Девятый год черной луны

Ирина Шанина, 2016

Вы уверены, что хорошо знаете себя? Точно знаете, как вы поведете себя в необычной ситуации? Кто вы? Герой, спасающий мир, или злодей, мир уничтожающий? Каждый девятый год на нашу жизнь влияет Черная луна. Она указывает самый низкий путь, по которому человек рискует пойти, однако никто не может заставить человека идти именно по этому, низшему, пути. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Глава XI

Конечно же, я проспала. Будильник с интервалом в десять минут трижды проиграл мелодию из «Семейки Адамс», а я продолжала спать. Разбудил меня Сережа. Спросонья я не сразу въехала, что это за ребенок, и что он делает в моей квартире.

— Ты кто? — спросила я у него.

— Сережа, — серьезно ответил он, совершенно не удивившись, — нам в садик пора. А то, если опоздаем, тетя Зина ругаться будет.

Я рывком села на кровати. Тетя Зина, вчерашняя многословная дура.

— Сколько времени? — я покрутила головой, чтобы немножко прийти в себя.

— Вот, — Сережа протянул мне часы, — я пока не умею по стрелочкам.

Черт! Мы опаздываем.

— Позавтракать точно не успеем, — сообщила я Сереже, вскакивая с постели и бегом направляясь в туалет.

Он потрусил за мной и, стоя под дверью, громко объявил, что завтракать не надо, он завтракает в садике. Уже легче. Я быстро натянула вчерашнюю одежду, ополоснула лицо. Сережа стоял в коридоре с курткой в руках.

— Ты что не одеваешься? — спросила я.

— Петельки маленькие, — объяснил он. — Мне их Ксения застегивает.

Еще пять минут ушло на возню с пуговицами и петельками, которые и в самом деле, не вполне соответствовали по размеру.

Уже в лифте мы вдруг вспомнили, что забыли дома фанерку, на которой Сережа лепит из пластилина.

— Возвращаться не будем, — решила я, — плохая примета возвращаться с дороги. Эта доска как, очень критична?

Он подумал:

— Не знаю. Если сегодня лепить будем, тетя Зина ругаться будет.

— Я поговорю с тетей Зиной, — пообещала я.

Сережа вздохнул и упрямо повторил:

— Она все равно ругаться будет.

Мы вышли из подъезда. Светало медленно и неохотно. Густой туман обещал теплый день.

— Как пойдем? — спросила я. — Как вчера возвращались или через парк?

— Мы утром ходили через парк, — ответил Сережа. — Только я боюсь, там черный дядька за кустами…

Я решила не рисковать. По крайней мере, пока иду с ребенком. Сначала отведу его в садик, а потом все же пройду через парк. К тому времени уже совсем рассветет, народ потянется к остановке, я буду не одна.

Дошли мы на удивление быстро. Сережа снял курточку, теплые штаны и ботинки, достал из шкафчика, на дверце которого была нарисована вишенка, клетчатые тапочки и джинсы. Он натянул джинсы, немного повозился с пуговицей, на мой вопрос, не нужна ли ему помощь, твердо ответил «нет», сунул ноги в тапочки и, не сказав ни слова, пошел по коридору. Где-то вдалеке слышались детские голоса, пахло молоком и манной кашей.

Теперь надо сообщить женщине Зинаиде, что сегодня мы дощечку не вернем. Видимо, у нас с Зинаидой на почве взаимной неприязни возникла астральная связь, потому что не успела я про нее подумать, как она тут же нарисовалась. Недобро зыркнув в мою сторону, Зинаида сделала попытку скрыться в том же направлении, куда минутой раньше ушел Сережа, но я перехватила ее в дверях. Оглянувшись, я убедилась, что никого из родителей в данную минуту в комнате нет, я нежно взяла Зинаиду за лацканы ее халата и прошипела ей в нос:

— Вашу дощечку пришлось отдать в качестве вещественного доказательства. Когда вернут, — непонятно. Поэтому снабдите Сережу новой дощечкой. Вы поняли?

Женщина Зинаида кивнула, дескать, все поняла. Я отпустила ее и уже спокойным голосом добавила:

— И учтите, моя лучшая подруга детский психолог по профессии. Если с мальчиком что-то будет не так, если вы будете его третировать, я это выясню… И тогда мало вам не покажется.

Я похлопала женщину Зинаиду по плечу, улыбнулась и пожелала ей удачного дня.

Выйдя из здания детского садика, я почувствовала, как утомило меня даже столь короткое общение с Зинаидой. Так бывает, люди, которые неприятны, будят в нас нежелательные качества.

Задумавшись на тему «почему некоторые люди вызывают непреодолимое желание на них наорать», я чуть было не пошла вчерашней дорогой, но вовремя вспомнила, что мне надо хотя бы раз пройти через парк, дабы убедиться в наличии или отсутствии там «страшного черного дядьки».

В парке было темновато, фонари, освещающие заасфальтированную дорожку, горели через один. И вот что странно, вроде как вместе со мной в парк вошло довольно много народу (как раз подошел автобус), но метров через сто все куда-то рассосались, и я с неудовольствием обнаружила, что иду по дорожке в гордом одиночестве. Н-да, это не здорово. Если «страшный черный дядька» — всего лишь фантазия пересмотревшего фильмов ужасов мальчика, то это один разговор. А если нет? Если этот человек на самом деле существует? Ведь кто-то же ударил Ксению по голове, проломив ей череп. Наверное, пока я не зашла слишком далеко, стоит вернуться. Да, правильно, надо вернуться, позвонить Максим Максимычу, напомнить ему про «черного дядьку» и пусть устраивают облаву. Но поскольку мне не хотелось выглядеть в своих собственных глазах трусихой, я решила, что дойду вон до тех кустов и поверну обратно.

Он стоял как раз за кустами, намеченными мною в качестве «точки возврата». Высокий мужчина в длинном черном пальто, «черный дядька», настоящий, не из Сережиных фантазий, вполне возможно, убийца. Что делать? Наверное, самое лучшее, — не смотреть в его сторону, развернуться, как планировала, и бежать, бежать, бежать… До выхода из парка или до первых прохожих. Я уставилась себе под ноги и затаила дыхание. Если сейчас он начнет приближаться, я закричу и побегу. Да, именно так, закричу и побегу. Однако все было тихо, «черный дядька» не торопился лезть в колючий кустарник, чтобы напасть на меня. Даже странно, что он медлит. Неожиданно с той стороны, где находился предполагаемый убийца, раздалось негромкое покашливание. Не выдержав, я повернула голову. Мужчина в черном только этого и ждал, он привычным жестом распахнул полы пальто, под верхней одеждой ничего не было.

— Господи! — невольно вырвалось у меня.

Мужчина обрадовался. Я машинально пошла дальше, совершенно забыв, что собиралась развернуться и убежать. Итак, страшная тайна «черного человека» раскрыта. Заурядный эксгибиционист, из тех, что каждую весну наводняют московские парки и развлекаются там до осени, пока позволяет погода. Вряд ли он имеет какое-то отношение к нападению на Ксению. Я не очень хорошо разбираюсь в сексуальных девиациях, но, вроде, эксгибиционисты обычно не имеют агрессивных намерений, им вполне себе достаточно получаемой реакции, будь то ругань или испуг. Странно другое, почему Ксения с завидным упорством продолжала ходить этой дорогой. Не лучше ли было заявить для начала в полицию, да на время сменить маршрут?

В размышлениях на эту тему я незаметно добралась до Ксенькиного дома. Первым делом я прошерстила прикроватную тумбочку, выдвинула и перетрясла все ящики в комоде. Улов оказался небогатым, я не нашла писем с угрозами или копий долговых расписок, зато обнаружила свидетельство о рождении Федосеева Сергея Вячеславовича. Мамой в свидетельстве была записана Федосеева Юлия Вячеславовна, в графе «отец» стоял прочерк. Лет Сергею Вячеславовичу было пять с половиной.

Я набрала номер, что мне вчера дал Максим Максимыч, ответил дежурный, сообщил, что Максимыча пока нет, но я могу звонить в течение дня, он непременно должен появиться. На мою просьбу записать для Максимыча информацию дежурный отозвался недовольным бурчанием, но информацию записал, пообещав передать ее Максимычу сразу, как только тот появится. Это был мой первый в жизни опыт общения с правоохранительными органами. До вчерашнего дня мои представления о том, как действуют сотрудники полиции, базировались, в основном, на литературных и кинематографических примерах. Отчего-то мне казалось, что Максимыч, прочитав адресованную ему записку, в которой я указала все свои номера телефонов, тут же бросится мне звонить. Спустя почти шесть часов моя уверенность сильно поколебалась, и я позвонила сама. К моему безграничному удивлению Максимыч оказался на месте и моему звонку совершенно не обрадовался, хотя должен был, — не так уж часто граждане проявляют такую степень сознательности. Я поинтересовалась, передали ли ему мое сообщение, он признался, что да, передали, но он его еще не читал, потому что навалилось несколько более срочных дел. Я ему не поверила, как вдруг у нашей беседы появился звуковой фон: громкий женский голос заговорил об угрозах, которыми обладательницу голоса запугивал то ли нынешний сожитель, то ли бывший муж. Максимыч отвлекся, потом в течение некоторого времени, пытался вести беседу на два фронта, отвечая попеременно то мне, то голосу, запутался и наконец попросил меня приехать, потому что по телефону решить мой вопрос совершенно невозможно. Я согласилась и записала адрес. Оказалось, что Максимыч работает неподалеку, но пока я добралась, наступил вечер. Местное отделение полиции размещалось в современном шестиэтажном здании из стекла и бетона. Дежурный на входе записал мои паспортные данные, уточнил, к кому я иду, и сказал, что нужный мне человек сидит в кабинете номер 601, что на шестом этаже.

Шестьсот первый кабинет оказался довольно большой комнатой, где стояло не менее десяти столов. Я была приятно удивлена тем фактом, что на каждом столе был компьютер, мониторы тоже были не древние, а ЖК. Несколько компов работали, причем на всех мониторах была одна и та же картинка — заставка к какой-то компьютерной игре бродилке. Кроме меня в комнате было еще два человека — женщина средних лет и мужчина неопределенного возраста. Женщина держала в руке несвежий носовой платок, который время от времени прикладывала к глазам. К гадалке не ходи, она готовилась к предстоящему разговору с сотрудником полиции и репетировала роль потерпевшей. Мужчина посматривал на пустые столы тем взглядом, который появляется у посетителей присутственных мест, когда их футболят из одного кабинета в другой. Примерно после четвертого кабинета такой взгляд появляется даже у самого терпеливого соискателя.

В комнату заскочил молодой румяный коллега Максимыча. Он проявил к нам умеренный интерес, но все же спросил, кого мы тут дожидаемся. Женщина с носовым платком желала видеть некоего Олега Григорьевича, мужчина с пронзительным взглядом хотел пообщаться с Максимом Максимовичем. Женщине повезло первой, в комнату вошел некрупный полицейский, на вид едва вышедший из подросткового возраста. Мужчина вскинулся было, но я остудила его пыл:

— Это не Максим Максимович.

Полицейский подтвердил, что он не Максимыч, а Олег Григорьевич, а Максимыч сейчас придет, его начальство задержало. Олег Григорьевич сел за свой стол, достал кипу бумажек и начал их просматривать. Женщина с носовым платком в руках подсела к нему, завязался оживленный разговор. Олег Григорьевич убеждал ее написать какое-то заявление, женщина возражала, дескать, она все уже писала. Олег Григорьевич в ответ заметил, что написала она кратко, а теперь, чтобы продолжить работу, требуется подробный рассказ, кто, где, когда и по какому поводу ей угрожал… Я заинтересовалась, но тут появился Максим Максимыч. Я выложила свидетельство о рождении Сережи Федосеева, обратила его внимание, что из родителей есть только мама. Максимыч внимательно прочел все, что было написано в свидетельстве, а потом на голубом глазу спросил, что я хочу от него. Я офигела, но не настолько, чтобы забыть о цели своего визита.

— Я бы хотела, чтобы вы, ну, не вы лично, а ваше ведомство, выяснило, где проживает Федосеева Юлия Вячеславовна. Нужно сообщить ей, что человек, на которого она сбросила своего сына, сейчас не в состоянии выполнять обязанности опекуна.

— Но ведь вы пока там живете, — по форме это был вопрос, по интонациям — скорее утверждение.

— Я не могу там жить все время, — возразила я, — у меня работа, свой дом, своя жизнь, наконец…

— Ну, хорошо, — слегка смягчился Максимыч, — я отксерокопирую свидетельство, мы пошлем запрос.

— Сколько времени это займет? — нетактично поинтересовалась я.

— Что, — прищурился Максимыч, — не нравится вам подругу в тяжелой ситуации выручать?

Я разозлилась:

— Нравится, не нравится, но я это делаю. Если Вы намекаете, что я не мать Тереза, так я и сама это знаю. Помочь готова, но в разумных пределах. Поэтому и спрашиваю, чтобы организовать свою жизнь на ближайшее время…

— А вы что, планы на жизнь, что ли, пишете? — попытался съехидничать Максимыч.

— Представьте себе, пишу, — отпарировала я.

— Ладно, — Максимыч неохотно взял в руки свидетельство, еще раз внимательно изучил текст, как будто там волшебным образом могли появиться адрес и телефон Сережиной мамы, — как только что-нибудь выясним, я вам сразу позвоню.

После такой фразы человек воспитанный должен встать и уйти. Я продолжала сидеть как приклеенная, потому что не поверила Максимычу. Вряд ли он будет что-то выяснять, и уж точно не будет мне звонить. Понадеется, что мне надоест, и я сама отстану. Я, может, и отстала бы, если бы сложившаяся ситуация не усложняла мою жизнь. Максим Максимыч, чтобы ускорить мое отбытие, переключился на мужчину с пронзительным взглядом. Между ними состоялся следующий диалог:

— Я вас вызывал? — спросил Максимыч, пытаясь придать лицу заинтересованное выражение, и начисто игнорируя меня.

— Нет, — ядовито и недружелюбно ответил мужчина.

Максимыч слегка опешил, на секунду задумался и полуутвердительно, полувопросительно произнес:

— Я вас приглашал?

Взгляд мужчины стал еще более пронзительным, он поджал губы и почти торжественно произнес:

— Нет, вы меня не приглашали!

Тут Максимыч реально растерялся:

— Вы вообще ко мне? Как ваша фамилия?

— Совков, — гордо ответил мужчина.

Видимо, о Совковых Максимыч что-то слышал, потому что немедленно уточнил:

— Вы старший или младший?

— Я, вообще-то, потерпевший, — ответил мужчина и с жаром продолжил, — безобразие какое… Меня футболят из кабинета в кабинет. А ведь и так сразу понятно, что он вынес мой пакет вместе с мешками с мусором. И говорил, что вынес случайно, а потом выяснилось, что все было не случайно…

Максимыч кивнул, показывая тем самым, что сочувствует, и вновь повернулся ко мне.

— А вы что сидите, Ирина?

— Да вот, думаю, надо бы мою просьбу оформить заявлением, — искренне ответила я.

Ему это не понравилось, но возражений по существу у него не оказалось. Я быстро настрочила заявление, прямо там же сделала 3 ксерокопии, свидетельство о рождении я тоже отксерила. Одну копию заявления и свидетельства оставила Максимычу. Хотела еще попросить его расписаться на второй, но передумала. Разозлится и положит дело в долгий ящик.

— До свидания, — бодро попрощалась я, встала со стула и, уже на ходу, пообещала, — я вам позвоню на следующей неделе.

— Звоните, — удрученно ответил Максимыч.

Он почти уже не слушал меня, так как на мое место приземлился потерпевший Совков.

— Так как все произошло?

— Я оставил пакет…

Я не стала второй раз выслушивать трагедию Совкова, времени было в обрез, через полчаса, максимум через сорок пять минут нужно забрать из садика Сережу. Хорошо, что у меня остались неиспользованные дни отпуска. В крайнем случае, могу взять еще неделю, но дальше — труба. Три недели на поиски Сережиной и Ксениной родни. Даже меньше, — дней десять — пятнадцать. Нужно, чтобы та родня еще приехала. Учитывая энтузиазм Максима Максимыча и его коллег, в десять дней они не уложатся. Придется самой приложить какие-то усилия. В конце концов, я — самое заинтересованное лицо. С этими невеселыми мыслями я добралась до детского садика, забрала Сережу, и мы потопали домой той же дорогой, что и вчера. Тайна «черного человека» была удачно раскрыта сегодня утром, никакой реальной опасности он не представлял, но нарываться еще раз на эротический моноспектакль не хотелось.

Мы заглянули в супермаркет, купить что-нибудь к ужину. Район, в котором живет Ксения, густозаселенный, торговых точек здесь немного, поэтому супермаркет олицетворяет некое средоточие культурной жизни. В час вечернего наплыва покупателей часть касс не работала, а в те, что работали, змеились длинные очереди. На покупку двух пакетов молока, хлеба и четырех творожных сырков мы потратили почти час. Когда мы заходили в магазин, только начинало темнеть, сейчас же впору было затянуть «слети к нам, тихий вечер, на мирные поля…». Памятуя, что детей нужно максимально привлекать к домашним делам, я вручила Сереже пакет с хлебом и сырками.

Пока мы неспешно шли до подъезда, у меня возникла иррациональная, ни на чем не основанная надежда, что около дверей Ксенькиной квартиры стоит ее родственница Юлия, мама Сережи, каким-то чудом узнавшая о несчастье. Я так уверовала в это, что была крайне разочарована, не обнаружив никого на площадке перед лифтом. Однако ж, хотя в данную минуту никого не было, кто-то все же побывал здесь днем, оставив на память о себе изрядное количество земли. Похоже, Ксения не ладит с кем-то из соседей. На мотив для покушения на убийство не тянет, но налицо мелкое пакостничество. Особо не рассчитывая на успех, я спросила у Сережи:

— А вы с кем-нибудь из соседей общаетесь? За солью, сахаром никто к вам не заходил?

Он немного подумал, потом покрутил головой. Впрочем, я и не надеялась, что он мне выдаст нужную информацию с указанием номера квартиры.

— Что ж, — философски заметила я, — придется опять подметать.

Я вставила ключ в замочную скважину, и тут мне пришла в голову еще одна версия:

— На вашем этаже никто собаку не держит?

Сережа опять помотал головой. И эта версия тупиковая.

Как бы вычислить гада, который мусорит у меня под дверью. Я задумалась, и тут мы услышали, как в квартире зазвонил телефон. Боже мой, наверное, это Максим Максимыч… Или, того лучше, это мама Сережи! Скорее, скорее к телефону!

Конечно же, ключ никак не хотел поворачиваться, конечно же, когда мы, поборов замок, ворвались в квартиру, оказалось, что трубку не положили на базу, и она может валяться где угодно. Мы метались по коридору, а телефон звонил, звонил, звонил, и было совершенно непонятно, откуда раздается сигнал. Я рванула в Ксенькину комнату, так и есть, телефон лежал там, где я вчера его оставила, на полу около кровати. Я схватила трубку, моля бога, чтобы респондент проявил еще немного терпения.

— Алло, алло, я вас слушаю…

Я надеялась, что это Максим Максимыч с новостями о Сережиной маме. С положительными новостями, разумеется. Увы, в трубке зазвучал женский голос.

— Ирочка, это вы?

Я не смогла определить обладательницу голоса, но, на всякий случай, подтвердила, что, да, Ирочка — это я.

— Это Людмила Станиславовна, — доверительно представилась моя собеседница, — Ксенечкина коллега.

— Да, да, помню, — ответила я.

Видимо, Людмила Станиславовна уловила в моем голосе разочарование, потому что заговорила быстро, словно боясь, что я повешу трубку.

— Ирочка, извините, что так поздно звоню. Я набирала, набирала вас весь вечер, никого дома не было. Я вот по какому поводу… Тут Ксенечке деньги причитаются, зарплата. Надо бы забрать, не лишние ведь будут. Можете подъехать к нам завтра? Или хотите, я подвезу.

— Спасибо, — вежливо ответила я, — я завтра подъеду сама. Адрес диктуйте.

Людмила Станиславовна явно была огорчена тем, что я собираюсь подъехать сама.

— Да зачем же вам беспокоиться? — попыталась она отговорить меня. — Я сама могу подвезти…

Мне совсем не понравилась ее настырность, но вслух я произнесла следующее:

— Не нужно. Спасибо, но Ксения живет в спальном районе, а ваш… — тут я замялась, не зная, как правильно назвать их контору. — Ваш офис, я полагаю, в центре?

Станиславовна, нехотя, подтвердила, что, да, офис в центре.

— Завтра я как раз в тех краях буду, заодно и забегу, — пообещала я и закончила разговор.