Джентльменов нет – и привет Джону Фаулзу!

Ирина Степановская, 2006

Джон Фаулз, большой любитель психологических загадок, написал роман, одним из важных вопросов которого является сочетание счастья и свободы. Герои романа Ирины Степановской тоже оказываются перед этой проблемой. Следует ли женщине останавливаться на той роли, которую предлагает ей общество? Должен ли мужчина непременно быть мужественным, чтобы являться источником счастья для своей подруги? Три женщины – бывшая домохозяйка, учительница и журналистка – должны сделать свой выбор.

3

Если характер проявляет мужчина, то все говорят: «Молодец! Стойкий парень!» Если женщина, то все считают: «Стервозная баба!»

Маргарет Тэтчер

Тем временем в аналитическом центре работа уже давно шла своим чередом.

Бывший однокурсник, а теперь шеф Нины Артур Сергеевич Иноземцев внимательно просматривал графики, одновременно прихлебывая кофе. Нина сидела рядом и наблюдала небо в окно, время от времени ревниво кося глазом в сторону своего детища — длинных листов бумаги с четкими столбцами таблиц и вычурными линиями графиков. Наконец, Артур отставил в сторону пустую чашку.

— Ты умница, Нина! Я думаю развивать направление твоей работы.

— Слишком много потребуется расчетов. Боюсь, я не справлюсь одна.

Нина ощущала гордость на законных основаниях. Не зря она трудилась, не щадя своего личного времени. Результаты этой работы превзошли все ожидания.

— У меня есть хороший покупатель на этот материал. — Артур сначала взглянул на донышко чашки, а потом внимательно посмотрел на Нину. — Кого бы ты хотела взять себе в помощники? Постепенно мы образуем новый отдел. Ты будешь руководить. А пока присмотри себе для работы какого-нибудь человечка из наших.

— Боюсь, мне не из кого выбирать. — Нина задумчиво посмотрела через прозрачную перегородку закутка начальника на корпевших за компьютерами в большой комнате сотрудников. — Слишком молодых брать не хочется — времени на их обучение потратишь много, а получишь ли результат — неизвестно. У молодых сейчас нет чувства локтя. Их обучишь, а они тут же уйдут в другую фирму на чуть большую зарплату. Так уже бывало. А те, кто у нас постарше, не имеют нужного образования. Но мне самой хочется продолжать эту работу. Она очень перспективна, на нее будет большой спрос. Наша фирма хорошо раскрутится на этом.

— Подожди-подожди! — Артур просмотрел записи в своем календаре. — Как раз сегодня ко мне должен подойти один человек. По образованию тоже математик, кандидат наук. Работает в каком-то учебном заведении. Может, ты с ним поговоришь насчет работы с учетом своего направления?

— Поговорю.

— Ну вот и отлично. Он скоро подойдет. — Артур свернул листы таблиц и отдал Нине, опять посмотрел в календарь. — Да, уж тогда заодно. Считай, что сегодняшний день у тебя будет потрачен на разговоры. Должна еще прийти журналистка из крупного издания. На нас ее вывел один мой приятель. Ей нужна героиня очерка или что-то в этом духе. Поговори с ней, пожалуйста. Нам очень важно наладить контакты с прессой. Я на тебя надеюсь.

— Я не очень много общалась с журналистами, — заметила Нина, — но почему-то заведомо их не люблю.

— Нина! Ты слишком умна, чтобы произносить такие фразы, — недовольно посмотрел на нее Артур. — Что значит люблю — не люблю! Нам это надо, а значит, ты должна пустить в ход обаяние, хитрость, ум — все, что хочешь, только бы ей понравиться. Расценивай это как служебное задание — вот и все!

Сквозь прозрачное только с одной стороны стекло была видна далеко внизу деловая Москва. Картина оказалась впечатляющей. Нина ею немного полюбовалась и решила, что шеф прав.

— Конечно, Артур! У меня была минутная слабость. Романтическое настроение. Извини. Я поговорю со всеми, кто придет.

— Не сомневался в тебе.

Нина вышла из кабинета и села на свое место. «Ум, обаяние… — вертелись у нее в голове последние слова разговора с Артуром. — Приятно слышать, что кто-то думает о тебе хорошо».

Выдавая чужака, раздался негромкий стук в дверь — свои, входя, не стучали. Нина обернулась — в их довольно просторную комнату шагнул мужчина с бородкой, с пальто, перекинутым через руку, и довольно потертым портфелем. Пальто в первую очередь привлекло внимание Нины.

«Надо же, воспитанный человек! — подумала она. — Не вошел в комнату, как в магазин, прямо в верхней одежде».

Эта мимолетная мысль исподволь расположила ее к незнакомцу. И когда оказалось, что вошедший и есть тот самый преподаватель математики, о котором ей говорил Артур, Нина почувствовала, что ей хочется предложить этому человеку сотрудничество. Она давно уже не встречала мужчин с внешностью чеховских героев, приятными манерами и усталыми глазами. Такая внешность для Нины являлась олицетворением доброты и интеллигентности. (Может быть, в наши дни критерии в выборе спутников жизни и изменились, но во времена Нининой молодости девушки подходили к этому вопросу немного наивно.)

Уже дома вечером, вытирая пыль перед приходом Кирилла, Нина вспоминала свой разговор с Юрием. Он понравился ей, и это навело ее на некоторые размышления.

«Неужели еще что-то можно начать сначала? — думала она, передвигая стулья в кухне, чтобы лучше достать хоботом пылесоса дальние углы. — Я и не думала, что еще способна испытывать волнение лишь оттого, что внешность незнакомого мужчины показалась мне приятной. Нужно ли мне это? Да и не глупо ли влюбляться на старости лет?»

Нина имела в виду, что манера этого человека держаться без хвастовства и готовности услужить, правильная и мягкая речь, руки, не потные и не суетливые, спокойно лежащие на коленях, произвели на нее впечатление. Ей стало казаться, что она уже где-то видела его, или читала о похожем герое, или, быть может, втайне мечтала о таком мужчине во время замужества за Кириллом, самой себе боясь признаться в этих мечтах. Наконец, вот за кого она могла принять Роберта… И давно уже перевернутая страница ее несостоявшегося романа с Робертом вдруг ожила в памяти и стала отголоском то ли когда-то прочитанной книги, то ли забытой песни о любви.

Есть женщины, которые не могут жить без любви. Желание нравиться всем без разбору или какому-то определенному субъекту, часто далеко не самому достойному, стимулирует их потребность выглядеть лучше: модно одеваться, краситься, в общем, как они говорят, пребывать в «боевой готовности». Для чего нужна такая готовность, Нине оставалось неясным. Уж слишком часто наблюдала она, как за подъемом эмоций следовал их спад, разочарование и обобщающие, часто несправедливые заявления типа «все мужики сволочи и козлы!». Зачем же раз за разом начинать романы с «козлами», для того чтобы убедиться в правоте этих замечаний, самой Нине было совершенно непонятно. Только однажды в жизни, в довольно нежном возрасте, пережила она сильную влюбленность в человека, ставшего впоследствии ее мужем. Брак этот длился довольно долго, обе стороны вначале считали его удачным, потом — рутинным. Случайная встреча с хорошенькой девушкой Лизой в одночасье перевернула жизнь Нины и ее мужа, и Нина прекрасно понимала, что причина была в том, что еще до этой встречи в их отношениях с Кириллом исчезло нечто важное. Оба стали считать друг друга хуже, чем были на самом деле. Конечно же, они ошибались, но тем не менее жизнь обернулась для обоих, может быть, не такой уж хорошей, но зато новой стороной.

«Жизнь неплоха и без любовных хлопот, — считала Нина. — Насколько я знаю, многие вдовы не стремятся после смерти мужа вступить в новый брак. Даже с учетом того, что мужчин в возрасте после сорока у нас намного меньше, чем женщин. Может, все дело в том, что пресловутая свобода, столь ценная для мужчин, в конце концов оказывается приятной и для женщин, которые в браке этой самой свободы не имеют?»

Это Нинино суждение всегда опровергала подруга Пульсатилла:

— Как это скучно — работа, дом, дети… Что значит свобода для женщины? Молодость не просто уходит, она молниеносно исчезает, как испаряется последний снег в начале апреля, сдуваемый теплым ветром из потаенных уголков возле заборов и под большими деревьями. Но у нас с тобой впереди уже, увы, не жаркое лето, а лишь желтые листья осени, колючий снег разочарований да тусклый дождик накопленных обид.

— Зато зимой бывает Новый год, — отвечала Нина. — Я люблю теперь встречать его в одиночестве. В девять вечера — ароматная ванна. В одиннадцать — «Большая месса» Моцарта в гостиной, в двенадцать — бутылка вина, вазочка с фруктами и пара бутербродов с икрой. И никакого тебе салата оливье, холодца и буженины, гор грязной посуды утром и ощущения, будто тебя били палками все предыдущие сутки.

— Ой! — махала в ответ руками и морщилась Пульсатилла. — Ты так говоришь, потому что у тебя, как, впрочем, и у меня, до сих пор нет настоящего мужичка! А имелся бы он в наличии, ты бы и о новогоднем платье позаботилась, и вместо расслабляющей ванны стоически бы всю ночь гуляла на каблуках, и наготовила, и посуду перемыла — даже не заметила. И самое главное, это все было бы тебе в радость!

Нина в ответ философски улыбалась:

— Зачем жалеть о том, чего не имеешь? Не жалеешь же ты, что не довелось тебе стать английской королевой?

На это Пульсатилла, гордо покачивая пушистой головой — волосы у нее всегда были уложены в корону, а надо лбом вились, создавая светлый волнистый нимб, — обычно отвечала:

— Откуда ты знаешь? Может, и жалею!

— У них в семье тоже свои трудности, — замечала Нина и приглашала Пульсатиллу выпить чаю.

Но в нынешний вечер, я думаю, Нина не стала бы так однозначно отвечать подруге насчет отсутствия-присутствия в жизни женщины порядочного «мужичка». Утреннее знакомство с Юрием все не шло у Нины из головы.

«Может быть, он женат и у него очаровательная супруга и трое детей…» — думала она, уже заканчивая уборку. Нина читала в каком-то журнале, что возраст около сорока — сорока пяти лет чреват для женщины последними бурными всплесками половых гормонов. Именно в это время, перед вступлением в климакс, организм якобы настроен реализовать угасающую возможность продолжить род. И это как раз и объясняет совершенно дикие вспышки страсти к разного рода подозрительным субъектам у дам постбальзаковского возраста. Кстати, этими же последними всплесками гормонального фона объясняется и тяга мужчин после пятидесяти к молоденьким девочкам.

Нина была очень напугана этой статьей. «Черт побери, — думала она. — Приближается критический возраст! Мне уже скоро сорок два! Как бы не вляпаться как кур в ощип в какого-нибудь идиота!» Поэтому осторожная, рациональная и умная Нина была чрезвычайно разборчива в знакомствах. И сейчас она решила поставить в отношении своего будущего коллеги большой знак вопроса.

«Человек он, безусловно, грамотный, умный. Вел себя на собеседовании достойно. В проблему вник сразу, но особенно большой заинтересованности работой не показал. Может, впрочем, набивал себе цену, — думала она, убирая пылесос на место. — Во всяком случае, у меня еще будет время к нему присмотреться. Поработаем несколько недель, а потом, если от него выйдет толк, возьму его к себе в новый отдел, который обещал организовать Артур. Я полагаю, он действительно хочет сделать меня начальником. Что ж, это будет заслуженно. Все-таки знаний у меня побольше, чем у других сотрудников».

Эти перспективы улучшили Нинино настроение. Ей нравилось думать о своем деле. Она находила удовольствие в поиске оригинальных решений поставленных задач, наблюдая, как длинные ряды цифр ложатся в формулы, непонятные взгляду непосвященного человека, а уже потом облекаются в многообещающие и важные выводы. Она была счастлива, потому что чувствовала свою причастность к современной жизни.

«Как долго я не жила!» — так теперь она думала про свой брак с Кириллом и, не желая зла бывшему мужу, все-таки с чувством удовлетворения наблюдала, как с ростом ее успехов на работе и материального состояния в лучшую сторону меняется его к ней отношение. Но Нина не забыла прошлые годы. Говорят, что тот, кто был счастлив в первом браке, с легкостью вступает во второй. Иногда во сне Нина видела их прежнюю шикарную квартиру, в которой Кирилл теперь обитал один. Она слышала его раздраженный, пронзительно-громкий голос, который слышала много лет: «Ты до сих пор, черт возьми, не погладила мою рубашку? А где костюм? И носки? Куда ты дела носовой платок?»

Она видела во сне себя со стороны и чувствовала ту унизительную торопливость, с которой подавала ему все эти вещи. Она будто слышала голос свекрови, ежедневно звонившей ей по телефону. И все это Нина терпела лишь потому, что когда-то любила этого человека.

«Нет, — думала она, просыпаясь после этих снов вся в поту. — Не быть никому ни в чем обязанной, делать что хочешь — не так уж мало! Ни за что не променяю свою одинокую, но свободную жизнь на прежнюю каторгу рядом с Кириллом! Пусть Пульсатилла говорит что угодно! Но я сейчас счастлива тем, что самая большая проблема у меня — сохранение моего собственного веса в нужных пределах, а все дела по обслуживанию драгоценного тела бывшего мужа пусть на себя берет кто-нибудь другой!»

Последним штрихом ее уборки в квартире обычно бывали заботы о цветах. Те, что росли на подоконниках, Нина на время уносила в ванную и сбрызгивала там из пульверизатора. Срезанные цветы, которые она покупала себе сама, кстати, без всяких комплексов и с удовольствием, Нина тщательно подравнивала ножницами и ставила в старую вазу, давно уже не модную, из тяжелого, толстого хрусталя. Эту вазу, еще в эпоху дефицита, принес в дом отец по случаю какого-то юбилея. И только ее да свой купленный на стипендию польский керамический кофейный сервиз Нина и взяла с собой из старой родительской квартиры, в которой коротала первый год после развода. Больше она ничего не захотела тащить в новую жизнь.

Итак, она поставила в вазу цветы. Это были герберы. Даже в самый тусклый, промозглый день герберы способны улучшить настроение любому человеку. Нине они оказались как нельзя кстати. Их было девять штук — три тройки разного цвета — оранжевые, желтые и красные. Вряд ли Кирилл принес бы ей цветы. Она на это и не рассчитывала. Герберы создавали впечатление спокойствия, ухоженности и достатка. Тем более они показались Нине в этот день как нельзя к месту. Поставленные на низкий столик со столешницей из зеркального стекла, цветы отражались в стеклянной горке для посуды и зеркале, висящем на стене прихожей, и в каждом из натертых до блеска стеклянных бокалов, и в тщательно промытых чашках тонкого белого фарфора.

«Замечательно веселый эффект!» — восхитилась Нина и вдруг подумала, что цветы ей о чем-то напомнили. Она задумалась и через некоторое время вспомнила журналистку, с которой ей велел пообщаться Артур. Медный блеск кудрявых волос в сочетании с красным свитером этой девушки напомнил Нине цветовую гамму гербер.

«Неглупая девушка», — думала Нина, переодеваясь к приходу Кирилла. Она не могла отделаться от ощущения, что журналистка на кого-то похожа. Так неуловимо взрослые дети бывают похожи на своих родителей в молодости. Но Нина точно помнила, что таких ярких рыжих волос не было ни у кого из ее довольно немногочисленных знакомых. Девушка собиралась прийти завтра снова — показать, что ей удалось написать. Нина пыталась вспомнить, как журналистка представилась. Ей почему-то показалось это очень важным. Сразу на имя она не обратила внимания, а потом оно выветрилось и стерлось из памяти.

Нина отбросила в сторону расческу и стала искать в сумке карточку этой рыжеволосой журналистки. Да вот же она! Фамилия Нине ничего не говорила. Но имя! Елизавета Андреевна. Нина положила карточку в тот же кармашек, откуда ее достала. Сердце немного кольнуло. Елизавета Андреевна… Лиза.

Теперь Нина могла дать голову на отсечение, что эта девушка и есть та самая Лиза. Девушка-разлучница, девушка-вамп, что сначала увела от нее Кирилла, а потом сама же бросила его и явилась к Нине уже беременной простушкой, женой бравого молодого офицера. Нина задумалась, подсчитывая. Тогда, четыре года назад, Лиза была готова ехать с новым мужем на край света. Неужели теперь она вернулась? Интересно, с мужем или опять одна?

Нина присела на подлокотник дивана в прихожей, крепко сжав губы. Лиза изменилась. Неудивительно, что сразу ее и не узнаешь. Нет, Лиза не похорошела и не подурнела. Она стала во всем другая, хотя черты лица были прежние. Но вот волосы яркого рыжего цвета… Когда не ждешь человека, трудно бывает его узнать в новом обличье. Но Лиза? Знала ли она, к кому идет брать интервью? И если знала, почему же не напомнила о себе, почему ничего не сказала? Ведь они не были с Ниной врагами. Расстались вообще чуть ли не дружески… Не могла же Нина измениться за эти годы так, чтобы стать неузнаваемой для своей бывшей соперницы?

Нина снова взяла расческу, задумчиво провела ею по голове в разных направлениях. Начесала волосы, пригладила их — получилась модная короткая прическа. Четыре года назад у самой Нины была другая стрижка.

«А кто вообще знает, как жила Лиза там, на краю света, со своим мужем-офицером?» — спросила себя Нина. Кирилл? Вряд ли. Лиза была его женой недолго, всего несколько месяцев, а потом сбежала к молодому мальчику. Спрашивать Кирилла о Лизе неудобно. Вот с Пульсатиллой они несколько раз обсуждали странную трансформацию Лизы из девочки-хищницы в преданную жену-декабристку.

— Это все чепуха, ненадолго! — утверждала Пульсатилла. — Обстоятельства могут измениться, но человека не изменить. Так не бывает, чтобы самовлюбленная девчонка вдруг забыла о себе ради кого-то.

— Но может, она действительно полюбила этого парня, молодого офицера? — возражала Нина. — Подумай сама, что Лиза видела в жизни? Молоденькая и неглупая девочка почему-то представляла свою жизнь все время рядом с какими-то перезрелыми мужиками! Гонялась за их успехом, богатством, а получила-то в итоге — Кирилла! Зачем девчонке это богатство, если обязательным приложением к нему является вечно брюзжащий, всем недовольный муж?

Пульсатилла недоверчиво качала в ответ светлой головой:

— Это с тобой Кирилл вечно был недовольным, потому что ты ему надоела. А с молоденькими девчонками мужики обычно бывают очень довольными!

В возражениях Пульсатиллы был свой резон, но Нине не хотелось ей верить. Да и какой же настоящей женщине может быть приятна мысль, что мужчина, грубый и хамоватый с ней, восхитительно хорош с ее соперницей?

— Ты же сама говорила, что человека нельзя изменить! — говорила она. — Значит, как Кирилл вел себя со мной, так он поступал и с Лизой, только не в первый месяц их совместной жизни, а через некоторое время, когда новизна их отношений уже улетучилась.

Как, оказывается, давно они вели с Пульсатиллой эти разговоры!

Нина посмотрела на часы и встала с дивана. Да, время в воспоминаниях прошло незаметно. Вскоре должен был явиться Кирилл. Нина посмотрела в зеркало, одернула на животе джемпер и осталась довольна собой. Меняют людей обстоятельства жизни! Мало что теперь осталось в Нине от прежней незащищенности, хрупкости и замкнутости, что так, оказывается, раздражали Кирилла. Сама жизнь научила ее быть спокойной, разумной и сильной.

«Сколько же еще бродит по земле загубленных жизнью романтических героинь? — подумала Нина о себе прежней. — Мужчинам выгодно иметь рядом с собой несостоявшихся в карьере женщин, которые обречены под маской жены и матери прятать свой страх перед самостоятельной жизнью и настоящим делом. Такими женами проще управлять, и поэтому все больше и больше женщин не хотят жить в замкнутом пространстве семьи, не имея настоящих интересов, кроме каких-нибудь игрушек — шопинга, шейпинга, домашнего хозяйства и тому подобного».

Нина почти вплотную приблизила лицо к стеклу. Что она хотела увидеть там, в глубине отражения, в собственных темных зрачках? Лицо ее было ухоженным, спокойным и еще достаточно молодым. И нужно заметить, что не увидела она там ничего особенного. Сигнал домофона у двери прозвучал неожиданно, гулко и прерывисто.

«А вот весом вскоре придется заниматься всерьез!» — мысленно произнесла знакомое миллионам женщин заклинание Нина и спросила, готовясь нажать кнопку замка подъездной двери:

— Кто это?

Она не сомневалась, что это Кирилл, но вместо ожидаемого мужского голоса услышала пронзительный вопль Пульсатиллы:

— Это я, Нинок! Умираю!

Нина нажала на кнопку.

«Весьма неожиданно!» — подумала Нина про внезапный визит подруги, но не расстроилась: Пульсатилла и Кирилл давно были знакомы и относились друг к другу не враждебно, хотя и без особого дружелюбия. Однажды, во времена бурного романа Кирилла и Лизы, Пульсатилла засветила в сердцах Кириллу бутылкой по голове, нанеся ему этим не столько физический, сколько моральный ущерб. Но Кирилл уже давно не вспоминал этот эпизод. Его быстро развалившийся брак с Лизой автоматически извинил Пульсатиллу за этот поступок. Во всяком случае, ныне между ними был установлен твердый паритет. Бывший муж и лучшая подруга виделись редко и никогда теперь друг с другом не спорили.

«Какой-то голос у Таньки странный!» — удивилась Нина и вышла из квартиры, приготовившись встретить неожиданную гостью у лифта, как Афродиту, родившуюся из морской пены.

Но Пульсатилла вывалилась навстречу из створок раскрывшихся дверей вовсе не как прекрасный мифологический персонаж. Своим необычно бледным, растрепанным видом она напомнила Нине переварившуюся по недосмотру невнимательной хозяйки крупную рыбу.

— Что с тобой? — спросила Нина, чувствуя, что произошли какие-то неприятности.

В свои сорок два года Пульсатилла тянула на восемьдесят пять килограммов. И всем своим весом повалилась подруге в руки.

— Держись за меня и пошли! — Нина поволокла Пульсатиллу в квартиру.

Хорошо, что соседи теперь не имеют привычки подсматривать друг за другом в замочную скважину. В противном случае они могли бы подумать, что перед ними разворачивается сцена из остросюжетного фильма: одна подруга спасает другую от преследования киллеров.

Как только Таня оказалась в квартире, Нина быстро закрыла дверь. Все-таки в ее доме теперь жили не какие-то там алкоголики, а сплошь добропорядочные господа, которые не приветствовали, если в подъезде появлялись подозрительные люди, пускай и женского пола. Старорежимная добропорядочность тупой и прочной Викторианской эпохи часто стремится к возрождению в околобуржуазной среде.

— Двигай сюда, на скамейку! — Пульсатилла плюхнулась на диван в прихожей, и ее растрепанный затылок тоже отразился в зеркале в странном обрамлении букета гербер. — Вода, туалет, валериановые капли — что в первую очередь? — Нина присела на корточки и стала снимать с Пульсатиллы ботинки.

— Веревку, чтобы повеситься.

«Хорошенькое начало», — подумала Нина, но виду не подала.

— Руки сама вынимай из пальто! Я ведь не маньяк, чтобы прямо в прихожей бросаться на женщин и их раздевать!

Пульсатилла шумно вздохнула, подняла Нину с корточек, встала сама и усадила ее на свое место. Потом самостоятельно стянула с себя пальто и криво намотанный на шею платок, повесила их на плечики. После чего вернулась на скамейку, стащила с ног шерстяные носки и стала ими томно обмахиваться. В коридоре запахло влажной шерстью.

— Пойдем займемся чем-нибудь более приятным! Например, выпьем чаю! — Нина обняла подругу за талию и попыталась ее приподнять. — Бросай носки и перемещайся в кухню!

— Дай отдышаться! — Пульсатилла не собиралась вставать. — Если бы не вспомнила о тебе, ей-богу, померла бы на дороге! Выскочила из дома в таком состоянии, что себя плохо осознаю!

— Скажи хоть, что случилось! — Нина и сама теперь почувствовала дрожь в коленях.

Пульсатилла ответила с плаксивыми нотками в голосе:

— Давно уже случилось! С тех пор как эта ненормальная, старшенькая моя, родилась! И теперь вот на радость мне выросла! Руки можно на себя наложить от такой радости!

— Ты лучше их помой, — отозвалась Нина, знавшая, что Пульсатилла обожает обеих дочерей. Проблемы родителей и детей присутствовали теперь в Таниной жизни постоянно, но уж если что на самом деле было способно привязать ее к жизни, так это дочери. Нина успокоилась. — Вот тебе чистое полотенце.

— Ну и отлично! Прямо в ванной и повешусь, — капризно пригрозила Пульсатилла, заметив, что ее жалобы не произвели на Нину должного впечатления. — Ванная — очень удобное для этого дела место. А если трубы хлипкие, — она открыла дверь и с сомнением осмотрела никелированный полотенцесушитель, — могу выброситься из окна. Ты на каком этаже живешь, я что-то забыла?

— На двадцать седьмом, — ответила Нина.

— Достаточно высоко. Больно не будет.

Нине надоел этот разговор.

— Чего в жизни не бывает? — сказала она. — Тебя вдруг спасут, а меня посадят. Скажут, что это я тебя выкинула. К примеру, из ревности. Лучше подумай, что тебе налить? У меня есть коньяк, ликер, виски, мартини и сухое вино. Если хочешь посидеть в обнимку с унитазом, из всего этого можно сделать коктейль. Выбирай!

— Лучше водки!

Нина развела руками:

— Чего нет, того нет. Правда, ко мне собирался зайти Кирилл, могу ему позвонить, чтобы купил по дороге. Позвонить?

При упоминании о Кирилле Пульсатилла поморщилась.

— О-ой, если он придет, значит, не удастся с тобой поговорить по душам, — вздохнула она. — Ну что за ерунда! Видимся раз в полгода. Такая оказия произошла — и тут опять Кирилл. Без него никак нельзя обойтись?

— Заранее нужно предупреждать, что придешь, — пожала плечами Нина. Выбирая между Кириллом и Пульсатиллой, она, пожалуй, предпочла бы подругу. — Я его не звала, он сам напросился. Что же касается тебя, откуда я знала, что у тебя что-то случится? Просто так ты бы ведь не зашла?

— Что ж, если его визита избежать нельзя, лучше расслабиться и попытаться получить удовольствие, — философски вздохнула Пульсатилла. — Звони насчет водки! Заодно уж предупреди, что я здесь, а то он еще в обморок грохнется, когда меня увидит!

Нина привычно набрала знакомый номер.

— Смотри-ка, не забыла еще его телефончик! — ухмыльнулась наблюдательная Пульсатилла. Как бы плохо ни было ей самой, такие вещи по врожденной бабской привычке она всегда подмечала. — Часто ему звонишь?

— Нечасто. — Пульсатилла, видимо, уже пришла в себя, и Нина стала с ней разговаривать обычным голосом, не так, как вначале — будто с маленьким ребенком. — Его номер телефона — сочетание числа основания натурального логарифма и числа «пи». Очень просто запомнить.

Пульсатилла размашисто перекрестилась на микроволновку, стоявшую в углу на тумбочке, и закатила глаза к потолку.

— Бог с вами, с математиками, — сказала она. — Я такие слова и выговорить не могу!

Нина, засмеявшись, произнесла в телефонную трубку:

— Кирилл! Ты не надумал отменить свой визит?

Густой баритон что-то проклекотал ей в ответ.

— Ну хорошо. Тогда я уточняю, — она со значением посмотрела на подругу, — у меня сейчас в гостях Таня. Поэтому зайди, пожалуйста, в магазин и купи бутылку хорошей водки. Что значит «зачем»? Потому что надо. И приезжай на машине. Потом отвезешь Таню домой.

— Почему это я должен ее куда-то везти?! — послышалось в трубке, и Нина отошла в коридор, чтобы Пульсатилла не слышала. — Может, я хотел по старой дружбе остаться у тебя ночевать?

Нине не понравился его игривый тон.

— С чего бы это?

— Давно мечтаю еще разок переспать с бывшей женой, — хихикнул в трубку Кирилл.

«С первой бывшей женой, — Нина тут же вспомнила Лизу. — А есть еще и вторая».

— Если ты шутишь — то неудачно, — сказала она вслух. — В конце концов, я и сама могу сбегать за водкой.

(О, милые дамы в темных платьях на кринолинах с кружевными воротничками и нарукавничками, скромно сидящие в креслицах у камина в каменных домах, увитых розами, где-нибудь в старой Англии. Как хорошо, что вы не слышите телефонные разговоры современных молодых женщин! Ваши горничные не успевали бы расшнуровывать вам корсеты и подавать нюхательные соли.)

— Ладно уж, сидите с Танькой дома, — смилостивился Кирилл. — Я сам привезу.

— Договорились! — Нина положила трубку и стала тормошить Пульсатиллу. Та опять сидела, уставившись в одну точку, будто в ней выключили мотор. Нина тронула ее за плечо. Черт побери! Как моментально проносится жизнь! Еще недавно они бегали с Пульсатиллой в одну школу, и вот теперь сидит здесь на кухне вместо подружки-девчонки сорокалетняя расплывшаяся тетка. Нине вдруг стало жалко и себя, и Татьяну. — Давай пока чайку или кофейку?

— Чего он сказал про меня? — Пульсатилла вдруг встрепенулась, подбородком указывая на телефон.

— Поинтересовался, давно ли ты здесь.

— А при чем здесь дурацкая шутка?

— Какая шутка? — Нина уже забыла собственные слова.

— Ну, ты ему ответила: «Неудачная шутка». Это про что?

— А, ерунда! Он сказал, что не прочь бы остаться у меня ночевать.

— Это он серьезно? — Пульсатиллу хлебом не корми, только дай узнать подробности чьей-нибудь личной жизни.

— Ты что, Кирилла не знаешь? Вагон апломба, хотя ему уже давно пора спуститься с небес.

Пульсатилла задумалась.

— Жаль. Он, в общем, был неплохой парень.

— Был. Пока удача его не испортила. И я еще не подкузьмила. Неправильно себя вела. Вместо того чтобы установить в семье паритет, жила только для него. Вот Кириллу и стало казаться, что он единственный мужчина в целом свете. Крыша поехала.

Уютно зашумел электрический чайник. Нина достала конфеты, варенье, коробку печенья.

— Тебе чай с бергамотом?

— A-а! Все равно.

Пульсатилла потянулась к коробке с конфетами:

— Сладкая жизнь!

Она, так же, как и Нина, как тысячи других женщин, регулярно с утра каждого понедельника снова и снова садилась на диету, но к концу недели как-то незаметно для себя с нее соскакивала, и не всегда с потерей килограммов. Чаще даже оказывалась с прибавкой в весе. В данный же момент она и не задумалась о фигуре.

— Настоящая женщина, к твоему сведению, и должна вот так! Жить только для своего единственного мужчины!

— Ты это о ком? — удивилась Нина.

— Да все о тех же. О мужьях.

— A-а! Понятно. — Жалость исчезла, и вместо нее Нина почувствовала раздражение. — Не помнишь, значит, как считала единственным и неповторимым своего собственного муженька и чем он тебе на это ответил? Или забыла, как пять лет назад самолично трахнула Кирилла по башке коньячной бутылкой?

— Не забыла. Но может, Кирилл с тех пор изменился? Жизнь его кое-чему научила?

— Научила, вот он немного и поутих. А приподнимется снова, так и опять будет точно таким же хамом.

— Можно провести опыт и посмотреть, — широко раскрыв глаза, взглянула на Нину Пульсатилла.

— Пусть любители ставят опыты на мышах, — ответила Нина. — Это безопаснее.

— Для мышей?

— Для всех. Опыты иногда бывают смертельными. Я, во всяком случае, пробовать не хочу! — Нина вздохнула. И пока Пульсатилла машинально накладывала себе полное блюдечко клубничного джема, Нина почему-то думала вовсе не о Кирилле, а о совсем малознакомом ей человеке по имени Юрий, приходившем в их контору сегодня утром. Интересно все-таки, есть ли у него семья? Наверное, есть. — Как говорят, от добра добра не ищут. Твой-то бывший муженек еще не созрел для проведения экспериментов?

— Финита ля комедия. — Пульсатилла беззаботно запихнула в рот ложку джема. — Не заходил и не звонил уже больше года. Даже девчонок с днем рождения в этом году не поздравил. Видно, решил, что они уже взрослые и им отцовское внимание ни к чему.

— Ты говорила, у него в новом браке кто-то родился?

— Родился. — Пульсатилла криво усмехнулась. — После того как у нас младшая дочка появилась, он еще все пыжился, все лапшу мне на уши вешал, что хочет сына. А сам опять только на девку и смог сподобиться. Теперь у него три дочери. — Пульсатилла вздохнула. — Три сестры. Правда, матери у них разные. — Она горестно подперла голову рукой. — Уже семь лет прошло с тех пор, как он от нас ушел.

— Ничего, воспитает и третью дочку. Последыши всегда самые любимые, — задумчиво сказала Нина.

У Пульсатиллы от обиды задрожали губы:

— Настолько любимые, что о детях от первой жены он даже забыл. Пластайся, дорогая, как хочешь! На нем я поставила жирный крест. Жаль, что нельзя изменить у девчонок его гены. Вытравить бы их серной кислотой! Видно, они-то теперь и дают о себе знать.

Нина вспомнила, в каком состоянии явилась подруга.

— Да расскажешь же ты наконец, что случилось?

У Тани при воспоминании о собственных невзгодах расслабились, опустились плечи, и вся ее крепко сбитая фигура приняла мешковатый вид. Ей, казалось, уже и не хотелось говорить о себе. В душе перегорел огонь возмущения, теперь в ней наступила тишина.

— Все старшенькая моя! — произнесла она вяло. — Оказалась вся в папашу! Упрямая — просто как черт! Утром сказала мне, что ночевать домой не придет. А час назад обрадовала тем, что решила выйти замуж. А когда я попыталась донести до ее сознания, что в таком случае уж тем более можно спокойно ночевать дома, она просто расхохоталась и отключила телефон. — Пульсатилла замолчала с трагическим видом. Нина тоже молчала, помешивая чай.

Пульсатилла потянула к себе еще одну конфету и начала снова:

— Замуж она, видите ли, собирается! За мальчишку-однокурсника. Ей еще два года в институте доучиваться, а уже не терпится грязные носки стирать и с пеленками возиться.

— Может, этот парень и есть ее единственный в целом свете? — заметила Нина, ставя чашку на стол. — Насчет пеленок не беспокойся, сейчас есть памперсы.

— На них тоже нужны деньги!

— Ну уж она пусть сама и думает об этом.

Таня только махнула рукой.

— О чем они думают в этом возрасте! Только о том, как выскочить замуж. Видишь ли, она у меня устала бороться за жизнь! — Огонек возмущения снова загорелся в глазах Пульсатиллы. — Так сама и сказала. В девятнадцать лет уже устала!

— И ты из-за этого тут металась как сумасшедшая?

— Попадись она мне под руку, я бы ее просто убила! — посмотрела на Нину Пульсатилла. — Я во всем себе отказываю, чтобы Вика получила высшее образование, а она мне заявляет, что ей все надоело и она хочет замуж! А меньшая, Катька, все это слушает, развесив уши!

— В девятнадцать лет трудно понять, что хорошо, что плохо. — Нина подлила себе еще чаю. — Я ведь тоже после третьего курса замуж выскочила за Кирилла. Да и ты, если не ошибаюсь, тоже старухой не была, когда Викой забеременела… Разве не помнишь?

— Ну и чем все закончилось? И у тебя, и у меня? — Таня подумала, что Нина рассуждает так спокойно, потому что у нее нет детей и она не может себе представить, что значит днем и ночью за них волноваться и беситься оттого, что они не понимают, казалось бы, элементарных вещей.

— Тем же, чем и у тех, кто выходил замуж и раньше, и позже нас и даже вообще никогда не выходил. Большинство моих знакомых сидят в своих квартирах и, скучая, гоняют чаи или мучаются, в одиночку воспитывая детей. Счастливых пар, по моим наблюдениям, на свете не так уж много! — заключила Нина, как точку поставила.

Пульсатилла почувствовала, что зря она со своими тревогами пришла к Нине. Успокоить ее могла любая другая женщина, пусть гораздо менее умная, чем Нина, но зато понимающая ее в полной мере, то есть любая женщина-мать, но не холодная, вполне довольная своим положением Нина. Пора было сменить тему разговора.

— Ой, как мужичка хорошего хоц-ц-с-са! — вдруг совершенно вроде бы не к месту сказала Таня и вальяжно потянулась всем телом, сразу превратившись в привычную с детства подружку — хохотушку и красавицу. Тут же, словно ей в ответ, раздался пронзительный сигнал домофона.

— Вот мужичок и пожаловал собственной персоной. — Нина пошла в коридор открывать. — Коньячную бутылку для самообороны на всякий случай возьми! — крикнула она уже от двери.

Таня вышла в коридор следом за ней.

— Ваша мама пришла! Водки вам принесла! — довольно противным голосом заблеял Кирилл в домофон.

Женщины переглянулись, открыли дверь и оставались в ее проеме все то время, пока скоростной лифт не поднял Кирилла на двадцать седьмой этаж.