Неизлечимые

Катерина Новицкая (2024)

Съемная квартирка на Пилор-стрит становится для Эдди и Джо спасением — маленьким островком спокойствия, существовавшим только для них двоих. Они мечтают освободиться от пут и уехать в Нью-Йорк, чтобы зажечь свои звезды: Джо хочет стать известной актрисой, а Эдди — рок-музыкантом. Эдди скрывает влюбленность в подругу и мечтает создать собственную рок-группу, а Джо борется с внутренними демонами и стремится к звездам — либо все, либо ничего. Когда подруга внезапно исчезает, Эдди, не задумываясь, отправляется в путешествие, которое навсегда изменит его жизнь.

Глава 6

После наших с Лизой страстных поцелуев в комнатке Мозесов на втором этаже мы виделись реже, чем мне хотелось бы. Но каждый раз, появляясь в прачечной, она обжигала своим взглядом и плавила мои внутренности, сводила с ума своими нарядами. Я ухитрялся ловить ее в каждом углу подальше от любопытных глаз: вдыхал запах и касался мягких губ в мимолетном поцелуе. Слушать ее смех, тихие вздохи, ощущать жар ее тела и мягкость золотисто-оливковой кожи было наивысшим доступным для меня наслаждением. Мы не были парой и даже любовниками. Пока это был сродни интрижки, игра в тайную страсть — и она нравилась нам обоим. Я все ждал, когда девушка наконец согласится сходить со мной на свидание, но ее выдержке можно было позавидовать.

Стоя под дверями квартиры Лизы, я даже малость занервничал: вдруг меня даже на порог не пустят и пошлют куда подальше. Последние пару недель у Мозесов она не появлялась, и я уже было начал думать, что меня избегают. В другое время меня бы это не особо расстроило, но в отношении этой девушки все было по-другому: такое положение дел угнетало, хотелось понять в чем дело. Шумно выдохнув и пригладив свои растрепанные ветром волосы, я нажал на кнопку звонка, а другой рукой сжал горлышко бутылки хорошего вина. По крайней мере, так меня заверил Джек. А он у нас из интеллигентной и не бедной семьи, и, по его словам, знал в нем толк. Почему не цветы, а вино? Из того, что я понял об этой непредсказуемой девушке, сделал вывод, что букет цветов скорее отпугнет. А бутылка вина… Это уже что-то про веселье и легкость в общении. Я не сдержал смешка над самим собой: и когда это ты стал специалистом по женскому полу, Эдди Мориц? Раньше задумываться о подобном вообще не приходилось: обычно девчонки сами шли мне в руки.

Щелчок дверного замка вытащил меня из моих мыслей так резко, что я вздрогнул. Дверь распахнулась, и я потерял дар речи. Передо мной предстала Лиза с волосами, заколотыми чуть ниже затылка, открывая прекрасную тонкую шею, широкая белая рубашка, открывающая одно плечо, сквозь которую просвечивала небольшая и аккуратная обнаженная грудь, и черные бриджи, обтягивающие ноги и ее бедра словно вторая кожа. Я тяжело сглотнул: эта чертовка меня в могилу сведет.

— Maldito sea! — воскликнула Лиза, схватившись за сердце, глядя на меня своими огромными зелеными глазами. Ее лицо было без единого намека на макияж, и мне до жути хотелось с порога накинуться на нее. На левой руке я мельком заметил следы краски и мела. — Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел?

Забрасывая меня вопросами, она схватила меня за куртку и втащила внутрь. Моя голова была как в тумане, но огонь недовольства в ее глазах я видел отчетливо. Захлопнув дверь, Лиза скрестила руки на груди и воззрилась на меня таким взглядом будто она учительница, а я ее нашкодивший ученик.

— Ты всем открываешь двери в таком соблазнительном виде? — брякнул я и тут же прикусил нижнюю губу зубами, смутившись своего замечания. Даже представлять не хочу, что какой-то другой мужчина увидит ее такой… Она удивленно выгнула правую бровь, поразившись моей наглости, но ничего не ответила, а потом хлопнула себя ладонью по лбу, издав короткий вымученный стон. От этого чудесного звука мой мозг окончательно впал в кому, и я всерьез начал беспокоиться смогу ли вообще еще что-то сказать.

— Я поняла, — протянула она, оперлась спиной о стену и, прищурившись, уточнила: — Это Мириам дала тебе мой адрес?

— Понятия не имею, о чем ты, — нагло соврал я, беспечно пожав плечами, и улыбнулся. Девушка, цокнув, закатила глаза и покачала головой, ухмыльнувшись одним уголком своего чувственного рта.

Прихожая у Лизы была совсем небольшая, поэтому мы стояли напротив друг друга совсем рядом, ощущая тепло наших тел. Между нами безбожно искрило, и у меня не было никаких объяснений этому притяжению, но оно было такое явное, что его можно было потрогать, смять руками. Я показал ей бутылку с вином и сделал невинные глаза: — Небольшой презент в качестве извинений за неожиданный визит. Выпьешь со мной?

— Споить меня не удастся, я же бармен, — хмыкнула девушка, прожигая меня взглядом, и скрестила руки на груди.

— Как ты могла такое обо мне подумать? — сделав большие глаза, я театрально прижал руку к области сердца, изображая что ее обвинения ранили меня, и, не удержавшись, пошутил: — Мне не нужен алкоголь, чтобы добиться расположения девушки. У меня исключительно джентельменские методы соблазнения.

Лиза, прикрыв рот кулаком, прыснула и веселым голосом вынесла вердикт:

— Нахал!

— Еще нет, я только учусь, — скромно ответил я, слегка опустив взгляд в пол, но тут же поднял его и с абсолютной серьезностью добавил, глядя в зеленые глаза напротив: — Иначе в этой жизни ничего не добиться.

Лиза задумчиво постучала указательным пальцем по губам, уголки которых подергивались так словно она пыталась сдержать улыбку, скользя взглядом по моему лицу. Мое сердце в груди стучало так неистово, что казалось сейчас вылетит через глотку. Я видел как ее грудь часто вздымалась и в который раз убедился, что действуем мы друг на друга одинаково. Она вздохнула, смахнула челку с глаз тыльной стороной руки и, попятившись вглубь квартиры, глядя на меня пристальным взглядом, хрипло сказала:

— У меня небольшой беспорядок… Но проходи.

Я шагнул за ней в небольшую комнату, уютно обставленную мягкой мебелью, по середине которой стоял мольберт для рисования из темного дерева. На нем стоял лист из плотной бумаги с каким-то рисунком, но разглядеть что там мне не удалось — Лиза сняла его с прищепки и тут же скрутила, закинула куда-то позади себя и прошла к невысокому резному шкафу за бокалами. Рисунки были повсюду: на полу, на стенах, на подоконнике. Оглядев их, я поразился — у этой девушки определенно был огромный талант, своя техника. В каждой картине была какая-то магия, таинство, что притягивало взгляд — под стать их автору. Когда она приблизилась ко мне и протянула штопор, я заметил у нее под линией челюсти мазок черно-коричневой краски и мягко коснулся его подушечками пальцев. Девушка слегка вздрогнула, резко втянула в себя воздух через нос и подняла на меня глаза. Наши лица были опять в опасной близости, мне нужно было лишь сильнее наклонить голову и…

— Так мы будем пить вино или как? — указала она глазами на бутылку, стоящую на широком подоконнике, где я ее оставил за неимением стола. Мое сердце пропустило удар. Я нерешительно протянул руку и осторожно заправил выпавшую из прически гладкую и шелковистую прядь волос ей за ухо, от чего на щеках Лизы полыхнул еле заметный румянец.

Она медленно потянулась ко мне навстречу, и перед тем, как наши губы встретились, я прошептал:

— Или как?..

Поцелуй вышел долгий, тягучий, словно мед, сводящий с ума, от которого подгибались колени, и кожа покрывалась мурашками. Хоть Лиза и привстала на носочки, обвив мою шею руками, мне все равно пришлось сильно наклониться к ней чтобы обнять за талию и притянуть к себе ближе: настолько она была миниатюрная. Я нехотя оторвался от нее, прислонился лбом к ее лбу и сказал севшим голосом:

— Мы так до вина не дойдем, mia caro.

Лиза заразительно засмеялась, откинув голову назад, а затем звонко чмокнула меня в щеку, потрепав волосы на затылке. От смеха и от того, что ради нее я выучил фразочку на итальянском языке, она вся раскраснелась, глаза сверкали как два изумруда, а прическа развалилась, не удержавшись на маленькой заколке. Прекрасней зрелища я, по правде говоря, в жизни не видел. Доставая из памяти образ взбалмошной Джордан, я не мог вспомнить подобных эмоций, которые вызывала во мне эта девушка. Лиза оживляла меня. Заставляла мою кровь бежать по венам быстрее обычного. С ней я вылезал из своей скорлупы и становился уверенным в себе мужчиной, который умел обольстительно улыбаться, шутить и обращаться с женщиной. Становился словно на голову выше: спина прямее, плечи расправлены, взгляд острее. Мне нравилась ее недоступность, некая игра, в которую мы оба играли, не зная правил.

Для нее я был чистый незапятнанный лист.

— Ты где-то учишься этому? — спросил я, обводя рукой ее картины и не отрывая глаз от той красоты, что они видели.

— Училась. Ушла оттуда. Вынудили… — в голосе Лизы почувствовалось напряжение. Тема была явно неприятной для нее, но я не мог не спросить. Понимал, что еще рановато лезть друг к другу в душу, да и вообще есть ли в этом смысл, но это выходило как-то само собой, естественно. Чувствовал, что не пошлет к черту лысому, но и не был до конца уверен не выставит ли она меня за дверь.

— Что произошло?

Тишина в ответ.

— Давай угадаю. Ученица превзошла учителя? — легко, словно пером, я коснулся подушечками пальцев шероховатости мазков кисти на одном из пейзажей: на полотне раскинулось бескрайнее небо и розово-фиолетовый закат с алыми бликами от ныряющего в горизонт солнца.

Лиза за моей спиной зло выдохнула и судя по звукам в несколько глотков опустошила свой бокал.

— Возможно, но я не была бы так в этом уверена, — фыркнула она себе под нос. Послышались звуки льющегося вина.

— Ты невероятная художница, Лиза. Я, конечно, не эксперт по части живописи, но… Черт подери, у меня мурашки по коже! — искренне восхитился я, подойдя к портрету неизвестного мужчины в военной форме, держащего на руках маленькую темноволосую девочку с розовыми бантиками на косичках. Они улыбались и были счастливы, их эмоции ощущались так ярко, что с легкостью передавались мне, хоть и существовали лишь на холсте. Лиза подошла ближе со спины, медленно отпила темно-бордовой жидкости из бокала, глядя вместе со мной на свою картину.

— А мне твердят, что я посредственность и скука смертная, — пробормотала она задумчиво, делая еще один большой глоток, и, поджав губы, покачала головой: — Банки с томатным супом: вот искусство! А это… так, «бумагомарание».

Она прошла к мягкому пухлому диванчику, растянулась на нем как кошка, возложив на его спинку свои стройные ноги, и похлопала рядом с собой, призывая сесть рядом.

— Надеюсь, ты плюнула в рожу тому, кто такое сказал о тебе. — Пробурчал я сквозь зубы, усаживаясь поудобнее, отставил свой бокал на пол, заботливо переложил ее хрупкие лодыжки себе на колено. — Не позволяй никому говорить тебе, что ты посредственность. Если у тебя есть мечта, цель… Иди к ним с верой в саму себя. Люди могут сказать, что им заблагорассудится, и далеко не всегда это будет правдой. Тот, кто сказал тебе такое, скорее всего, сам пустышка и самая настоящая посредственность, да еще и, вдобавок, крайне завистливая.

Говоря все, что думаю, я невольно выводил круги на ее гладкой коже, слегка касаясь ткани укороченных брюк. Лиза вздохнула, расслабленно откинулась на подлокотник и, прикрыв глаза, расплылась в блаженной улыбке.

— Buon Dio, и откуда ты такой прекрасный взялся? — прошептала она, сопровождая свои слова тихим полустоном, который отозвался во всем моем теле вспышкой. Словно электрический разряд прокатился по позвоночнику, и я слегка сжал ее ногу, пытаясь собрать в кулак всю свою выдержку. Внутренности опалило желанием и скрутило узлами, и мне пришлось немного сменить свое положение, сместив ее ногу ниже, чтобы не выдать реакцию своего тела.

— Черт возьми, Лиз, ты убиваешь меня. А убийство преследуется по закону, — хрипло прошептал я, громко и тяжело вздохнул, проведя ладонью выше по ноге, и сжал пальцами ее коленку. От неожиданности Лиза дернулась, взвизгнув, и расхохоталась, пытаясь сжаться и убрать мою руку. Оп-па… Попалась! Эта девчонка боится щекотки, а у меня по ней просто черный пояс, и я тут же решил продемонстрировать насколько в этом хорош. Хищно улыбнувшись, немного навалился на нее, подключил вторую руку и стал щекотать ей ребра и шею. Лиза не могла остановиться и смеялась до слез, извиваясь всем телом и пытаясь перехватить мои руки.

— Эдди, хватит!.. Я… больше не могу! — задыхаясь от смеха, пищала она и брыкалась, а я, увлекшись, укусил ее за плечо. Послышались отборные ругательства на итальянском языке, из которых я, естественно, ни черта не понял, но догадался об их содержании. Почему-то мне всегда казалось, что Лиза умеет ругаться не хуже портового грузчика, но это нисколько ее не портило, наоборот, придавало ей шарма и притягательности.

Смех в комнате резко стих, когда мы поняли, что я почти полностью лежу на ней, вдавив хрупкую девичью фигурку в диванные подушки и опираясь на вытянутые руки, а ее ноги обвили мои бедра. Дыхание потяжелело, по телу побежали мурашки, кожу покалывало от возбуждения. Мы смотрели друг другу в глаза так пристально, так глубоко, что, казалось, видели всю нашу суть. Внезапно, в этот самый момент, мы стали открытыми книгами, готовыми впустить другого себе под кожу. В наших венах бежало обжигающее жидкое пламя, голову кружило, и вовсе не алкоголь был тому виной.

Лиза коснулась пальцами моей груди сквозь ткань рубашки, скользнула выше и расстегнула первую пуговицу, не отпуская меня из зелени своих глаз. Сглотнув, я затаил дыхание. Вторую и третью пуговицы настигла та же учесть, и она прижала прохладную ладонь к моей разгоряченной коже в области сердца, которое стучало словно молот, отдаваясь гулом в ушах, с такой силой, будто стремилось прыгнуть ей в руку. Ладонь пропутешествовала выше, по задней стороне моей шеи, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Другой рукой девушка потянулась к своей одежде, но я перехватил ее и поднес к губам, оставляя долгий поцелуй на запястье. Она задрожала от этой легкой и нежной ласки, а ее глаза удивленно распахнулись как будто такое с ней впервые.

— Нет. — В отличие от внутреннего состояния, мыслей, в которых я срываю с Лизы одежду и, наконец, оказываюсь глубоко в ней, мой голос твердо озвучил противоположное. Я поцеловал ее в нос, аккуратно поднялся и сел на свое место, утягивая девушку за собой. Она села, во все глаза глядя на меня как на сумасшедшего, а я тем временем, титаническим усилием успокаивая свой пульс, продолжил: — Я не пересплю с тобой сегодня, чтобы завтра выкинуть друг друга из головы и каждому пойти своей дорогой… Я так не хочу.

— А как ты хочешь? — Лиза с подозрением покосилась на меня из-под упавшей на глаза челки и натянула рубашку на оголенное плечо.

— Я хочу свидание. — Ответил я прямо, глядя ей в глаза со всей серьезностью, но, видя ее растерянность и удивление, не удержался от шутки и добавил, улыбаясь: — Как обычная среднестатистическая девчонка.

Она так резко встала с дивана, рванула к подоконнику, где завалялась почти пустая пачка сигарет, и судорожно попыталась выцарапать оттуда сигарету трясущимися пальцами, что я сначала растерялся. В воздухе поплыл сигаретный дым и запах горелых спичек. Я решился тихо подойти к ней сзади: обнял за плечи и положил подбородок на ее затылок, в очередной раз мысленно отметив то, как наши тела идеально подходят друг к другу. В окно уже стучалось вечернее солнце, по занавеске скользил теплый ветерок, принесший с собой запах ранней осени и первых упавших листьев.

— Я никогда не ходила на свидания.

Лиза сказала это так тихо, что я не сразу понял их смысл.

— Понятия не имею, что там делают, — добавила она, выпуская дым в приоткрытую форточку, и развернулась ко мне лицом.

— Не поверишь: я тоже, — издал я короткий смешок и, оставляя еще один поцелуй, на ее щеке, шепнул на ухо: — Давай вместе узнаем каково это. Что скажешь, caro?

Лиза закатила глаза и, фыркнув от сдерживаемого смешка, легонько стукнула меня кулачком в плечо.

— Черт с тобой, уговорил.

Мы облегченно рассмеялись. Я взял с подоконника одну из многочисленных книг в потрепанном переплете, которую уже давно заприметил, и прочитал на обложке имя незнакомого мне автора: Шарль Бодлер.

— Прочти мне свое любимое. Пожалуйста, — попросил я, взял девушку за руку и усадил обратно на диван. Сам же устроился на полу у нее в ногах, положил голову на колени, прикрыв глаза, и приготовился слушать. Лиза зашелестела страницами, нашла нужное и начала читать своим бархатным с чувственной хрипотцой голосом, перебирая пальцами пряди моих волос.

Я встретил женщину. Изящна и стройна,

Придерживая трен рукой своей точёной,

В глубоком трауре, печалью воплощённой

Средь уличной толпы куда-то шла она.

Я вздрогнул и застыл, увидев скорбный рот,

Таящий бурю взор и гордую небрежность,

Предчувствуя в ней всё — и женственность, и нежность,

И наслаждение, которое убьёт.

Внезапный взблеск — и ночь!.. Виденье красоты!

Твой взор — он был как жизнь, промчавшаяся мимо.

Увижу ль где-нибудь я вновь твои черты?

Здесь или только там, где всё невозвратимо?

Не знала ты, кто я, не ведаю, кто ты,

Но оба знали мы: ты мной была б любима!

В тот вечер мы пили вино, разговаривали обо всем и ни о чем, спорили о политике, смотрели какое-то юмористическое шоу по телевизору и надрывали животы от смеха, а потом целовались до одури, до изнеможения, изводя друг друга сладкой мукой и откровенной лаской, но не переходя границ. Мне захотелось поделиться с ней своей мечтой о рок-группе, на что она полушутя попросила напеть ей что-нибудь для «прослушивания». Я завел «Stand by Me», она подхватила, и мы так разошлись, распевая эту песню во все горло, что кто-то из соседей не выдержал нашего незапланированного концерта и застучал в стену с требованием немедленно прекратить сие безобразие. С тихими еле сдерживаемыми смешками мы забрались в кровать, и я, нырнув под одеяло, увлек Лизу за собой, снова и снова терзая ее припухшие от поцелуев губы своими, извлекая самые мелодичные стоны на свете.

В конце концов, когда подушек коснулись первые лучи восходящего солнца, нас сморил сон — мы уснули в объятиях друг друга, сплетясь руками и ногами. Тогда, перед тем как вырубиться, я поймал себя на мысли, что эта девушка слишком мне нравится, и был ошарашен таким открытием. Попытался отыскать внутри себя тот самый страх сближения, что всегда жил во мне червоточиной, но это оказалось напрасной тратой времени: его там больше не было.

* * *

— Чур, я не пью, — три дня спустя усаживаясь на стул у барной стойки рядом с Лизой, заметил я и, наклонившись к ее уху, сказал так тихо, чтобы услышала только она: — Твои губы пьянят не хуже водки, а я хочу быть в трезвом уме сегодняшней ночью.

Поиграв бровями, Лиза нежно взяла пальцами мой подбородок и подтянула ближе к своему лицу. Ее оливковая кожа отливала золотом в приглушенном свете ламп, свисающих с потолка на черных толстых проводах, а глаза из-под прядей волос вспыхнули зеленым огоньком.

— У тебя какие-то особенные планы на сегодняшнюю ночь? — прошептала она, с хитрым прищуром заглядывая мне в глаза, и потерлась о мой нос своим. Ее вторая рука лежала на столешнице, и я потянулся к ней своей, сплетая наши пальцы. В последние дни это стало моим любимым взаимодействием, от которого мурашки бежали табунами по всему телу, а в местах соприкосновения наших рук покалывало от искр и разливалось тепло. От этого уже начинала формироваться какая-то нездоровая зависимость: она и пугала, и вызывала восторг одновременно у нас обоих.

Мы пришли в бар, где Лиза работала, ранним вечером, и мне удалось немного осмотреться пока толпа не заполонила пространство, познакомиться с его радушным хозяином — Хилли. Атмосфера рок-н-ролла, свободы самовыражения и андеграунда не просто витала в воздухе, она пропитала собой здесь буквально все, каждый кирпичик. По рассказам Лизы сюда стекалась вся рок-тусовка и веселилась сутками напролет, снимая маски и отрекаясь от повседневности, рамок и тормозов.

Какие-то неизвестные молодые парнишки на сцене вдарили песней «Psycho» одной из моих любимых групп The Sonics, и мне немедленно захотелось вытащить эту дерзкую девчонку на танцпол. Что я, собственно, и сделал. Ничего не ответив, я сгреб Лизу в охапку со стула, подхватив стройные бедра под ее удивленный возглас и смех, и закрутил в танце, едва не сшибая других танцующих посетителей. Народу к ночи в баре прибавлялось и прибавлялось, пиво и виски лились рекой, живая музыка оглушала, мигающие лампочки слепили, но все это было не важным, просто шум испорченного телевизора. Я отрывался с самой красивой девушкой Нью-Йорка, в крутом и известном во всем городе рок-клубе, на своем первом в жизни свидании, преодолевая смущение от неопытности. Не чувствуя на себе пристальные оценивающие или сочувствующие взгляды, давления от окружающих людей, которые не знали меня и мое темное неприглядное прошлое, не осуждали и не мешали меня с дерьмом. Я просто был собой. Тем самым веселым и беззаботным парнем, легким на подъем, которого однажды потерял где-то в дебрях своей апатии и самобичевания. Чувствовал себя цельным: важная часть меня встала на свое место, пульсировала вместе с юным горячим сердцем, заставляя ощущать себя живым.

Заиграла какая-то неизвестная медленная композиция, и я притянул к себе в объятия запыхавшуюся Лизу. Она была до умопомрачения прекрасна: волосы растрепались, челка кое-где прилипла к вспотевшему лбу, глаза возбужденно сверкали как драгоценные камни, манящие губы растянулись в довольной улыбке, алая блуза в нужных местах обтянула все сочные изгибы и формы как перчатка, приоткрыла зону декольте, куда так и падал мой чертов взгляд. Мы медленно покачивались, так сильно прижавшись друг к другу, что в полутьме и сигаретном дыму было непонятно, где кончается она и начинаюсь я.

— Иногда кажется, что я должна была родиться в другое время. Я с большим удовольствием ходила бы на вечеринки Джея Гэтсби нежели на дикие панк-сборища, — усмехнувшись, вдруг призналась Лиза и напряженно обвела глазами зал. Сказав это, очевидно, она занервничала, думая, что этим оттолкнет меня. Но правда была в том, что в глубине души я был даже в чем-то согласен с ней. Я любил рок-н-ролл и все, что с ним связано, всем сердцем. Эта музыка давала чувство свободы и безбашенности, раскрепощала, заряжала энергией и наполняла отвязным весельем. Но своей сутью, песнями и мелодиями, что создавал сам, я тяготел к несколько другому стилю, которого будто толком и не существовало. Мне хотелось петь о любви, о чувствах, вплетая слова песен в звуки гитарных струн.

— Как думаешь, мне пойдет смокинг? — всерьез поинтересовался я, наклонившись ближе и задумчиво гладя большим пальцем нежную кожу ее узкой ладони. Лиза так резко повернулась ко мне, что наши носы почти соприкоснулись. В ее взгляде плескалось веселье.

— Думаю, это слишком убийственное зрелище для женской половины человечества, — съехидничала она, сдерживая смешок в подрагивающих уголках рта.

Я взял рукой ее пальцы, слегка оттолкнул от себя в сторону и, крутанув, уронил себе на руки, повторяя старый стиль танцев, что видел как-то по телевизору. Она ахнула и схватилась за мою шею одной рукой, а другой за шиворот рубашки.

— Издеваешься, значит. — Укоризненно посмотрел ей в глаза я, удерживая ее тело на весу. Моя ладонь пропутешествовала с талии на бедро, легонько сжала его пальцами, а потом скользнула вверх и легла на ее шею, очертив большим пальцем подбородок. Лиза выгнула поясницу, вжимаясь в мою грудь своей, и ее горячее дыхание коснулось моего рта.

— Скорее, пытаюсь унять свое буйное воображение.

— И как, удалось? — хмыкнул я с деланым равнодушием и вернул ее в прежнее положение, поставив на ноги. Воздух вокруг нас пульсировал, окутывал жаром, кровь в жилах гудела и плавила кости. Лиза медленно покачала головой, признавая свое поражение. Смяв ткань моей рубашки, она притянула меня к себе, оставила легкий поцелуй на моей щеке, молча взяла за руку и повела к выходу на улицу.

Всю дорогу до ее дома мы изо всех сил сдерживались и вели себя прилично, сидя на заднем сидении такси и соприкасаясь друг с другом только кончиками пальцев. Даже глазами не пересекались и усиленно делали вид, что картинки, мелькающие за окном, намного интереснее, чем то, что происходит.

Выскочив из машины, мы словно марафонцы понеслись к дому, взлетели на нужный этаж и ввалились в квартиру. Несколько секунд мы стояли друг напротив друга в практически кромешной темноте, слышалось только наше тяжелое дыхание после быстрого бега. Я подошел к Лизе и навис над ней, прижимая к стене.

— Ты…уверена? — хрипло прошептал я и ласково коснулся пальцами ее щеки.

— Заткнись и поцелуй меня, черт возьми. — Жарким шепотом приказала Лиза, обвивая руками мою шею и притягивая к себе.

Между нами как будто взорвалась граната. Наши губы встретились в безумном и ярком поцелуе, от которого, ей-богу, можно было словить остановку сердца. Мы целовали друг друга яростно, со всепоглощающей страстью, кусали зубами, а наши руки блуждали по телу, изучая каждый сантиметр, каждый изгиб, извлекая тихие стоны. Объятые пламенем, потерявшие голову, мы горели и искрили как бенгальские огни в новогоднюю ночь.

Ее руки легли на мои плечи, резко стянули куртку и, отбросив ее куда-то под ноги, вновь оказались на мне. Ловкие пальцы выдернули полы рубашки из брюк, прошлись по оголенному торсу, от чего у меня перехватило дыхание. Щелкнула застежка ремня, Лиза закусила нижнюю губу и ногтями провела по краю моих брюк, ныряя под ткань. Ладонью одной руки я ласкал ее грудь, высвободив ту из блузы, целовал и покусывал ее шею и ключицы. Другая рука в неистовстве сжимала то ягодицу, то бедро, приподняв и закинув ее ногу себе на талию. Тело Лизы было таким гибким и податливым, а формы соблазнительными, что мне хотелось впиваться зубами в каждую выдающуюся часть, как голодный зверь.

Я решительно подхватил ее под бедра, усадил на себя и, не прерывая поцелуев, в несколько шагов достиг спальни. Не помня себя, дрожащими руками, судорожно, мы буквально сдирали с друг друга одежду. Уложив Лизу на кровать, я покрывал все ее прекрасное тело поцелуями и укусами, она же зарывалась пальцами в мои волосы, перебирала и оттягивала пряди на загривке, вызывая табуны мурашек.

Перехватывая инициативу, Лиза перевернула меня на спину и взобралась сверху. Я с упоением наблюдал как она ловко расправляется со своим лифом, как склоняется ко мне, мазнув поцелуем по правой ключице и спускаясь ниже. Когда ее губы и язык прошлись по косым мышцам пресса, а ее волосы приятно щекотнули разгоряченный низ живота, мне окончательно снесло крышу. Я резко поднялся, подмял под себя Лизу и с остервенением впился в ее манящий рот, нежно скользя пальцами между ее ног. Она тихо вскрикнула и впилась ногтями в мои лопатки, когда я со сладостным стоном плавно толкнулся в нее, прижавшись губами к пульсирующей венке на шее. Еще раз. И еще. Каждая мышца, каждая жила в моем теле натянулась от напряжения: чувствуя ее жар и тесноту, я прикладывал неимоверные усилия, чтобы сдерживать себя, быть осторожным и ненароком не причинить ей боль. Неуемная, сводящая с ума, жажда была сильнее меня, и теперь я был в ее абсолютной власти.

Лиза, почувствовав мою внутреннюю борьбу, опустила руки мне ниже поясницы, пальцами сжала ягодицы, вжимая в себя еще сильнее, еще ближе, и подмахнула бедрами, подначивая меня.

— Не сдерживайся… — выдохнула она и укусила меня за нижнюю губу.

Тогда я сдался и отпустил себя.

Я брал все, что она могла мне дать, жестко, грубо, неистово, крепко сжимая ее бедро одной рукой, а второй зарываясь в ее волосы на затылке, обхватывая заднюю сторону шеи и не оставляя ни единого шанса отстраниться. Лиза прижималась ко мне всем телом, выгибалась в пояснице, то вскрикивая, то всхлипывая от моих резких и глубоких движений. Кожа на спине и ягодицах саднила в тех местах, где побывали ее ногти. Сердце неистово стучало где-то в глотке, разгоняя раскаленную кровь по венам до предельных значений, в глазах мутнело, голову кружило словно на карусели. Никогда еще я не был так жаден до женского тела, как в этот момент. Хотелось быть везде, снаружи и внутри, под самой кожей, в каждой клеточке, в каждом вдохе.

Лиза оттянула мои волосы на затылке, оставляя на моей шее влажные поцелуи. Ее дыхание стало поверхностным и частым, глаза остекленели, потемнели от расширенного зрачка. Глухо рыкнув, я приподнялся на вытянутых руках и задвигался еще быстрее, чувствуя приближение ее разрядки.

Запрокинув голову и издав длинный громкий стон, Лиза так сильно сжалась вокруг меня, что пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы продлить пик ее удовольствия, придержав свое. Я ласкал ее лицо легкими, словно перышко, поцелуями, пил ее учащенное дыхание, пока тело сотрясали волны оргазма, продолжая двигаться в ней тягуче и медленно. Как только Лиза обмякла, я подхватил ее рукой за талию, приподнял выше, и в несколько быстрых толчков, срывая горло хриплым выдохом, достиг кульминации. Блаженно прикрыв глаза, я уткнулся взмокшим лбом Лизе в шею и пытался восстановить дыхание. Она ленивыми движениями рук огладила мою спину, плечи, будто пыталась успокоить жжение от следов ее ногтей.

Отдышавшись, я скатился с Лизы, приподнялся на локте и втянул ее в медленный глубокий поцелуй.

— Сварить тебе кофе? — хрипло спросил я, ласково водя пальцем по упругой груди, изредка касаясь затвердевшего соска, от чего Лиза тихонько вздыхала и кусала губы. Я с нежной улыбкой наблюдал за ней, любовался ее припухшими зацелованными губами, женственными и волнующими изгибами. Ладонь Лизы скользнула по моей груди. Слегка надавив ею на мое плечо, она заставила меня перевернуться на спину, а сама забралась сверху. Ощутив внутренней стороной бедра мое нарастающее возбуждение, она склонилась к моему лицу и поцеловала. Поцелуй вышел развязным и многообещающим. Я обхватил тонкую талию руками и крепко прижал девушку к себе. Пламя, тлеющее внутри нас, разгоралось с новой силой.

— Зачем мне кофе, если есть ты?..

Мою довольную ухмылку и тихий смешок смяли еще одним горячим поцелуем.

В ту ночь мы не могли оторваться друг от друга, а утро встретили в разговорах о сокровенном за ароматным кофе и завтраком в постели, который я сообразил нам в постель.

Днем пришлось засобираться к Джеку — он хотел познакомить меня с двумя парнями с музыкального колледжа Маннес, которым была интересна идея собрать свою банду. С одной стороны, я был взволнован и предвкушал нашу встречу с ребятами, а с другой… Смотрел в зеленые глаза Лизы, гладил большими пальцами ее скулы, оставляя короткие целомудренные поцелуи на носу, на щеках, на родинке над верхней губой, и рассыпался на части от осознания того, что должен уйти.

— Эдди. Ты так опоздаешь, — Лиза мягко отстранилась, поправила загнувшийся ворот моей рубашки и подарила мне нежный взгляд, в котором мимолетно проскочила грусть. — Надеюсь, эти парни то, что тебе нужно.

Я крепко сжал ее в своих объятиях и напоследок еще раз прижался губами к щеке.

— Я уже скучаю, котенок.

Лиза удивленно выгнула бровь и усмехнулась.

— Серьезно? «Котенок»?

— Серьезен как никогда. Сначала мне никак не удавалось придумать более удачное ласковое прозвище, нежели «пантерка»: как-то пошло, не находишь?

Лиза засмеялась, уткнувшись мне в грудь лицом, а потом вдруг резко замолкла и с ужасом вновь взглянула на меня.

— Черт! Я же всю спину тебе расцарапала! Погоди, нужно намазать заживляющей мазью, у меня где-то была…

— Ни в коем случае! — Запротестовал я и не выпустил ее из кольца своих рук. Поиграв бровями, заявил: — Они — моя гордость.

Девушка покачала головой и вздохнула, потрепав меня за затылок, от чего я чуть не застонал: как же мне нравится, когда она так делает!

— Все, уходи. Мне нужно на работу.

— Ты будешь по мне скучать? — я игриво ущипнул ее за голую попу, за что она укусила меня за подбородок.

— Не думаю.

— А я думаю, что ты врешь. Когда наше следующее свидание?

— «Никогда» тебе подходит? — съехидничала Лиза, извиваясь в моих объятиях, пока я зарывался носом в ее шею и волосы.

— Язва, — усмехнулся я, покачав головой, взял пальцами ее подбородок и сладко поцеловал. Она сразу обмякла в моих руках и ответила на поцелуй. Еще раз, на всякий случай, мазнув губами по родинке над верхней губой, я прошептал: — Завтра мы поедем ко мне после того, как я блестяще пройду «собеседование» с Хилли насчет работы в баре.

— Какая самонадеянность! Уму не постижимо…

— Лучше быть таким в твоих глазах, и чтобы ты не знала чего мне стоит эта самоуверенность, — пошутил я, выходя за дверь квартиры, но еще не отпуская ее теплую ладонь из своей, и сжал ее пальцы. В глазах Лизы что-то мелькнуло. Что-то невыносимо знакомое и близкое моей душе.

— Будь настоящим, Эдди. Этим ты мне и нравишься.

Сердце пропустило удар.

Она даже не могла себе представить какие важные слова сказала мне в тот день. Я вырезал их на сердце и носил с гордостью словно те боевые шрамы, не позволяя себе забывать эту простую, но вместе с тем важную истину.

Выходя из дома, в котором жила Лиза, я поднял голову и посмотрел на окна ее квартиры. Желание вернуться обратно и провести весь день в ее объятиях не исчезло, а только усилилось, отдаваясь пульсацией между ребрами. Я невольно нахмурился и потер район солнечного сплетения ладонью. Закурил и простоял еще минут пять, не отрывая взгляда.

Выгляни в окно. Посмотри на меня.

Когда я уже собрался уходить, створка окна открылась и в проеме показалась Лиза. Я чуть не взвыл от досады: на ней было только полотенце, обернутое вокруг обнаженного тела, придерживаемое ее рукой, чтобы оно не свалилось. Закусил нижнюю губу в ожидании того, что она скажет. Но вместо слов эта сумасшедшая распахнула полотенце так, чтобы то, что под ним, увидел только я, выбивая у меня почву из-под ног. Лиза послала мне воздушный поцелуй и скрылась в недрах квартиры, заворачиваясь обратно в махровое полотенце, а я с ребяческой улыбкой, от которой лицо наверняка треснуло пополам, пошел по улице в сторону автобусной остановки.

Она будто услышала меня. Почувствовала.

Она моя.