Четыре жизни

Ирина Романова, 2019

Дана – обычная девчонка, в жизни которой не происходит ничего необычного. Но, как принято по закону подлости, в один момент ее жизнь настолько круто меняется, что по мотивам ее приключений остается только писать книги! Девушка узнает, что ее предок изменил ход истории, за что был проклят. Теперь Дана должна исправить это немедленно, иначе её жизни грозит опасность! Но как она это сделает? Интересно? Тогда скорее начинай читать эту захватывающую историю и узнай, какой ценой Дана будет спасать свой род от проклятия!

***

— Ну почему, почему ты меня подставляешь так? Предатель! — сокрушалась я на телефон, — нашел, когда разрядиться!

Понимаю, что все очень странно начинается, позвольте объяснить.

Меня зовут Дана, заканчиваю 11 класс, вот-вот и у меня начнутся экзамены. Моя жизнь не похожа на интересный рассказ. В ней все настолько посредственно, что я учусь даже не на аттестат с отличием. Не знаю, связано ли это с тем, что мои интересы сконцентрированы в одном направлении или потому что я лентяйка, но факт остается фактом. Я обожаю историю, всю жизнь мечтаю оказаться где-нибудь во времена дворцовых переворотов в России или быть участницей средневековых казней в Европе, мне до дрожи в коленках кажется это невероятно интересным. Именно поэтому я очень часто на других уроках (помимо истории) рисую в тетради картинки, будто я фрейлина императрицы Екатерины II или близкая подруга Изабеллы Кастильской.

Если же опустить мои фантазии, то в обычной жизни я живу с бабулей — Агатой Викторовной. Несколько месяцев назад умерла моя мама, отец очень тяжело переживал это, и чтобы забыться брал много работы на дом, часто уезжал в командировки. Бабушка видела, как мне тяжело оставаться дома одной, они с отцом приняли решение, что мне лучше пожить у нее.

Будучи подростком, я по-своему пережила эту утрату. Мне было больно и обидно, я винила себя, что не уделяла ей достаточного внимания, что не понимала ее заботы, а самое главное, не слышала ее «криков о помощи». Чтобы не показывать окружающим свою причастность к смерти мамы, я стала грубой, замкнутой. В школе перестала общаться с друзьями, мне никто больше не был нужен.

Конечно, мое состояние не могло не сказаться и на учебе. Помимо того, что у меня итак не было выдающихся способностей к обучению, теперь не имело смысл ничего. К экзаменам я не готовлюсь, уроки делаю кое-как. Еле-еле тяну предметы на 4 и 5, но думаю, учителя ставят мне такие оценки закрытыми глазами, понимая, что мне не до учебы. Я им благодарна за это. Хотя бы бабушка думает, что у меня все хорошо. Пусть так и будет.

Бабушка безумно меня любит. Конечно, единственная внучка, да еще и как две капли воды похожа на её дочь. Она делала для меня всё и даже больше, поэтому я отношусь к ней очень уважительно, со всей любовью. Которую только могу ей дать.

Так вот, поскольку бабушка очень трепетно относилась ко мне, я старалась её не разочаровывать, поэтому всегда звонила, когда шла с занятий. Но сегодня именно тот день, когда телефон подставил меня, он разрядился, когда уже почти закончился первый гудок. Я нервничала, поэтому на всякий случай ускорила шаг.

В этом году, как никогда, уже в начале мая стояла нереальная жара. Я, справляясь с дискомфортом, ходила в школу в закрытой черной одежде и кедах, но такой прикид только приближал меня к скорейшему обмороку.

Я настолько ускорилась, что казалось, мой шаг превратился в спортивный бег, подошва на обуви, казалось, полыхала!

— Отлично, — сигнал зеленого светофора показывал еще 10 секунд. — Я успею! — пробормочу себе под нос.

Вовремя проскочив по зебре на другую сторону, я, не сбавляя шагу, направилась дальше, но мой марафон прервал дикий собачий крик. Я обернулась и увидела, что на дороге лежит беленький комочек шерсти, вокруг него образовалась лужа крови. Щенок скулил, а его лапки бились в мучительных судорогах.

Отключив всякую логику, я понеслась спасать собаку, о чем очень скоро пожалела. Я ведь не учла, что светофор показывает последние секунды зеленого сигнала! Как только я вышла на проезжую часть, почувствовала, как в замедленной съемке, сильный толчок и через секунду я лечу, успевая осмотреть все вокруг, особенно ошарашенные глаза водителя. Удар пришелся четко в область живота, и меня откинуло на приличное расстояние от места происшествия. Дико больно, такое ощущение, что я оказалась под огромным прессом, который скоро оставит от меня только маленькую лужицу. Секунда, две, три и боль резко исчезла. Странно… Может, болевой шок? Ладно, не больно и хорошо, я, наверно, просто испугалась. Лежу и смотрю в ярко-синее небо, оно такого же цвета, как мои глаза, подумав об этом, я широко улыбнулась и на мгновение закрыла глаза.

— Гав, гав! — услышала я прям возле уха.

От неожиданности меня как током прошибло, я открыла глаза и увидела ту собачку.

— Эй, дружочек! — я повернула голову в его сторону, — мы с тобой, оказывается, живчики! — улыбнулась я и протянула к нему руку.

Пес весело вилял хвостом, пока я нелепыми движениями пыталась встать с асфальта.

— Солнышко, ты безумно милый, пойдем со мной? Познакомишься с нашей собакой, его зовут граф! — я наклонилась, чтобы взять собаку на руки.

Его молочная шерстка с коричневыми пятнышками на спине и вокруг правого глаза была такая пушистая, что казалось, как будто он облачко. Милый пес с умным взглядом. Я начала гладить, не могу унять своего умиления по отношению к нему, разговариваю, как дебилка, кривляя идиотские гримасы, ну знаете, так делают многие взрослые, когда видят малышей.

По всему телу снова проскочила волна, будто прошибло током.

«Наверно последствия шока» — подумала я и направилась в сторону дома.

Собака начала ерзать на руках, я боялась его уронить и аккуратно посадила на землю, а он начала звать меня куда-то:

— Я, к сожалению, не понимаю собачий язык, но, по-видимому, мне придется идти, но потом сразу пойдем к бабушке! — кричу вслед уже давно скрывшейся за углом улицы собаке.

Я бежала за собакой, которая вела меня по каким-то странным закоулкам, которые раньше я никогда не замечала. Оказывается, она вела меня к бабушке!

— Молодец! Как мне тебя звать… Дюк! — ляпнула первое, что пришло в голову, — Надеюсь, что это мальчик — усмехнулась я. — Ты большой молодец, как ты узнал, где живет моя бабушка?

Бабушкин дом, пожалуй, ничем не отличается от среднестатистического. Дворик с небольшим палисадником, в котором растут ароматные лилии всех цветов! Странно, что от такой жары они еще не завяли, но думаю, это стараниями бабули они выглядят прекрасно! По двору бегает немецкая овчарка Граф.

— Дюк, видишь? Это тот самый, про которого я говорила тебе! Он невероятно ласковый, вы подружитесь! — заманивала пса, приближаясь к калитке.

Граф любимчик всех членов нашей семьи. Несмотря на свои размеры, он очень уютный! Особенно зимними вечерами, когда он любит залезть между толпой людей и греть их всех своим теплом. Думаю, ему это нравится!

Сам дом обложен белым кирпичом, смотрится аккуратно. На крыше тоже есть полуэтаж, там моя отдельная комната, без меня в ней никто не живет. Я сделала в ней все по своему вкусу.

Дюк, не подавая голоса, молча смотрел на меня и на двор бабушки. Он явно дал понять, что входить внутрь он не будет.

Я оставила его на улице, обещая скоро вернуться. Аккуратно открываю калитку, Граф подошел ко мне, обнюхал и, присев на задние лапы, поклонился и начал протяжно скулить.

— Граф, ты чего? У тебя новолуние сегодня? — посмеялась я.

Прохожу немного дальше по двору и открываю тяжеленую деревянную дверь, которую красили уже наверно миллион раз. Я ее отпустила и дверь с грохотом захлопнулась в миллиметре позади меня. Стой я ближе к ней, получила бы хорошенько по затылку!

— Дана? Это ты? — послышалось из дальней комнаты.

— Да, бабуля! Я пришла! — отозвалась и прошла дальше по коридору.

В доме гробовая тишина. Обычно, когда бабушка дома, у нее работает радио или телевизор. Приближаясь, слышу тихие всхлипывания, мне это не нравится, неужели что-то случилось?

Бабушка сидела в своей спальне, в ней все сделано «Аля бабушкин дизайн». Посередине комнаты стоит железная кровать, на которой лежит толстенная перина, из-за этого кровать кажется высоченной. Возле небольшого окошка с прозрачными ажурными занавесками стоит журнальный столик. На нем лекарства от давления, снотворные таблетки, блокнот с ручкой. В последнее время она очень беспокойно спит, бабушка сама рассказывала, что ей снятся плохие сны, и она подолгу из-за этого не может уснуть. Сейчас она сидит на стуле рядом с этим столиком, ко мне лицом, но почему-то делает вид, что не видит, может, обиделась? По ее щекам стекают градины слез.

У нее зазвонил телефон, это было так громко, что мелодия отразилась эхом в моих ушах. Я сморщилась и крепко заткнула уши ладонями.

— Сашенька, да ты понимаешь, что сейчас они ничего не могут сделать, они подключили ее к аппарату искусственного жизнеобеспечения! Но так долго нельзя, если она не придет в себя в ближайшие три дня… я боюсь такое произносить… — бабушка снова заплакала.

Она разговаривает с папой, он как обычно в длительной командировке, мы с ним практически не видимся. Бабушка начинает заливаться слезами еще больше, я не могу на это смотреть, мое сердце будто сейчас выскочит из груди, оно бешено стучит, слышу его даже в ушах.

Я сажусь перед бабушкой на колени, положив ее свободную руку в свои. Она такая горячая. Рассматриваю ее: такие же ясно-голубые глаза, пусть и заплаканные. Слезы стекают по ее морщинистым щекам, капая на мои руки. Я протягиваю руку, чтобы стереть слезы с ее лица, но вижу, как по ее телу пробегает легкий холодок, это заметно, потому что у нее появились мурашки. Она вздрагивает и отдергивает руку.

— Сашенька, будем надеяться на то, что наша Даночка справится, у нее сильные гены, дед наш вон какой! За всю жизнь ни разу не болел. И наше золотко справится. Я буду держать тебя в курсе всего происходящего. Пока. — она бросила трубку и снова принялась реветь.

Тут до меня начало доходить медленно, но верно. Вот почему мы с Дюком, как ни в чем не бывало, встали и пошли по своим делам, не ощущая боли. Вот почему бабушка меня не видит! Я настолько ужаснулась всему происходящему, что каждая волосинка на теле встала дыбом, а дыхание сперло настолько, что несколько секунд я не могла сделать ни единого вдоха. Мое подсознание мечется из угла в угол.

— Даночка, солнышко мое, держись! — сказала она сквозь слезы.

Бабушка просто встала и прошла сквозь меня. Теперь по моему телу пробежали мурашки. Но что я нахожу странным: если я призрак, то почему все чувствую? Почему я смогла ее за руку взять?

— Бабуля! — подбежала я, пытаясь схватить за руку. Но она не почувствовала прикосновения.

Пытаюсь анализировать происходящее. Я типа призрак? Или кто?

— А! Стоп!! Как я могу быть призраком, если бабушка сказала, что я вроде как в больнице и, кажется, еще жива?! Эта история становится все интересней, а мне все больше непонятно… что же делать теперь? — размышляла я.

Слева от меня стоит шкаф с большим зеркалом, я замечаю его и решаю подойти. Как смешно, вместо себя я вижу… Ничего!

Опустошенная выхожу во двор, ощущения внутри не из приятных. Дюк по-прежнему сидит на том же месте. Когда я подошла, он начал жалобно скулить и, лежа на животе, закрывать лапками свои глаза. Он все понимал с самого начала и привел меня сюда не случайно. Ему нужно было, чтобы я узнала.

— Умничка! — я погладила его по макушке, и он встал.

Подав голос, он позвал меня за собой в сторону леса, который находился неподалеку, за ним заброшенные пруды. Мне всегда было очень страшно туда ходить, не знаю, насколько это правда, но бабушка рассказывала, что там по ночам убивали случайных прохожих, топили их в прудах, закапывали в мусоре, под деревьями, а порой бросали и так, только прежде, чем их находила полиция, лисы уже успевали полакомиться самыми вкусными частями тела.

Представляя эту картину, я боялась даже вечером просто выходить за пределы двора. Не знаю, правду она говорила или нет, но, думаю, это вполне возможно. Однажды мы с папой шли через этот лес, я видела и пруды, и лис, и кучи мусора. Люди-свиньи, не берегут природу…

Как я и предполагала, мы пришли в тот самый лес, Дюк уселся возле двух сросшихся в виде арки акаций и ждал, когда я его догоню. Я шла неспеша, осматривая всю окрестность. Мимо меня, прямо перед носом, пронеслась лиса. Она такая облезлая, даже шерсть у нее была не сильно рыжая, а хвост, как у мыши, тоненький и страшненький. Дюк начал громко лаять, напоминая, что ждет меня. Я подошла, он запрыгнул в арку. Я за ним.

Мы оказались, будто по ту сторону зеркала. Вроде тот же лес, только тут ничего не цветет, трава желтая, все цветы пожухлые, а деревья и вовсе без листвы, стоят голые, ветви черные, будто обожжены. Мы проходим немного дальше, на горизонте виднеется один их прудов, еще немного пройдя вперед, начинаю чувствовать тошнотворный запах. Это смесь гнили, застоявшейся воды, гари и разлагающихся трупов. Фу! Сочетание не из приятных!

За деревом замечаю какую-то фигуру. Я окликнула ее, а она, заметив меня, прыгнула в воду. Подбегаю к краю пруда, примерно на его середине торчит голова.

— Не бойся, я ничего тебе не сделаю, выйди сюда! — приманиваю я.

Это была девочка лет семи, ее тело такое пухленькое, сине-зеленого оттенка, в волосах тина, глаза впавшие, а на глазных яблоках мутно-белая пелена. Выглядит, как… хмм… труп! Бедная. Что с ней случилось?

Она настолько ужасна, что я боюсь смотреть на нее. Вдобавок этот мерзкий запах, потому что возле пруда еще начало нести тухлой рыбой… совсем немного и меня стошнит…

Она медленно двигается в мою сторону, на ней нет никакой одежды, ужас, боюсь представить, как она умерла тут…

Девочка, наконец, вылезла, теперь я вижу ее во весь рост, и это зрелище, поистине, ужасно… она с опаской шла от берега и, наконец, присела на край лавочки возле меня. Она смотрела своими прозрачными глазами и молчала. Я подсела.

«Ох, этот запах…» — подумала я.

— Как тебя зовут? — выдавила я с трудом.

— Катя, а тебя? — девочка повернулась ко мне лицом, я увидела разлагающуюся плоть на ее лице.

Мне нужна ровно одна секунда, чтобы сглотнуть рвотный рефлекс!

— Меня Дана зовут. Как ты здесь оказалась? — я прекрасно понимаю, что это труп, не думаю, что есть смысл спрашивать, где ее родители и почему она здесь одна.

— Десять лет назад я гуляла возле дома, родителей не было, за мной присматривала соседка — тетя Валя. Она периодически выглядывала в окно, чтобы убедиться, что я на месте, несколько раз звала в дом, но я оттягивала время, хотелось еще погулять. Потом ко мне подошел дядя и предложил пойти к пруду посмотреть на рыбок. Я сказала, что мне надо предупредить тетю Валю, а он сказал, что уже ее предупредил. Я согласилась, и мы пошли.

Стоя возле пруда, я высматривала рыбок, но было темно и невозможно было ничего разглядеть. Я расстроилась, хотела попросить отвести меня домой, поворачиваюсь, а он штаны снимает. Сказал мне тоже раздеваться, чтобы мы смогли поплавать в озере, там точно я их увижу. Он приказал мне тоже раздеваться…

Девочка остановилась, чтобы сглотнуть комок, который мешал говорить, по ее щеке потекла слеза.

— Мне было очень стыдно, и я начала плакать. Он ударил меня по лицу, и я упала на мокрую грязную землю, потом он потащил меня на лавочку, стянул мои трусы и начал делать мне очень больно, я кричала, плакала, а он так сильно меня схватил, что я пошевелиться не могла. Он затыкал мне рот своими грязными трусами, потом повернул к себе и начал совать свою гадость мне в рот, я задыхалась от слез, сопли текли ручьем, он бил меня по лицу, когда я делала не так, как нужно. Во рту я чувствовала вкус крови, потом он развернул меня и опять продолжил свое дело.

Мне уже оставалось только терпеть, потому что поблизости никого не было. Когда он закончил делать Это, я почувствовала, что внутрь меня льется что-то теплое, мне было очень неприятно… мне оставалось давиться собственными слезами…

Катя на несколько секунд замолчала, она снова пустила слезу, но набравшись храбрости продолжила говорить.

— После этого я не чувствовала в себе никаких сил, очень надеялась, что он сейчас уйдет и я вернусь домой.

— Я лежала на лавочке вот здесь, — она положила ладонь на свободное место возле себя, — У меня не было сил встать и одеться. Я лежала молча с закрытыми глазами, по щекам текли слезы. Я думала о том, что родители будут меня ругать, когда узнают об этом.

Он оделся, помыл руки в пруду и, сложив мои вещи в кучу, начал копать яму недалеко от пруда. Туда он закопал мои вещи, — она показала пальцем на то место, в десяти шагах от пруда.

— Потом он взял меня на руки, я испугалась, что все повторится. Он начал раскачивать меня как на качелях, потом отпустил и я полетела далеко вглубь пруда. Я не смогла двигаться, чувствовала, как тону все глубже, плавать не умею. Потом начала задыхаться, вода попала в легкие, тело обмякло, и я пошла ко дну.

Несколько минут я погружалась на дно, но затем стремительно, как пуля выскочила из воды. Вылезла на берег и увидела этого дядьку. Он сидел рядом с берегом и плакал, я аккуратно пробежала за его спиной и бросилась к дому, но дальше леса не смогла убежать. Тут вокруг невидимая стенка, которая не пускает никого, кто оказывается в этом пруду.

— Твое тело так и не нашли? — сглатывая ком в горле, спрашиваю я.

— Нет, я так и лежу там, куда он бросил меня. — ответила Катя.

Дюк начал скулить, и мне пришлось обернуться в его сторону. Он звал куда-то вглубь леса, Катя сказала, что может со мной пойти, она здесь все знает и защитит меня, если это понадобится. Я взяла ее за руку, и мы пошли за Дюком.

— Знаешь, когда я вернусь в мир людей, я обязательно найду способ сказать, что ты здесь, тебя найдут, и твоя душа обретет покой. Обещаю тебе! Я слышала подобные истории, думаю, что смогу разыскать твоих родителей.

— Передай им, что я очень их люблю и прошу прощения, что так получилось! — ответила девочка.

Слезы потекли сами собой, я и представить не могу, что пережил наивный беззащитный ребенок. Ублюдок, который это сделал, очень надеюсь, что сейчас гниет в тюрьме и испытывает такие же муки, как Катя!

Мы прошли несколько метров от озера. Здесь, среди кучи деревьев стоит одинокая лавочка, а на ней кто-то сидит.

Мы подошли ближе, там сидела женщина, ее силуэт был до боли знаком. Мурашки пробежали по телу, с каждым шагом убеждаюсь, что мне не кажется. Она посмотрела на меня, и внутри все оборвалось…

***

Это была моя мама. Без сомнения, это она. Ее золотые волосы, которые струились чуть ниже плеч, то самое оранжевое платье с черными кружевами на рукавах, вот только глаза, они должны быть небесно-голубые, как у всех нас, но они были ярко-красные. Казалось, что они светятся.

Я осторожно подходила, а она напевала колыбельную, которая успокаивала меня, когда было страшно. Как завороженная, я шла навстречу к ней. Страх отступил, сердце колыхалось в груди. Больше ничего не надо, только бы остаться с ней…

Она смотрит на меня своими красными глазами, будто гипнотизируя, а я покорно подхожу и усаживаюсь на колени подле нее, опустив голову ей на колени.

Такое страшное спокойствие одолело меня. Смотрю в одну точку, не могу произнести ни слова. Она напевает песенку и аккуратно гладит меня по волосам, по ощущениям, будто не рукой, а корявой веткой. Подпеваю ей, а из глаз текут слезы.

— Мамочка, надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня, я не смогла помочь тебе, в жизни теперь не расплачусь теперь за свой грех! — роняя градины слез, бормотала я.

Она продолжала гладить меня, я чувствовала стаю мурашек, которые побежали по мне от макушки и до самых пяток. Я понимала, что это она, но в то же время чувствовала что-то чужое мое сердце то наполнялось теплом, то страхом. Впервые эти месяцы чувствовала умиротворенность, но и в то же время дикий страх, эти чувства сменяли друг друга непрерывно. Такое смешанное чувство во мне загорелось, что даже не находилось слов, чтобы объяснить, что со мной происходит.

— Даночка, цветочек мой, я так рада тебя видеть. Мне сказали, что ты здесь, я не могла не увидеться с тобой. Я знаю, что случилось. Я очень хотела тебе помочь, кричала, но ты не слышала… — вдруг заговорила мама.

Я подняла голову, не смогла оторвать от нее глаз, она стала еще красивее, ее лицо светилось, кожа была чисто белая, руки холодны, но я чувствовала теплоту. Она обнимала меня, а у меня внутри загорался огонь. Как я по этим объятиям скучала, как давно не видела ее глаза, не слышала ее голос…

— Тебе нужно идти, я всегда рядом, я помогу в любую минуту! — она сжала мою руку, а потом положила в нее что-то.

Дюк истерически завыл, мама сказала, что нам немедленно надо бежать отсюда, затем растворилась. Некоторое время я просидела в ступоре в той же позе на коленях перед пустой лавкой. Дюк был настойчив, мне пришлось встать. Я побежала к нему и Кате, которые были уже на старте, они подгоняли меня. Я спросила у Кати, что происходит, а она сказала, что злые духи почувствовали чужую душу и хотят ее забрать, что мне нужно бежать быстрее, а то они заберут. Мы неслись очень быстро, я уже принюхалась к здешним запахам. Бегу, не смотрю под ноги, а зря. Черная тень схватила меня, и я шмякнулась лицом об землю, Катя помогла подняться, а Дюк отгонял тень. Наконец стало видно арку из акаций. Я с прыжка залетела в нее и оказалась по ту сторону. Дюк и Катя не смогли выбраться. Там теперь их дом. Мне кажется, они подружились. Катя помахала мне рукой на прощание и ушла, а Дюк еще немного постоял, ласково виляя хвостом. Я улыбнулась ему, и он побежал догонять Катю.

Столько эмоций в один день. Сейчас я ощущаю вперемешку все чувства подряд, они плавают во мне, как овощи в супе. Но нет времени мечтать. Нужно искать мое тело и думать, как в него вернуться.

Я пошла в сторону бабушкиного дома, оттуда я доберусь в районную больницу, больше некуда. Агаты Викторовны дома не было, на калитке висел замок. Граф еще раз меня поприветствовал и ушел вглубь двора. Я шла по улицам нашего небольшого поселка городского типа, который местные гордо называли городом…

Спустя час я заходила в ворота местной ЦРБ, в отделении интенсивной терапии все врачи бегали из кабинета в кабинет, посетителей сюда не пускают, поэтому в коридоре свободно. Одна из палат была открыта. Она как раз и была моя. Там стояла бабушка и беседовала с врачом. Я встала около кровати и смотрела на себя, это тело уже не подавало никаких признаков жизни. Оно лежало, накрытое до плеч пододеяльником, во рту трубка, подающая в лёгкие кислород, цвет лица бледно-зеленый, никогда не видела себя такой: вся в кровоподтеках, бледная, серо-синяя кожа, ужас! Под глазами огромные синяки, вероятнее всего от сотрясения мозга.

Краем уха улавливаю, что говорит врач. У меня было кровоизлияние в брюшную полость, но все внутренние органы целы, что удивительно. Мне перелили кровезаменители и теперь периодически будут вводить аналептические препараты.

Я подошла к бабушке, села на край кровати рядом с ней. Хотела взять ее руку, но разжав свою правую, обнаружила кольцо, я так крепко его держала, что очертания отпечатались на моей ладони. Что с ним делать?

— Агата Викторовна, извините, но больше нельзя, — оторвал от важного дела голос мужика в халате. На бейджике написано, что он главврач.

— Да, конечно, спасибо, что пустили… — глубоко вздохнув, сказала бабушка.

Я проводила ее взглядом. Затем вошла медсестра и поставила мне капельницу с питательными веществами, чтобы я не голодала. Как мило!

Забыв про медсестру, я принялась рассматривать кольцо. На вид ему уже явно больше, чем мне, потому что Золото, из которого оно сделано, уже потемнело, местами на кольце потертости и даже трещинки. Оно очень толстое, как перстень: мощное и тяжелое. Внутри нет гравировки, а вот снаружи по всей поверхности выгравировано существо, оно очень костлявое. У него непропорционально длинные конечности и пальцы. Вместо глаз вставлены глазковые агаты, с красными слоями. Это довольно редкий окрас! С ума сойти! Они такого цвета, как были глаза мамы в лесу. Что это может значить?

Весь оставшийся вечер под блеск луны я рассматривала этот странный подарок. Что с ним делать? Явно не для красоты мне его мама отдала.

Луна этой ночью совсем другая, она безумно красивая, так и манит к себе. Я подумала, что надеть кольцо будет иметь свой смысл, вдруг… я начала мерять его на все пальцы подряд, но оно такое огромное, похоже на правом указательном более-менее держится. И что? Ничего не изменилось… бесполезная вещь…

В коридоре началась какая-то возня, привезли очередного тяжело пострадавшего, я вышла, чтобы посмотреть, а что в скучной палате все равно сидеть? Привезли женщину, ей лет 40.

— Обширное кровоизлияние в мозг, срочно готовьте операционную! — волновался главврач.

Услышав это, я вспомнила, что у мамы было похожее. Я зашла в процедурную, хотела понаблюдать. Медсестры говорили, что у женщины геморрагический инсульт головного мозга. В ее случае это субарахноидальное кровоизлияние. Это такой вид, при котором кровь скапливается под мягкой мозговой оболочкой, состоящей из сосудов и покрывающей головной мозг снаружи. Хоть раз в жизни пригодилось то, что мы в школе изучали. Не самое приятное, что могло бы случиться… бедная, надеюсь, что хоть её они спасут.

Зашел главврач, все уже было готово к «ритуалу». Они кружились вокруг нее, медсестра что–то периодически говорила врачу, наверно, докладывала о состоянии больной. Я вышла, не могла больше на это смотреть. Вспомнила маму, как она мучилась, мое сердце колотилось с бешеной силой, я разрыдалась, не могла больше держать это в себе.

Иду по темному коридору, где-то вдалеке горит лампочка, она источает очень слабый мерзко-желтый свет. Жалко им, видно, на полумертвых пациентов электричество тратить.

А вот и моя палата. Здесь все также холодно и одиноко. Смотрю на себя и не могу поверить, что выгляжу так паршиво, как труп. Но по щекам стекают слезы, невероятно! Такое бывает? Я захотела прикоснуться к себе, такой холодной и безжизненной. В этот момент глаза монстра на кольце начали светиться, я почувствовала жар и оказалась в каком–то поле. Вокруг в десятке километров ни души. Супер! Как мне теперь себя искать? Камни начали мигать, и передо мной сгустилось какое-то облако. Потом оно приобрело четкие очертания — это был монстр, изображенный на кольце. В жизни он такой же. Худой, высокий, напоминает отдаленно скелет, но костей не видно, наверно, он не ел уже несколько тысячелетий. На нем намотаны какие-то лохмотья, напоминающие одежду, даже точнее мантию, как у монахов. Ростом метра два с половиной, длиннющие руки, они свисают ниже коленей, еще и пальцы как корявые ветки. Ноги тоже очень длинные, они полусогнуты в коленях, думаю, с его ростом по-другому ходить было бы невозможно. Лицо очень костлявое, четкая линия скул, впавшие щеки, огромные глазницы, в которых сверкают красные глаза. Камни в кольце очень похожи на них. У него нет рта. Когда он, наконец, появился передо мной в полной мере, в голове зазвучал голос:

«Я ждал тебя, Дана. Прошло уже много лет, настало время все исправлять!»

— Кто ты такой? Зачем я тебе? Что должна исправить? — набросилась я с вопросами.

«Я хранитель твоего рода. Не могу сейчас многого рассказать, но очень скоро ты сама все узнаешь обо мне. Сейчас ты должны пойти со мной, и я все покажу!»

— Я еще не вернулась в свое тело, помоги, и тогда пойду с тобой! — ответила я.

Поле вокруг нас начало расплываться, все цвета потускнели, стали полупрозрачными. В просветах видна палата.

За окном уже начало светать, я стояла напротив своего тела, а хранитель рядом со мной. Он указал мне на тело и сказал лечь сверху. Я сделала, как он сказал. Он помахал пред собой длиннющими руками и перед ним появился посох. В голове зазвучали слова, я их не понимала, этого языка не знаю. Он вертел посохом, крутил надо мной, и в итоге постепенно я начала ощущать тело, как будто начала в нем тонуть. Потом сделала вдох и почувствовала, как моя грудная клетка движется, услышала, как кровь течет по венам. Голова раскалывалась, жутко тошнило. У меня даже получилось пошевелить пальцами на ногах, слава Богу, инвалидом не останусь. Постепенно начала ощущать боль в районе живота, совсем неприятная. Кажется, что меня резали и зашивали, ну оно и логично, наверное… это нам не рассказывали на анатомии…

Конец ознакомительного фрагмента.