Остов

Кейт Сойер, 2021

Ник и Рут живут на берегу океана в остове кита. Их прежняя жизнь – с супермаркетами, авиаперелетами, круассанами и понятными проблемами – закончилась вместе со всем миром. Они не знают, пережил ли кто-то глобальную катастрофу, и теперь, в мире после, им остается только выживать и вспоминать о мире до. Там у Рут была лучшая подруга и любимые родители, но еще – чувство одиночества, неустроенности и сложные отношения с разведенным мужчиной. Стала ли ее жизнь после катастрофы хуже? Или, наоборот, смерть старого мира подарила им с Ником шанс действительно начать все с чистого листа…

9

Рут просыпается оттого, что вся дрожит. Она замерзла. Насквозь промокшая одежда липнет к телу, кожа зудит.

Она чувствует на своем лице дыхание Ника, его кислый запах.

Рут открывает глаза.

Лицо Ника так близко, что она даже не может его рассмотреть. Рут немного отодвигается и замечает, что волдыри у него на коже вздулись. Из них сочится жидкость. Видимо, такое же происхождение и у липкой жидкости на ее лице.

Все тело ломит, она пытается немного повернуться и выглянуть наружу. В глаза бьет яркий свет.

Она выбирается из-под спящего Ника, подползает к краю пасти кита и встает на ноги, осматриваясь. В чистом синем небе ярко светит солнце; со всех сторон, куда ни кинь взгляд, до самой дальней дали — покров хрустящей белой пыли, в которой отражается все сущее.

На секунду она представляет, как ее мать вылезает из укрытия — из-под лестницы? из недавно обнаруженного подвала? из наскоро устроенного бункера вроде того, в каком спряталась она сама? — и идет в сад, а там — белым-бело, новый белый мир: все ее буддлеи и мимозы засыпаны белым пеплом.

Рут трясет головой, прогоняя эту сцену из воображения, а вместе с ней и всякую надежду на то, что ее родители уцелели.

Она осторожно выпрастывается из мокрой флисовой куртки Ника, стараясь не задевать обожженное лицо. Как ни странно, кожа рук от кисти до плеча чистая. Стянув с себя брюки, Рут видит, что ноги тоже чистые. Она идет к морю, на ходу снимая футболку и нижнее белье, и, обнаженная, заходит в волны.

Рут с головой погружается в воду — кожа горит. Но, вынырнув, чтобы вдохнуть воздуха, она чувствует сквозь боль, что соленая вода успокаивает жжение.

Она спиной падает в волны, тело снова уходит под воду. Вытянувшись во всю длину, она лежит на мелководье, позвоночником касаясь песчаного дна. Покачивается на волнах, распахивая глаза навстречу солнцу; уши ее скрыты под водой. Живот начинает сводить от голода, и она задумывается о еде. В рюкзаке осталось немного продуктов, на сегодня им с Ником хватит. Но ведь завтра и потом им тоже надо будет что-то есть. А еще понадобятся антибиотики, иначе раны на коже не заживут: слюна кита, в которой они оба вымокли, наверняка ускорит процесс заражения.

Рут чувствует выброс адреналина.

Да, пока она жива, но, если хочет жить и дальше, сидеть сложа руки нельзя.

Ник смотрит, как Рут, обнаженная, выходит из моря. Он старается сосредоточиться на ее кистях и лице, воспаленных, красных от ожогов, и старательно отводит взгляд от ее полных грудей и густых волос под животом. Рут улыбается, шагая к нему. Нагнувшись, поднимает свое нижнее белье с покрытого пеплом песка.

— Ты меня слышишь?

Голос доносится как бы издалека, словно она говорит сквозь звукоизолированную стену, но он слышит ее четче, чем прежде, до того, как они уснули — сколько же они проспали? — хотя в ушах по-прежнему шумит.

Рут понимающе кивает.

— От тебя воняет. Иди окунись.

Она активно двигает губами, артикулируя каждое слово, чтобы ему легче было понять ее. Одной рукой зажимает нос, другой указывает в сторону моря.

Ник стягивает с себя джинсы и футболку, но трусы не снимает. По следам, оставленным Рут на пепельном покрове, идет к накатывающим на берег волнам.

Он не оглядывается и не знает, что стесняться ему нечего: Рут за ним не наблюдает.

Рут уже вытащила из пасти кита свой большой рюкзак. Расстелив на засыпанном пеплом песке водонепроницаемую подстилку для палатки, выгружает из него вещи. Находит чистые трусики, натягивает их и продолжает работать полуобнаженной. Содержимое рюкзака она раскладывает на кучки:

одежда, полотенце;

палатка, походный коврик, спальный мешок;

туалетные принадлежности, складной нож, аптечка;

продукты.

Рут перебирает медикаменты. Дезинфицирующих салфеток совсем мало. Это плохо. Она аккуратно укладывает в пластмассовую коробочку тюбики и упаковки таблеток, пластыри и бинты в пластиковых обертках.

На мгновенье перед глазами возникает образ матери, собиравшей для нее аптечку всего несколько дней назад так же, как теперь укладывает медикаменты она сама.

Мамочка.

Энн стоит у кухонного стола; очки подняты на лоб, чтобы волосы не падали на лицо. Смеясь над чем-то, что она услышала по радио, ее мать педантично втискивает в контейнер упаковку за упаковкой, будто составляет пазл.

Рут хватается за горло, словно пытается выдавить из мыслей видение, которое ее душит. Зажмуривается, стискивает зубы. Нельзя погружаться в воспоминания. Надо жить дальше.

Она вскрывает один из пакетиков, вынимает салфетку с цитрусовым ароматом, вытирает обожженную кожу — сначала лицо, затем ладони и тыльные стороны рук. Морщится: антисептик обжигает открытые раны.

Едва Рут надевает спортивный бюстгальтер, из моря возвращается Ник. Он весь мокрый, с него капает вода. Ник оттопыривает на себе трусы-шорты, чтобы сделать свои очертания менее заметными. Рут качает головой — надо же, какой стыдливый! — и бросает ему свое мокрое полотенце.

— Есть хочешь? — Она имитирует движение ложкой.

— А у тебя есть еда?

Рут вытаскивает из рюкзака три консервные банки, несколько булочек в вакуумной упаковке, с виду сухих, несколько соленых кренделей и сетку апельсинов.

— Вот. — Она бросает Нику апельсин и идет к нему, на ходу зубами вскрывая упаковку с еще одной антисептической салфеткой. — Сейчас будет больно.

Рут промокает салфеткой его лицо. Он морщится от боли и ругается себе под нос, когда один из волдырей лопается.

Выбросив использованную салфетку и упаковку от нее, Рут складным ножом вскрывает банку с печеной фасолью. Отогнув на ноже ложку, она кладет в рот фасоль и протягивает банку Нику.

— Вот все, что у меня есть, — Рут показывает на вещи, разложенные на подстилке одноместной палатки. — Нам нужно пополнить запасы. Найти помощь. Найти людей.

Ник кивает, возвращая Рут банку с фасолью.

Он выкручивает джинсы и футболку, раскладывает их сушиться на солнце рядом с вещами Рут, на свободной части подстилки.

— Машина, должно быть, сдохла?

Рут морщит носик, на лице — замешательство. Либо она не слышит, либо не поняла, что он сказал.

Ник указывает рукой туда, где стоит усыпанный пеплом пикап.

За машиной — незнакомый пейзаж, словно изображение чужой планеты в фантастическом фильме. Ник вспоминает солончаки в Южной Америке, он видел фотографии в соцсетях. Цифровые снимки низкого качества, сделанные с разных ракурсов. Как и к статуе Христа-Искупителя в Рио, к ним стекались туристы, фотографировали, а потом, в доказательство того, что правда видели их, засоряли интернет этими снимками, своего рода отметками в паспортах. Но тогда еще существовал интернет.

Кстати, да, думает Ник. Интернета же больше нет.

А может, и солончаков уже нет.

Неужели он сам никогда уже не сможет сфотографировать их?

— Надо бы оценить масштаб ущерба. Узнать, выжил ли кто-нибудь еще.

Он смотрит на расположение солнца на небе. Полдень, наверное, пару часов как миновал.

— Пошли, пока светло. Идти сможешь?

Рут по-прежнему слышит его плохо, но кое-что понимает по губам.

Она кивает, пережевывая очередную ложку фасоли.

Из сумочки с туалетными принадлежностями вынимает баночку с увлажняющим кремом и, морщась от боли, обильно смазывает им опаленную кожу. Протягивает крем наблюдающему за ней Нику, но он отказывается.

Рут убирает вещи в два рюкзака — один большой, другой поменьше. Во второй она кладет самое необходимое: фонарь, складной нож, флягу с водой, аптечку. Из кармана рюкзака достает пустую холщовую сумку и протягивает ее Нику. Изумленный, он берет у нее сумку.

— Можно положить это в твою машину?

Рут показывает сначала на свой походный рюкзак, потом на ободранный пикап. Огонь пожара давно погас, от двигателя остался один корпус. Не автомобиль, а шкаф на колесах.

Он согласно кивает и смотрит, как Рут поднимает рюкзак на плечо, морщась от боли, потом долго дергает дверцу фургона, пытаясь ее открыть. Наконец ей это удается. Рут оборачивается и поднимает вверх большой палец: кабина цела. Она швыряет туда рюкзак, захлопывает дверцу.

— Может, запереть машину? Как думаешь?

Ник недоуменно смотрит на нее. Она жестикулирует, как бы закрывая ключом дверцу, но он все равно не понимает. Рут возвращается к нему. Кричит:

— Ключ? — И для наглядности изображает, как поворачивает ключ в замке.

Ник улыбается. Дверцу-то зачем запирать?

— Ничего с ней не случится.

Теперь в лице Рут отражается недоумение: она его не поняла. Ладно, зачем что-то объяснять? Легче просто запереть машину. Ник кивает, вскакивает на ноги и трусцой бежит к пикапу. Запирает дверцу, а ключ от машины вместе с холщовой сумкой запихивает в карман влажных джинсов.

— Пойдем посмотрим, что и как.

Щурясь, Рут смотрит, как Ник шагает прочь. В ярком свете послеполуденного солнца пепельный покров слепит глаза.

Он оборачивается, зовет ее за собой. Силуэт, предлагающий ей уйти от кита, от моря, от берега и по пеплу отправиться к чему-то неизвестному.

Она вешает на плечо рюкзак с остатками припасов и следует за ним.