря и снова хромали по дому и во дворе.

— Это когда-нибудь закончится? — спросила как-то мама у отца.

— Даже не знаю, — растерянно ответил папа, поглядывая на двух хромающих дочерей.

— Я знаю, что нужно сделать, здесь помогут горчичники и только горчичники, — неожиданно сообразила мать и позвала нас, — девочки, быстро домой, будем греть спинки.

Мы тут же забежали, отвязали мячики и легли на кровать. Соскучившись по жгучим мешочкам, мы радостно ожидали, когда же мама намочит их и приложит. После этого мячики уже не исполняли роль пузырей. Зато папу ожидали мокрые бумажки, которыми мы облепляли его влажное после каждой бани тело. Импровизированные горчичники были повсюду — на ногах, на руках и даже на лбу.