Бела-Арабела

Йолдыз Зарипова, 2022

Байкал – огромный мировой резервуар питьевой воды. Недалеко от этого уникального озера есть поселок Невесёлкино, где живут Бела, ее братья-близнецы Евсей и Корней, их баран Огонек и еще много неординарных, интересных персонажей. Вроде обычная жизнь сельских девчонок, мальчишек и взрослых. Но, познакомившись с героями ближе, захочется переехать в Невесёлкино и присоединиться к этой повседневной, но совсем нескучной жизни, где есть место и первой любви, и настоящему подвигу, и еще разным захватывающим приключениям.

Глава 1, в которой все радуются маю

Бела бежала. Мчалась по одной улице, потом по другой, дальше по третьей. Проносилась мимо домов, кирпичной школы в три этажа, сельского клуба, маленькой бревенчатой библиотеки. Торопилась к заброшенному магазину из красного кирпича с заколоченными окнами. Белу там ждали.

На улице май. На улице дышится так, будто воздух сплетен из нитей счастья, радости и молодости. Наконец-то май! Наконец-то та самая весна, плавно переходящая в лето. Самое высокое небо, самая зеленая трава, самая пружинистая дорога. Она зовет Белу: «Беги, беги!» И девочка бежит. Коса мерно бьет ее по спине, ноги в кроссовках плавно касаются асфальтированной дороги. Все ее существо радуется бегу, скорости и ветру, который так ласково щекочет лицо.

На улице май. И не просто май, а воскресный майский день. Самый первый в этом году. Впереди еще много чудесных майских выходных и будней. Мысль об обычных школьных днях также вызывает улыбку. Школьный день в мае сразу становится особенным, удивительным и неповторимым. Пусть не обижаются другие месяцы! Май — это все-таки май!

Еще один поворот, еще одна улица, по которой стремглав промчится Бела, и вот он — тот самый заветный заброшенный покосившийся магазин из старых красных кирпичей, с молодой порослью крапивы, растущей вокруг него, а может быть, даже и в нем самом, с ивой, раскинувшей свои длиннющие ветви-патлы во все стороны и загораживавшей ими главный вход.

Плакучая ива, читала Бела в учебниках по биологии, а также слышала из рассказов дедушки, растет около водоемов. Около заброшенного магазина не было ни одной даже самой захудалой речушки, самого отвратно пахнущего болотца. А ива есть. Может, дерево это и не ива? Но Беле пока не время об этом думать. Ее ведь ждут! Девочка бежит, несется, стараясь обогнать ветер, но разве посоперничаешь с таким озорником? Ветер всегда на шаг впереди. Куда ни поверни, в какую сторону ни помчись, а ветер, что за чудеса, уже летит тебе навстречу. Беле нравится бежать с ним наперегонки. Беле нравится бежать.

Маме очень нравилось имя дочери — Бела. «Я долго его выбирала, — рассказывала мама, — в детстве обижалась на своих родителей, что они не назвали меня как-нибудь оригинально! Руфь, Эсмеральда, Консуэло. Эх! Поэтому для тебя я очень постаралась. Выбирала между Элоизой и Белой».

Нет! Думаем только о беге! И о том человеке, ради которого бежим! Бела удивилась своим мыслям. О маме девочка всегда любит вспомнить и подумать, если той нет рядом, но сейчас у нее было такое настроение! Как же это описать? Май, воскресенье, пружинистая дорога, счастье от будущей встречи — все это так слилось в ее душе, стало единым с нею, что у нее пока нет сил думать еще о ком-то или о чем-то, даже несмотря на то что ближе этого человека нет никого на планете.

А вот и крона ивы! А вот и милый сердцу заброшенный магазин! И родной человек! Ее Надюшенька. Ее лучшая подружка.

Бела начинает тормозить. Ветер перестает щекотать лицо. Плечи опускаются, легкие становятся тяжелыми, как будто во время бега они куда-то исчезали, а теперь вот вернулись — неожиданно и зло. Дыхание становится учащенным и громким. Оно заглушает все: уютные звуки майского дня, теплые мысли о гармонии и счастье. И слова Надюши. Подруга весело машет ей из-под тяжелых ветвей ивы и что-то при этом говорит. Разве она не знает, что бесполезно разговаривать с человеком, только что обежавшим пол-Земли от Аляски до Нидерландов? Бела останавливается. Она сгибается пополам и опирается ладонями о колени. В ушах звенит. Когда несешься вместе с ветром, радуешься, что тридцать лет назад этот магазин построили на другом конце их села, а вот когда добегаешь до него и стараешься перевести дыхание, злишься на этих дураков. Нельзя что ль было в центре Невесёлкина его воздвигнуть?!

— Если б ты не бежала так быстро, то увидела б, какой почтовый ящик повесили Чурсины, ‒ Надюша каждый разговор начинает с ворчания.

‒ А это так интересно? ‒ удивляется Бела.

‒ Ты разве забыла? Как Чурсин-старший избавился от старого почтового ящика? ‒ Надюша, укоризненно посмотрев на подругу, начинает объяснять. ‒ Он разозлился из-за бесконечных почтовых уведомлений. В течение последних трех месяцев приходили им странные счет-фактуры на оплату газа. Чурсин-старший терпел-терпел: не бранился, не плевался, не колотил мебель и посуду. Был таким символом мудрости и долготрепства, ой, долготерпения. Приходят эти беленькие бумажки, запечатанные, напечатанные, черным шрифтом обработанные. Приходят и в дождь, и в снег, и в самую страшную метель. Приходят ‒ плохие новости с собой приносят. И не видно конца этой горести-напасти. Как же быть? Куда мудру голову сложить? Кому покаяться? А, нет, это из другой оперы. Тут наш богатырюшка Чурсин-старший не выдержал и бабахнул почтовый ящик о сыру землю. Вот и сказке конец.

Надюша была в курсе всех сельских дел.

Ветер, который так радостно бежал навстречу Беле, теперь копошился в кроне ивы. Они тоже о чем-то своем перешептывались. Говорили о девочках? Нравятся они им или нет? Знает ли ветер, что Бела любит бегать с ним наперегонки? Хоть ветер всегда оказывается впереди.

‒ Мы пойдем покупать тебе мулине? ‒ спросила Бела.

‒ Да, ‒ кивнула подруга.

— Я тебе давно уже ничего не дарила, — задумалась Бела. — Давай ты выберешь, а я куплю!

‒ О! ‒ обрадовалась подруга. ‒ Хочешь, буду поливать твои грядки?

‒ Еще чего! ‒ фыркает Бела. ‒ Лучше вышей платочек Грише.

‒ Еще чего! ‒ фыркает подруга в ответ. ‒ Лучше я тебе вышью платочек.

‒ Так у меня их уже тринадцать штук! Лучше вышей Грише.

‒ Ну и пусть! Я тебе и миллион платочков согласна вышить! А Гришке — ни одного!

‒ Эх, ‒ вздыхает Бела, ‒ он на тебя уже столько лет смотрит. В школе смотрит, в магазине смотрит, на улице смотрит…

‒ Да, и, когда корову вечером встречал, тоже оглядывался. А лучше б не делал этого! Тогда б не боднула его, зеваку такого, корова их, драчунья такая!

‒ Значит, не будешь ему вышивать? Только мне и даришь их.

‒ Потому что ты моя семья.

Вышивание Надюша любила страстно. Если не приходилось тратить время на уроки, заданные в школе, и домашние дела, девочка сразу же доставала свою заветную коробку и садилась творить чудеса с помощью белой ткани и разноцветных мулине.

Шелестят ветви ивы, стучат друг о друга маленькие зеленые почки. Скоро, скоро они раскроются, выглянут листочки наружу, в мгновение ока вырастут, и будет уже не дерево, а шатер. Серебристо-зеленый, главный друг ветра. Каждому нужен друг.

Этот рабочий воскресный день проходил спокойно. Как небо было безоблачным, так и во время обхода по селу не случилось ни одного происшествия. Тихий умиротворенный майский денек.

Тамара Олеговна бодро шагала по асфальтированной дороге мимо домов за зелеными, синими, красными заборами. Мимо яблонек, росших на Горчичной улице. Мимо колодцев, вырытых в количестве трех штук на Салютовой. Мимо детской площадки, построенной на Шашечной. Мимо розовых клумб, разбитых на Озерной.

«Гречка подорожала уже в третий раз за этот год», ‒ размышляла молодая женщина и, перекинув тяжелую сумку с одного плеча на другое, зашагала быстрее.

Ее ждут. Сегодня ее прихода с нетерпением высматривали из окошек в семи домах. Семь милых бабушек надеялись на появление Тамары Олеговны с сумкой, где много чудесных препаратов.

Вот, например, низенький небеленый бревенчатый домик. Такое же низкое крылечко с двумя ступеньками, где всегда сидят два серых кота. Тамара Олеговна с ними обязательно поздоровается: такой у них важный и гордый вид, будто два дворецких, решающих судьбу любого гостя. Пока женщина здоровается с котами и снимает обувь, дверь дома распахивается и на пороге появляется хозяйка — Алевтина Сергеевна. Если коты всегда горды и неприветливы, то маленькая старушка всегда радушна и улыбчива. На голове у нее платок в цветочек, на платье сверху надет фартук с геометрическими фигурами, на ногах модные мокасины, видимо, внуки привезли.

Здороваются хозяйка и гостья громко, радостно и весело. Хорошее настроение Алевтины Сергеевны заразительно, поэтому ее так любят в деревне и всегда ждут в гости. Тамара Олеговна входит в дом — в главную комнату с круглым столом, на котором стоит самовар под ажурной салфеткой и вокруг которого выстроены стулья с высокими спинками.

Сначала Алевтине Сергеевне мерят давление, затем слушают сердцебиение, считают пульс. Все как положено у самого настоящего доктора. А врачом Тамара Олеговна в Невесёлкине работает уже 8 лет. «Хороший доктор», ‒ с уважением шепчут сельчане за ее спиной.

Алевтине Сергеевне делают укол, после этого Тамара Олеговна не спешит уйти. Она сидит рядом с бабушкой и расспрашивает о том о сем. Посадили редиску? А капусту? Ночью хорошо спите? Яблоню опрыскали химикатами от вредителей? Потом поздно ведь будет! Спина не болит? А рассада помидоров хорошо растет?

Алевтина Сергеевна обязательно выходит на крылечко проводить доктора. И обязательно с пакетом. И начинаются громкие уговоры. Не возьму! Возьмете! Обижусь! Нет, я обижусь! Так, наверное, проходит целая вечность.

‒ Заходите в дом, Алевтина Сергеевна, ‒ уступает Тамара Олеговна, ‒ после укола полежать надо хотя бы полчаса.

Доктор заглядывает в пакет, когда выходит со двора на улицу. А там гречка… В это время рядом с тихим шорохом дорогих резин остановилась машина. Доктор продолжила путь. Но в этот момент окно опустилось, и показалась мужская голова.

‒ Извините, ‒ голос у владельца машины был приятный, ‒ не подскажете, как проехать на улицу Фонарщиков?

Тамара Олеговна, конечно же, подсказала. Мужчина поблагодарил, стекло поднялось, машина тронулась. «И почему мне кажется, что я где-то уже видела его?» ‒ вдруг подумала молодая женщина.

‒ Завтра понедельник.

‒ И снова в школу, ‒ кивнула Бела.

‒ И наша любовь ‒ Инна Викторовна.

‒ Да. И твой Гриша.

‒ Я перестану с тобой разговаривать.

‒ И будешь дарить мне платочки молча? ‒ ужаснулась Бела. ‒ А как же твои теплые пожелания? Например, о пароходике на нашем озере.

‒ С красными боками и зеленой трубой? Да, прекрасная работа.

‒ Ты посоветовала не поймать его якорем тину и кораллы. А они есть в нашем озере?

‒ Наше озеро самое удивительное в мире. Гришке тоже можно вышить что-нибудь такое — водное, ‒ вдруг сказала Надюша. — Синее море, скалистый берег, высокий маяк. Стандартный наборчик.

‒ Ну и пусть! Он будет очень рад!

‒ Угу, ‒ передразнила ее Надюша, ‒ Гришенька боится моря. Он в нем чуть не утонул, когда они ездили отдыхать в Сочи. Он написал об этом в своем сочинении «Как я отпадно провел лето». Целый абзац посвятил этому: «Я задыхался… Я так хотел жить.. Бил руками, ногами по воде… Старался плыть…» Там же весь класс рыдал.

Бела остановилась и строго посмотрела подруге в глаза.

‒ В сочинении написал? ‒ спросила она со всей серьезностью.

‒ Да. В сочинении.

‒ И прям целый абзац написал о том, как тонул? Прям подробно-подробно?

‒ Ну да.

‒ В сочинении о летних каникулах, которые мы пишем в сентябре?

‒Ну да! ‒ начинала злиться Надюша.

‒ В том самом сентябре, который был восемь месяцев назад?

‒ Нет, в том самом, который перед октябрем.

‒ Ты помнишь, о чем было сочинение Гриши, которое он сам уж точно успел забыть. Ты его любишь.

Следующие две улицы Надюша не разговаривала с подругой.

‒ Как думаешь, будут завтра спрашивать столицы мира? ‒ вопрошала Бела. ‒ Вот ты про какую страну хотела бы отвечать? Я — про Мексику, у нее столица — Мехико. Хочешь Никосию на Кипре?

Тишина. Надюша только ускорила шаг, как будто пешком собралась дойти до Кипра.

‒ Сегодня выходит новая серия нашей любимой дорамы. Переведут ее на русский, конечно, только завтра, но, думаю, стоит глянуть на начало. Там ведь такой момент! Он сделал предложение девушке, которая в детстве издевалась над его братом!

Бела как будто разговаривала с ветром, который не отставал от девочек: отправился вместе с ними от заброшенного магазина в новопостроенный, большой, освещенный, весь стеклянный минимаркет.

‒ Вон твой Огонек! ‒ вдруг закричала Надюша.

Бела, услышав это слово, сжалась от страха. Только не это!

‒ Нет, ты глянь, глянь! ‒ показывала Надюша.

‒ Нет, скажи, что ты ошиблась! ‒ жалобно протянула Бела, но все-таки посмотрела.

Ошибиться было невозможно: Огонек во всем селе — единственный черный баран.

‒ Ты оставила ему ключи от ворот?

‒Смешно, ‒ скривила лицо Бела. ‒ Рада, что избавилась от меня?

‒ Ты пойдешь домой?! ‒ с ужасом спросила Надюша.

‒ Нет, возьмем Огонька с собой в магазин! Все же ходят в магазин с баранами!

‒ Не злись, ‒ жалобно протянула Надюша. ‒ Что ему сделается? Сбегаем быстро, купим и обратно сюда!

‒ Поверь, за это время он уже дойдет до Никосии. Ладно, потом покажешь, какие цвета купила, ‒ Бела махнула подруге рукой на прощание.

‒ Ну, давай! ‒ грустно протянула та. ‒ Все равно я успею вас догнать: с Огоньком вы до дома не дойдете с огоньком.

Огонек и вправду не хотел возвращаться домой. Сбегал он редко. Все-таки крепкие двери стайки³ и железная калитка со двора барану не поддавались. Выбраться на волю он мог только в том случае, если ему удавалось проникнуть в большой фруктовый сад. Оттуда, выбив одну из досок забора, баран выскакивал на улицу. Разве преодолев такую полосу препятствий, кто-нибудь захочет возвращаться обратно и начинать все сначала?

Умом Бела понимала тонкую душевную организацию своего барана, особенно его тоску по воле-волюшке, но не могла же она оставить его на улице! Как-никак это ее домашняя скотина! На то он и баран, что не понимает человеческой доброты, заключающейся в том, чтобы держать его взаперти в темной стайке, где за стенкой кудахчут курицы и иногда орет петух ‒ шумные неинтересные соседи.

‒ Да твоему житью-бытью многие позавидовали бы, ‒ возмущалась и кряхтела Бела, толкая барана сзади, но он никак не хотел двигаться с места. ‒ Ну и осел ты! Вот маме расскажу… Хотя нет. Влетит мне.

Ветер дул Беле в лицо. Он как будто встал на сторону барана. Но девочка не сдавалась. Надо быстрее эту «собаку сутулую» вернуть домой. Вдруг мама уже вернулась с работы? А доски в заборе нет, барана нет, дочери нет.

Бела толкала, увещевала, тянула, снова увещевала, зло глядела на Огонька, снова толкала, ругалась, ненавидела, обещала при первой же возможности свалить в город, жить в хрущевке и без баранов, снова толкала, снова умоляла, снова тянула, плевалась и на животное, и на окружающий мир, и на жизнь, и снова толкала, и снова тянула.

Через сто лет они доковыляли до ее Горчичной улицы. Семь домов. Нужно было пройти мимо семи домов. После седьмого дома ‒ ее. Восьмой родной дом. Восемь. Кто придумал такую цифру? Можно ж было досчитать, например, до шести и остановиться. Зачем дальше-то? И не нужно было бы сейчас мучиться с этими семью домами. Шесть и все. Шестой был бы ее дом.

‒ По-моему, чем дольше я нахожусь рядом с этим бараном, тем больше тупею! ‒ вдруг подумала Бела, когда остановилась уже в который раз, чтоб перевести дыхание.

Рубежи нужно брать один за другим. Медленно, не торопясь и не нервничая. Один дом, второй, третий, четвертый. Четвертый! Еще остались пятый, шестой и седьмой! Всего лишь-то! Бела — молодец! Хоп, и за три часа прошла с Огоньком аж четыре дома!

‒ Я тебя съем, ‒ пригрозила она, задыхаясь.

Зря она это сказала, потому что баран остановился и как будто врос в землю перед воротами шестого дома. Может, он понял, какая участь его ждет, и решил всю свою оставшуюся жизнь провести именно на этом клочке земли? И снова Бела толкала, дула ему в уши, грозилась, умоляла, тянула, обзывала, снова толкала. Но если до этого баран хотя бы по миллиметру двигался в сторону их родного дома без одной доски в заборе фруктового сада, то теперь — ни в какую! Пять минут прошли, десять, двадцать.

‒ Да я тут с тобой состарюсь и умру! ‒ в сердцах воскликнула девочка и чуть не заплакала.

‒ Кхм, ‒ кто-то рядом кашлянул.

Бела аж подпрыгнула от неожиданности. Баран?! Он теперь еще и кашляет?! А может, и заговорит?!

‒ Кхм! — грознее кашлянули, но не перед Белой, а где-то позади.

Девочка резко обернулась. Может, это Надюша над ней смеется? Но это была не Надюша.

Какой-то мальчик пристально смотрел на Белу. Вид у него был очень надменный, и руки держал он в карманах. Незнакомый мальчик. Бела знает всех мальчишек в их селе. Что же это за тип?

‒ Ты кто? ‒ конечно же, спросила Бела.

‒ Убери барана. Я не могу войти в дом.

Мальчик отчеканил каждое свое слово. Бела вспыхнула: как он смеет так высокомерно на нее смотреть?

‒ А он не убирается! ‒ зло парировала она. ‒ Придется тебе лезть через забор.

Бела скрестила руки: больше и не подумает толкать Огонька. Мальчик усмехнулся, подошел к девочке, рукой подвинул ее в сторону и коленкой толкнул барана в зад. Огонек как будто только этого и ждал: сорвался с места и радостным блеянием помчался, подпрыгивая, в сторону восьмого родного дома. Бела еще никогда так широко не открывала рот. А незнакомый типчик даже не посмотрел в ее сторону, просто исчез в своем дворе. А может, и не в своем? Неужели он теперь живет тут? Да нет! Приехал, наверное, в гости.

‒ Ой, Огонечек! ‒ вдруг вспомнила Бела и побежала за своим черным кудрявым сокровищем.

А этот «осел» уже пробежал мимо их родного восьмого дома.

Разобравшись с бараном, Бела собиралась, как дедушка говорит, почаевничать. Но не тут-то было. Против чая с баранками выступили круглые часы, висевшие на кухне над холодильником. На них взглянула девочка перед тем, как поставить чайник на плиту. Время было уже пять! Пять часов вечера! В пять Бела должна была на другом конце села забирать близнецов от логопеда!

Логопед, Лиза Витальевна, приехала к родителям погостить из далекой Москвы. Специалистом она была отличным. Мама Белы и близнецов с нетерпением ждала ее приезда и в первый же день отправилась с гостинцами просить позаниматься с мальчишками. Сначала Лиза Витальевна отказалась, потом тоже отказалась, на третьи уговоры согласилась. Мама прекрасно понимала, что человеку совершенно не хотелось работать в свои драгоценные выходные: сама все время пропадает на вызовах. Но что поделать? Материнское сердце болит: ее сыновьям, страдающим дислексией,⁴ хороший логопед был нужен. И вот три раза в неделю близнецы ходили к Лизе Витальевне. Половина ее отпуска уже прошла.

Евсей и Корней, увидев сестру, широко заулыбались, Они были очень рады ее видеть. Не потому, что им было плохо у логопеда, нет, мальчишки везде чувствовали себя хорошо, даже в первом классе, который они заканчивали в этом году. Множество письменных заданий, заучивание наизусть, чтение рассказов для малышей — все это не отвратило их от школы. Нельзя сказать, что близнецы были трудяшками, которые выполняли все от начала и до конца, просто они не унывали, если у них что-то не получалось или если им не хотелось что-то делать.

‒ Бела-Арабела! ‒ как всегда начали задорные мальчишки.

Близнецы любят смотреть мультики. Особенно про белого пуделя по кличке Арабела. Им очень понравилось, что пудель и их сестра оказались похожи именами. Девочка на это уже перестала реагировать.

‒ Наденьте сандалии правильно, ‒ устало повторяла она. ‒ У каждого из вас должен быть один цвет.

‒ Не хочу!

‒ Не хочу!

Мотали головами мальчишки и смеялись. Так и пошли по улице: у Евсея на правой ноге был синий сандалик, а на левой — красный, у Корнея на левой ноге синий сандалик, а на правой — красный.

А вечером дети вышли в большой фруктовый сад. Мама дала им задание — посадить куст смородины. Сначала мальчишки не хотели надевать ветровки. Спор затягивался, время шло. Не в темноте же сажать бедное растение! «Нам нужно быстрее идти в сад, если опоздаем, выйдет на прогулку гном, который живет в старой яблоне, и погубит смородинку! Нужно успеть, пока он спит и не видит, что мы делаем!» ‒ уговаривала их Бела. Мальчишки сдались.

Пока девочка гремела в сарае в поисках нужных инструментов, близнецы стояли около крыльца и тыкали в машинки друг у друга на ветровках. «Бип-бип», ‒ приговаривали они при этом.

Майский вечер был хорош. Тихо-тихо было вокруг. Небо было высоченным, с красными полосами и розоватыми облаками. Такое умиротворение. Ни одно дерево не шелестело корой и ветками в большом саду. Все они стояли неподвижно, будто знали, что нельзя нарушать тишину и покой этого удивительного мира. Наверное, в мае все прекрасно. Тут в сарае что-то грохнулось.

‒ Сама сказала, гном проснется, ‒ один из близнецов покачал головой.

‒ Бела-Арабела, ‒ пожал другой плечами. ‒ Бип!

‒ И что она там ищет? ‒ спросил Евсей. ‒ Мама, когда сажает, ничего не ищет. Идет в огород и сажает. Бип!

Вскоре Бела появилась с лопатой в руках.

‒ Если уж она так долго искала просто лопату, представляешь, как долго она будет искать в саду просто землю? ‒ вздохнул Корней.

‒ Наверное, мы сможем увидеть гнома, ‒ улыбнулся Евсей.

Посадка смородины оказалась делом веселым. Близнецам было поручено принести в сад кустик, простоявший всю ночь в чулане в ведре с водой. Мальчишки договорились, что будут нести ведро по очереди: два шага ‒ Корней, два шага — Евсей.

Огромный фруктовый сад был отделен от двора голубым дощатым забором и синей железной калиткой. Прутья у нее кое-где прогнулись: это близнецы-футболисты постарались.

В саду посетителей первой встречает густо разросшаяся черемуха. Ее ветви наполовину свисали через забор во двор. Мама каждый год собирается варить из ее ягодок джем, закрывать компоты, готовить пастилу, но мальчишки, когда устают от футбола, все подчистую съедают. Зачем оставлять на зиму то, что уж очень сильно просится в рот летом?

В глубь сада к большому деревянному столу и скамейкам вокруг него ведет аллея из вишневых деревьев. Тут уж мама с боем отвоевала себе правую сторону от дорожки. С левой стороны близнецы могут съесть все, но фруктовые деревья с маминой стороны трогать им запрещено. Там, в глубине, растут яблони. Их три дерева. Самое большое, крепкое и высокое — антоновка.

Сейчас сад полуголый. На деревьях показываются еще только маленькие зеленые почки. Прошлогодние, скрюченные листья Бела уже успела убрать. Тогда близнецы тоже ей помогали как могли: бегали по саду с граблями, повредили кору на одной из вишен, выбили две доски в голубом заборе, разметали собранную Белой кучу ссохшихся листьев.

‒ Раз, два, ‒ считал Корней, крепко держа обеими руками ведро, где покачивались вода и прутики.

Он передал его Евсею.

‒ Раз и два, ‒ отмерил свой путь мальчик и поставил перед Белой ведро.

Девочка кивнула. Она успела выкопать лунку и терпеливо ждала, когда братья наконец-то завершат свой смородиновый путь.

‒ Почему в сказках, которые нам читает Ольга Петровна, реку называют Смородиной? ‒ вдруг вспомнил уроки чтения Корней, пока с интересом наблюдал за действиями сестры.

Бела старалась посадить кустик под наклоном в 45 градусов, но у нее все не получалось, поэтому на вопрос брата она не ответила.

‒ Уж очень сильно любили эти ягодки? ‒ предположил Евсей.

‒ Может, она истинно русская ягода? ‒ тоже задумался Корней. ‒ Как кокошник.

Наконец-то кустик перестал заваливаться и сохранил то положение, которое так нужно было Беле. Мальчики, увидев это, покачали головами.

‒ Куст сестра сажает рьяно, только вот забыла, что сажать-то нужно прямо!

‒ Бип!

День в мае становился длиннее, вечер тоже, хоть и был прохладным. Дедушка Лукьян, взбудораженный возней детишек в соседнем саду, тоже решил осмотреть свои деревья и кусты. Прошлогоднюю листву он убрал где как смог. Старые веточки срезал, высоко, конечно, лезть он не стал. Можно было и Гришку попросить, но у старшего внука и своих хлопот много.

Закат тихонько догорал. Небо становилось темнее, красная полоса теперь была только на горизонте. Вокруг было тихо-тихо. Дедушка Лукьян любил это время: оно было так похоже на его старость. Он всегда выходил в это время во двор — попрощаться с днем, который прошел в заботах и делах. Газетку почитает, кашу сварит, в саду покряхтит — вот и прошел день.

Каждый вечер дедушка Лукьян провожает закат. Так было и тогда, когда его бабушка Аня была жива. Если дедушка задерживался на улице, она обязательно выходила за ним на крыльцо и ругалась.

‒ Холодно уже, иди домой!

Бабушка Аня умерла три года назад, но дедушка Лукьян до сих пор каждый день выходит во двор поздно вечером, как будто надеясь, что любимая жена вдруг выйдет на крыльцо и позовет его домой…

Примечания

3

Стайка — хлев, помещение для домашнего скота.

4

Дислексия — избирательное нарушение способности к овладению навыками чтения при сохранении общей способности к обучению.