УТРО ПРИХОДИТ ВСЕГДА. РОМАН О РЮМКАХ И ЮБКАХ

КСЕЙ БО

Каждый сам в ответе за свои поступки, и он это знает. Женщины и алкоголь, пьяные драки и сомнительные авантюры – всё, что у него есть. Он потерял себя в чужих постелях, винных парах и в сигаретном дыму, но душа его не очерствела.Будет ли конец сомнениям? Что одержит верх – низменные инстинкты или великое чувство, минутная страсть или вечная преданность?Эта история о соблазнах и о том, какой ценой приходится за них платить. Будьте осторожны, ведь утро приходит всегда. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2

Ожидание безмятежного сна не увенчалось успехом. В сознании всплыла картина прошедшего вечера — барная стойка, Соня, милая Соня чарует своей неповторимой улыбкой. Медленно, но жёстко, как гусеничный трактор, её ладонь ползёт по моей груди вниз, спотыкается об ремень, но движется дальше, затем снова поднимается. К паху. Она чувствует мою эрекцию, улыбается, ухоженными пальчиками расстёгивает молнию на ширинке. Я не в силах противостоять нахлынувшему желанию, теперь мной руководит лишь животный инстинкт: «Сделай это!». Соня будто читает мысли своего раба — неслышно опускается на колени и начинает двигаться в такт любовного маятника. Внезапный смех со стороны возвращает меня в действительность, я открываю глаза в надежде отыскать источник помехи. Еле различимое пятно на потолке, светлые, без узоров, обои не вяжутся с той обстановкой, которая окружала меня мгновение назад. Направляю взгляд в область живота — всё правильно — голова брюнетки продолжает процесс перемещения «вверх-вниз», только вот… Твою мать! Я резко выскочил из-под этой головы и упёрся в угол дивана. Мрак комнаты будто рассеялся от свечения двух белков глаз и ослепительной, широченной улыбки. Чёрными оказались не только волосы нежданной гостьи, но и лицо, руки, грудь — всё, что я успел разглядеть. Ошибиться было невозможно — сливаясь с темнотой, на меня уставилась невесть откуда взявшаяся в этой комнате негритянка. Она продолжала белозубо улыбаться и, бормоча что-то непонятное, снова наклонилась ко мне. Я окончательно вернулся к реальности и попытался понять, какого чёрта эта темнокожая особь делает в квартире Ильдара. Долго гадать не пришлось — открылась дверь в комнату и наше уединение нарушилось появлением самого Ильдара и Дениса, который обнимал ещё одну красотку африканского происхождения с огромной грудью. Пространство заполнилось диким хохотом, очевидно надо мной.

— Алекс, как тебе подарочек? — Ильдар плюхнулся на диван, успев при этом звонко шлёпнуть по заднице мой презент.

— Неожиданно! Я бы даже сказал, пиздец, как неожиданно! Вы где их взяли?

— Ааа, неважно! Считай, что всё это — волшебство!

Мы оставили наших дам в комнате, а сами отправились на кухню. Я отворил форточку, вынул из кармана смятую пачку Marlboro, в которой оставалось три потрёпанных сигареты, и, выловив одну из них губами, закурил. Атмосфера в ротовой полости приобрела ещё более отвратительный смрад, а череп подвергся ремонту изнутри — в висках застучали сорок восемь качественных отбойников. Вдобавок ко всему снова заныло в правом боку.

— Алекс, ты что такой недовольный? Или каждый день мулаток трахаешь? Мы старались, хотели, как лучше…

— Ребята, я не понимаю, — мой голос осип, — вы бессмертные, что ли? Меня как будто съели и в унитаз выдавили, а они ржут!

— Да брось, что зря такому вечеру пропадать, вот мы и решили скрасить его остаток экзотикой. Ты не рад?

— Как же, рад! — я прямиком из бутылки смочил пересохшее горло остатками виски и сморщился от горечи.

— Тогда бросай сигарету, Алекс, сейчас мы устроим кубинские танцы! — Денис ловко выпрыгнул из брюк и поскакал в комнату.

— Алекс, ты с нами? — Ильдару явно не терпелось последовать вслед за Денисом. Он этого не скрывал и уже стягивал с себя футболку.

Алкоголь очень быстро разбавил мою кровь, бодрость снова понемногу овладевала телом

— Чёрт возьми, умеете же вы уговаривать! — моя рубашка полетела в угол к остальным покинутым собратьям. — Значит, кубинские танцы!

Спустя десять минут квартира превратилась в механизм, производящий вздохи, оханья и взвизгивания. Если бы Тинто Брасс хоть одним глазом наблюдал за тем, что происходит здесь, он бы серьёзно пересмотрел требования к актёрам в своих работах. Мы, как ковбои в американских фильмах, седлали чернокожих лошадок где придётся и как придётся, передавая при этом друг другу откупоренную бутылку «Джека Дэниелса». Даже установленная на «повтор» и звучащая достаточно громко композиция Нирваны «Smells like teen spirit» не заглушала издаваемые нами шумы — стук мебели о стены, смех, подначивания друг друга, крики кубинок. Удивительно одно — почему до сих пор в дверь квартиры не слышно звонка недовольных соседей? Однако, задумываться над этим вопросом никто не стал — вечер имел отличное завершение и плевать на остальное!

Наконец, силы стали покидать нас, да и «лошадки» действовали уже без особого энтузиазма. Оргия подходила к завершению; секс, алкоголь — дневная норма выполнена. Денис выудил из холодильника бутылку с водой, и мы поочерёдно прикладывались к ней, спасаясь от ужасного сушняка. Мы славно потрудились, лень было даже разговаривать.

Усталость урвала своё: кто-то уснул на постели, кто-то на кухне, на небольшом угловом диванчике. Я же мгновенно улетел в мир сновидений прямо на полу, подсунув под голову свёрнутые в клубок чьи-то шмотки, от которых несло сигаретным дымом, туалетной водой и чёрт пойми ещё чем. Очень долгим оказался путь к долгожданному отдыху, поэтому неприятный запах чужой одежды не стал препятствием для моего горизонтального положения.

Я хочу сказать, что ненавижу будильники. Все. Грёбаные китайские пластиковые, старые, советские, неубиваемые будильники вызывают во мне приступы гнева, прикроватные настольные, будильники в сотовых телефонах. Все они — смердящие отрыжки дьявола, извергнутые на свет для отравления людской жизни. Будильники — материализованное доказательство порабощения человека; сигналы, звонки, мелодии — звон цепей на кандалах невольников, вынужденных под розгами церберов покидать своё ложе. Я избегаю будильников, они — воплощение моей никчёмности, показатель зависимости, моей несвободы. Пиликающий поутру хронофор срывает с нас одеяла, стаскивает с постелей, гонит на современные офисные плантации. Мы материмся, еле продирая глаза, ещё затемно разводим тошнотный кофе, плетёмся на работы, безропотные. Выбирая будильник погромче — выбираем плеть похлёстче. Ищи интересное дело, то, ради которого утром ты встанешь сам с улыбкой на лице и ожиданием свершений. Или установи будильник на нужное время и заткнись.

Я счастливчик. Мои глаза открываются от тепла тысячи солнечных лучей, пробравшихся сквозь щель меж плотных штор и щекочущих мои ресницы. Да, блядь, я счастливчик! Ещё пьяный, с жутким перегаром и чёрной задницей под боком счастливчик! Переступая через штабеля голых тел, пытаюсь отыскать свои джинсы. Пришлось изрядно потрудиться, прежде чем я нашёл их. Достал из кармана телефон. Девять пропущенных вызовов от начальника не предвещали мне пряников на работе. Не скажу, что у меня никогда не возникает проблем — иногда, если не сильно устал, иду на кухню, выворачиваю водопроводный кран, чтоб капли стекали по краю раковины, а не в самую её середину, в сток, дабы не слышать гнусного шума, препятствующего сну. Сейчас же меня ждёт нечто посерьёзней. И почему никто не слышал звонков? Ах, да, здесь никто нихуя не слышит. И не чувствует — это я понял, нечаянно наступив на руку второй, сисястой. Она даже не шевельнулась в протест посягательству на свою конечность. Я прошлёпал на кухню, не хотелось, всё-таки, будить звонком вчерашних марафонцев. Дениса придётся потревожить. Ну да хер с ним.

— Алло, Борис Валентинович?

— Алекс, твою мать, какого ты на звонки не отвечаешь, что с голосом у тебя?

— Не слышал, решил выспаться, поставил телефон на беззвучный режим и проспал, — банальная ложь в банальной ситуации. Этому даже никто не удивляется.

— А с голосом что?

— Не знаю, может, приболел, — я решил добавить чуточку слезливости в свой пиздёж, раз начальник сам спровоцировал такую возможность.

— Так, заканчивай свои болячки и быстро в редакцию. Даже говорить по телефону ничего не хочу! Мы с Оксаной ждём тебя!

— Конечно, Борис Валентинович, я почти готов, выезжаю! — я оглядел себя в зеркало и представил, что вот такой «готовый» войду в кабинет начальника. Отрадно помечтать, как они вместе с Оксаной охуеют, когда я на дубовую крышку стола выложу своё отношение к их претензиям.

Я поставил на плиту почти пустой чайник, закурил, выдувая дым в потолок, и попытался запустить в действие процесс мышления. И что такого случилось, если к нам нагрянула Оксана? Впрочем, узнаю всё на месте, нервничать из-за того, чего, возможно, еще не произошло — пустая затея. Я залил молотый кофе кипятком прямо в чашке и направился в душ. Как-то нужно приходить в себя. Прохладная водичка хлестала по спине, стекала по ногам и воронкой исчезала в проржавевших трубах. Я пытался представить, как вместе с этой водой смывается мой недосып, перегар и отёчность с лица. Ну да, всех бы так излечивал душ после попоек. В общем, ничего не изменилось — моя рожа всё так же была похожа на билборд с рекламой клиники по лечению зависимостей. Джинсы, немного помятая рубашка — о, да! Мой образ дополнен штрихами небрежности — несомненно творческая личность.

Я решил никого не будить и уехать не попрощавшись. Ничего страшного, они не обидятся. Им вообще будет не до меня. Очнутся, выпьют по бутылочке пива и отправятся отсыпаться по домам, чтобы с завтрашнего утра снова разбрестись на работы. Монотонная круговерть, завлёкшая в свой эпицентр человека уже не отпустит его. День за днём, месяц за месяцем летят года, меняя нашу одежду, причёски, наваливая под глаза мешки, рисуя морщину за морщиной — плата за пережитые мгновения нашей жизни. Часто мы не обращаем внимания на конкретные из них, не задумываемся о том, что, возможно, через некоторое время будем вспоминать о них как о самых счастливых. В мои 16—17 лет мой дядя, земля ему пухом, сказал мне однажды, шурша сухой ладонью по седой щетине: «Алекс, от 20 до 30 лет время пролетит незаметно, главное — успевай хватать, выдергивать из мчащихся дней нужное, полезное. Не грязь. Иначе, сунешь потом руку в карман — а там одна шелуха и пыль». И вот я, почёсывая бороду, пошарив, достаю из кармана пачку презервативов, зажигалку и мятный «Дирол». Самое нужное и необходимое. Услышал ли тогда я его? Кому-то, плывущему по течению, улыбается удача, а кто-то пашет, как конь на семи огородах, чтобы добиться своего. У каждого — свой путь, его не пройти по чужим следам. Сложно не слушать ни тех, ни других, но ещё сложнее разгребать последствия чьих-то советов. Я ещё раз заглянул в комнату, где поменялись лишь позы спящих — всё та же тёмная прохлада с лучом солнца на ковре и запахом перегара. Безответно махнул на прощанье и, захлопнув входную дверь, стал дожидаться лифта.

Таксист, завидев меня издали и определив по моей ускоренной походке, что я тороплюсь, бросил на асфальт недокуренную сигарету и, исчезнув в салоне, запустил двигатель. И правильно сделал — мой телефон снова разрывался от звонка начальника.

— Да, Борис Валентинович!

— Алекс, ты где, твою мать?

Я жестами попросил водителя погазовать и посигналить. Он разулыбался, но просьбу мою выполнил.

— Пробка, Борис Валентинович. Я давно уже в пути, скоро буду. Иии… Борис Валентинович…

— Говори уже! У меня времени в обрез, одни нервы!

— Вы не могли бы выйти, когда я подъеду? У меня небольшая проблема…

— Ты совсем охренел что ли? — мне показалось, что в салоне от крика потрескаются стёкла и уже находился в ожидании встречного ветра. — Мы тут ждём его, будто дел других нет, а он — «Выйти»! Может, дорожку красную тебе ещё постелить?

Я ожидал подобной реакции, но делать было нечего — в моём кармане не было ни рубля, а водитель такси явно не будет не в восторге от такой новости.

— Я всё объясню, Борис Валентинович!

— Объяснит он… Давай уже быстрее. Если через десять минут тебя не будет — можешь разворачиваться обратно!

— Ээээ… Пятнадцать…

— Я тебе сейчас дам «пятнадцать»! Всё, жду!

В принципе, Борис Валентинович — добродушный старикан, но, если дело касается работы — ураган в своих эмоциях, наблюдать его в гневе, да ещё быть причиной гнева — удовольствие редкое и сомнительное. Теперь можно понервничать.

Подарком судьбы оказалась пустая дорога до редакции, да и водитель попался понимающий — прошло совсем немного времени — и мы уже подъехали по нужному адресу, где на ступенях у входа Борис Валентинович и Оксана что-то обсуждали, причём очень эмоционально. Мне расхотелось выходить из машины и не было ни малейшего желания быть темой для обсуждения. Мне стало немного грустно.

— Борис Валентинович! Вы не могли бы… Оплатить такси? — мне казалось, он лопнет от злости. Почти швырнув мне в лицо выуженную из бумажника купюру, начальник прошипел:

— Давай бегом за мной!

Моя гордость не позволяет мне брать деньги, если они выданы подобным образом, но это был единственный выход. Я извинился перед таксистом и поспешил в кабинет Бориса Валентиновича. Грусть во мне сжималась всё плотнее.

Не успел я открыть лакированную дверь, как в мою грудь практически воткнулся запущенный в меня журнал. Возможно, последний выпуск. Ну да, точно последний. Я поднял журнал с пола и встал, не решаясь пройти и сесть, как обычно, на кожаный диван.

— Алекс, какую страницу мы сейчас откроем? — Голос начальника подозрительно стих.

— Шестнадцатую?

— Да, блядь, шестнадцатую!!! — я не ошибся. Затишье оказалось обманчивым. — И что мы там увидим, Алекс?!!

— Что?

— Ты мне дурачком не прикидывайся! «Что»? Да ничего! Ничего того, что должны были бы увидеть! Ты помнишь, о чём мы здесь втроём говорили, помнишь?

— О чём конкретно, Борис Валентинович?

— О том, твою мать! Оксана! Ну, расскажи ему!

Оксана, до сих пор безучастная, приободрилась и приготовилась есть мой мозг.

— Алекс, мой телеканал, где я работаю — один из двух транслирующих чемпионат каналов. Вы первые, как всегда — с моей помощью, кто получает информацию, недоступную другим журналам. Не могут, понимаешь, их сотрудники знать подробностей, которые так интересуют читателей. А ты можешь. Весь чемпионат в нашем с вами освещении. Крайний матч с Бельгией оказался для наших неудачным. Да хрен бы с ним, но… Выходит передача с Никольским, где он передаёт настроение команды миллионам фанатов, жалостливо рассказывает о трудностях подготовки, о куче говна, преследующих команду. В общем, оправдывает игроков, как может. Опять же — хрен бы с ним… Я не знаю, как вы работаете, но вот в этом вот номере, — Оксана ткнула пальцем в выпуск, всё ещё находящийся у меня в руках, — в этом номере ты, Алекс, сообщаешь тем же фанатам, что, на самом деле, наша дорогая команда всю ночь куролесила в ночном клубе и на игру вышла, грубо говоря, не в форме. Пили, понимаешь, наши ребята всю ночь! Вот и непонятно, Алекс, как так — сегодня Никольский жалеет ребятишек по телевизору, а завтра со страниц журнала их поносит? Мы с вами этот момент обговаривали: всё, что выходит на канале, выходит и у вас! А сейчас весь интернет в картинках: бельгийцы на поле и наши в баре — «Вот так готовится наша команда»! Алекс, преклоняюсь, ты — единственный, кто запустил эту «фишку»! Недовольны все! Руководство имеет меня, а я хочу поиметь тебя!

— Твою мать, Алекс, меня неделю не было, тебе всё доверие, а ты такую шляпу завертел! Ты чем думал, когда пальцами своими кривыми статью набирал!?

Помню этот денёк. Утром сдавать статью, а я в хлам бухой ору Анжеле, стриптизёрше, чтобы она не пугала клиентуру и не снимала лифчик. Анжела, она же Аня, привыкла к моим выходкам, она не обижается. Я на пять минут заехал в бар, чтобы подкинуть деньжат Ильдару на вечер. Потом, под утро, пялился одним глазом в монитор и высказывал Ворду всё, что думал о наших футболистах. Отправил с подписью «Валентиныч дал добро». Валентиныч, конечно, этого не делал, я вообще не знаю, чем он там занимался, на Мальдивах, наверняка просто жарил задницу на солнце. В общем, случилось так, как случилось — статью отправили в печать. А я потом ещё два вечера заезжал на пять минут в тот же бар с чувством выполненного долга.

— Короче, Алекс, я уезжаю на встречу, а ты как хочешь улаживай этот момент с Оксаночкой. Я не знаю, как ты с ней договоришься, но если завтра ситуация останется неразрешённой, то будешь ты здесь коробки на складе по стеллажам раскладывать!

Борис Валентинович засуетился, достал из ящика в столе какие-то бумаги, в спешке рассовал их в свой портфель и, громко хлопнув дверью, удалился. Хорошо, что он так сильно торопился, иначе не избежал бы я часовой поездки по своим чреслам. Осталось решить вопрос с «Оксаночкой»». Как только начальник скрылся за дверью, мне немного полегчало. Я выдохнул и уже мог позволить себе присесть на скрипящий диван.

— И? — я, не глядя на Оксану, завалился с ногами на диван и стал разглядывать ноготь на большом пальце правой руки. Он показался мне немного длиннее, чем на пальце левой.

— По-моему, сейчас ты должен говорить, — Оксана зашелестела бумагами. Жаль, я не видел её. Но поворачивать голову не хотелось.

— Признаюсь честно — даже представить не могу, как это решить.

— Не сомневалась. Это нормально для тебя — не знать, что делать.

— Не преувеличивай, Оксаночка, мы обязательно что-нибудь придумаем, не первый раз бутылки сдаём!

— Алекс, я не понимаю, ты, вроде, толковый парень, а у тебя косяк на косяке, как это у тебя получается? За всё время нашего знакомства и сотрудничества я столько раз уже наблюдаю, как ты сам себе жизнь засераешь!

— Вот только ты не начинай! Успею ещё от Валентиныча словить нравоучений! Просто, Оксаночка, у меня слишком тонкая душевная организация, поэтому я мало приспособлен к жизни на этой Земле, полной тайн и противоречий!

— Не неси херню, Алекс. Знаешь, за сегодняшнее утро я наслушалась уже столько, что не в силах припираться с тобой. Сейчас я покачу по делам, а в семнадцать часов жду тебя в «Хард Роке», где ты мне расскажешь про план наших действий. Времени у тебя предостаточно, рожай мысли.

— Оксан, по каким, на хуй, делам? Что я придумаю один? У меня в голове сейчас полк бухих клопов восстал, а ты бросаешь меня на их надругательство надо мной!

— Ну хоть кто-то сегодня тебя нормально отымеет!

Она подмигнула мне левым глазом, улыбнулась и скрылась за дверью, оставив разгребать меня это говно. Нет сомнений — моя вина очевидна, но как вернуть время назад, чтобы исправить положение, я не знал. Не знал, но и нависший надо мной пиздец решать не хотелось. Закурить прямо здесь мне не позволила совесть, поэтому я засмолил лишь на выходе, сбегая со ступеней главного входа. Голова по-прежнему раскалывалась и мне требовалась скорейшая реанимация. Пройдя сотню метров, в небольшом скверике я обнаружил пивной ларёк — вот она, скорая душевная помощь! Сдачи таксиста вполне хватало на бутылочку прохладного пива, и я незамедлительно поддался искушению заглушить пожар внутри себя. Уже через мгновение, сидя на деревянной лавке и потягивая спасительную жидкость, я изучал обстановку вокруг моего локального рая. Оказалось, что подобных мне страдальцев набралось предостаточно, чтобы я почувствовал себя одним из них — так же помят, несвеж и без гроша в кармане. Не хватало только вместо «Крушовицы» держать в руке бутыль с каким-нибудь «Блейзером» — вот тогда точно кто-нибудь, проходя мимо меня, поморщится и брезгливо отвернётся. И я соглашусь с ним — зрелище препротивнейшее, уверяю. Хотя, не самое унылое. Оставляя на этой Земле свои липкие следы, я успел насмотреться многого, похлеще картины перед моими глазами. Надолго ли ещё осталось силы в Их руках, всё так же ли Их колени не дрожат? Скоро, очень скоро Их затёкшие затылки избавятся от небывалой тяжести! Всё непосильней становится Их труд… Слишком много Земля впитала в себя зла, генерируемого людьми на протяжении многих веков. Иногда кажется, только лишь Зло — Зло в целом: жадность, алчность, предательство, жажда наживы, не останавливающаяся ни перед чем абсолютно; вытекающие последствия — пьянство, наркомания, разврат, нищета и… мировая скорбь, осознание того, что никогда не выбраться уже из болота смрада, экскрементов и гнилья, оное заполнило планету выше людских голов — именно это всеобъемлющее Зло — единственное достижение человечества, страшное, мрачное, но, тем не менее, всё продолжающее развиваться с ошеломляющей прогрессией. Бог осмеян и отвергнут, Истины позабыты, Заветы втоптаны в грязь. О Добре слышно лишь со страниц Самиздата. Безропотное стадо, больное с рождения духовной слабостью, следует новым Заповедям, а те, кто их диктует, не скупятся на производство всё новых и новых Законов, не замечая, что вяжут петлю так же и себе. Наконец, Они не выдержат. Побрезгуют держать на руках омерзительную колыбель с кишащими в ней ядовитыми змеями. Атланты устали.

Мой взгляд, очевидно, слишком долго покоящийся на одном из бедолаг-бомжей, смутил последнего. Он уже во второй раз повернул косматую голову в сторону моей лавки и махнул рукой, дескать, что сидишь, присоединяйся! Так как на этой лавке кроме меня не было совершенно никого, то понять, кому был предназначен жест, не составило труда. Да, блядь, приехали! Пора переобуваться в пробковые тапки на босу ногу! Я быстро встал и направился ко входу в метро. Не хватало, чтоб эти ребята ещё и знакомиться ко мне подошли. Я оставил на месте, где сидел, недопитую бутылку пива — пусть бедолаги улыбнуться. От нашего стола — вашему!

Метро — отличный вид общественного транспорта, ничего не имею против, но в данный момент, из-за невозможности ответить на входящий звонок, громыхающие по рельсам вагоны изрядно взбесили меня. Я вышел на ближайшей станции и набрал номер Варлама.

— Алекс, здорово! Сразу к делу — ко мне в гости заскочил старый приятель, теперь мы оба ожидаем тебя!

— Варлам, не могу, я сегодня просто обязан отдаться на растерзание сволочам!

— Кончай хернёй страдать! Ты где сам, на стройке, что ли? Что там у тебя гремит?

— Варлам, в метро я, в метро, домой еду! — приходилось кричать, чтобы хоть как-то убедить лязг колес в том, что я здесь главнее.

— Всё, меняй маршрут, посидим, разгоним грусть-тоску!

— Да я…

— Чего «да я»? Разворачивайся и скоренько к нам! Тебя дядя «Джонни Уокер» заждался уже!

Чёрт! Умеет же он убеждать! Да пошло оно всё… лесом!

— Добро, дружище, скоро буду!

Менять планы на ходу становится моей неотъемлемой чертой. Что ж, лучший способ бороться с соблазном — поддаться ему! Оксаночка, не обессудь, но я уже знаю, что делать! Откровенно говоря, моё нутро жаждало подобного звонка, вот и сами небеса подсказали, как мне поступить дальше.

Проблему не решишь.

Весь день хуи пинал ты.

Плачет сакура.

Отчего-то мне совсем не было стыдно, что вот так открыто кладу хер на конфликт с начальником. Как говорится — «Авось». Я дождался следующего состава и вальяжно уселся на свободное место, озираясь по сторонам в надежде найти взглядом что-то для своего развлечения. Однако, зрелищ не предвиделось — пассажиры смиренно глазели на экраны телефонов и тыкали по ним пальцами. Оставалось захлопнуть веки и откинуться на спинку сидения. Очнуться от полусна меня заставил стук открывшихся дверей вагона.

Вошла… Какая непосредственность… Вздернутый подбородок, взгляд королевы — будто для неё здесь никого нет. Не села, нет, именно ПРИСЕЛА. И остальные для неё действительно исчезли — она полностью растворилась в музыке, звучащей из наушников. Изредка, будто вспомнив что-то приятное, мило улыбалась, прикусывая при этом нижнюю губу — создавалось впечатление, что не хочет показывать свою безумно красивую улыбку тем, кто за ней наблюдает. А то, что наблюдают — вне сомнений. Однако неземной, уже играющий озорными искорками в черных глазах взгляд её, выдал безупречное расположение духа. Прикрывает глаза. Дремлет. Порой хмурит брови, видимо не совсем удовлетворившись следующей композицией, и, очнувшись от дремоты, ищет в плейере ту, что нужна. Снова уходит в себя, все же даря наблюдателям блаженный изгиб губ. Ровно покачивается в такт вагону. Четвертое естество, которое можно созерцать вечно. Меня бы устроило, если она ещё и станцевала, но есть, что есть.

— Станция «Метро Выхино».

Вышел. Совсем немного времени понадобилось мне, чтобы добраться до дома, в котором Варлам снимал уютную двухкомнатную квартирку. Её окна выходят на проезжую часть — огромный минус, когда пытаешься уснуть — шум проезжающих авто заставляет подпрыгивать над кроватью. Но это ни разу не помешало провести здесь множество вечеров, врезавшихся в память. Я взбежал на четвёртый этаж и нажал на кнопку звонка несколько раз без остановки. Когда ты находишься по ту сторону двери, это безумно раздражает. В данном случае я сделал это нарочно — Варлам точно поймёт, кто пришёл.

Через мгновение входная дверь открылась и передо мной, сияя пьяной улыбкой, возник голубоглазый блондин Варлам.

— Наконец-то, бородач приехал!

— Варлам! День добрый, блядское убожище!

— Проходи, можешь не разуваться… Шучу, скидывай свои тапки, иначе полы мыть будешь!

— Сударь, вы так любезны, ни одна царская особа не удостаивалась такого приёма, как я!

— Кончай пиздеть, проходи на кухню, говно!

Обменявшись любезностями, мы последовали на кухню, где Виталик — друг детства Варлама, затем — однокурсник, уже разлил всем виски. Ну, понеслась! Самое приятное — никогда не знаешь, чем заканчиваются подобные застолья. От сладостного предвкушения в голове зазвучала Токката и фуга ре-минор для органа Баха.

— Присаживайтесь, гости дорогие! Угощайтесь, хлеб-соль — всё для вас! «Хлеб-соль» — неаккуратно нарезанные огурцы и помидоры, несколько кусочков колбасы, сыра, четыре запечённые куриные голени и пачка вишнёвого сока. Я бы сказал, достаточно богато.

— Ну, рассказывай, Варламыч, как и что! Чем промышляем, за чей счёт банкет и почём нынче килограмм сахара!!?

— Эх, Бородач! Ты как всегда! Да что рассказывать, Алекс, всё потихоньку-помаленьку, на хлеб с маслицем хватает, да вот побороться за них приходится… Встрял я немного…

— Неужто поцарапался, а на зелёнку не наскрёб ещё?

— Да не, то в прошлом месяце было, — Варлам подхватил мою шутку, — только вот дело не в зелёнке, а в зелени…

— Серьёзное что-то?

— Как сказать… С работы, если разберутся, точно попрут. Помнишь заказ мой в Ростове? Так вот… Нехило я развернулся… Если коротко — подрядчика я там своего нашёл, неофициально. Дельный парень, работал уже с ним. Так вот, я в обход их конторы хотел заплатить ему наличкой, из своих… Хотел и сделал. Думал, свои отдам, естественно, не столько, сколько наша контора бы его конторе заплатила, только Серёга лишь процент бы имел, небольшой, остальное — конторе. А он смекнул, что от меня лично «налом» больше получит, да и согласился… Всё красиво выходило. Сначала. Все в плюсе, работа выполнена — гуляй, Вася! А тут на тебе — звонит Андрей, начальник мой, да и говорит: «Варлам, молодец, мол, проект в порядке, но есть момент — по „безналу“ на их счёт придётся переводить, денег не жди, договаривайся, что чуть позже „бабло“ получите, верха зажали наличку, типа нет её, со счета на счет перекинем, но не сразу». Тут и осел — это значит, реквизиты Серёгиной конторы подавай, а контора его и слыхом не слыхивала, что кому-то какую-то работу выполняла… В общем, и Серёга попал, и я попал. Деньги розданы, я своей «зарплаты» жду, уже и отчёты готовы по накладным… Суть такова — если наличкой наши не согласятся отдавать, как и было договорено, то я и того, что Серёге отдал лишусь, и работы лишусь… Клоака.

— Дааа, махинатор! Мало разбираюсь в ваших делах, но, чувствую, действительно в попку ты угодил… Признаться, не знаю, что и советовать, Варлам…

— Да что ты мне посоветуешь!? Сам виноват. На каждую хитрую жопу свой болт всегда имеется… Ты лучше расскажи, твои как дела?

— Мои дела… По сравнению с тобой — шикарно живу! А проблемы на работе — так, знаешь, задница, но в шёлковой оборочке! Разберусь, и говорить не хочется…

Я глянул на настенные часы, вспомнив, что к пяти часам меня ждут. Но часы оказались в точности, как и мои — единственное действие, которое они выполняли — то это ВИСЕЛИ. Наручные часы, всё же, шли, и стрелки их успели доскакать до цифры «Три». В принципе, я уже должен был собираться на встречу с Оксаной, обдумывая в голове гениальную идею выхода из моей хреновенькой ситуации.

— Короче, не трогаем работу, без этого тошно, давай лучше дела душевные обсудим! Как у тебя с идеальной женщиной обстоит вопрос?

— Варлам, Варлам! Ты же знаешь, времена меняются, люди — нет. Она ревнует, бесится, а я… Я ничего не чувствую, брат. Всё чуда жду какого-то, надеюсь, может, проснётся во мне что-то. Почти каждый день вижу её на работе, улыбчивая, красивая… Не пойму, чего мне не хватает. Всё бы отдал, чтобы чувства к ней снова появились. Лучше неё не сыскать. Молчу уже про внешность — красотка! Добрая, всё понимает, характер золотой — ни слова поперек не скажет. Любит меня. Чего ищу — непонятно.

Наши ёмкости в очередной раз наполняются горячительным, минуты так же продолжают ход.

— Как конь скаковой — всё бегу, бегу, пыль пускаю, шум-гам-и снова финиш без победы. И я люблю её, конечно, но… Не то всё. Радости от нахождения вместе нет, понимаешь? Нет, не понимаешь. Я и сам ни черта не понимаю. Бывает, сижу дома — скукота, хоть стул грызи. Думаю: «Вот сидела бы она рядом, ничего не говорила б даже, просто сидела — и на душе спокойней стало!» И чуть что случись — к ней, всегда выслушает, теплее становится. Или перебухаешь, прошарахаешься где-то, чувствуешь себя дерьмом, всё вокруг-тьма кромешная, и мысли к ней возвращаются, её бы рядом и — спокойствие. Только… Начинаем больше положенного вместе находиться — и всё, будто второй Я просыпается. Злить начинает, бесить, ощущение — глаза б мои её не видели. А ведь не так это. Пусть видят. И отпустить не могу — боюсь, и с ней не получается. Как пёс на сене. А ей жить нужно, детей рожать.

— Алекс, каждый сам свою судьбу выбирает. Она такую жизнь выбрала и мучается. Кто виноват, не маленькая же, сама всё понимает!

— Конечно, понимает, но… Иногда кажется — может, ждёт, пока нагуляюсь, поумнею…

— Да уж, поумнеешь! Ты же распиздяй, Алекс, вряд ли когда одумаешься — вот такой ты по жизни. Всё мечтаешь… Сколько твои отношения все длились, помнишь? Просто прими уже, как должное, и не парься. Неуютно тебе в отношениях, снова искать начинаешь чего-то. Может, это и есть твой удел?

— Да хрен его знает. Вот как последний литр кислорода вдохну, закончится история, тогда и станет ясно.

— Или просто не твоё, бородач.

— Или просто не моё. Как знать. В общем, лучший выход — жить, как живу. От того, что мысли всякие в голове перемалываю лучше не станет, нервы только лишние трачу.

— Только ещё один момент — чего ты ждёшь от девушки? Карнавала каждый день? Фейерверков и праздника? Не бывает так. Ну, год хиханьки да хаханьки, а потом у всех так — проблемы, притирки, бытовуха, в конце концов! Какая б ни была — со всеми результат один. Так лучше среди них свою выбрать и уживаться. Трудно порой, но есть ли смысл искать новое? Всё новое когда-то приестся. Так и будешь на упаковки клевать, год разворачивать, а содержимое выкидывать? Любовь и влюблённость — разные вещи. Любви время нужно, а ты, не дождавшись, снова в поиски. Казанова, твою ж за ногу!

— Ну а что же, себя насиловать? Вот чувствую — не могу! Моё время — да хрен с ним, а она? Вот представь только — вернусь я к ней, весь такой нарядный, наобещаю, напою про безграничные чувства, а через месяц волком взвою, снова сумки соберу. Каково ей будет? Один раз проехался по ней безразличием, второй-то зачем? Больнее ей сделать? Нет, нельзя так, лучше я потом всю жизнь жалеть буду, чем сейчас снова мозг ей колупать. Хорошая она слишком для такого мудака, как я. Время пройдёт — влюбится в кого-нибудь, и будет ей счастье. А со мной мученье одно — хочу-не хочу, буду-не буду!

— И то верно! — Варлам насадил на вилку огурец, — здесь, куда не ссы — всё против ветра.

— Не везёт мне, Варлам. Я даже из спичечного коробка всегда горелую спичку достаю.

Варлам загадочно улыбнулся и хрустнул огурцом.

— А ты с другой стороны открывай, чтоб головки было видно!

Мудрец! Что мне нужно сейчас открыть — так это список контактов и позвонить Оксане.

— Варлам, сделай тише!

«Trueтень» в динамиках варламского телефона угомонился, и моё ухо наполнилось звуком гудка вызова. На том конце «провода» гудки затихли, и вместо них я услышал знакомое «Аллотаксиздравствуйте!» Я продиктовал два адреса: один издательства — Оксана должна была быть там, второй — адрес Варлама. Пусть гору везут к Магомеду. Простая часть моей задумки была выполнена. Осталось заставить поверить Оксану, что наш разговор может быть вполне продуктивным не только за столиком в «Хард Роке».

— Алле, Оксана, день добрый ещё раз!

— Алекс, через пять минут я выезжаю, к пяти успею, жди на месте.

— Именно об этом и хотел поговорить. Оксан, у меня возникли небольшие сложности…

— Да что это такое! Алекс! Что опять случилось? И не надейся, меня твои сложности не интересуют, скоро поговорим!

— Дай договорить! Сложности с местом. Сейчас за тобой такси заедет, я тебе скину номер машины. До «Хард Рока» не доберусь.

— Ты меня похитить и убить решил? Куда ещё, нахрен, ехать?

— Не переживай, замечательное место, милое общение гарантирую.

— Как же ты меня одолел! Хорошо, жду смс.

— Оксаночка, не переживай, всё хорошо!

— Да пошёл ты! — она дала отбой, а я про себя улыбнулся. Даже врать не пришлось.

— Что-то случилось? — Виталик в очередной раз орудовал бутылкой.

— Нет, наоборот, всё отлично! Ребята, не против, если нас посетит особь женского пола?

— О чём ты говоришь! — Виталик забыл налить Варламу и схватил свой стакан, готовясь чокнуться.

— Виталя! Спокойствие, только спокойствие. Сюда приедет моя работа. Надеюсь, обойдётся без инцидентов. Варламу налей!

Он послушно склонил горлышко бутылки над снифтером Варлама. Было очень заметно, что Виталик загорелся — женской компании ему явно недоставало. Снова закартавил Trueтень.

Чтобы не ударить в грязь лицом перед девушкой, Виталик порылся в холодильнике и откопал в нём два апельсина и яблоко. Обошёлся с ними гораздо аккуратней, нежели чем с огурцами и помидорами. На тарелке фрукты выглядели даже празднично. Варлам протёр со стола, убрал куриные кости и помыл использованную посуду. Женское влияние. Если бы на Земле не стало женщин, мы перестали бы заботиться о многих вещах — не выпускали б навороченных автомобилей, не строили шикарных вилл, дизайнеры одежды… Кто это, кстати — дизайнеры одежды? Мы, мужчины, не стесняясь, ходили бы по улицам, преспокойно почёсывая яйца. Всё закономерно, люди — звери, животные, животными и остались, несмотря на миллионы лет эволюции. Если раньше, во времена каменных топоров, мужчине для продолжения своего рода со здоровой самкой требовалась мускульная сила, чтобы он имел возможность прокормить семью, то сейчас, по сути, ничего не изменилось, только вместо топоров и мышц — деньги, и, чем их больше у мужчины, тем он сильнее, значит, достойнее лучшей самки. Нет самок — к херам крутая тачка и дорогой парфюм?

— Ну всё, Виталь, заканчивай уже приготовления. Она по делу приедет.

— И что? Да и вообще — это ты всё должен прибрать, к тебе же мчатся! — Виталик дико загоготал, будто сказанные им слова можно было расценить, как шутку.

— Ладно, не важно, пойдёмте лучше покурим.

Мы рассовали ноги по тапочкам и вывалились из квартиры на лестничную площадку. Отворили почти настежь окно и дружно закурили. Все трое застыли в созерцании детской площадки напротив. Маленькие бесенята притягивали взгляды своими действиями — кто-то отчаянно лопаткой лупил по постройкам своего дружка, отчего тот ревел громче пожарной машины, кто-то, ускользая от объятий родителя и, заливаясь неистовым хохотом, ещё совсем робко, бегал по площадке, а кого-то постигла участь одинокого наблюдателя за всеобщим весельем. Покинутый нами навсегда мир детства.

— Представь, Варлам, лет через двадцать эта мелочь будет рожать такую же мелочь, водить машины, нести домой зарплату. Вот так же, как и мы, курить на лестнице, возможно даже, на этой самой, а мы будем ругать их за окурки на полу!

— Ну и будем. Нам положено!

— А они тебя на хрен будут посылать, и как зовут не спросят!

— Конечно, я им… Побоятся!

— Тебя, что ли, побоятся? Да ты для них уже старпёр брюзжащий будешь… Побоятся!!!

— Вообще, да — не побоятся. Они грамотные сейчас все. Чуть что, сразу — полиция, родители. Не такие какие-то они. Мы по-другому жили. Драки, «стрелки». И попробуй пожалуйся дома — завтра же на улице назначат стукачом, уважение потеряешь — а это страшнее всего, когда тебя не уважают. Поэтому и за поступки свои отвечали, а не по полициям бегали.

— Чувствуешь, Варлам? Посыпать ещё рано, а душок-то песочка дряхлого попёр! «Мы по-другому жили»! Вот оно — отцы и дети! Не помнишь, как нам за «Раммштайн» чуть ли не батюшку из церкви вызывали? Не ебанулся ли их сынок случаем? Как только начинаешь осуждать пиздюков — всё, считай ты уже «дядя Варлам». Только воспоминания «как мы с пацанами…» и остались. А сейчас…

Не успел я договорить, как у подъезда остановилось такси и из него вышла Оксана, нервно озираясь по сторонам.

Вот и всё, нахуй. Пан или пропал. Я быстро спустился к выходу, рассчитался с водителем и, тупо улыбаясь, уставился на гостью.

— Ну, и хули смотришь на меня? Ты куда завёз меня, тупица?

— Оксан, не ругайся! Давай войдём сначала, здесь друг мой живёт, там всё и разрешим! Что ты вот так сразу!?

Оксана, казалось, оторопела от такой наглости. Она с минуту в упор сверлила меня взглядом, после чего пугающе спокойно произнесла:

— Нет, ты вот, действительно, дебил, или мне в психушку пора? Реально, как понимать весь этот цирк? То есть я, надеясь на серьёзный разговор, ехала сюда, сама обдумывала, как нам поступить, а сейчас должна подняться к какому-то бухому, как и ты, другу? Хуй знает к кому, хуй знает где, и, как я уже поняла, хуй знает зачем?

— Не совсем так, ты утрируешь, Оксан. Мы на Выхино, у моего друга, собираемся решить наш вопрос!

Я подошёл к двери, отворил её и жестом пригласил Оксану войти. Та, продолжая осматривать меня, к удивлению, проследовала в подъезд.

— Четвёртый этаж.

— Да хоть десятый. Я в туалет хочу.

— У нас есть туалет!

— Да что ты!? А я думала, вы в окно гадите!

Из-за приоткрытой двери квартиры доносились голоса моих товарищей и какая-то музыкальная попсятина. Я уже сам утвердился в нелепости ситуации. Со стороны это выглядело, как будто трое подвыпивших парней пригласили на «хату» шалаву.

— Вот туалет! — я включил свет в сортире и рукой указал на унитаз.

— Ты охранять меня собрался?

— Ну да, располагайся!

Я проследовал на кухню, где очень быстро размешал виски с яблочным соком для Оксаны. Конечно, в новом, чистом бокальчике. Фрукты оказались, однако, кстати. Ребята сидели и мирно общались, будто и нет меня. Они лишь взглядами вопрошали: «Ну как? Всё хорошо?» Когда же на кухне появилась Оксана, разговоры стихли.

— Присаживайтесь, пожалуйста! — Виталик светился от счастья.

— Твою ж мать! Что я здесь делаю? — гостья со вздохом опустилась на предложенный ей табурет. Она двумя глотками запрокинула в себя виски с соком, и мне показалось, что происходящее уже не беспокоило Оксану.

— Ну, выкладывай свои мысли Алекс. Зря я сюда пёрлась что ли.

— Оксан, если честно, думаю, стоит всё оставить как есть. Ну, погутарит народ, позлорадствует, да и успокоится!

— Это всё?

— Всё. На большее меня не хватило.

Ещё одна порция алкоголя проникла во чрево моей собеседницы. По всему видно, она не дура прибухнуть

— Знаешь, почему я сейчас такая спокойная? Потому что, Алекс, я ехала на встречу с тобой с одной целью — послать тебя на хуй. Весь день в голове вертелось — а какого, спрашивается, хера я должна решать твои вопросы? Или мне своих проблем не хватает? В общем так — я с себя полностью снимаю ответственность, говорю Валентинычу, что мы всё решили, а дальше ты сам ему объясняешь, ЧТО мы решили! Я думала, ты голову сломал себе уже, придумывая ходы-выходы, а, оказалось, ты просто синячишь! Увидела — и моё желание выписать тебе проездной на три буквы ещё больше возросло!

Отличное завершение разговора. А я переживал. Мы отсрочили мою казнь. Пусть так. Я уже достаточно выпил, чтобы такие мысли казались мне единственно верными.

— Я понял тебя. Целиком и полностью поддерживаю.

— Нет, Алекс, не понял. Думаешь, я поверю, что ты всё исполнишь? Неет! Я завтра иду к генеральному, и говорю, что Валентиныч готов с вами встретиться и всё обсудить, что у Валентиныча всё готово! А предварительно звоню самому Валентинычу, и сообщаю: «Мы с Алексом вчера посидели, покумекали и… В общем, Алекс к вам едет, хорошие новости везёт»! А если хороших новостей не будет — два не менее хороших человека поссорятся, а виной всему будет бородатый дядя Алекс! А ведь Алекс не хочет такого развития событий? Поэтому к завтрашнему дню он нарисует чёткий план действий, не так ли?

— Так ли, Оксаночка! Завтра всё будет в лучшем виде!

На самом деле я представления не имел, в каком таком лучшем виде это произойдёт. Я очень надеялся, что Оксана приедет и сама во всём разберётся — она очень неглупая девочка и имеет опыт лечения различных геморроев. Только «Оксаночка» сидела и подбухивала похлеще нашего и лечить мой геморрой не собиралась. Но завтрашний день виделся мне где-то в дымке эры динозавров, поэтому на данный момент можно расслабиться.

Оксана поступала очень опрометчиво, позволяя мне опрокидывать в себя ровно столько, сколько наливалось. Оставив мою деятельность на завтра, она обрекла ситуацию на неразрешённость. Чем дальше продвигалось наше застолье, тем чётче я это осознавал. Да и сама она, надо сказать не отставала от меня — алкоголь напрочь отключил ей мозг. Если бы я знал эту её особенность раньше, многих конфликтов удалось бы избежать.

За окном уже стемнело. Шум автомобилей затих, а на смену их жужжанию пришло жужжание наших голосов. Кухня наполнилась сигаретным дымом — выходить на площадку покурить никому в голову теперь не приходило. О том, что с нами сидела девушка, Виталик, видимо, позабыл — он громко и грубо матерился, бросал кожуру от апельсинов прямиком на стол, называл Оксану по-простецки Аксёном, на что она сама не реагировала негативно — в общем нашу компанию разбавил «свой парень». Через каждые полчаса мы переносили вызов такси для Оксаны, а позже и вовсе перестали думать о том, что кому-то куда-то нужно ехать. Время приближалось к двум часам, когда всем наскучили разговоры об университетах, бабах, мужиках и той прочей дребедени, которая неизменно сопутствует любой попойке. Виталя вспомнил, что Варлам играет на гитаре, поэтому мы передислоцировались в одну из комнат, где висела гитара, подаренная Варламу на день его рождения мной и Навагесом — нашим общим армянским другом.

— Варлам! Братуха! Давай это… По ностальгии вдарим! «Сектор Газа»! Эту… «Бомж»! Помнишь!? А я бычок поднимуууу…

— Конечно, помню! Мы возле клуба в колхозе её так верещали!

— Давай там, бренчи!

Варлам настроил инструмент и провёл пальцами по струнам.

— Сто лет уже не играл. Пальцы деревянными стали.

— Ты давай здесь не это… Не отделаешься! — Виталик очень серьёзно нацелился спеть. Эти глаза я видел тогда, когда он услышал о приезде Оксаны. Только сейчас они помутнели и сузились.

— Не-не, сейчас будет!

Зазвучали знакомые аккорды, и каждый из нас счёл своим долгом переорать соседа. Оксана, хуева любительница симфонии, знала все слова наизусть и молчать не собиралась. Думаю, немало водочки из пластика она отхлебала в своё время, подпевая вечерами гитаристам. Очень уж убедительно она старалась не отставать.

Вслед за «Бомжом» наш квартет исполнил «Звезду по имени Солнце», затем «Осень» ДДТ, «Вечер за решёткой догорает» Петлюры, дошла очередь и до «Фактора 2». Я будто перенёсся лет на пятнадцать назад, на лавочку под сиренью, где проходили все «творческие вечера» моих школьных друзей. Мы пускали пластиковую бутылку с пивом по кругу, курили дешёвые сигареты, кутались в «олимпийки» «ABIBAS», но, оказывается, были счастливы. Счастливы моментом, искренними улыбками девочек, которых так робко обнимали в темноте, и думали, что всё это будет длиться вечно. Никто из нас не отвлекался, чтобы ответить на СМС, не делал «селфи» с гитаристом и не выкладывал это фото в «Инстаграм», ожидая «лайков» и комментариев. Наверное, из-за воспоминаний у меня защипало в носу и глаза наполнились горячей влагой, хотя, конечно, и вискарик добавил перца в моё пикантное состояние. Я ещё громче затянул «Сеееела, батарейка». Когда же пришёл черёд песен «Руки Вверх», меня окончательно накрыло волной грусти и тоски. Первые дискотеки, первая любовь, первые признания, душевные переживания; картинки из прошлого возникали перед глазами одна за другой под аккомпанемент ванильных песен — всё это слилось в единую имматериальную субстанцию, которая полностью проникла в моё сознание и теперь изъедало его изнутри. Как беспощадно время вгрызается в нашу плоть, крадёт наше детство, юность, а вместе с ними доброту, доверчивость, мечтательность, всучив взамен корыстолюбие, лживость, озлобленность. Мне захотелось нажраться до полнейшей отключки — всё ушло, не вернуть ничего, в том числе и подростковой влюблённости в жизнь, ожидания от неё чего-то невероятного. Теперь это лишь воспоминания, которые залетают изредка, ненадолго, как воробьи в кормушку. Поклевали и улетели.

— Так, дорогие мои! — Оксана встала с дивана и, опираясь о спинку стула, продолжила, — вы как хотите, а я спать! Чувствую, Бобик издох!

Наша гостья неуверенно направилась к туалету. Никто удерживать её не стал. Минут через десять она мягко проплыла мимо нашей комнаты в соседнюю, где, вероятно, сразу же и отрубилась. Мы, отложив в сторону гитару, вернулись на кухню.

Количество выпитого нисколько не сказалось на активности моих друзей, они с не меньшей экспрессией принялись обсуждать вероятность установления в России монархической власти, которая, по их мнению, «подняла бы нашу страну с колен». Приводились различные примеры того, как оно могло быть, как к этому прийти и сколько плюсов получило бы обычное население — пьяные бредни совершенно аполитичных существ, воспылавших любовью к Родине и «батюшке-царю». А я выпускал дым струйкой к потолку и тёр кулаком без того красные глаза. Голоса друзей меня убаюкивали, их разговор — будто мамина сказка на ночь. Ещё чуть-чуть и я пущу пузыри на губах и громко засоплю, причмокивая. Последняя бутылка на столе давно оставалась неприкасаемой, я взял её в руку, долго целился одним глазом, разливая виски по стаканам. Мешать напиток ни с чем не стал, молча подвинул пойло друзьям, поднял свой стакан и выкрикнул:

— За Царя и Отечество!

Тошнота подкатила к горлу, я кое-как добежал до туалета и упал на колени перед унитазом. Так и знал, что ошибся с тостом. Меня обильно вырвало. До свидания, «Джонни Уокер»! Спасибо за визит! До новых встреч!

После долгой ссоры с унитазом, я, наконец, немного очухался. Скинул с себя всю одежду, залез в ванну и выкрутил оба вентиля на полную. Сначала из-за ледяной воды мне сжало грудь, отчего перехватило дыхание, а затем обдало кипятком — я испугался, не слезет ли кожа с лица. Пришлось выскочить из ванны и настроить струи до нужной температуры. После этого я поливал себя со всех сторон в надежде отрезвить отравленное токсинами тело. К сожалению, моя затея не удалась — та же свинья, щурясь, смотрела на меня в отражении зеркала. Ничего не оставалось, кроме как вернуться за стол. Покачиваясь, я пытался вникнуть в суть разговора товарищей. Блядь! Они ещё могут членораздельно выговаривать слова! Тут я окончательно убедился, что мне не место в их компании. Не уверен, понятно ли им было пожелание спокойной ночи, гораздо важнее было без происшествий добраться до кровати. Протаранив всё, что попадалось на пути, моё туловище, о, Боги, плашмя рухнуло на нечто мягкое, тёплое, и, сквозь сон, вопрошавшее: «Что за нахуй?»

— Окса… ик!… ночка! Извини… я… что-то… прям… ик!… охренеть… не в адеквате…

Оксане не очень-то хотелось начинать разборки насчёт моего нахождения с ней в одной постели, поэтому она просто подвинулась к стенке и отвернулась, глубоко и сладко вздохнув. Я каким-то образом влез под одеяло и рефлекторно прижался к женскому телу, запустив ладонь ей под локоть, к груди. Просто привычка, ничего более. Носом уткнулся в шею и приготовился ко сну, вопреки тысячам вертолётов, уносившим меня ввысь и скидывающим оттуда на землю. То ли от того, что я так нескромно елозил, то ли виной всё те же рефлексы, но у меня встал. Несмотря на моё состояние, мой верный друг чётко оценил обстановку, вычислил близость к неприятелю, привёл себя в полную боеготовность и ожидал лишь команды вторгнуться в стан врага. Обстановка накалялась, ни о чём другом думать я уже не мог. Я крепче сжал покоящуюся в ладони грудь и притянул Оксану к себе. Сии действия не оказались незамеченными, моя пленница резко развернулась и буквально впилась в мои губы. Я закрыл глаза, но от этого голова моя ещё больше закружилась. Сексуальное желание и желание отрубиться были наравне, но, после того, как рука девушки скользнула в мои трусы, я тут же сделал выбор в сторону наслаждения. Оксана скинула с нас одеяло. Было, действительно, очень душно, и я благодарил её за освобождение от лишнего куска материи. Затем, с такой же ловкостью, мы освободились ещё от двух препятствующих зову плоти тряпок. Оксана напала на меня, как ненасытное животное. Я на миг оторопел от её агрессивности. Чёрт возьми, когда её в последний раз трахали? Она вмиг оказалась сверху и задвигала тазом так скоро, будто её преследовало целое племя индейцев по засушливым просторам прерий! Остервенелые стоны, казалось, слышит вся улица. Хрен с ней, с улицей, я вспомнил про друзей с их болтовнёй на кухне — вот вам, ребята, новая тема для разговора! Судя по тому, что творилось, не я её — она меня трахала, а я лишь исполнял её короткие приказы. По спине стекали ручьи пота, пот струился по груди, по лицу и, срываясь с кончика носа, шлёпал на задницу этой дикарке. Я орудовал сзади и, опять же, по её приказу, грубо запустил пятерню в распущенные волосы обезумевшей самки. Алкоголь почти выветрился из моей головы, оставив после себя ужасный сушняк. Я нуждался в глотке воды и ждал момента отпроситься попить. Когда стало трудно дышать и язык присох к нёбу, я соскочил с кровати, накинул на себя одеяло и на дрожащих ногах направился на кухню.

— Вы что там, купались, что ли? — Виталя не мог сдержать смеха, разглядывая меня. — Или в комнате ливень прошёл?

— Ага, купались они! В озере разврата и похоти! — Варлам достал из-под стола бутылку «БонАквы, — кровать мне не сломай, жеребец!

— Варлам, если это произойдёт — претензии не ко мне. Она бешеная. — Я, давясь, пытался насытить организм влагой.

— Ну, главное, чтоб жив остался!

— Если через час меня не будет — вызывайте полицию!

— Иди уже, мученик, блядь!

Прихватив с собой бутылку с водой, я вернулся к Оксане. Не успел закрыть за собой дверь в комнату, и — бам! Я уже на полу, где продолжилось это безумие. Мне казалось, она хочет натрахаться заранее на месяцы вперёд. Подоконник, письменный стол, снова кровать… «Крепись, мужик!» — говорил я сам себе. Стискивал зубы и крепился! Если где-то скучает рота солдат-срочников, то я, совершенно бесплатно, дам совет, куда им стоит позвонить. Надо признать, Оксана оказалась довольно искусной в любовных делах. Что бы я ни говорил — я нисколько не против её нахождения здесь. Опыт не пропьёшь.

В комнате чуть посветлело — видимо, у Солнца прозвенел будильник. К этому времени мы оба выдохлись и страсти поутихли. Пора и честь знать. Случайная заварушка окончилась победой обеих сторон. Я нашёл под кроватью одеяло, накрыл им Оксану, блаженно поглядывающую на потолок, и улёгся с ней рядом. Обменявшись усталыми, но довольными улыбками, мы очень скоро уснули.