Матрёшки

Ирина Костевич, 2018

Когда мама немножко сходит с ума, дедушку захватили в плен пираты, а сама ты хочешь стать ведьмой, то… жизнь внезапно забрасывает тебя в техникум, где учат росписи по дереву. И как с этим жить? Героине Маше лет ещё немного, но она повзрослее иных взрослых тётенек будет. А всё потому, что поняла одну интересную штуку. В повести рассказывается о постижении непростого ремесла художественной народной росписи. И не менее сложного другого ремесла, а может быть, даже и искусства: принятия других людей. Автор – лауреат Всероссийской премии на лучшее произведение для детей и подростков "Книгуру".

Глава 1

Теперь я под наблюдением. Как опасная преступница. Почти как мой дедушка. Вот так…

А начиналось всё хорошо. Утром мы с папой собрались в парк. Папа там будет бегать, изображая канадского лося, я — искать секретные травы и листочки. Новая девочка Ева из второго подъезда научила делать ведьмину лестницу. Пообещала показать ещё кое-что. И мы будем вызывать духов, если я всё сделаю правильно.

Поэтому я волновалась и ждала этой прогулки. В парк меня одну не пускают. Станут пускать, когда исполнится двенадцать. Но мне важно стать ведьмой как можно раньше. И не только потому, что молодые ведьмы выглядят получше старых. Есть другой важный повод. Потом расскажу.

Скоро осень уже. Светло, весело, сорока за окном стрекочет, ещё одна Сорока — уличная белая с чёрным кошка, сидит на крыше гаража и лапой глаза трёт. С балкона арбузом пахнет! Но утром арбуза не хочется, и мама приготовила банановые блинчики. Мой огромный папа ест и мурлычет от счастья. И всем нам хорошо.

Неплохо было, и когда мама сказала: «Сюрпри-из!»

Именно в этот момент ей позвонили. «Да-да, внизу уже открыто. Поднимайтесь на третий этаж, квартира семь!»

«Кто?» — благодушно спросил папа.

Тут-то мы с ним и узнали, кто… Вернее, ЧТО.

Пока двое рабочих прикручивали повыше-повыше камеры слежения, мама, скрестив руки на груди, улыбалась и нежно на нас с папой поглядывала.

Рабочие справились быстро. Я хотела взять обрезок провода — в таких проводах иногда бывают внутри проволочки, из которых удобно делать кольцо. Но мама сжала моё плечо, вывела в коридор и шикнула: «Не трогай, пусть сами убирают, я им плачу!» Так и осталась я без материала для волшебной вещи. А ведь, если правильно сделать такое кольцо, а потом положить его под камень на перекрёстке старых дорог в лесу, то можно понимать язык животных. Только надо, чтобы оно там лежало три месяца, три недели и три дня, и ещё заклинания требуется читать над этим камнем в лунную ночь: ровно в середине срока, то есть через полтора месяца, полторы недели и полтора дня. Ева мне говорила, какие заклинания, только я их не запомнила. Там в стихах.

«Все стихи — это заклинания, ты что, не знала?!» — удивлялась тогда Ева. У Евы серые волосы, как будто их рисовали простым карандашом. Волосы тоненькие: сразу видно, что карандаш этот был остро заточен. А кожа почти прозрачная. Ева очень умная, я таких девочек ещё не встречала. Она пообещала мне потом написать эти заклинания. Но я должна пройти испытания. Страшные испытания! Да. Мне придётся страдать. И я готова, потому что знаю, чем займусь, став ведьмой.

Итак, мы пошли с папой в парк, а мама осталась дома радоваться камерам и проверять, правильно ли они подключены к её «второму я». Так папа называет мамин айфон. Если правильно, то значит, Маша-Маша (речь идёт обо мне) будет в полной безопасности. И под полным присмотром.

Поэтому я маму очень люблю. Но вот за такое — ненавижу.

Зачем маме камеры слежения за мной? Мы и так всё время рядом. А если я вдруг не дома, значит, я в школе. Даже с Евой мы общаемся потому, что теперь будем учиться в одном классе. Хоть Ева и старше на год. Мама сказала, что Ева потеряла год, потому что болела. И ей даже делали операцию. Как это — потерять год? Будто мы их ходим и в корзинку собираем, как грибы. А иногда там дырка — был год, и нет года. Вывалился. Где же он тогда?

Мама уходит, вот зачем нам камеры слежения. Покидает меня. Но не бросает — хотя я слышала, папа именно так и выразился. Мама остаётся. Но теперь её не будет рядом. Она идёт учиться.

Хотя в парке я тогда нарвала и листья клёна, и листья дуба (папа помог, дотянулся), и несколько стеблей цикория, а дома нашла перья почти дикого гуся из зоопарка и даже иголку дикобраза, ведьмину лестницу я делать не стала.

Потому что это тайное дело. Не для камер слежения. А у нас теперь нет камеры только в туалете. Но ведь унизительно делать волшебную вещь в туалете.

Тогда я позвонила Еве из второго подъезда, и она пообещала дать напрокат настоящую лестницу, чтобы я смогла залезть повыше к этим камерам и заклеить их скотчем. «А лучше исцарапай иголкой объектив» — советует Ева. Что мне за это будет, Ева обсуждать не захотела. «Ведьмы должны страдать, чтобы разозлиться и стать сильнее!»

Две одноглазые камеры — получается, два чёрных глаза. И глаза эти недобрые.