Пока не отопрёшь дверь

Ирина Мист

Моё время – после захода солнца.Моё время – перекрёстки.Перекрёстки миров, где сплетается реальность и то, что находится по ту сторону жизни.Рассказы в стиле мистического реализма. Книга содержит нецензурную брань.

Игра со смертью

Кто бы мог представить, что однажды окажусь за одним столом со Смертью. Мы не могли договориться, когда дело касалось моей жизни. Но покер увлёк нас настолько, что уже несколько часов кряду мы играли, без перерыва.

Кто дёрнул меня за язык предложить не кому иному — самой Смерти разыграть партийку и, может быть, получить отсрочку в Никуда. Игральные карты, которых сроду не было в моём доме, заменило таро. Мрачновато-демоническая колода, со строгими чёрно-белыми рисунками. Под стать ситуации.

Свет включать не стала. В ход пошли ритуальные свечи в витых подсвечниках. Вряд ли мне доведётся в ближайшее время творить ритуалы. Резной алтарный столик с изогнутыми ножками в эту ночь превратился в игральный.

Всегда мечтала уйти из жизни пафосно, чтобы запомнили. Когда ещё выпадет такая возможность? Уж точно не в этой жизни. Смеюсь — не всё потеряно. Чувство юмора у меня странное. Смеюсь, когда нужно биться головой о стену. Миновала опасность — кроет с головой. Его величество страх захватывает в плен, и меня трусит изнутри. Лишь тогда понимаю, насколько близка была к смерти. Вот, как сейчас — на расстоянии вытянутой руки. Её можно даже назвать красивой. Если бы не пустые глаза с холодным кровавым блеском. И бледность. Смертельная — вертится на языке.

За дверью осталась моя жизнь. Распутная и бестолковая. Коралловый шёлковый сарафан с юбкой в пол, танцующей при ходьбе, пляжная сумка и сандалии из ремешков в греческом стиле. В сумке — бикини, очки, пара сигар, очередная книга из серии «Как стать счастливой». И прочий хлам — развратно-красная помада, не отправленные письма, записки-памятки, старые чеки. Всё осталось там, в коридоре. Здесь — царит готика. Сумрак, свечи, карты, впервые не для гадания. И ставка — моя жизнь.

Есть две темы, над которыми готова смеяться всегда. Смерть и секс. Две стороны жизни. Зачатие и умирание. Даже оргазм — маленькая смерть. Открываю любую книгу о сексе. Как не засмеяться — наивные советы, наверное, для тех, кто мужчину видит впервые. И это адресовано женщинам, которые мечтают разнообразить семейную жизнь. Надоел им секс на люстре, хочется чего-то более извращённого. А тут советы — устройте романтический ужин и сделайте массаж. Не могу удержаться от смеха, когда дело касается секса. В моём мире секс давно существует без любви. Я её потеряла за очередным поворотом жизни и закрыла дверь. Смерть не терпит смеха. Сакральна и неотвратима. Смеёшься, чтобы не взглянуть в глаза страху. И даже тот нервный дрожащий смех застревает в глотке.

Сейчас даже мне до него. В голове, как заезженная пластинка, залипая и повторяясь, звучит: «Смерти бояться не нужно. Смерть свою — любить надо». Знакомый мужчина шепнул на ухо молодой жене, а через два дня его вынули из петли. Много лет прошло, а фразу помню, гуляет она по свету от человека к человеку, задержавшись на мне.

В надежде, что не видит, бросаю на Смерть быстрые взгляды и соглашаюсь. Смерть — любить надо. Но заглянуть ей в глаза не рискнула бы. Затягивает, как бездонный чёрный колодец.

Ночь на исходе. Карта прёт. Как в первый раз в казино. Говорят — новичкам везёт. В первый поход мне пришло каре с раздачи на пяти-карточном покере. Четыре дамы — как сейчас помню. Потом возле меня дежурила охрана, чтобы уличить в шулерстве — карта шла всегда. Одна выигрышная комбинация за другой. Почти с раздачи. Вообще была везуча в то время. В деньгах, картах, любви.

Сейчас — да, кто его знает. В картах пока везёт. В любви, кажется, нет. Ловлю себя на том, что всё чаще задерживаю взгляд на лице напротив. А ведь влюбляюсь. В свою Смерть. Что скажешь — прекрасна. И уже не знаю, хочу ли я выиграть. Или пусть продолжается игра, полная страха, риска, безумия. Расскажешь — ведь не поверят.

Почему Смерть обязательно должна быть женщиной? Почему Бог — светлокожий мужчина с тёмными волосами? Кто вообще сказал, что это мужчина? Только потому, что он сотворён по образу и подобию божьему, а женщина — из ребра человеческого? Или потому, что женщина вкусила яблоко и познала истину?

Напротив меня мужчина. У кого-то и муза женщина, свою — я называла Музом. Бывший любовник. Столько всего сделала в попытках доказать ему, что хоть чего-то — да стою. Мой вдохновитель. Кого, как не его называть Музом. Однажды, измотанная мыслями о нём, попросила убраться из моей жизни. Крикнула в ночное небо: «Уходи, совсем уходи!» — и тут же вдохновение покинуло меня.

У кого-то перед смертью вся прожитая жизнь проносится, как кадры кинофильма. В моей голове — одна бредовая мысль сменяет другую.

Сейчас место Муза занял господин Смерть в начищенных до блеска ботинках. Они даже схожи — их решения не оспаривают, мольбы, слёзы, стенания остаются без внимания. Длинными изящными пальцами с идеальным маникюром Смерть раздаёт карты. Удача, кажется, отвернулась от меня — проигрываю несколько партий подряд, но пока веду в счёте. Скидываю две карты. Беру недостающие. Смерть пристально смотрит на меня. А мне впору приписывать новое поражение. Ситуация курьёзна донельзя, только я могу влипнуть в такое. Смерть заглядывает из-за плеча, поджидает за поворотом, на дне моря, в летящем по встречке автомобиле, самолёте с отказавшим двигателем, вливается в кровь смертельно опасной дозой, дышит в лицо.

Моя — сидит напротив, и лишь последнее верно. Глупо улыбаюсь и выпаливаю:

— Перекусим? Есть страшно хочется.

Кажется, потеряла весь разум. Выскальзываю из комнаты, протискиваюсь по тесному проходу между двумя мирами — Смертью и островком жизни, всё больше скатывающимся в мираж. Его можно назвать словом «вчера». Вчера собиралась заняться фитнессом. Под креслом, рядом с весами, лежат оранжевые гантели, ещё с ценником. Вчера хотела пойти на пляж. Вечером пригласить подруг из вчерашней жизни посмотреть под фондю сопливый сентиментальный фильм о романтической любви, о которой все говорят, пишут, снимают кино, но в жизни она заканчивается до того, как успела начаться. Заодно промыть косточки мужчинам, потом всё же решить, что они лучшие. С кем, как ни с ними теряешь голову. Вчера с лёгкостью строила планы на завтра. Только завтра уже нет, и не будет. И выигрыша в покер — тоже. Я давно живу между прошлым, где было всё, и будущим, о котором мечталось. Вместо настоящего — дыра. А сейчас, впервые за долгое время, я здесь, в настоящем — основательном, как гранитная плита. Прошлое ушло, будущего не будет.

Открываю холодильник, вытаскиваю продукты для фондю. Наскоро сооружаю сырную тарелку — режу кубиками маасдам, ломтиками пармезан, выкладываю горгонзоллу, в фондю её добавлять извращение — самое место на тарелке. Кисть винограда, грецкие орехи, миндаль. Ставлю розетку с прозрачным мёдом цвета жжёной карамели. Пир на весь мир. Ага, проще надо быть. Гулять — так гулять. И шампанское.

— Решила меня накормить? — голос у Смерти густой, как звук медного колокола, режет пространство и звучит глубоко внутри. — Почему ты решила, что я довольствуюсь сыром и фруктами, а не пью свежую кровь младенцев и девственниц?

— Я не младенец. И не девственница. Много лет как. Так что моя кровь вряд ли тебе понравится. Шампанское? Или Смерть предпочитает чистый этиловый спирт, когда под рукой ни младенцев, ни девственниц?

— Сойдёт. Ну, что проигравшая…

Смерть стоит рядом. Его пальцы, ледяные пальцы смыкаются на моей шее, сжимают, перекрывая доступ воздуха, ногти впиваются в кожу. Я ещё дышу, со свистом втягивая тонкую струйку воздуха. Не думала, что мне нужно много, гораздо больше. Всю жизнь дышала вполсилы. Делала вполсилы. Жила вполнакала. Воздуха не хватает, смотрю в его глаза, прекрасные затягивающие в тёмный омут, в которых пляшут отблески свечей, и уже не жёлтые — бордовые. Краски меркнут, предметы теряют очертания, становятся похожими на мягкие часы Дали, сползают, сливаются в единую серую массу, которая начинает вращаться всё быстрее и быстрее. Тьма накрывает меня. Вдруг воздух с шумом врывается в горящие лёгкие. Пощёчина возвращает к жизни. Голова кружится. Плачу, истерически смеюсь и начинаю нести какую-то чушь.

— Предупреждение, — говорит Смерть. С тебя история. Понравится, продолжим, нет — уходишь со мной.

А я только хотела напиться. И раствориться хоть в алкоголе, хоть в его глазах. Он дьявольски прекрасен. Встреть его где-нибудь в обычной жизни, не поверила бы, что такой, как он может обратить на меня внимания.

— Отказываешься? Как умереть хочешь?

Только что была на волосок от гибели, до сих пор цепенею от ужаса, стоит вспомнить его руки на шее. И вдруг начинаю болтать обо всём, что приходит в голову. Всегда так делаю, лишь бы не остаться один на один со страхом.

— Не отказываюсь. Но рассказывать истории — к ветру. Это он шныряет по свету. Со дня сотворения мира, а, может, и раньше. Я так не научилась. Знаешь, как я хотела разгуливать с ним? Представляешь — я и ветер. Мечтала забраться на гору, и чтобы он рвал на мне одежду, одну на двоих. И рассказывал истории — одну за другой. А я бы слушала, кивала головой, соглашалась. Иногда словечко вставляла бы, да разве он услышит? Он забирался бы в волосы, спутывал так, что только ножницы парикмахера могли бы их отстричь и вместе с историями выбросить в мусорную корзину. Всегда искала места, где могу говорить с ветром.

Когда-то — так же гонялась за смертью, искала с ней встречи. Садилась в машины к незнакомцам, бродила ночами в пустынных парках, резала вены, стояла на козырьке крыши, заплывала так далеко, что волны сносили от берега, а я из последних сил возвращалась и на дрожащих ногах выходила на пляж. У меня где-то сбиты настройки — сломан инстинкт самосохранения. Людей не так боюсь, как оказаться в собственной комнате — одна и в кромешной тьме. Выключатель не могу нащупать, нажимаю — света нет. Свечей тоже. Даже если есть — зажигалка сломана, спички отсырели, батарейки в фонарике разрядились. А рядом, совсем рядом — шорохи, шёпот, чей-то взгляд и ледяное прикосновение к щеке.

Сейчас оказалась нос к носу со своим страхом, разве что комната озарена дрожащим светом свечей, отражающихся в зеркалах и оконных стёклах.

— Не могу рассказать историю, чтобы отыграться. Нет вдохновения, а муза покинула меня.

— На роль музы я не гожусь. Зачем ты меня искала?

Его глаза затягивают. Может, такой и должна быть любовь. Смертельной. Так что умираешь ещё при жизни, растворяешься в чужих мыслях, крови, пульсации сердца.

Смерть завораживает необратимостью и неизбежностью. До дрожи боюсь её. Она всегда была где-то там, далеко. Люди умирали на расстоянии. Не видела, как на моих глазах жизнь по каплям истекает из них. Не видела, как она обрывается внезапно.

— История…

— Почему ты мужчина?

— История моя или твоя? У тебя есть шанс отыграться.

Слёзы застилают глаза, горько усмехаюсь — уже нет.

— Впервые вижу человека, который даже не пытается. Неужели тебе не за что уцепиться?

— Я и так мёртвая наполовину. Давно живу вполнакала.

— На полную не пробовала?

— Предлагаешь начать? Ты ведь Смерть. Ты за мной пришёл.

Смерть тасует карты.

— Люблю достойных соперников. Ты на слизняка похожа. Уйти хочется. Хотя сыр замечательный. И шампанское ничего. Твой последний шанс — игра.

— У тебя нет других занятий, кроме как перекидываться со мной в карты, ужинать при свечах и предлагать поиграть?

А ведь сыграть хочется. Предлагают жизнь на блюдечке — не ценишь. Выжить один шанс из тысячи — адреналин бурлит в крови. Сколько глупостей я сделала в пылу азарта, только ради вызова. Я так давно не хватала вызов за хвост. Вот она — настоящая жизнь. Адреналин, борьба, погоня. Страх на подкорке, который только высовывает свою доисторическую голову. А ты бежишь, думать будешь после. Завтра. Если наступит завтра.

— Правила твои? — спрашиваю у Смерти.

— Конечно. Лишь на время жизни человека я не властен над ним. Да и то — как посмотреть.

— Какая игра? — мой голос дрожит. — А вдруг? Ведь это шанс вырваться и снова жить, как когда-то, давно. Всё время под дозой адреналина.

— Твоя любимая — «Кошки-мышки». Выиграешь — будешь жить. Полчаса форы. И твои мысли — только твои.

— Ты читал мои мысли? — кивает. — Все? — щёки пылают от стыда. Значит, вся игра была блефом.

— Полчаса идут.

Натягиваю первое попавшееся платье. Тот самый коралловый сарафан, сую ноги в балетки, хватаю сумку, автоматически проверяю документы и деньги. Запираю зачем-то квартиру, то ли чтобы воры не забрались, то ли чтобы Смерть оставить там. И то, и другое лишено смысла.

Влетаю в ночную мглу. Кажется, ночь затянулась. Тусклые мерцающие звёзды. Мертвенно-бледное сиянье луны. Медовый свет фонарей. Блёклая нефритовая зелень. Всё словно окутано туманом. Выбегаю на дорогу, ловлю первую попавшуюся машину. Прошу отвезти на вокзал. Время засечь забыла, действую по наитию. Мысленно подгоняю водителя, чтобы ехал быстрее. Светофоры отключены — и мы несёмся по пустой дороге, не останавливаясь.

Расплачиваюсь. Влетаю в здание вокзала. Беру билет на ближайший поезд. Пять минут форы у меня есть, может — десять. Не знаю, куда еду. Без разницы. Снова свободна и снова живу. Дышу полной грудью. В голове теснятся ночные переживания. Кажется, это было в прошлой жизни. Не помню такого щемящего чувства свободы. Когда я успела отрезать свои крылья, разодрать их по перьям и вышвырнуть в окно? Снова хочу ощутить себя дочерью ветра. Улететь, да, какая разница, хоть за тридевять земель. Слушать его истории — одну за другой. Просыпаться утром, чувствуя, что весь мир — у моих ног. Эх, какую бы дорогу сегодня выбрать? Налево, направо? И начну с образа. Волосы состригу напрочь, поменяю гардероб. Мысли кружатся в голове, и я вместе с ними хохочу и кружусь в пустом здании вокзала. Пока я переиграла. Ворвалась за пару минут до отправления в последний вагон моей жизни.

Пустой вагон. Спать не хочется — какой сон? Кровь бурлит — забытое чувство авантюризма. Что вспомню потом, как не мгновения, когда сердце плюхается в пятки, а душа поёт. Смешно — чтобы вспомнить, как душа поёт, нужно встретиться со Смертью, а ещё лучше махнуть в ночном поезде туда, где никто не ждёт, удирая от неё. В городок со странным названием Л. А ведь я почти влюбилась в свою Смерть. И мне немного одиноко без него. Воспоминания толпятся в голове. Сейчас бы ручку и блокнот. Пустынный перрон, качнувшись, медленно отплывает вместе со скамейками и фонарями.

Город остался позади. Темень и лес обступает со всех сторон. Может, и сочиню когда-нибудь историю об этой безумной игре со Смертью и своим побегом. Теперь Смерть преследует меня, ищет в городских закоулках.

А вдруг она в поезде? Что для неё расстояния? Просчитать меня — проще простого. Куда махнёт человек, чтобы исчезнуть? Сесть на самолёт и улететь за полчаса не успеет. Остаётся вокзал. Можно и в городе спрятаться, но жить, озираясь — так себе удовольствие. Кажется, слышу тяжёлую поступь Смерти у себя в голове.

Выбегаю в тамбур, поезд мчится на полной скорости. Ни одного полустанка. Всё, что могу — спрятаться. Вылетаю в другой вагон. Бесполезно. Найдёт. Выбраться на крышу. Как? До одури боюсь высоты. Поезд несётся. Пустые вагоны. Полчаса закончились. Шаги в голове, взгляд в спину… или мне кажется?

Сердце сжимается. Мысли скачут, как подбитые зайцы. Цепенею от ужаса, ледяные ладони, сердце стучит в висках и где-то в горле. Хотя не ясно, чего боюсь. Пила со Смертью, глядя в глаза. Но ожидание смерти страшнее смерти. Еду в пустом поезде. В котором нет пассажиров. Найдёт — не найдёт? Бегу в вагон-ресторан.

Пустые столики. Только за одним — мужчина. Мне нужен хоть кто-то, чтобы не оставаться одной. Не задумываясь, сажусь напротив. Хоть один нормальный собеседник за ночь. Прикасаюсь к руке, привлекая внимание. Шаги, в голове… кажется, они звучат позади меня. Раздумываю о том, не впиться ли ему поцелуем в губы — сто раз видела такие трюки в фильмах.

— Только целовать не вздумай, — слышу знакомый голос. Ещё полчаса?

Проиграла. Да, и кого хотела переиграть? Сижу напротив Смерти. И мне уже не плакать хочется — смеяться.

— Не стоит.

Столько лет я была рядом с ней, пересекалась, ждала встречи. Может, ну, его, не бежать больше. Остановиться. Выпить на брудершафт.

— Историю вместе сочинять будем? Начнём банально?

— Однажды… — подхватила я, — так начинаются истории? Итак, однажды одна уже немолодая женщина и Смерть рванули на первом попавшемся поезде. Не зная — куда и зачем. Потому что жизнь наскучила, а смерть — она под боком. От неё не уйдёшь, особенно когда сама пришла за тобой. Не хочу историю.

— Знаешь, куда несётся поезд?

— Прямиком в преисподнюю, а я мертва?

— Умрёшь — путешествовать не будешь. Уж точно, не на поезде. Так что наслаждайся. Чего хочешь?

— Безумные желания?

— Только без недвижимости на Мальдивах. Да, ты и не хочешь.

— Лошадку хочу, и нестись навстречу ветру. Свободы, может, немного любви. Она кстати есть? Или ну её. Когда у меня совсем нет времени, даже мысли лезут простые. Не хочу ни в музей Прадо, ни в кругосветку. Юбку длинную хочу, украшения, чтобы позвякивали. Как в Индии носят или в Афганистане. С колокольчиками. Странное желание?

— Перед смертью чего только не заказывают. Некоторые даже смерть врагам. А ты даже любви не просишь.

— Историю хочу — всего одну. Зато бесконечную, и чтобы я снова верила в то, что бывает долго и счастливо, и чтобы в один день. И жить — без вины и мук совести. Без слов «нужно» и «должна». И не бояться.

— Смерти? — если это уместно по отношению к Смерти, он усмехался нагло и беззастенчиво. — Скучная ты. Лучше б недвижимость на Мальдивах заказала. Ну, что юбку, лошадь, мониста, свободу и долго и счастливо?

— И музыку. Или музыкантов уличных. Остальное найду.

— Куда поедешь?

— Куда глаза глядят, решу на рассвете.

— Навещу тебя как-нибудь. Не против?

— А я могу быть против? Смерти бояться не нужно. Смерть свою любить надо.

— Посмотрим.

— Пугаешь?

— Предостерегаю.

Рассвет застал меня в пустом купе. Медленно всходило солнце. Кровавое солнце, извещающее мир о новом дне. За окном простирались заросли дикой розы. В голове играла музыка, кажется, что-то индийское или цыганское, словом, восточное. И единственная мысль — научиться кататься на лошади и махнуть в конный поход. Чтобы ветер путался в волосах, и смерть дышала в спину. Кого-то манит жизнь, меня — смерть.

Вышла в городке с названием Л. Налегке, без мыслей, звонкая, как пустой стакан. Улыбаясь, брела по сонным пустым улицам, заглядывая в витрины магазинов. Увидев показавшуюся вдалеке машину, протянула руку — остановить её. С мягким шуршанием водитель замер у тротуара, медленно опустилось тонированное стекло. Заглянула в салон — внутри сидит Смерть. Сердце сжалось в комок. Глянула ещё раз: «Дьявольски похож. Показалось», — промелькнуло в голове, и я села внутрь.