Изгнанник. Книга вторая. Проснись, Хранитель Юга, я с тобой

Ирина Ивочкина (2024)

В мире магии, где правят хранители, обладающие даром стихии, появился мальчик среди безжалостной пустыни, который становится обузой в своей семье из-за своего темного дара. Почувствовав силу тьмы, могучий Сумман приходит ему на помощь, и нарекает Югой. Неудачи в обучении, трудности в общении с родственниками, победы и поражения, первая дружба. И своя башня, в которой собран весь его мир и первые тайны, которые он должен хранить. Первая детская любовь, которая приведет к полному краху в мире Юги и ощущению ненужности. Любимая женщина, которая поддержит, но покинет. Наставник, который научит пользоваться даром тьмы через отчаяние и страх. А опрометчивое решение избавиться от боли, которая делает его самим собой… изменит Югу навсегда…

Поиск истины. Земли Юги.

355 год от создания мира Велина

Я снова брел по дремучему лесу на своих двоих, когда впереди забрезжил тусклый свет в густом тумане. Вдалеке двигалось далекое мерцание огоньков. Что, опять?

Я прибавил шаг. Пару раз провалившись в болото и не обращая внимания на хлюпанье и чваканье в сапогах, я приближался к заветной цели. Ведь свет что-то должен означать? Если мне не удалось выясить его источник в прошлый раз, сверху, может, сейчас я найду зачинщика этого неуместного веселья?

Вывалившись из кустов, я оказался на берегу реки — если этот водоем можно было так назвать. Он скорее напоминал большой затонувший лес, по которому на узких лодочках переправлялись люди в широкополых шляпах, завернутые в длинные плащи. На носу каждого судна был прикреплен фонарь, который раскачивался из стороны в сторону от движения. Именно от этих светил я видел мерцание в прошлую ночь!

Я не мог оторвать взгляд от бурлящего жизнью мира: до меня доносился шум голосов лодочников, споривших о столкнувшихся носами суднах. Иногда мерный гул разбавлял визгливый смех девушек, продающих свои товары на усыпанных цветными обертками, листьями и цветами плотах.

Посередине реки торговые лодки собирались рядом, и лодочники швартовались друг к другу веслами с крюками на рукоятках. Покупатели перебирались по лодкам в поисках нужных товаров и возвращались обратно в свои оставленные поодаль лодки, чтобы вернуться домой. Суета, звуки жизни, свет… все это зачаровывало.

Мимо проплыл нахохлившийся хмурый рыбак, медленно кивнув мне, словно завсегдатаю местного базара. Я судорожно ответил кивком, стараясь повторить его движение, и проследил за ним глазами. Ловко управляясь двуручным веслом, он, оттолкнувшись от ствола дерева, свернул в другую сторону.

— Тебе куда, малец? — послышался сзади сиплый мужской голос. Я повернул голову к говорившему и растерялся. Столько месяцев проведя в одиночестве, уж не разучился ли я шевелить языком?

— А куда можно? — прохрипел я и откашлялся.

— Ну, в город могу отвезти, если пожелаешь.

— Да, желаю. Только мне платить нечем.

— Эх, молодежь. Ничего мне не надо от тебя. Забирайся. Да тише ты, что ж ты, как не объезженный, скачешь? Садись на том конце, а то замараешься.

— Спасибо. — прошептал я и только потом заметил, что глаза старика не двигаются. Он вообще головы не поворачивал, чтобы управлять судном, а лишь опускал ее, прислушиваясь.

Мерное покачивание лодки и плеск весел сморили меня, и, опустив голову на грудь, я закрыл глаза.

— Вылезай и следуй за мной, — не очень ласково толкнул меня в плечо старик. — меня Бенеста звать.

— Я… Юга, — запинаясь, процедил я, нахмурив брови. Это имя, данное Сумманом, все еще терзало меня воспоминаниями.

— Ю-га… — протянул Бенеста, смакую каждую букву, — сойдет. Сегодня я покажу тебе свой дом. А завтра ты сам придешь к порогу с рассветом. Понял? — он положил руку мне на плечо, дожидаясь ответа. Когда я кивнул, он достал со дна лодки посох и, пришвартовав судно к колышку возле дерева, резво двинулся вперед.

Дед обошел дерево и начал подниматься по деревянным ступеням, расположенным вокруг громадного ствола. Он стучал по ним посохом, чтобы не промахнуться. Я вскинул голову, чтобы осмотреться, и в изумлении раскрыл рот.

Мы оказались в невероятной красоты навесном городе. На ветвях раскидистых крон гнездились дома. Некоторые стояли на подпорках, тонущих в воде. На высоте в несколько делем, словно грибы, спрятались круглые постройки с балкончиками, верандами и небольшими яслями с посадками зелени и овощей.

Перекидные плетеные мосты соединяли ближайшие строения, а свисающие с них фонари, словно гирлянды, освещали все вокруг разноцветными огнями. Завороженный, я, как ребенок, крутил головой, чтобы ничего не упустить.

Редкие полянки, окружавшие широкие стволы деревьев, покрывали камнеломки и ползучие мелкие цветы.

— Мне было лет пять, когда вода стала прибывать с периодичностью в год и затапливать деревни и поля. От мерзлой Оттальной погибели с Хребта не было спасу. Тогда-то старшие из общин и порешили строить дома на возвышениях, где в любую погоду и время года тальник не доползет до спален.

Зачем старик начал рассказывать мне эту историю, я так и не понял, но перебивать не стал. Не вежливо. Может, онодинок и поговорить-то не с кем. А тут я под руку попался, и вот решил он меня пригласить к себе, чтобы скрасить вечер одиночества. Не убьет же меня странный слепой чудак. Сегодня уж точно, раз позвал прийти завтра с рассветом. Я затерялся в своих мыслях и очнулся, лишь когда Бенеста замолк.

— Погоди, что за тальники?

— Ледники с Хребта Гумы тают по весне и топят Теневой лес — ну, тот, где ты нынче. Земли, то бишь. Разумеешь, бестолковый?

— Да, понял я. Дальше-то что?

— А дальше люди искать пошли пропитание, — протяжно вещал старик, — люди здесь разные. Ты особо языком-то не трепи. Много наемников, рабов и скитальцев понаехали. Жизни новой искали. А выбраться отседава уже не смогли.

— Бенеста, от меня-то ты что хочешь?

— А тебя я учить стану. Темные времена грядут. Вижу, что не простой ты малец, раз заблудший в Темном лесу шастал.

— С чего ты взял?

— Ну то, что ты не местный: говор твой мне это рассказал и мокрые твои сапоги. По Темному ходят только заблудшие, да демоны амхи. Вреда не приносят, только пугают всех жутко стонами своими, да скрежетом клыков из пастей зловонных.

— Ты, дед, байки-то не трави, меня страшилками не запугать.

— Как знать. Как знать, — Бенеста рукой поманил меня войти в дом, поставил на плиту чайник и тяжко опустился на табурет. — А еще тени твои вижу. Роятся в тебе, бурей вьются, вырваться норовят, да боятся заблудиться, бестелесные. Но все будет, все будет. И свобода им станется, и ты завладеешь Теневым. Все придет.

Бенеста опустил ладонь мне на плечо и сжал ее в немой поддержке.

Я вернулся в башню, когда солнце опустилось за пики леса и небо окрасилось яркими красками. Я приметил, что на стеллажах с тайнами стало больше книг: беспорядочно сложенные, они вытесняли друг друга, сминая страницы и корежа обложки. Призадумавшись, я принял решение сделать в библиотеке перестановку: все равно я не смогу заставить себя спать. Наблюдения Бенесты взбудоражили мое нутро, и сердце не прекращая глухо колотилось где-то в животе от беспокойства.

«Что за тьма грядет на эти земли? И почему меня это так взволновало?»

Растопырив пальцы, я махнул рукой, и шкаф с хрустом расширился. Ввысь взмахнули новые полки, растворяясь в темноте потолка.

«Почему ни с того ни с сего, старик решил взять меня в ученики?»

Книги, расправив страницы, словно выдыхали от облегчения и свободы, ровными рядами строясь по размеру, цвету и толщине.

«Как он смог так точно описать мое внутреннее состояние? Наверняка у старика есть какой-то дар или способность, которая позволяет ему видеть людей насквозь. Не такой уж он и слепец. Возможно, это его проклятье или наказание?».

Я оценил взглядом проделанную работу — шкафы высокими столпами прислонились к стенам и давили со всех сторон. Такой вид библиотеки мне не понравился, и, снова взявшись за дело, я переставил шкафы стройными рядами по всему помещению. Теперь, заполнив все пространство книгами, я заметил, что мне стало легче дышать. Осталось рассортировать тайны по содержанию, степени сокровенности и возрасту владельца.

Под утро, сморенный трудом, я уснул в кресле, прижимая к груди тоненькую книжечку в кожаном переплете с атласной закладкой, торчащей из страниц. Почему-то именно она была роднее всех и выпускать ее из рук не хотелось.

Солнечный луч упал мне на лицо. Поморщившись, я закрылся от него рукой, пряча глаза в сгибе локтя. Сон перешел в дрему, и где-то на задворках разума недовольный Бенеста цокал языком и разочарованно вздыхал.

Тело заныло от неудобной позы. Нежась в объятиях ускользающих иллюзий, я потянулся. Позвоночник хрустнул. С груди соскользнула книга и едва коснулась пола, когда моя рука молниеносно схватила и прижала ее обратно.

Я вскочил на ноги, опрокинув кресло, распахнул глаза и окинул библиотеку быстрым взглядом, вспоминая, чем занимался полночи и где конкретно нахожусь. Амхи, Бенеста будет в ярости! Хотя с чего бы?

Не тратя времени, я ворвался в умывальную, суетясь, привел себя в порядок, по пути заскочил на кухню и схватил первое, что попалось под руку. С вялым мятым яблоком во рту я тенью вырвался через окно в сторону города.

Я затормозил на крыше старика, чуть не съехав по влажной от росы черепице. Оказавшись на земле, я прислушался, успокаивая бешено колотящееся сердце. В доме гремела посуда, и что-то пыхтело, булькая на плите. Соскользнув с ветвей на веранду, я опустился в плетеный стул и, скрестив руки на груди, принялся ждать, когда Бенета выйдет, чтобы, посмеявшись, упрекнуть его, что заставил меня ждать.

Ничего не происходило. Спустя минут десять я, растеряв весь пыл и чувство юмора, отчаявшись, направился к двери.

Дверь со скрипом распахнулась, ударив меня в лоб. Искры посыпались из глаз, и на них выступили слезы. Придержав дверь, чтобы она ненароком еще раз не приложила меня по лицу, я уткнулся в нее ушибленным местом и наигранно застонал.

— Кто здесь? — раздался у меня над ухом приятный женский голос. И — шутки в сторону — я мигом забыл о травме и выглянул из-за двери как раз в тот момент, когда это прекрасное создание сделало то же самое. Копна курчавых непослушных волос рассыпалась длинным каскадом, изумрудные широко распахнутые глаза заинтересованно уставились на меня, а пухлые губы раскрылись в изумленном «О».

«Такими губами должна владеть самая искушенная и нежная любовница. Этот рот должен целовать только меня!».

Окинув бегло ее фигуру, я понял, что зря опустил взгляд: теперь мысли понеслись дальше, и остановить их я был уже не в состоянии. Тонкая ткань легкого летнего платья не скрывала ничего: каждый изгиб, мягко и плавно выступающий под тканью, придавал незнакомке желанности и женственности.

— Я здесь, — промямлил я, моргая, чтобы стряхнуть наваждение мелькающих эпизодов порочной фантазии.

— М-м-м, — разочарованно протянула девушка и, всучив мне стопку тарелок, столовых приборов и салфеток, вернулась обратно в кухню. Я проводил ее взглядом, любуясь тем, как платье изгибается, когда она, наклонялась, чтобы достать тарелки из нижнего шкафчика, и как оно вытягивается, делая талию девушки еще тоньше, задравшись, оголяет стройные бедра, когда ее рука потянулась за висевшей почти под потолком кружкой. Я сглотнул вязкую слюну.

— Ты опоздал, бездельник! — недовольно проскрипел за спиной Бенеста. Я подпрыгнул на месте, и тарелки в моих руках жалобно зазвенели, норовя выпрыгнуть и разлететься в разные стороны фарфоровыми осколками.

— Но я же здесь.

— Что тревожит тебя, Темный? — сведя брови, уставился на меня невидящим взглядом старик. — Ты неспокоен. Волнуешься. Руки вон трясутся. Что стряслось? Архана, ты здесь, дочка? — Бенеста сделал шаг вперед и заглянул в кухню.

— Да, отец, уже почти все готово, — девушка вынырнула из-за двери и аккуратно опустила в руки отца полотенца и блюдо с источающим божественный сладковатый аромат румяным хлебом.

Проглоченное по дороге яблоко перевернулось в желудке и от голода подступило к горлу кислым послевкусием.

— Идем, проказник. Держи мысли глубже — сверкаешь, как перегорающий фонарик на ветру, — ехидно усмехнулся Бенеста и толкнул меня локтем к столу, стоящему под крупной веткой дерева, которая служила преградой для солнечного жара.

Я помог Архане накрыть на стол. Завтракали молча.

Я напряженно двигал челюстью — аппетит куда-то испарился. Хлеб казался безвкусным куском спрессованной соломы, мясо — тоже. Я механически перетирал еду зубами, как корова. Архана звенела ложкой, нервно перемешивая чай и внимательно наблюдая за тем, как из кипятка рождается в чашке смерч. Всеобщее напряжение не передалось лишь старику. Он, размеренно смакуя каждый кусок, пережевывал свою еду и запивал ее густым темным терпким напитком. Доев и промокнув рот, он поднялся на ноги.

— Идем, Юга, — он протянул дочери руку, и она положила его ладонь себе на голову. Бенеста поцеловал ее в макушку и направился к ступеням. — Спасибо, дорогая, все было очень вкусно. Мы вернемся к закату. Не задерживайся, прошу тебя.

— Да, отец. Я постараюсь, — она опустила голову, пряча улыбку в упавших прядях волос, и, встав на ноги, начала убирать со стола.

Наблюдая за искренними чувствами отца и дочери, я почувствовал, как что-то внутри меня заскребло и заныло. За грудиной начало стучать, до боли отдаваясь в ребрах. Приложив руку туда, где было больно, я низко поклонился Архане и бросился догонять Бенесту, который уже отшвартовывал лодку.

— Куда мы?

— Тут недалеко есть тихое место. Как раз для тебя подойдет. Живые туда ходят редко, а мертвые тебя не потревожат. Они должны признать в тебе хозяина. Только тогда ты сможешь почувствовать свои земли.

— Ты постоянно говоришь какими-то загадками, — насупился я, присаживаясь на край лодки, где сидел в прошлый раз, когда старик вез меня к себе домой.

— Какие же тут загадки? Я сказал все, как есть. А уж верить мне или нет — решать только тебе. Чем раньше ты осознаешь свою значимость для Теневого, тем легче и быстрее станешь собой. Послушай, — Бенеста протянул вперед ладонь и ждал, когда наши руки соединятся, — чем сильнее ты — тем послушнее амхи, — почти шепотом изрек старик. Сумасшедшие бредни дряхлого деда начинали выводить меня из себя. Я знаю, кто я и какова моя сила. Я знаю, что я не такой, как все. Но при чем тут земли? — Чем строже ты к себе, тем послушнее земли. Ты — это тени! Ты — это демоны! Ты — это мир этих земель. И только ты сможешь править на них и одаривать свой народ.

— Бенеста, давай уже, вези меня в свои тихие места.

— Ты не веришь мне, но ты поймешь все сам. Со временем, — он похлопал меня по рукам и взялся за весла. — И не места, а место. Оно одно.

— Хорошо, — смирился я и глубоко вздохнул. Мысли об Архане были приятнее, чем разговор со стариком о тенях и демонах.

— Не смей о ней думать. Дочь моя не для тебя. Ты погубишь ее, нахаленок.

— Я и не думал, — пожал я плечами и отвернулся, чтобы увидеть веранду, где девушка собирала крошки со стола и провожала нас взглядом.

— Я всегда чувствовал свет и тьму. Светлые сюда приходят редко. Только тьма властвует на землях Теней.

Я устало потер переносицу и, подтянув к себе колени, уперся в них подбородком. Бенеста еще что-то долго говорил, пока лодка медленно продвигалась среди монументальных стволов многолетних деревьев.

— Бенеста, давай я буду веслами работать, а ты отдохнешь и подремлешь?

— Проказник, — погрозил пальцем старик и рассмеялся. Дальше мы плыли молча. Зловещие тени и тишина играли на нервах и заставляли волоски на руках подниматься дыбом. Что-то в этом, как сказал Бенеста, тихом месте было не так.

— А! Понял, наконец? Чего притих? Не боись, тут спокойно. Буйные не обитают, а те, что вошкаются по заводям, сами страшатся и чураются живых. Почти на месте.

Причалив к крошечному островку, лодка уткнулась носом в кочку и замерла. Бенеста выпихнул меня на сушу и оттолкнулся от нее веслом. Дед удалялся все дальше от берега, а я стоял, не веря в то, что он готов бросить меня тут одного.

— Да тута я, тута. От тебя подальше, чтобы не зацепил меня тьмукой своей. Давай, распахавай рубаху. Изучать тебя будем. И портки сымай.

Стоять среди топей в чем мать родила — так себе удовольствие. От каждого дуновения ветра по телу пробегали мурашки. Я сжался от холода и прикрыл причинные места.

— Выпрямись, чего сгорбился, как старуха худая? Что ты закрываешь свою силу, показать боишься? — старик повел головой, подергал руками и вытянул их, словно хотел поймать меня, если задумаю прыгнуть в воду. Бенеста вздохнул и начал, завывая, монотонно петь: — Доись! Выгони злобу, что бьется в тебе птицей узною[1]! — я вжал голову в плечи. От стыда я готов был провалиться под воду. Что ж он так горланит-то? Мертвые не потревожат? Да они гурьбой с того света придут, чтобы заткнуть ревущего старика. Его гулкая песня разносила ввысь и растворялась в лесной тишине. Я почти чувствовал, как нечистые духи и хилые низшие амхи хихикают, прячась в потемках и зажимая пасти. — Не томись обидой темною, что снедает твою душу!

Ничего не происходило. Выслушав до конца песнь очищения — как я уже позже узнал от Бенесты, это была она — я, не говоря ни слова, как можно быстрее оделся, надеясь, что поблизости никого нет. Страшно представить, как я мог выглядеть со стороны: голый парень стоит посреди болота, а старый дед орет на него, уговаривая раскрыться и убрать руки. Срамота!

Старик привез меня к своему дому. Архана помахала нам рукой с веранды. При виде нее я опустил голову, все еще сгорая от стыда и разочарования.

«Как можно было довериться этому сумасшедшему? Как я вообще решился раздеться? Словно в бреду следовал его указаниям и выполнял глупые команды», — мысленно ругал себя я.

— Завтра с рассветом придешь, — тихо сказал Бенеста и ушел по ступеням в дом, а я убедился, что меня никто не видит, и, просочившись в ствол дерева, поднялся внутри него тенью и стремглав помчался к башне.

Весь остаток вечера и полночи я просидел в остывшей воде в купели. Выбираться не хотелось, хоть и тело била дрожь, а зубы стучали. С досады я несколько раз ударил по воде и выплеснул сгусток тьмы в стену, отчего та пошла трещиной. Через миг стена снова была целой, будто ничего и не было.

На следующий день, лежа в постели, я решил не идти к старику. Обида за унижения не отпускала и томила меня, от чего все больше росло мое негодование. Однако тело поднялось с кровати само собой. Словно специально замедлившись, напрягая каждый мускул, ноги делали шаг за шагом, а руки тянулись к воде и терли щеки, вероятно, пытаясь содрать с них кожу. Я не мог понять, что со мной происходит. Тело рассыпалось дымкой и помчалось к дому Бенесты.

Старик сидел в лодке и ждал меня. Почувствовав удар от моего падения в лодку, — будто меня вытряхнули из мешка и с высоты скинули вниз, — старик молча взялся за весла и в полной тишине повез меня в то самое тихое место.

Снова оказавшись вдали от меня, он качнул головой, потряс руками и вытянул их перед собой.

Все внутри меня взбунтовалось. Я готов был сорваться с места и унестись куда угодно, хоть на пустынный берег моря.

— Раздевайся, малец, — спокойно промолвил Бенеста.

— Я не стану больше тебя слушать! — прорычал я.

— Раздевайся, — спокойно повторил он.

Я рванул вперед и с диким восторгом хотел промчаться мимо самонареченного наставника, который опустил руки и спокойно ждал меня на берегу, но что-то откинуло меня назад, и на скорости я плюхнулся в реку, погрузившись с головой под воду. Вынырнув, я заполз на остров. Мокрая одежда прилипла к телу и тянула вниз.

— А разделся бы — не вымок, — хитро улыбнувшись, злорадно заметил старик.

— Как ты это делаешь? Чем ты привязал меня к себе? — лютовал я.

— Это не я. Демонам твоим любо здесь. Вот и куражатся над тобой. Потешаются. Обуздай, выпусти их. Покажи, что они без тебя ничто, бестелесные облака.

— Да как же…

— Сколько времени ты провел в этом лесу? — вдруг перевел тему дед.

— Несколько месяцев. Словно меня водило что-то, пока башня не притянула на свет. На пляж. Тот, что на пустоши.

— Демоны твои и водили. Выпусти, говорю. Освободись хоть на время от их гнета, и почувствуешь свою настоящую силу. Готов? Раздеваться будешь?

— А толку-то? Уже мокрый.

— Ну, дело твое, — снова потряс головой Бенеста. Он вновь проделал весь ритуал и запел песнь очищения. Выслушав завывания старика, я остался стоять посреди островка, обреченно опустив голову.

И снова Бенеста привез меня к дому. Снова Архана помахала, а я направился к башне.

Пытки старика над моим самолюбием продолжались несколько месяцев. Я боролся с желанием сорваться с места, вспоминая неудавшееся купание в болоте. Раздеваться я все еще не решался. Я ждал окончания песни, сидя на кочке и опершись локтями на колени. Слова ее я помнил и готов был выть вместе со стариком. Как ему еще не надоело все это — ума не приложу. На его месте я бы давно уже сдался. И все же он день за днем привозил меня сюда и пел.

— Что я делаю не так? Или нет — что ты хочешь, чтобы я сделал? Для чего эти ежедневные катания на лодке туда-сюда?

— Ты должен принять себя и освободиться.

— Кому я должен? Зачем ты издеваешься надо мной? К чему эти унижения с раздеванием? Зачем ты настаиваешь на наготе? Это… неловко.

— Что здесь такого? Я и везу тебя туда, поскольку там никого нет. А я не вижу тебя. Я же слеп.

— Ладно. Давай попробуем иначе. Я выполню все, что ты говоришь. И, если ничего нового не произойдет, ты больше не повезешь меня туда. Да и к чему все это вообще? Я бы мог добраться в болота и сам, а ты бы уже ждал меня на месте.

Лодка прибилась к островку.

— Раздевайся.

Я, скрипя зубами, резкими движениями выдернул рубаху из штанов и, скомкав, швырнул ее на землю.

— Доволен? — проскрипел я.

— Вполне. Штаны не забудь.

Пыхтя и шипя себе под нос, я сбросил оставшуюся одежду и пнул ее ногой к рубахе.

— Готов?

— Ага, — я закатил глаза и, подбоченившись, выставил себя напоказ, отставив ногу. Нате мол, любуйтесь, кому там очень надо!

В этот раз что-то пошло иначе. Когда Бенеста запел, с первых же нот что-то внутри меня задрожало, дернулось и сорвалось с места, выплеснувшись в сторону. Я пытался уловить взглядом хвост тени, но она была быстрее и растаяла в лесной чаще. С другой стороны внутри меня тоже что-то дернулось и вырвалось на свободу. И тут под песню старика меня начало швырять по острову и отщипывать от меня кусками темноту, которая бурлила во мне. Когда старик замолк, я лежал на земле, трясясь, как осиновый лист, и, кажется, бредил.

Старческая теплая рука коснулась моего плеча, и я вздрогнул.

— Ты близко. Слишком близко, — шептал я Бенесте, — отойди, рано еще… Уйди, прошу, — стонал я сквозь слезы.

— Не бойся за меня, малец. Все будет хорошо. Мне они не навредят.

Старик помог мне подняться на ноги: медленно, сначала уперевшись руками в землю, а после, удержав равновесие, я встал на колени. И тут произошло то, чего я не ждал — все тени, что вырвались из меня, разом вернулись обратно. Я, словно губка, впитывал их обратно, превозмогая боль от вывихов суставов, треск растягивающейся кожи и жуткий гул в голове, возвещающий о возвращении домой. Я сцепил зубы и гудел, еле сдерживая крик.

Щелчок.

Конец.

Темнота.

[1] производное от слова «узник».