Все, как у всех

Ирина Лемешева, 2020

Герои повести – наши современники, которые в суете и водовороте жизни не разучились чувствовать и любить. Не все дороги ведут их к полному счастью. И порой так непредвиденны их поступки. Но такова жизнь. Книга читается легко, буквально на одном дыхании, и оставляет за собой шлейф воспоминаний. Мария Метлицкая: "Герои повести Ирины Лемешевой любят, страдают, жалеют, сомневаются, делают ошибки и находят выход, предают и остаются верны. Словом, они – одни из нас, они живые, и поэтому интересны. Рекомендую к прочтению".

Глава четвертая

Лето прошло быстро, пролетело в каких-то мелких заботах. Главное — он наладил связь с детьми. Сначала это была переписка короткими эсэмэсками, а потом они встретились — в той же шашлычной. И были шашлыки и салаты, лепешки, хумус и соленья. И совсем рядом были любимые лица — загорелые, повзрослевшие. Они не виделись почти 4 месяца. Вроде немного? Много, очень много. Он чувствовал, что пропустил что-то в их жизни, и это что-то не вернуть, не восстановить. Они не задавали вопросов, не напрашивались в гости. А он не звал, не был уверен в их реакции.

В сентябре их развели по суду, и только тогда Лера сообщила о происшедшем их общим друзьям. Это был эффект разорвавшейся бомбы. И отголоски этого взрыва он ощутил сразу.

В октябре был день рождения у двоих из их компании, с разницей в три дня. Уже годы справляли традиционно: пикник на природе, гитара, капустник с переодеваниями, байки — анекдоты, много вина, мяса, зелени и хлеба. Было у них свое место в лесу под Иерусалимом — длинные деревянные столы, места для мангалов. В этом году его не позвали. Жены его друзей, с которыми он учился в университете, встали дружной стеной (тогда он понял, что женская солидарность — это реальность и сила). Они дружили семьями ещё до репатриации и не могли, да и не хотели видеть на месте Леры другую женщину.

Он встретился с ними в баре после работы. Поздравил. Но чувствовал, что разговор не клеится, ловил их взгляды — непонимающие, сочувственные и осуждающие одновременно. А ещё — их задело, как он мог столько времени хранить в тайне эти долгие отношения с Лизой. Они пили пиво с солёными орешками, перебрасывались ничего не значащими фразами и только в конце Борька, с которым они дружили с седьмого класса, неуклюже спросил:

— Как же так, брат?

Ему ужасно хотелось показать фотографии Лиз — она была очень фотогеничная. Рассказать, что он чувствует с ней каждое утро, поведать об их неспешных пятничных вечерах, когда она включает торшер и достает из футляра свою виолончель. И пространство их салона заполняется медовыми протяжными звуками, не спеша повествующими о чем-то очень важном и понятном только им двоим. Он хотел рассказать, но понимал — нет, не поймут. Осудили, заклеймили. И это надолго, если не навсегда. По дороге к стоянке Борька не выдержал и задал вопрос, который, видимо, мучил его весь вечер.

— Слушай, а нельзя было всё это…ну..как-то так…потихоньку? — его друг неловко развел огромные руки. Он понял этот неумело сформулированный вопрос и ответил словами Леры:

— Нет, нельзя. Нельзя жить во лжи.

Осень началась рано и неожиданно — никакого перехода от изнуряющей жары к затяжным дождям. Как — то внезапно наступал вечер, вползали в дом на мягких лапах сумерки, театрально завывал ветер за окном, и колотился в стекла дождь, по которому так скучалось летом.

Лиза не любила верхний свет, включала торшер, который зачем-то запихнули в багаж её родители и который, на удивление, дошел целым. Старая вещь, место которой, в лучшем случае, на блошином рынке, он удивительно вписался в их незамысловатый интерьер.

— Я назову его Марик, смеялась Лиза. — Он, так же, как и ты, дарит свет.

Она приходила домой раньше, готовила, красиво накрывала на стол, то есть придавала ужину какой-то внутренний и глубокий смысл, помимо поглощения пищи. Так было, когда они встречались, так осталось и сейчас. И он был ей очень благодарен за это.

Им не нужны были подпитки для их отношений — частые походы в кино, в театр или на концерты. Им было настолько тепло вместе, настолько органично они себя ощущали дома, даже находясь в разных комнатах, что это удивляло обоих. Макс приходил поздно, а потому все эти длинные и дождливые вечера они были дома одни.

По субботам иногда ехали к морю — брали термос с кофе, черный 90% — ый шоколад — ее любимый, теплые пледы, чтобы постелить на пляжные стулья и укутаться, насколько это возможно. Сидели молча, наблюдая за свинцовым морем, за танцующими волнами, оставляющими пенное кружево у их кроссовок, за белой цаплей, которую сносило ветром, но которая упрямо гуляла по воде,смешно переставляя длиннющие ноги.

Если начинался дождь — возвращались домой или прятались в прибрежной кафешке, где их уже знали и приветливо улыбались, принимая заказ. Ничего особенного: какой-то горячий чечевичный суп, скорее, даже не суп, а похлёбка с румяными гренками, или чипсы с кебабами, которые они поливали кетчупом, или просто теплый хумус с островками оливкого масла на поверхности и щедрой горстью кедровых орешков. Его подавали с чуть подпаленными по краям питами, от которых пахло костром, и с крошечной салатницей, в которой теснились мелко нарезанные соленые огурчики. И это было невероятно вкусно.

Несколько раз съездили навестить Лизиных родителей. Посидели душевно и тепло, и Лиза видела, как приятны им эти посиделки. Теперь они не будут так одиноки и оторваны — в декабре Макс переезжал в этот городок и, хотя жить собирался на съеме, но тут-там сможет заскочить к деду — бабе, уделить им внимание.

Иногда Лиза думала, как несправедливо всё-таки устроена жизнь: почему ее сын должен был вырасти без отца? Почему она оказалась так оторвана от родителей, живя с ними в одной стране? Почему они не имели возможность часто видеть своего взрослеющено единственного внука? И почему, наконец, они с Марком не пересеклись в той, прошлой жизни? Они,

жившие в одном городе, ходившие в один зоопарк, обожавшие одни и те же качели в городском парке и бегавшие после уроков в"Снежок" — кафе — мороженое в тенистом сквере в самом центре города. У них, познакомившихся в другой стране, были общие воспоминания: о любимых кинотеатрах и ноябрьских демонстрациях, о булочках с изюмом и огромных арбузных развалах на известном на всю страну базаре, о бочках с таким холодным морсом, от которого ломило зубы, и который, по слухам, делали из ее любимых конфет — барбарисок. Они оба выращивали в больших картонных коробках шелковичных червей, кормили черепашек мелкими белыми цветочками, называемыми в народе"кашка", и запускали весной привязанного за лапку майского жука.

Но судьбе было угодно, что они не встретились там, в их теплом южном городе. Там он встретил Леру. Все восхищались сочетанием их имен — Марк и Валерия. И вообще, они были пара во всех смыслах. Он как — то показал ей фото. Были… Она, Лиза, совершенно не имела планов уводить его из семьи. И это, наверное, тоже была судьба, чей-то план сверху.

И были его дети, сыновья: Леон и Давид. Она очень хотела познакомиться с ними и понимала, как непросто это осуществить. Кто она в их глазах? Любимая женщина их отца или разлучница, уничтожившая привычное течение их жизни, сломавшая их семью?