Честь дома Каретниковых

Ирина Глебова, 2012

В повести «Честь дома Каретниковых» сыщику Петрусенко предстоит столкнуться с гениальной мистификацией: своенравная дочь известного богатого фабриканта, незадолго до его убийства, сбежала со студентом строить светлое будущее на ворованные родительские ассигнации. Но почему тогда оставшийся в семье сын так похож на свою непутевую сестру – и жестами, и походкой? И тут Петрусенко нет равных в умении найти виновного! Яркие сюжеты Ирины Глебовой продолжают увлекательную яркую серию «Интересный детектив»!

2

Уездный город Вольск в трехстах километрах от Саратова. Узловая станция и речная пристань сделали его оживленным торговым центром, позволив процветать и набирать капитал нескольким десяткам купеческих семей. Одной из таких была семья Каретникова Ивана Афанасьевича. Крупный рыбный промысел, два парохода, баржи, ходившие с грузом по Волге, канатная фабрика… Собственно, начав как купец, Каретников в последние годы стал крепким промышленником. Митя Торопов служил у него сначала писцом в конторе, а к 25 годам получил повышение — помощник управляющего всеми делами.

Уклад же в семье Каретниковых сохранялся патриархальный, купеческий. Дети получили домашнее воспитание и хотя уже вошли в возраст, отец не собирался отправлять их в университеты и пансионы. А было их двое: сын и дочь, Настя и Андрей — близнецы.

Вот тут рассказ молодого помощника управляющего стал особенно эмоциональным — то восторженным, то гневным. Он был влюблен в Настю Каретникову и не скрывал этого.

— Ну так что же, — запальчиво восклицал Митя, ероша свои густые волосы, — что же, если один ребенок родился крепким и здоровым, а другой хворым? Какая же это мать, если одному дитяти — всю любовь, а другого вроде бы и нет совсем!

В самом деле, девочка у Каретниковых родилась крепенькой, шустрой, а ее братишка-близнец с первых же минут, как сказал доктор, был «не жилец». С этого все и началось. Мария Петровна, едва оправившись от родов, не отходила от колыбели сына. Сколько слез пролила, сколько ночей не спала, сколько земных поклонов у икон положила! Вымолила-таки у Бога своего ненаглядного Андрюшеньку — жив остался! И все эти полгода, пока над мальчиком ангел-хранитель и ангел смерти битву вели, здоровая крикуха Настя была убрана с материнских глаз — отдана няньке и кормилице. Сама Мария Петровна о ней и не вспоминала — как и не было ее. И потом еще лет шесть, пока болезненный сыночек больше хворал, чем здравствовал, девочку к нему почти не подпускали. Свели вместе, когда к детям начали ходить учителя. И тогда все поразились — как они похожи! Две капли воды! Не будь разного пола — не отличить.

— Настя ведь росла у меня на глазах, — продолжал рассказывать Митя. — Я сам еще мальчишкой был, но видел, что она, кроха, такая самостоятельная, умница. А смелая! На нее-то внимания почти не обращали, а значит, ничего не запрещали. Росла при кухне, при конюшнях, в поле да у реки. Все ее любили, кроме отца-матери. Ну, Иван Афанасьевич просто не замечал девчонку. Да и дома бывал нечасто — дел много, а хозяин он хороший, во все сам вникал. А вот мамашу свою Настенька просто раздражала!

Митя Торопов, умный и старательный отрок, скоро из писца стал порученцем у хозяина. Потому и в доме Каретниковых часто бывал, многое видел. Марию Петровну временами совесть материнская за сердце брала, она говорила прислужнице:

— Где там Настасья бегает? Приведите в дом.

Девочка станет перед ней: щечки горят от радости, глаза сверкают, голосок дрожит смущенно:

— Маменька, я только цыпляток на заднем дворе кормила.

— Экая ты… дикарка. Ну пойди, приберись да с братцем поиграй.

Поцелует девчоночка руку мамаше, побежит причесываться да переодеваться. А потом затеют с братцем в детской комнате шумную возню. Андрей, хоть и изнеженный мальчик был, сестричку любил. Во-первых, видел ее нечасто, успевал соскучиться. Во-вторых, выдумщица она была знатная. Паровоз придумает из стульев, кресел и самоварной трубы. Или сказку сама сочинит про маленьких человечков, живущих под полом. Зайдет Мария Петровна в детскую, а они лежат животами на полу, в щелку между досок заглянуть пытаются. Голубоглазые, белокурые — загляденье. Но не успеет мать умилиться, как обязательно Андрюшка заверещит: или споткнется, упадет, или палец прищемит, или на Настю обидится — что-то она лучше его делает! Мария Петровна тут же в раздражении отошлет девочку:

— Какая ты!.. Братика жалеть надо, он хворый. Беги уж…

У девочки слезы на глазах, она жалеет братика, хочет еще с ним играть. Но Андрюша уже насупился, прижался к матери…

С совместным гуляньем выходило почти так же. Нарядят обоих детей, как на картинке, мамаша с зонтиком, служанка с корзинкой, когда еще слугу Захария или его, Митю, с собой возьмут. И — в городской парк, где другие семьи по аллеям прогуливаются, под шарманку обезьянка танцует, оркестр духовой играет… Пока чинно прогуливаются — все хорошо. Люди на них любуются, знакомые дамы подходят, заговаривают, умиляются детям. Но вот Настя побежит к пруду, Андрюша — за ней, упадет, заплачет. А если и не упадет, то лебедь у Насти с уверенной ручки хлебца возьмет, а робко тянущуюся Андрюшину ладошку клюнет… Прижимая к себе плачущего мальчика, Мария Петровна чуть ли не шипит на Митю:

— Уводи сейчас же Настю домой, скорее!

По дороге обратно Настя идет обиженная, молчит, даже чуток всхлипывает. И за руку Митю не хочет держать. Но он обязательно ее чем-нибудь насмешит, и к дому они уже подбегают наперегонки, весело смеясь. Ведь он сам еще почти мальчишка…

Иван Афанасьевич меньше вникал в детские проблемы, но сына, конечно, выделял. Как же — наследник, надежда! Когда он подрос, лет тринадцати, отец стал брать Андрея с собой — на фабрику, в порт на загрузку барж. Мария Петровна очень противилась этому, боялась за здоровье сыночка. И однажды после такой ссоры Каретников с раздражением махнул рукою, крикнув жене:

— Да забери ты своего баловня! Все равно с него толку никакого! Интереса к делам ни на каплю нету. Только хнычет и к мамочке просится, тьфу!

С того времени он стал приглядываться к дочери — крепкой, ловкой, очень любознательной девочке с острым умом и живым воображением. Даже сказал однажды как бы шутя:

— Вот обрежу Настасье волосы, а тебе, Андрюха, косу отпущу и поменяю вас местами. Никто и не заметит разницы. А мне настоящий помощник будет…

Только Митя уловил в его голосе тоску и вроде бы даже мечтание — словно и вправду так можно было сделать. И еще приказал тогда же Каретников:

— Чтоб учителя равно с детями занимались!

Он знал, что в основном уроки давались Андрею, Настю же часто отсылали по хозяйству. Мария Петровна считала: зачем девице науки? Читать-писать умеет — и достаточно.

Год назад, прошлою зимой, состоялся у хозяина с ним, Митей Тороповым, интересный разговор. Двадцатипятилетний Дмитрий уже два года состоял помощником управляющего, а по сути — все дела фабрики и рыбоперерабатывающего завода находились в его руках. С Каретниковым отношения у них сложились отличные, они хорошо друг друга понимали. Однажды они вдвоем разбирались с делами в конторе, в кабинете хозяина. Иван Афанасьевич вдруг отодвинул бумаги, спросил:

— А что, Митяй, я замечаю, моя Настасья тебе нравится? Или ошибся?

Митя густо покраснел, но глаза не отвел. Ответил:

— Настасья Ивановна прекрасная девушка… Кому ж такая не понравится! Я ведь ее сызмальства знаю, люблю как сестру.

— Как сестру? Ой ли? — усмехнулся Каретников, все так же пристально глядя на своего молодого помощника.

Тут Митя погрустнел, махнул рукою:

— А что толку? Она ко мне как к старшему брату относится, это уж точно.

Иван Афанасьевич обошел стол, приобнял Митю за плечи:

— Идем-ка на диванчик присядем, поговорим.

Они пересели на диван, обитый черной кожей.

— Ты знаешь, Митрий, каким вырос мой сын и главный наследник, — заговорил Каретников и скривился, как от горького лекарства. — Хуже барышни изнеженной! Как ему передам дело? И так после бунтов сколько потеряно! Только наладил, только восстановил капитал. Он же все погубит!

Митя хорошо знал, сколько убытков принесли бунты и погромы пятого года: разгромлен один пароход, сожжены три баржи, рабочие завода и фабрики бастовали. Потом было жестокое усмирение — горький год кровавых обид и вражды. И лишь три года спустя хозяйство почти вошло в норму.

А Каретников продолжал:

— Зато дочь у меня — совсем другое дело. Вот бы хозяин был!

— Да, — Митя не мог не улыбнуться. — Настасья Ивановна девушка характера решительного, деятельного.

— А умна! А хороша-то!.. — Каретников подмигнул.

— Она просто красавица! Да только, Иван Афанасьевич, не про меня.

— Это ты, друг милый, напрасно. Если думаешь, что я гоняюсь за богатым зятем, — ошибаешься. Сам не беден, да и не старый я еще мужик, свой капитал успею удвоить и утроить. Детей обеспечу. Чужих достатков мне не надо. А вот помощника в семью — толковую голову и руки работящие, — вот о чем мечтаю. Чтоб дело кровное ему стало, чтоб после меня обо всех заботился. Разумеешь, на что намекаю?

— Лестно мне на свой счет это разуметь…

— А ты не тушуйся. Оженим вас, ты мне не только любезным зятем будешь, а наипервым помощником и опорой! И так ведь хозяйство до нутра знаешь!

— Иван Афанасьевич, я ведь без отца-матери рос, сколько лет при вашей семье. Мне ли не хотеть войти в нее навсегда! — с тоской воскликнул Митя. — Но ведь не любит меня Настя!

Господи, думал ли он, что сам хозяин предложит ему то, о чем вот уже два года он тайно мечтает? Настя!.. Он других-то девушек и не замечает, хотя не без глаз, знает, что не одна по нем сохнет — из хороших семей дочери. А Каретников гнул свое:

— Полюбит, Митя, как женой станет — полюбит. Как тебя не полюбить: парень ты видный, добрый, работящий. Кто ж девицу-то спрашивает — как родители скажут, так и будет.

Митя представил, как Настю силком ведут к венцу, и даже смешно ему стало, хоть и не веселый был тот смех.

— Нет, — сказал он. — Я ее характер знаю. Настю неволить, только себе хуже делать. Без ее ответной любви не могу и думать о женитьбе.

Иван Афанасьевич в сердцах даже ногой притопнул:

— Экие вы, молодые!.. Прогрессивные… А я вот, да, старомоден, по отцовским заветам живу… Ну что ж, не можешь без любви — так добивайся! Пусть тебя полюбит. Я, коли надо, помогать буду…

А через полгода после этого разговора и случилось то, что привело Митю Торопова к следователю Петрусенко.