О духовных явлениях в искусстве и науке

Карл Густав Юнг, 1963

Согласно представлениям Юнга, каузальная обусловленность личностью имеет лишь опосредованное значение, когда мы говорим о произведениях искусства. Особенный смысл подлинного произведения искусства, по мнению Юнга, в том и состоит, что оно вырывается из оков личностной сферы на простор, оставляя далеко позади всю временность и недолговечность ограниченной индивидуальности. В сборник вошли произведения, в которых Юнг размышляет о творцах и их творениях на примере Зигмунда Фрейда, Парацельса, Пикассо, Джеймса Джойса и других. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

II. Парацельс как врач

Выступление перед Швейцарским обществом истории медицины и естественных наук на ежегодном собрании Общества исследований природы 7 сентября 1941 г. в Базеле в ознаменование 400-летия со дня смерти Парацельса. Первая публикация: «Schweizerische medizinische Wochenschrift» (Базель), 81 (1941): 40, 1153–1170. Книжное издание: «Paracelsica. Zwei Vorlesungen über den Arzt und Philosophen Theophrastus» (Цюрих, 1942 г.).

¹⁸ Всякий, кто хоть сколько-нибудь знаком с сочинениями этого великого врача, чьей памяти мы воздаем должное сегодня, знает, что невозможно в одной лекции уместить все достижения, которые сделали имя Парацельса бессмертным. Он пронесся по своей эпохе поистине как буря (Sturmwind), вырывая с корнем все подряд и оставляя за собой груду обломков. Подобно извергающемуся вулкану, он опустошал и разрушал, но одновременно оплодотворял и оживлял. Невозможно судить его по справедливости: этого человека можно только недооценивать или переоценивать, и потому, сколько бы усилий ни приложил, всегда будешь оставаться неудовлетворенным собой в попытках постичь характер и разнообразие дарований и свершений Парацельса. Даже если сосредоточиться лишь на Парацельсе-«враче», этот врач предстает перед нами в таком обилии проявлений и столь часто меняет облик, что любой его словесный портрет неизбежно грозит превратиться в лоскутное одеяло. Поразительные по своему содержанию литературные труды Парацельса здесь почти не помогают, не устраняют общего впечатления путаницы; к тому же не будем забывать, что по сей день ряд наиболее важных его произведений подвергается сомнениям с точки зрения их подлинности, а в самих текстах встречается чрезвычайно много противоречий и загадочных терминов, которые делают Парацельса одним из величайших tenebriones^[35]той эпохи. В нем все чрезмерно преувеличено, все как-то чересчур и в избытке. Длинные и унылые рассуждения — по сути, полнейшая чепуха — чередуются с вдохновенными озарениями, столь глубокими и проницательными, что никак не удается отделаться от неприятного ощущения: быть может, ты каким-то образом упустил из виду основную нить его доводов.

¹⁹ К сожалению, не могу ни назвать себя специалистом по Парацельсу, ни притязать на всеохватное знакомство с его Opera omnia^[36]. Если кому-либо понадобится по роду деятельности обратиться к чему-либо в той эпохе, помимо самого Парацельса, то вряд ли он сумеет добросовестно и скрупулезно изучить две тысячи шестьсот страниц издания Хузера 1616 года или еще более полное издание Зюдхоффа. Парацельс — это океан или, выражаясь более пристрастно, первозданный хаос, алхимический тигель, в который люди, боги и демоны той великой поры (речь о первой половине шестнадцатого столетия) щедро вливали свои гуморы^[37]. Первым бросается в глаза при чтении его произведений желчный и сварливый норов автора. Он постоянно бранит ученых врачей, нападает на признанные авторитеты вроде Галена, Авиценны, Разеса^[38] и прочих и не щадит всех остальных. Единственными исключениями (кроме Гиппократа) для него выступают алхимические светила — Гермес, Архелай, Мориен^[39] и другие; их он цитирует с одобрением. В целом он не нападает ни на астрологию^[40], ни на алхимию, ни на какие-либо народные суеверия. Потому его произведения — кладезь полезных сведений для фольклористов. Лишь несколько трактатов, вышедших из-под пера Парацельса (не считая богословских), избавлены от фанатичной ненависти к ученой медицине. Снова и снова натыкаешься в его сочинениях на яростные выпады, за которыми явно стоят общая озлобленность и личные обиды. Совершенно ясно, что это уже не объективная критика; это плод многочисленных личных разочарований, особенно горьких вследствие того, что Парацельс не осознавал собственных недостатков. Я упоминаю об этом факте не для того, чтобы привлечь внимание к личной психологии, а для того, чтобы подчеркнуть одно из главных впечатлений от его сочинений; именно такое впечатление выносит читатель. Едва ли не на каждой странице мы наблюдаем человеческую, зачастую слишком человеческую^[41]печать этой странной и могущественной личности. Говорят, что его девизом было выражение «Alterius non sit, qui suus esse potest» («Да не станет чужим тот, кто может быть собой»^[42]); если тут подразумевалась безжалостная, чтобы не сказать — жестокая, приверженность свободе, то, конечно, у нас нет недостатка в литературных и биографических доказательствах свободолюбия Парацельса. Между прочим, эта склонность к мятежу и суровость нрава резко противоречили его привязанности к церкви и тому мягкосердечию и сочувствию, какие он проявлял по отношению к своим пациентам, в особенности к обездоленным.

²⁰ Парацельс был одновременно традиционалистом и революционером. Он хранил верность основам церковного вероучения, астрологии и алхимии, но проявлял скепсис и восставал, на практике и в теории, против ученой медицины. Во многом именно этому обстоятельству он обязан своей известностью, а в остальном лично я затрудняюсь отыскать какое-либо медицинское открытие фундаментального свойства, которое восходило бы непосредственно к Парацельсу. Важное для нас причисление хирургии к области медицины для Парацельса было не развитием новой науки, а всего-навсего заимствованием плодов ремесла цирюльников и полевых хирургов, наряду с плодами ремесла повитух, ведьм, колдунов, астрологов и алхимиков. Пожалуй, следует заранее принести извинения за столь еретические слова, но мне кажется, что Парацельс, живи он сегодня, оказался бы стойким защитником всех тех занятий, которые ученая медицина не позволяет принимать всерьез, будь то остеопатия, магнитопатия, иридодиагностика^[43], исцеление верой, различные диеты или что-то еще. Если на мгновение вообразить чувства преподавателей современного университета, где вдруг открылись кафедры иридодиагностики, магнитопатии и «Христианской науки»^[44], то мы вполне сможем понять возмущение медицинских факультетов Базеля по поводу Парацельса — тот сжигал классические учебники по медицине, читал свои лекции на немецком языке и, презирая надлежащее ученое облачение, расхаживал по улицам в рабочей куртке. Славная базельская карьера «дикого осла из Айнзидельна», как его называли, завершилась быстро. Проказы Парацельсова духа были неприемлемы для почтенных врачей того времени.

²¹ В этом отношении у нас есть ценное свидетельство современника-врача, ученого доктора Конрада Гесснера из Цюриха. Это письмо, написанное на латыни, личному врачу императора Фердинанда I Крато фон Краффтгейму от 16 августа 1561 года^[45]. Пускай текст составлен через двадцать лет после смерти Парацельса, в нем до сих пор ощущаются отголоски тех чувств, которые Парацельс вызывал у окружающих. Отвечая на вопрос Крато, Гесснер заявляет, что у него нет списка сочинений Парацельса и вообще он не видит надобности в таковом, поскольку имя Теофраста совершенно недостойно упоминать рядом с именами уважаемых авторов, не говоря уж о врачах-христианах, а тем более заодно с именами благочестивых граждан, к коим можно отнести и язычников. Сам Парацельс и его последователи — мерзкие еретики-ариане^[46]. Более того, Теофраст не чужд колдовству и призывает демонов. «Базельский Carolostadius^[47], — продолжает Гесснер, — рекомый Боденштайном^[48], несколько месяцев назад он прислал сюда для печати трактат Теофраста «De anatome corporis humani»^[49]. В оном сей муж [Теофраст] уязвляет насмешкой врачей, каковые изучают отдельные части тела и тщательно определяют их местоположение, форму, число и природу, но забывают о самом главном, а именно, о том, каким звездам и каким областям неба подчинена каждая такая часть».

²² Гесснер заканчивает письмо лапидарно: «По счастью, наши типографы отказались печатать сей труд». Еще письмо сообщает, что Парацельса не считали одним из «boni scriptores»^[50]. Его даже подозревали в занятиях различными видами магии и, хуже того, в приверженности арианской ереси^[51]. Оба проступка в те времена признавались тяжким преступлением. Подобные обвинения отчасти объясняют, полагаю, неугомонность Парацельса и его тягу к странствиям, которая никогда его не покидала и гнала из города в город через пол-Европы. Не исключено, что он просто-напросто опасался за собственное благополучие и доброе здравие. Нападки Гесснера на трактат «De anatome corporis humani» оправданы в том отношении, что Парацельс и вправду насмехался над анатомическим вскрытием, которое тогда начинали практиковать, и утверждал, что врачи вообще ничего не видят в разрезанных органах. Сам он интересовался преимущественно космическими соотношениями органов, как учила астрологическая традиция. Свое учение об «astrum en corpore»^[52]он проповедовал повсеместно, оно излагается в каждом его труде. Верный представлению о человеке как о микрокосме, он находил «небесную твердь» в человеческом теле и называл ту astrum или Sydus^[53]. Созвездия этих эндосоматических [внутри организма] небес не совпадали с астрономическими; они устанавливались по рождению человека, по «асценденту»^[54]или гороскопу.

²³ Письмо Гесснера ясно показывает, как воспринимали Парацельса коллеги-современники, уважаемые в своем деле. Однако теперь попробуем составить представление о Парацельсе-враче из его собственных сочинений. Для этого я позволю Парацельсу высказаться самому, но, поскольку в его текстах довольно много тех слов, что были им придуманы, мне придется время от времени кое-что уточнять и комментировать.

²⁴ Частично удел врача состоит в том, чтобы усваивать специальные знания. Парацельс тоже придерживался этого мнения^[55]. Сам он, кажется, учился в Ферраре и получил там докторскую степень. Еще он изучал классическую медицину по Гиппократу, Галену и Авиценне, уже усвоив некий набор знаний от своего отца. В книге «Paragranum» об искусстве врача говорится так: «Что же такое искусство врача? Надлежит ему ведать, что полезно, а что вредно для неосязаемого, для belius marinis^[56], для рыб, что приятно и неприятно, здорово и нездорово для животных; сии суть искусства, к естественному порядку относящиеся. Что еще? Благословения ран и их силу, почему и по какой причине они действенны; каковы Melosina и Syrena, permutatio, transplantatio и transmutatio^[57] и как их нужно понимать; что возвышается над природой, что выше вида, что выше жизни, что зримо и что незримо, что производит сладость и горечь, каков вкус, что такое смерть, что полезно рыбакам, что должно быть ведомо гонцу, кожевнику, красильщику, кузнецу и плотнику, что принадлежит кухне, погребу, огороду, что принадлежит времени, о чем осведомлены охотник и горец, что подобает страннику, а что человеку оседлому, чего требует война, что приносит мир, почему одни клирики, а другие миряне, каково всякое призвание и на что оное обращено, что есть Бог, что сатана, что такое яд и противоядие, что особенного в женщинах и в мужчинах, что отличает женщин от девиц, желтое от белого, белое от черного, красное от желтого во всем на свете, почему тут один цвет, а там другой, почему одно коротко, а другое длинно, почему одни преуспевают, а другие терпят неудачу; и в чем это знание применимо ко всему вокруг».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

35

Букв. «темных [умов]» (лат.), трудных для понимания мыслителей. — Примеч. ред.

36

Полным сводом трудов (лат.). — Примеч. ред.

37

В натурфилософии гуморы — четыре основные жидкости тела: кровь, слизь, желтая и черная желчь. — Примеч. пер.

38

Абу Бакр Мухаммад ар-Рази, персидский ученый, врач, алхимик и философ. — Примеч. пер.

39

Гермес Трисмегист — легендарный философ и пророк, автор теософского по духу учения, излагаемого в известных под его именем книгах и отдельных отрывках. Архелай — древнегреческий натурфилософ, считается учителем Сократа; утверждал, что мир был сотворен сгущением и разрежением первоначал. Мориен — легендарный христианский отшельник конца VII века, автор алхимического трактата, с которого фактически началось увлечение Запада алхимией (опубл. в 1559 г.). — Примеч. пер.

40

По крайней мере, не нападает прямо, однако он решительно отвергает всевозможные суеверные злоупотребления астрологией. — Примеч. авт.

41

В работах Юнга регулярно встречается эта отсылка к одноименному сочинению Ф. Ницше. — Примеч. пер.

42

Перевод выполнен по немецкому тексту; ср. перевод того же выражения с латыни в предыдущей статье (абз. 7). — Примеч. ред.

43

Магнитопатия (тж. магнитотерапия) — лечение посредством «наложения» магнитного поля (в первую очередь естественного, или животного, свойства). Иридодиагностика — постановка диагноза по радужной оболочке глаза. — Примеч. пер.

44

«Христианская наука» — религиозное движение на основе либерального протестантизма, проповедует возможность обретения человеком «разума Христа» и подлинно духовного состояния вне телесных (бренных) ограничений». — Примеч. пер.

45

См. Epistolarum Conradi Gessneri, libri III, fol. 2. — Примеч. авт.

46

Основное положение арианской ереси — что Сын Божий — это не Бог, а Божье творение, Он не единосущ и не подобен Богу. — Примеч. пер.

47

Букв. «человек из Каролостадия» (лат.), то есть из Карлштадта. — Примеч. ред.

48

Имеется в виду Адам фон Боденштайн, издатель книги «Vita Longa» и ученик Парацельса из Базеля. — Примеч. авт.

49

«Об анатомии человеческого тела» (лат.). — Примеч. ред.

50

Зд. «благонамеренных сочинителей» (лат.). — Примеч. ред.

51

Сам Парацельс упоминал об этом обвинении в «Ересиархе». См. Paragranum, предисловие. — Примеч. авт.

52

«Звездах в теле» (лат.). — Примеч. ред.

53

Звезда, созвездие, светило, небесное тело (лат.). — Примеч. ред.

54

В астрологии асцендент — восходящий знак, астрологический знак в восточной части неба на момент рождения человека. — Примеч. пер.

55

Правда, ставил одно занятное условие: «сотворенный» врач должен быть в сотню раз трудолюбивее врача «прирожденного», ведь последний все познает благодаря «свету природы». — Примеч. авт.

56

Морских чудищ (лат.). — Примеч. ред.

57

Мелюзина и Сирена, пермутация [перестановка, смешение], трансплантация [пересадка] и трансмутация [превращение] (лат.). — Примеч. ред.