Марафон нежеланий

Катерина Ханжина (2024)

Новый роман серии STEKLO. То, что всегда происходит с кем-то другим. На отдаленном острове во Вьетнаме есть загадочная арт-резиденция «Джунгли». Её лидер, художник-коуч с псевдонимом Адам, известен как автор «кровавых» картин и жестоких перформансов. Он пропагандирует идею самовыражения через боль. Роза не понаслышке знает, что это такое: она учится в университете по специальности, которая ей не нравится, много рефлексирует и мечтает о трагически-красивой судьбе, благодаря которой она сможет стать настоящей писательницей. И вот, Роза отправляется в арт-резиденцию Адама, чтобы воплотить свое стремление в жизнь. Но реальность, с которой ей предстоит столкнуться, окажется совсем не похожей на ожидания и мечты. Софья Асташова, автор автофикшн-романа «Вероятно, дьявол»: «Из книги можно взять очень много, если захотеть. Если смотреть не только на увлекательный сюжет, а на мотивы поступков героев. А можно следить только за развитием истории и получить удовольствие на несколько вечеров, как от просмотра любимого сериала или реалити-шоу».

Глава 3. Пабло Пикассо. «Три женщины»

— Ты замечала, что ярко сверкает только свежий снег? — Слегка пьяный Саша прислонился лбом к окну и пытался продолжить наш разговор о том, стоит ли мне учиться дальше.

Я попала на скучнейшую в мире специальность «Менеджмент организации» только потому, что не прошла по баллам на бюджетную основу журналистики и филологии. Там и без меня хватает умненьких девочек. А на менеджмент был самый низкий проходной балл, и я решила год поучиться там. Потом второй, а потом уже жаль было уходить — доучусь два года и пойду в магистратуру куда захочу. Но как же это тяжело — зубрить неинтересные предметы, вместо того чтобы много читать то, что мне реально нравится, и писать о том, о чем хочется. Не пару часов ночью, а постоянно. Дышать, гореть этим, пока есть мысли, которые я хочу всем рассказать.

Мне было страшно, что через несколько лет я повзрослею, и мечты о писательстве покажутся мне наивными. Как теперь кажутся мечты о театре. А ведь в четырнадцать лет я была уверена, что стану актрисой. Но мечты о театральной сцене уносили меня все дальше от реальности. Когда в моей альтернативной реальности я получала «Оскар», в «реальной» реальности я прошла кастинг всего лишь в молодежный театр. После двух месяцев скучных занятий по сценическому мастерству и нескольких ролей, по значимости равных мебели, я гордо ушла, заявив режиссеру: «Я хочу создавать свой мир, а не быть частью вашего мира». Тогда я еще не знала, что для меня «создавать свой мир» будет равно писательству.

— Ты предлагаешь бросить все и сосредоточиться на писательстве?

— Не обязательно бросать. Просто начни хоть что-то делать.

— Я делаю.

— Ты даже мне не даешь почитать!

— Потому что в прошлый раз ты все раскритиковал.

— А ты думала, что у тебя все будет получаться сразу идеально?

— Нет, но…

— Выкладывай хотя бы в интернет, анонимно.

— Там не получишь адекватной оценки.

Саша затушил недокуренную сигарету, небрежно приобнял меня и с табачным облаком прошептал:

— В вас есть что-то от вечной неудачницы.

Он знал, что цитированием моих любимых персонажей можно поднять мне настроение.

— Эй, у нас здесь вечеринка для одиночек! — крикнул уже немного пьяный Дементий.

Мы с Сашкой закатили глаза и сказали нашу самую часто повторяемую фразу (кроме цитат из «Манхэттена» и «Слогана»):

— Мы просто друзья!

— Мы решаем важный вопрос. — Саша сел на край ярко-оранжевого дивана с каплями краски. — Как нашей Розочке развивать литературную карьеру.

«Участвовать в литературных конкурсах», «Публиковать в интернете» — посыпались советы от ничего не понимающих в писательстве художников и фотографов.

— Она стесняется даже мне почитать.

— А пишешь для чего? Если в стол, то и развивать ничего не надо. — Дементий почти протрезвел от возмущения. — Знаешь, у меня был один наставник… Он буквально заставлял нас выплескивать все наружу. Рисовать, писать, снимать, а потом со всеми обсуждать не только творения, но и свои мысли, отношение к жизни. Это он сделал меня таким.

«Таким» — это более-менее оплачиваемым художником, известным в узких кругах нашего города. Видимо, «Дементия» придумал тоже его наставник. Три года назад он был просто Димой, посредственно копирующим всех абстракционистов — от Кандинского до Поллока. Точно, как-то Саша рассказывал мне про то, что Дима вернулся с какого-то острова совершенно другим человеком: художником, а не подражателем.

— Это когда ты на острове полгода прожил?

— Ну, не полгода, а три месяца. Но знаешь, это были самые офигенные месяцы моей жизни. Если бы можно было зациклить какой-то момент жизни, то я бы остался в тех месяцах. Там… там просто вытаскивают из тебя все. Вскрывают, солят раны — до жути больно. Но это такая боль, которая рождает настоящее искусство.

— А как ты туда попал?

— Основатель, Адам, — довольно известный художник. Был, сейчас уже не выставляется в галереях. Я от него просто фанател. Ходил на все выставки, но заговорить не решался. Он уже тогда жил за границей, на этом острове, в Россию приезжал пару раз в год. Такой загадочный, молчаливый и смотрит так, как будто все знает. А его картины… Это надо видеть!

Дементий достал телефон и открыл в сохраненных фото галерею «Адам». На изображениях были буро-красные силуэты женщин в примитивистском стиле. Очертания — как будто выгравированы на стенах пещер, а орнаменты напоминали то об африканских масках, то об азиатских узорах. Особенно мне понравилось изображение женского силуэта с темно-бронзовой кожей, которое тонуло в багряной тьме.

— Говорят, он подмешивал в краски кровь своих натурщиц. Вряд ли, конечно. Но я так и не узнал, правда это или нет.

Вокруг нас все увлеченно болтали уже на другие темы. А я не могла оторваться от этих гипнотических картин. Они напоминали детский калейдоскоп и психоделический трип одновременно. Для полного погружения не хватало только звуков этнических барабанов или китайской флейты.

Дементий продолжал свой рассказ, который я слышала, как в тумане:

— Когда он приехал к нам в город, я решился. Раз он сам едет к нам — это знак. Подошел, рассказал о впечатлениях от выставки, вскользь упомянул, что тоже художник. А он так живо заинтересовался этим. Я показал свои работы, он долго расспрашивал меня о вдохновении, о моей жизни. Сказал, что видит мой надлом, из которого можно «вытащить» подлинные шедевры.

— Дима, как к нему попасть?