Тени на стене

Кейт Рина (2024)

Известный психиатр соглашается помочь в расследовании дела молодой женщины, подозреваемой в убийстве мужа. Все улики неоспоримо указывают на неё, если бы не попытка самоубийства.

Глава 1

Доктор Стивен Андерсон обошёл стол и протянул сидящей на диване пациентке стакан воды. Молодая женщина с трудом сделала несколько глотков, проглотила подступивший ком к горлу, встала и вернула стакан. Но подавить боль не удалось. Она рвалась наружу, не давая сделать вдох. Взгляд затуманивался, снова накатывало то самое отчаяние, когда хочется кричать, выть от боли и одиночества, рвать на себе волосы, задыхаясь в самых дальних уголках своего сознания.

Внезапно пациентка пошатнулась, доктор Андерсон поддержал её. Она всхлипнула, всё ещё пытаясь прогнать давящее ощущение в груди и висках. Но нечаянные прикосновения другого человека прорвали барьер. Слёзы потекли сами собой, сдержать их больше не было сил. Рыдания сотрясали всё существо, выкручивая тело, забирая последние глотки воздуха.

Опустошённая и разбитая пациентка внезапно почувствовала, что чьи-то руки осторожно её обнимают, гладят по волосам. Она медленно отодвинулась. Глаза расширились от ужаса.

Анна смотрела на доктора немигающим взглядом, полным отчаяния и паники. Сделала безотчётный шаг назад. Ещё один. Медленно села на диван. Доктор Андерсон следил за пациенткой. В его взгляде читались жалость и интерес.

— Анна, — медленно и успокаивающе начал доктор, — откуда этот панический ужас в ваших глазах? Ведь не произошло ничего плохого.

Пациентка судорожно сглотнула, пытаясь унять дрожь.

— Эмоциям нужно давать волю, — продолжал доктор. — Я здесь, чтобы помочь вам. Не нужно этого бояться. Я сделаю некоторые записи, вы не против? — он начал записывать, украдкой поглядывая на пациентку.

Ещё несколько секунд в глазах молодой женщины плескался панический ужас, но уже в следующую секунду она закрыла глаза, сделала глубокий вдох и открыла их. Лицо приняло спокойное выражение. Непроницаемая маска вновь заняла своё место.

— Как вы это сделали? — с интересом спросил доктор Андерсон. — Буквально несколько секунд назад ваши глаза и лицо выражали ужас. Вероятно, вас испугали мои объятия. Или, скорее, щекотливая ситуация, верно? Понимаю. Но как вы так быстро совладали с собой? Едва я дописал несколько слов, как даже ваши глаза стали обычными. Я имею в виду, может, вы используете какие-то дыхательные техники? Читаете мантры? Молитвы, может быть?

Пациентка отрицательно покачала головой. На лице не осталось даже румянца.

— Вы боитесь проявления своих чувств?

— Да, — наконец она ответила. — Я не люблю их проявлять, чувствую себя при этом глупо. Видимо, меня в детстве этому не научили.

Доктор сделал некоторые пометки в блокноте.

— Хорошо. И раз мы заговорили о детстве, можете рассказать о нём? Только, думаю, стоит договориться. Хоть в моих объятиях не было ничего предосудительного, я лишь оказался рядом, когда вам было очень плохо, и проявил сочувствие, как сделал бы любой на моём месте. Однако не стоит рассказывать об этом кому-либо, как думаете, Анна?

Она смотрела в окно.

— В конце концов, я ведь профессионал! — он со стуком опустил руки на стол, лицо покрылось румянцем.

Пациентка вскинула взгляд на доктора. Он тоже посмотрел на неё. Её глаза, сначала расширившиеся от удивления, сузились. Она что-то обдумывала.

— Почему вы так на меня смотрите? — спросил врач. — Что вы увидели?

Она пыталась сказать. Её лицо выдавало несколько эмоций. Мысли лихорадочно сменялись в голове.

— Что вы видите, Анна? — снова спросил он. — Что вы увидели?

Она молчала.

— Вы не можете это произнести? — лицо врача было уже совершенно спокойно. Ни следа недавней вспышки. — Вы не доверяете мне, верно?

Хоть это и было вопросом, но звучало больше как утверждение.

— Вам могло показаться, что я так отреагировал, потому что увлёкся вами, верно? Но вы не можете допустить этой мысли. Тем более высказать её вслух. Вы не допускаете симпатию к себе, пока мужчина не скажет об этом. Даже и потом вы уверены, что это всё равно несерьёзно. Что, когда он узнает вас поближе, его чувства пройдут. Вы не допускаете, что вас можно по-настоящему любить. Не можете позволить себе верить в это.

— Не могу, — прошептала пациентка. — Это могло быть нарочно. Вам нужно разговорить меня, вывести на доверие. Вы изучили меня, знаете, что я не умею любить себя. Не умею ценить. Что я несчастна в любви. Сейчас и всегда. Я читала о вас, доктор Андерсон. Вы славитесь нестандартными методами. Но это так не работает.

— А как работает? — врач внимательно смотрел на пациентку, не выражая ни согласия с её словами, не опровергая их.

— Я не знаю, — тихо проговорила она. — Вы ведь психиатр. Вам виднее.

— Можете ли вы доверять мне, Анна?

Она задумалась. Врач продолжил:

— Если вы считаете, что моя эмоциональная вспышка была психологическим приёмом, то, как вы думаете, для чего?

— Я не знаю, — её голос был усталым, а взгляд бродил где-то за окном. — Каждый раз в том, что касается чувств, я боюсь поверить и оказаться глупой. Как будто надо мной хотят зло подшутить, чтобы выставить идиоткой.

— У вас нет друзей?

— Настоящих нет.

— Потому что им вы тоже не верите?

— Я не думаю, что обладаю качествами, за которые меня можно по-настоящему любить. Это касается и мужчин, и друзей.

— И вы смирились?

— Думаю, да.

— Тогда что вы цените в жизни?

Она снова задумалась. Снова её взгляд блуждал где-то за окном.

— Я многое ценю в жизни. Просто не ценю саму жизнь. Мир был до нас, будет после. К чему так превозносить своё существование? Время течёт невероятно долго и давно. А мы — лишь песчинки.

— Скажите, Анна, а могу ли я быть вашим платным другом?

Удивлённый взгляд вызвал улыбку на лице врача.

— Я заметил, что вы любите анализ и логику, верно? — Анна утвердительно кивнула. Доктор Андерсон продолжил: — Тогда давайте рассуждать. Вы не верите в искренность людей, во всяком случае, по отношению к себе. Но сейчас у нас такая ситуация: вас обвиняют в убийстве мужа. Вы закрыты в психиатрической клинике. Я в вашем городе был проездом. И приятель вашего мужа, Денис Колчанов, обратился ко мне, чтобы я доказал вашу невиновность. Не будем сейчас обсуждать его чувства и побуждения. Но рассмотрим другой вопрос. Мне платят, чтобы я вам помог. То есть я заинтересован в том, чтобы вам помочь. Помимо денег, есть ещё вопрос репутации. Поэтому на тот период, что я буду беседовать с вами, я искренне заинтересован быть вашим другом. Что скажете? Сможете доверять такой дружбе? Всё честно, аргументировано и логично.

— Хорошо, — усталый взгляд пациентки изучал лицо доктора, потом снова переместился в окно. Но внезапно резко вернулся обратно на лицо врача. Тот слегка улыбнулся.

— Что вы теперь думаете о той вспышке? — его улыбка говорила, что он понял, какие мысли пришли в голову пациентке. И теперь она в недоумении.

— Это не может быть серьёзно, — неуверенно прошептала Анна.

— Почему?

— А почему нужно это обсуждать, доктор? — пациентка взяла себя в руки, приняв решение игнорировать щекотливую тему. — Уместно ли это вообще? — нотки раздражения не укрылись от доктора.

— Вы говорите об этичности. Отлично. Тут я с вами полностью согласен. Но говорить нам нужно. Потому что я психиатр. И моя задача разобраться с вашей психикой, Анна. Вы сказали, что не помните, что было тем вечером. Не можете вспомнить, что делали. И алиби у вас нет. Вас могут посадить в тюрьму. Неужели же вы этого хотите?

Она отрицательно покачала головой. Но тут же подняла глаза на доктора.

— Но что, если…

— Если что?

— Что, если… — слова давались с трудом, — если я это сделала?

Доктор Андерсон откинулся на спинку кресла, внимательно вглядываясь в лицо молодой женщины, сидящей на диване. Страх снова овладел ею, но она старалась изо всех сил контролировать его.

— Тогда, — уверенно проговорил врач, — мы сможем добиться лечения в психиатрической клинике, вместо заключения в тюрьму.

— Откуда такая уверенность?

Стивен Андерсон улыбнулся.

— Во-первых, я считаю себя неплохим специалистом. Во всяком случае, тешу себя надеждой, что это так, — он снова улыбнулся. — А во-вторых, после той дозы снотворного, что вы приняли в тот вечер, вы точно нуждаетесь в психиатрической помощи. И я здесь для этого. И признаюсь честно, ваше дело меня очень заинтересовало.

— А если я убила его, а потом наглоталась таблеток, чтобы не загреметь в тюрьму? — вспыхнула пациентка.

— А это так и было? — мягкий голос доктора усмирил вспышку молодой женщины. Она поникла под его взглядом.

— Я не знаю. Я не помню. Я ничего не понимаю. Но…

Доктор сделал запись.

— Хорошо. Давайте пока оставим этот вопрос. Память может сама скоро вернуться. — Доктор Андерсон сделал ещё некоторые пометки в блокноте. — Мы хотели поговорить о вашем детстве. Вы не против?

— Это вы хотели, а не я. — Она раздражённо передёрнула плечами. — И какая разница, против я или нет? Разве у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда, Анна.

— О, конечно, тюрьма. Так себе выбор. — Её глаза снова блуждали где-то за окном.

— Я не это имел в виду, — заботливый, мягкий голос доктора заставил пациентку тяжело сглотнуть и закрыть на несколько секунд глаза, чтобы не расплакаться. Дав ей время совладать с собой, Стивен Андерсон продолжил: — Если сейчас вы не готовы говорить о детстве, мы можем выбрать другую тему. Я говорил об этом выборе. Но тема детства вызвала в вас злость и раздражение. Значит, там вам было очень больно, верно? Поэтому я думаю, что обсудить этот вопрос всё же нужно. Но вам решать, когда.

— Доктор, как называется, когда ты нуждаешься в заботе, доброте и понимании, но столько жестокости испытал с самого детства, что, встретив хорошее отношение, начинаешь его бояться или не доверять? Наверное, это психологическая травма с детства, да? Недолюбили родители. Неудачные первые отношения. И вот теперь я не всегда знаю, как реагировать. Хотя всегда не знаю. Мне это безумно надоело. Зачем Лиза вмешалась?

Он слушал, не перебивая. Давал ей выплеснуть всё, что накопилось.

Она замолчала.

— Ваша соседка, Елизавета, сказала, что зашла к вам, так как вы договаривались с ней поехать по магазинам. Не дозвонилась и решила проверить, всё ли в порядке. Тогда в гостиной она обнаружила окровавленное тело вашего мужа, а рядом кухонный нож в крови. По словам вашей соседки, она тут же начала набирать полицию, ища при этом вас. Обнаружила она вас в кровати в спальне. Вы были без сознания. Соседка тут же позвонила и в скорую помощь. Сотрудники правоохранительных органов нашли в мусорном ведре пустые упаковки от снотворного. А на ноже только ваши отпечатки пальцев.

— Да, я всё это знаю. — Пациентка смотрела на свои руки.

— Анна, почему вы решили уйти из жизни? Почему не ушли от мужа?

Она горько усмехнулась.

— Я пыталась. Да, звучит жалко. Но я, действительно, пыталась. Когда я застукала его с секретаршей, я сказала, что подаю на развод и уезжаю к родителям. Он пришёл в ярость. Вечером я попыталась спокойно всё обсудить. Объяснила, что такой брак мне не нужен. И не понимаю, зачем он ему. — Она помолчала несколько секунд, всё так же глядя в окно. — Но он лишь ответил, что мы обсудим этот вопрос завтра и куда-то уехал, больше не сказав мне ни слова. Я позвонила родителям и объяснила ситуацию. Сказала, что скоро приеду. Они даже обрадовались, — голос женщины сорвался. Она замолчала.

— В ту ночь ваши родители погибли, — сверяясь с бумагами, сочувственно проговорил доктор Андерсон. — Сгорели в своём доме. Говорят, старая проводка загорелась.

Она гневно посмотрела на врача.

— Он убил их! Мой муж убил их! Его вещи пахли гарью. Он стоял и смотрел, как они горели. — Она снова повернулась к окну, сглатывая подступившие рыдания. — Когда я спросила, где он был и почему вещи пахнут гарью, он разбил мне лицо до крови.

— Почему вы не заявили об этом?

— А кто бы мне поверил? Он уважаемый адвокат. Полицейские и судьи играют с ним в покер по воскресеньям. Кто стал бы меня слушать? Будь он проклят! — она закрыла глаза, успокаивая дрожь во всём теле.

— Поэтому вы не помните тот вечер? — тихо проговорил доктор. — Вы думаете, что могли это сделать, верно? Могли убить его? Вы желали его смерти.

— Да, я хотела его смерти, — дрожащим шёпотом произнесла пациентка. — Я никогда никому не желала зла. Но его смерти я желала. Он отнял у меня всё.

— Вашу семью? — спросил доктор.

— Моё будущее и моё прошлое. Когда я забеременела через год после свадьбы, он вынудил сделать аборт. Сказал, что ещё очень рано заводить детей, ему сейчас совершенно не до ночных криков, недосыпаний и подгузников по всей квартире. Я сказала, что возьму всю заботу о ребёнке на себя, но он был твёрд. Тогда он впервые ударил меня. Потом долго просил прощения, клялся, что не специально. Он вёл какое-то громкое и важное дело. Поэтому и ребёнок для него был совсем не вовремя. Я уступила. А потом долго боялась… делить с ним постель. Но он снова стал внимательным, как будто ничего не произошло. Но я не смогла смириться…

— Аборт тяжело повлиял на вас?

Она кивнула.

— На меня напала апатия. Я ничего не хотела. Я стала искать работу, чтобы занять себя чем-то, но и тут наткнулась на его отказ. Он не хотел, чтобы я работала. Ему было гораздо важнее, чтобы я встречала его тёплой едой, чтобы была образцовой домохозяйкой. Он неоднократно хвастал этим перед друзьями. Я обещала, что смогу совмещать, но он не согласился.

— Вас это угнетало?

Она согласно кивнула. Доктор Андерсон посмотрел в бумаги и задал следующий вопрос максимально мягко, внимательно следя за реакцией пациентки.

— Вы знали, что были беременны? Снова.

Она не ответила. На лице не дрогнул ни один мускул.

— Но ваша попытка… Передозировка снотворного спровоцировала выкидыш. Мне очень жаль.

Пациентка по-прежнему никак не реагировала.

— Поэтому вы приняли столько снотворного?

— Я не помню…

— Вы не помните, что приняли лекарство? Или не помните, почему сделали это?

— Я помню, что хотела это. Помню, как обдумывала. Представляла, что просто лягу спать, и всё. Я грезила об этом безмятежном покое, тишине… Я просто легла бы спать, ничего такого…

— Вы покупали снотворное?

— Денис мне посоветовал хорошее снотворное, я пожаловалась, что очень плохо сплю после гибели родителей.

— Значит, Денис Колчанов прописал вам снотворное?

— Нет, не прописал. Просто посоветовал. Сказал, что оно не очень сильное, но достаточно, чтобы нормализовать сон.

— И вы его купили?

— Кажется…

— Вы не уверены? Вы помните, как пошли в аптеку?

— Нет, то есть, да… Всё так размыто. Мне очень трудно вспомнить тот день.

— Хорошо, не расстраивайтесь. Память вернётся сама. Не терзайте свой мозг. Скажите, вы пользуетесь какой-то определённой аптекой или разными?

— Я хожу в одну и ту же аптеку в центре города.

— Хорошо, — доктор Андерсон сделал запись. — А теперь расскажите, что помните о том дне.

— Я помню, как утром сделала тест… Помню, поняла, что я не справлюсь. Я даже представить не могла, что он сделает, если узнает о второй беременности. В первой он винил меня, хотя я пила противозачаточные таблетки. Не знаю, как так получилось. Но теперь мне и идти было некуда. Родителей нет, дома тоже нет. Без работы и друзей, ещё и с ребёнком. Даже если бы я ушла, он нашёл бы меня, из-под земли достал бы.

— Это его слова? — уточнил доктор.

Она кивнула.

— Он был категорически против развода. Сказал, что только смерть сможет разлучить нас. В прямом смысле. И я поверила ему.

— Знаете, Анна, у Зигмунда Фрейда есть одно интересное высказывание: «Прежде чем диагностировать у себя депрессию и заниженную самооценку, убедитесь, что вы не окружены идиотами».

— Я слышала это высказывание. И ещё одно мне нравится, у Альберта Эйнштейна: «Все мы гении. Но если вы будете судить рыбу по её способности взбираться на дерево, она проживёт всю жизнь, считая себя дурой».

— Верно, — улыбнулся доктор Андерсон, — это очень хорошая мысль. Может, вы просто не нашли своё место.

— Я тоже об этом думала. Возможно, я просто не нашла своё место, своих людей, своё предназначение. Но где это всё? Где моё место?