Бард. Том 2. Дети Дракона

И. Ю. Пермяков

Мир людей жесток и опасен. Жизнь людей полна невзгод и трудностей. Но этот мир так увлекателен и необычен, что невозможно не окунуться в его водоворот, особенно если ты одинок и жаждешь признания и славы. И вот, юный эльф, вслед за своей сестрой уходит от своих соплеменников, чтобы исполнить мечту каждого молодого человека – прославиться. Чтобы вдоволь испытать невзгод и трудностей и обрести славу и любовь.

Иллюстратор Дарья Каневская

Дизайнер обложки Дарья Каневская

Редактор М. И. Пермякова

© И. Ю. Пермяков, 2019

© Дарья Каневская, иллюстрации, 2019

© Дарья Каневская, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4485-5614-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Слёзы из её глаз падали маленькими каплями на резной столик, где лежал небольшой клочок бумаги, исписанный мелким колючим почерком. Маленький клочок, больше похожий на обрывок, в котором две небольшие фразы вызвали такую бурю эмоций.

А как она радовалась, когда маленький камушек, который был завернут в этот клочок, влетел в ее комнату. Она немедленно выглянула в окошко, чтобы увидеть долгожданного гонца, но двор был пуст и безмолвен, как и всегда, с тех пор, как отец запер ее в своей комнате.

Она осторожно подобрала эту долгожданную посылку и с наслаждением почувствовала пряный запах его духов, которыми он так любил душить свои редкие послания. Но эйфория мгновенно закончилась, как только до нее дошел смысл написанных фраз.

«Прощай. Я тебя больше не люблю».

Слёзы капали, образовывая маленькие лужицы боли и страха. Слезы капали, и в том месте, где они оставляли мокрые пятнышки, чернила расплывались, оставляя неопрятные разводы из синих волн.

Слёзы капали и капали, и вот на этом злосчастном клочке тонкой благоухающей бумаге не осталось не только никаких слов, но даже и букв, а только огромное расплывшееся пятно с разводами, больше напоминающим серое зимнее небо.

Девушка откинулась на высокую спинку неудобного деревянного стула, сложила руки на округлом животе, выдававшем беременность на последнем сроке, слегка всхлипывая, оттерла слезы на глазах и, поглаживая живот руками, ласково произнесла:

— Ну что ты, милый, там развоевался? Всё хорошо. Ты не переживай, это какая-то ошибка. Твой отец тебя очень любит. Ну, в смысле полюбит, как только увидит. У него ведь только девочки, а он так мечтает о мальчике. О наследнике. Вот увидишь, как он будет счастлив. Он не сможет нас бросить. Так и знай. А записка… Да что записка? Это просто какая-то ошибка.

Девушка вновь всхлипнула, и из ее глаз вновь потекли слёзы, оставляя мокрые блестящие дорожки.

Ребёнок в животе перестал шевелиться, по-видимому, успокоенный ласковыми словами матери, а та оглянулась вокруг, словно осматривая маленькую комнату.

«Какая неприветливая комната», — подумалось ей. А ведь когда-то это была самая настоящая комната для принцессы. И хотя с тех самых пор почти ничего в ней не поменялось, эта комната превратилась в темницу, тюрьму, узилище.

«А может, это вовсе и не он написал», — осенило девушку, и она попробовала разглядеть разводы на бумаге.

Ничего она там не увидела, поскольку опустившаяся темнота не позволила ей этого сделать.

Она осторожно поднялась со стула, подошла к камину, взяла с полки маленькую коробочку и, вытащив «неугасимый уголёк», быстро и умело разожгла сложенные в камине поленья. Дрова занялись, весело затрещали и радостным светом озарили комнату танцующим пламенем, осветив чуть опухшее от слез лицо девушки. Она оказалась совсем молоденькой, почти девочкой, с правильными чертами лица, черными как смоль волосами и жгучими чарующими карими глазами, покрасневшими от недавних слез.

Её мешковатое серое платье почти полностью скрывало фигуру, оставляя открытыми только кисти рук и шею.

Девушка, или правильнее будет сказать молодая женщина, горестно вздохнула и попыталась рассмотреть все, что осталось от записки, но то, что она там увидела, не давало никакого представления, что же там было написано ранее.

Она повертела в руках этот клочок бумаги, прошептала себе под нос «я тебя больше не люблю» и неожиданно бросила его в камин, словно эта злосчастная бумага жгла ей пальцы. Та вспыхнула, еще не долетев до раскалённых углей, и через миг рассыпалась, не оставив после себя даже пепла.

— «Я тебя больше не люблю» — вот что там было написано, — прошептала с отчаянием она и, словно пьяная, покачиваясь, вернулась к столу и буквально упала на стул. Девушка закрыла лицо руками и замерла.

Просидев так с десяток минут, она вдруг опустила руки и уверенно произнесла:

— Но он не мог мне такое написать. Ни в коем случае. Это какая-то ошибка или еще хуже, чей-то невероятно злой розыгрыш.

Ум девушки тут же стал искать предполагаемых виновников этой ужасной шутки, но, не найдя никого, кого можно было заподозрить в этом деянии, пошли в другое русло:

— Да нет же. Этого не может быть. Я что-то перепутала.

Она кинулась к камину, словно пытаясь прочитать в языках пламени эти слова, но, не найдя там ответа, уверенно пробормотала:

— Ну, конечно же, я что-то путаю. Отец запер меня в этой комнате и не выпускает из дома уже столько времени. Поэтому он подумал, что это я оставила его. Вот глупый. Ну конечно. Я просто перепутала. Надо срочно бежать к нему. Он ждет меня. Расстраивается. Страдает. Он любит меня.

Ребенок в животике шевельнулся, напомнив о себе.

— Ну, конечно же, нас, — улыбнулась девушка. — Конечно же нас, глупышка. Я рожу ему красивого и сильного мальчика, и он будет любить нас вечно. Надо бежать к нему, рассказать, что я люблю его и что это все чудовищная ошибка. Он наверняка ждет в нашем маленьком особняке. Надо бежать, пока еще не совсем темно.

Девушка распахнула окно и выглянула вниз.

— Ого, высоко. Можно, пожалуй, и разбиться.

Она еще немного постояла у окна, рассматривая с высоты второго этажа аккуратную аллейку, бегущую в большой ухоженный парк, затем подошла к шкафу, открыла его и внимательно заглянула внутрь.

Входная дверь скрипнула и открылась. В комнату вошла старая женщина и, шаркая ногами, внесла поднос с кусочком хлеба, сыра и бокалом молока.

— Зачем камин растопила? — проворчала она.

— Замерзла, — пожала плечами девушка.

— А окно пошто открыла? — покачала головой старуха.

— Жарко стало, — буркнула девица, неодобрительно посмотрев на разнос, который был поставлен на стол.

— Ешь. Да спать ложись, — приказала та.

— Потом поем, постель перестелю, — пожала плечами девушка, вытаскивая из шкафа белье и кладя его на постель.

— Сейчас поешь, молоко ведь остынет.

— Хорошо.

Девушка села на стул и медленно стала есть.

«Все равно ведь не отвяжется, пока не поем», — подумалось ей.

Через несколько минут поднос опустел, и старуха, забрав пустую посуду, вышла за дверь, проворчав:

— Спать ложись, завтра перестелешь. Дня тебе мало было.

— Хорошо, — покорно проговорила девушка и, дождавшись, пока старуха выйдет из комнаты и повернет замок ключом с той стороны, тихонько подкралась к двери.

Прислушалась к удаляющимся шаркающим шагам, затем тихонько закрыла дверь на щеколду со своей стороны.

— Чуть не попалась, — покачала она головой, — как я могла забыть про ужин. Вот дурочка. Зато теперь уже до утра точно никто не придет. А раньше отец всегда приходил меня поцеловать перед сном, — криво усмехнулась она.

Девушка развернула простынь, скрутила из нее что-то больше похожее на жгут, привязала конец к ножке кровати, скрутила вторую простынь, связала с первой, потом еще и еще. Подошла к окну, внимательно прислушалась к тишине за окном и осторожно спустила импровизированную веревку в темноту.

— Надеюсь, что длины хватит, — прошептала она и неуклюже забралась на подоконник.

Схватившись за веревку из простыней, она осторожно сползла с подоконника и, наконец, повисла на них.

— Ой, мамочка, — воскликнула она, поняв, что не может спуститься вниз, поскольку руки судорожно вцепились в простынь. Еще через мгновение она поняла, что и висеть так она не сможет, поскольку кисти рук отчаянно заломило. Превозмогая страх, она слегка расцепила руки и съехала вниз.

«Дело пошло», — отчаянно подумала она.

Она съехала еще, потом еще, пока не сползла до узла. Руки ломило невероятно, и сил, казалось, не осталось совсем. Тем не менее она разжала кисть и попыталась перехватить ее под узлом, но тут вторая рука разжалась, и она полетела вниз.

Перекопанная клумба под окнами если и смягчила падение, то по девушке этого нельзя было сказать. Она, неподвижная, осталась лежать на земле, и, казалось, очень сильно расшиблась. Некоторое время она только тяжело дышала, затем, наконец, с усилием села, покачала головой и осторожно поднялась. Тихонько, слегка покачиваясь, она прошла по дорожке к маленькой калитке на заднем дворе, которой пользовалась прислуга, и выскользнула на улицу.

Ночь подула на нее холодным ветром и мелким моросящим дождем, но она, казалось, не замечала ничего вокруг, продвигаясь по темным улочкам, иногда приваливаясь к стенам домов, чтобы перевести дух.

На самом деле она давно уже заблудилась, поскольку никогда не ходила по улицам своего города ночью. Дважды повернув совсем не в том месте, она вышла на набережную реки, оказалась на скрипучем мосту, который никогда ранее не пересекала. Пройдя его до середины, она остановилась и вдруг с непониманием оглянулась вокруг. Она совершенно не понимала, как тут оказалась, и не понимала, где вообще находится. Еще мгновение, и паника овладела ее головой.

«Боже мой, где я? Как я тут оказалась? Ой, мамочки, я хочу домой»…

Она схватилась рукой за перила и посмотрела вниз. В темноте она ничего не увидела, но в лицо ей пахнул мокрый зловонный запах. В животе у неё забурлило, выпитое недавно молоко подступило к горлу, и она с ужасом перегнулась, чтобы рвущаяся наружу жидкость не замарала ее платье. Хлипкие перила подались вперед, и она, не удержавшись, полетела вниз. Крик, невольно вырвавшийся из её рта, захлебнулся в черной воде, и она, нисколько не сопротивляясь, стала погружаться в глубину.

На ее счастье или, вернее будет сказать, на счастье ее пока еще не родившегося ребенка, все это произошло на глазах у мужчины, подъезжавшего в этот момент к мосту на маленьком паланкине.

Увидев разыгравшуюся трагедию, он мгновенно сориентировался и приказал своим людям спасти несчастную девушку. Течение реки было совсем слабым, ее немедленно извлекли из воды и попытались привести в чувства. Откашлявшись, она тем не менее впала в какую-то прострацию и только хрипло дышала и отрицательно качала головой в ответ на любой из вопросов.

Поняв, что от «утопленницы» невозможно ничего добиться, мужчина скомандовал уложить ее в свой паланкин и перевезти в свой дом, который, по счастливой случайности, находился неподалеку.

В доме хозяина паланкина девушка потеряла сознание, а прибывший врач констатировал предродовую горячку. Ближе к полуночи у неё начались схватки, продлившиеся до самого утра.

Утром к изможденному лицу девушки поднесли замечательную малышку. Она открыла глаза, взяла в руки своего маленького ребенка и, поняв, что это девочка, разочарованно произнесла:

— Боже мой, эта девочка. Он меня никогда не полюбит, — после этого она сняла с себя маленький кулон, на котором был изображен баронский герб, и, одев на шею новорожденной, прошептала: — У моего отца больше нет дочери, но у него есть внучка. Отнесите её к нему.

После этого она закрыла глаза и, уже больше не приходя в сознание, умерла.