Немагические чудеса

Кира Диллинджер

Истории о друзьях, о мирах, которые обязательно где-то существуют, о принцессах, за которых восстанет все королевство, и наемниках, чья работа навсегда останется в тени.

© Кира Диллинджер, 2022

ISBN 978-5-4490-3889-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кира Диллинджер

Немагические чудеса.

Сборник.

2017 г.

Автор — Кира Диллинджер

Познакомиться с другими работами автора можете по ссылке:

vk.com/dillingerk

Автор Обложки — Osakazaur

Познакомиться с другими работами художника можете по ссылке: vk.com/tenthousandofosaka

~ Немагические чудеса ~

Лучшими людьми в моей жизни всегда оказывались те, про кого при первой встрече думаешь:

«Господи, что это за псих?!»

Арета Франклин.

Немагические чудеса

Я перешагиваю порог маленькой комнатки, что спрятана где-то в пещере ближайшей горы, чуть спотыкаюсь и привычно вдыхаю терпкий аромат свеч, которых тут не счесть и не различить, какая чем пахнет. Свечи везде — на полочках, на потолке, на столе, на полу, и не лень хозяйке комнаты их зажигать все по одной, потому что это успокаивает, наверное, не знаю, может быть. Вэйл сидит за столом, сгорбившись над маленькими крысиными косточками, что она бережно и аккуратно соединяет в один полноценный скелет, ласково что-то приговаривая и не замечая меня, хотя это лишь мне всегда так кажется.

— Какая это по счету?

Приветствия? Трата времени, как и необходимость поднять на меня глаза — все и так ясно ведь, я рада её видеть, раз вообще приперлась сюда под дождем даже без капюшона.

— Восьмая.

Ответ — и снова ласковый шепот к косточкам. Кто-то назвал бы её ненормальной, хотя мне кажется, что она как раз и есть самый адекватный человек на свете — это остальные ничего никогда не понимают.

— А где остальные?

Остальные семь, наверное, ожили и убежали. Хоть бы это было не так, думается мне, но мне донельзя спокойным тоном сообщают, что так оно и есть.

— А если ты подберешь челюсть и не будешь пытаться читать морали, хотя ты не умеешь совсем, то тебе хватит зоркости и смелости присесть и погладить остальных семерых.

Садиться мне не приходится — самые шустрые уже взобрались вверх по моим штанинам и уселись на плечах. Крысиные скелеты — очаровательное зрелище. Как хорошо, что я не кисейная барышня, иначе мой обморок спровоцировал надобность прекратить работу и оттащить меня на одеяло. Хотя, зная Вейл — она скорее дождалась бы, пока я очнусь, и поинтересовалась бы, не хочу ли я воды, которая, кстати, вон в том шкафу, рядом со стаканами.

— Ты их различаешь?

Мне становится жалко остальных, обделенных моими поглаживаниями по белым косточкам, так что я все же присаживаюсь на пушистый ковер, где эти красавцы шебуршат, как в траве. И не убегают ведь за пределы комнаты.

— И помню каждого по имени и дате смерти.

О да. Научившись вдыхать жизнь в кости, нормальный некромант пошел бы оживлять себе армию мертвяков для захвата королевства или хотя бы пары городов. Вэйл для счастья надо мало — всего лишь поднять всех её бывших питомцев. Вроде бы их было двадцать.

— Если тебя найдут — мало не покажется, говорю в сотый раз…

— В сто пятый. Будет не очень хорошо, да, я планировала еще Барда вернуть.

А, конечно. После двадцати крысиных скелетиков по комнате будет прыгать здоровенный скелет пса, что при жизни спокойно мог повалить меня на землю, положив передние лапы мне на плечи.

— Темная магия, хах… — хмыкаю я, устало растягиваясь на полу и позволяя полу-живым созданиям по мне топтаться.

— Магия не делится на темную и светлую, это придумали чтобы как-то показать, что вот есть те, кому нравится убивать, а вот есть те, кому нравится убивать тех, кто убивает, но еще и иногда лечить тех, кто не убивает… Бравые «светлые» положили не одну сотню темных, так ведь? Да и назвать мое занятие темной магией нельзя, я ведь «лечу»…

–…мертвое тело. Аж целых несколько статей в своде законов отведено для того, чтобы показать, сколько разных страшных вещей случится с тем, кто рискнет играть со смертью таким образом…

На самом деле Вэйл мои слова глубоко по барабану. Я её не сдам никому, питомцы её никуда не денутся, а узнай кто-то про эту комнатку — так и не поймет, для чего она. Крысо-скелеты попрячутся по углам, так что вполне может сойти за уединенное местечко для изучения нормальной светлой магии. Хотя, когда тут будет Бард, сложно будет выдать его за пособие по собачьей анатомии, с его-то страстью всех облизывать. В данном случае это будет тыканье жесткого черепа по чьему-то бедному носу. Хотя я уже знаю, чьему.

— Ты, я так понимаю, тут всю ночь просидишь?

Ответом мне служит кивок и небрежный жест в сторону еще пяти коробочек у стола. Ну, конечно. К утру население комнаты возрастет на пять очаровательных существ.

— А Ирелис знает?

Мой зевок кое-как не выворачивает мне челюсть, ибо хруст шел явно не от чьих-то начищенных костей. Я нахожу в себе силы все же подняться и снять с пояса ремень с десятком колб с разноцветными жидкостями, чтобы ночью не подорвать случайно вновь приобретенных питомцев Вэйл. Мое хобби не сулит мне «страшного суда», по крайней мере пока я не прибила им кого-то. На мне неудача заживет быстро, а к другим я пока с этим не суюсь, исключая всякие попытки позвать меня «погулять» в темном переулке. Встречая потом кого-то с зеленой или синей мордой, я могу с уверенностью сказать, что только что мимо прошел мой неудавшийся «роман в подворотне».

Не самое хорошее увлечение для молодой девушки, но смотря на Вэйл начинаешь понимать, что твое занятие очень даже ничего. Хотя другого мне не дано — я могу подорвать все, чего коснусь, не прибегая при этом к магии. Оно само просто случайно упадет туда, где есть порох, и так далее, так что, в конце концов, я хоть как-то нахожу своему «талантищу» применение.

— Ирелису глубоко пофиг на все, кроме еды, кровати и тебя, ты же знаешь.

— Ты сейчас обозвала одну вещь тремя словами. Или даже все это уместилось бы в одно понятие «я».

О да. Нашему любимому кровососу лишь бы напиться кровушки, заныкаться под одеялко, так чтобы было совсем темно, и спать-спать-спать, пока не появится реальный повод выползти в свет. С минуты на минуту уже подойти должен, время как раз спать. Придет, наверное, весь мокрый от дождя, голодный и тут же вцепится мою многострадательную шею. Хотя все не так уж и плохо, конечно.

— Я не такой жестокий.

Явился, не запылился. Как и думала — мокрый весь, волосы длинные, белые к телу прилипли, хоть выжимай стой. Бледный, ужас. Или он всегда такой, просто сейчас слишком несчастно выглядит. Так и хочется как-то облегчить его «участь».

— И тебе привет… — доносится со стороны Вэйл, а от Ирелиса слышен лишь замученный вздох. — Наступай на ковер аккуратно.

— Да я вижу. Прелесть. От умиления сейчас второй раз помру.

Прикрывая красные (отнюдь не от того, что он устал) глаза, вампир берет первое попавшееся полотенце со стены, ерошит им волосы и становится похожим на ежа, которого шибануло одной из моих колб. Видит, что я ухмыляюсь и швыряет полотенце в меня, не со зла, конечно, но так, что я не успеваю его перехватить, а когда снимаю ткань с лица, наглая морда уже стоит почти вплотную, скидывая по ходу мокрую рубашку.

— Только полностью тут оголяться не надо, моя психика не выдержит…

Мое фырканье на него эффекта не возымело, ибо дальше он раздеваться и не хочет, иначе тут уже встряла был Вэйл — голых мужиков в своей «квартире» она видеть не желает.

Я зеваю и, забывшись, поднимаю на Ирелиса глаза, через секунду лишившись возможности двигаться и вообще контролировать тело. Замечательная способность. Вампир тянет меня вниз, на ковер, где у стенки «свито» импровизированное гнездо из простынь и одеял, целое логово, где этот монстрила расправляется со своими жертвами примерно как вот сейчас. Сопротивляться нет ни возможности, ни сил вообще — я, как и он, вымоталась за день, так же замерзнув под чертовым дождем. Поэтому я просто ложусь рядом, привычно подставляя Ирелису место для укуса, чтобы тот поел и уснул, и не нервировал своим несчастным видом.

Вампир пьет жадно, чуть ли не захлебываясь, а я отсчитываю семь секунд, после которых есть риск, что он меня угробит. Оттолкнуть его оказывается сложно, даже Вэйл поворачивается к нам с недобрым блеском в глазах. Ирелис виновато приподнимает уголки губ и тянет меня лечь нормально — устроиться у него на руке и тоже заснуть. И вырубается почти мгновенно, вцепившись пальцами в мою рубашку на спине.

— И где его носило… — спрашиваю я сама себя, проводя кончиками пальцами по шраму на его шее, с дрожью вспоминая его историю, что Ирелис поведал нам едва ли не скрипя зубами. — Наверное, опять убивал невинных, да грабил деревни…

–…и пил кровь младенцев… — хмыкает Вэйл, довольным вздохом сообщая, что восьмой её питомец тоже скоро запрыгает по комнате.

А я просто лежу, мерзну и греюсь одновременно, потому что единственное, что в этом кровососе теплое — это, черт подери, взгляд, которым он смотрит на меня, и иногда на Вэйл, если уж совсем припечет. А так он вечно ледяной, а сейчас еще и мокрый, хотя я сама только-только высохла. Так что приходится жалобно скулить и просить Вэйл накинуть на нас одеяло, потому что меня прижали и не выпустят уж точно. Этот некромант-самоучка бросает через плечо «момент, угу», только все это превращается в моментище на несколько минут, прежде чем на нас ложится теплое перьевое одеяло и можно спокойно устроиться поудобнее и перестать мерзнуть. Вэйл спит обычно на своем же стуле, за столом, а сегодня так и вовсе будет «творить» новую жизнь всю ночь.

Завтра вампир огребет по самые уши, надо бы только найти причину, иначе моя душонка не успокоится. Вэйл будет обреченно вздыхать, а я носиться и раскидывать по лабиринтам пещеры разноцветные взрывоопасные вещества, надеясь попасть по изворотливому Ирелису и пытаться не смотреть ему в глаза, иначе проиграю.

Они оба — ненормальные, и потому самая лучшая компания для такой же ненормальной меня. И что бы ни случилось, я буду всеми силами охранять эту небольшую комнатку, где творятся совсем другие, даже не магические чудеса — их можно только чувствовать, ощущая, как наползает улыбка на лицо. Как становится теплее хладнокровный и ненавидящий всех и вся вампир, как с ребяческим восторгом колдует совсем нетипичный, рыжий некромант.

И как мое, когда-то насмерть заледеневшее сердце тает и бьется, неровно, пропуская удары, но бьется и живет. А что еще нужно для счастья?..

Серебряная нить

Если вам когда-нибудь будет лень себе готовить, и вы попросите трехсотлетнего вампира «быстренько что-то сообразить», даже и не надейтесь, что трехсотлетний опыт хоть как-то поможет ему в приготовлении еды или вообще чего-то съедобного. Мне было просто любопытно, что из этого выйдет, и я поплатилась за это своим любимым ножом, которым попыталась разрезать то, что выдал мне Ирелис через два часа возни и шебуршания на кухне. Когда лезвие из лучшей в городе стали медленно расплавилось с отвратительным запахом и шипением, стоило ему слегка соприкоснуться с «шедевром вампирской кулинарии», я решила, что лучше поголодаю еще пару дней, здоровее буду.

Вампир на мое откровенное «фе» сделал вид, что обиделся, и демонстративно вышел в окно, заявив перед этим, что раз так и так, то он пойдет готовить для кого-нибудь другого. Поблагодарив его за это и еще больше тем самым «обидев», я накрыла его детище самой большой стеклянной банкой, которую нашла в квартире и решила не трогать до прибытия специалиста, который точно не появится у меня в квартире в ближайшие два дня.

Все это было утром. Сейчас же, перекусив где придется и чем придется, я шагала в место, где стряпня Ирелиса могла бы пригодиться как товар, или взамен на нее мне дадут новый хороший нож, которым я почти не буду пользоваться, но буду таскать с собой, потому что это круто и все такое.

Яркая деревянная вывеска нужного мне места видна издалека, хотя я и так давнымдавно знаю дорогу наизусть и могу пройти туда с завязанными глазами, сбив по дороге всего лишь пару прохожих и один непонятно откуда взявшийся столб, я проверяла это несколько недель назад.

Колокольчик звенит над дверью, когда я шагаю внутрь, а хозяин магазина смотрит на меня нарочито удивленными глазами, через секунду кривя губы в язвительной улыбочке.

— Странно, я ведь зачаровал дверь так, чтобы она не впускала в магазин всяких нищих оборванцев.

Обычно за такие грубости я незамедлительно швыряю в нахала самую едкую и трудно выводимую колбу с краской, чтобы тот, с ног до головы оказавшись какогонибудь цвета, подумал о вечном и о манерах, пока будет пытаться отмыться. Не желая перечить собственным привычкам, я так и делаю — колба ударяется о стену позади человека, оставляя там ядовитое, ярко-синее пятно краски, растекающуюся причудливой лужицей рядом с уже потускневшей зеленой кляксой. Он никогда не научится манерам, это видно по множеству таких пятен на стене, формирующих незамысловатую мозаику из разноцветных пятен и подтеков.

— Отвратительный сервис, как у тебя вообще есть покупатели.

Эрт самодовольно лыбится, смотря на меня нахально-веселыми голубыми глазами из-под стекол волшебный очков, способных отличить поддельные деньги и драгоценные камни от настоящих. Он — мой старый друг, владелец неплохого магазина оружия, неисправимый любитель поиздеваться и подколоть, и еще много чего, но все равно каким-то чертом друг, несмотря на частые ругательства в мою сторону по поводу «случайных» взрывов в его магазине. Эрта можно попросить отправиться со мной куда угодно, будь то переулок, где толпа каких-нибудь придурков неподобающе себя ведет, или же кладбище, где разбушевались упыри, ему лишь бы пообещать веселья и выпивки за чужой счет, и все, готовый компаньон.

— Чего пришла? — спрашивает он и зевает, растягиваясь на прилавке и всем своим видом показывая, что я могу катиться восвояси, хотя хрен ему, я пришла жаловаться и делиться утренними новостями, а еще за новым ножом, так что не уйду, пока не заставлю вывалить мне весь ассортимент. Обязательно буду долгодолго присматриваться и критиковать товар, пока Эрту не надоест, и он не поджарит мне задницу огненной магией, которой начал учиться совсем недавно скорее от скуки, чем от реальной нужды.

— Ирелис превратил мой нож в кашу, а мой завтрак — в оружие массового поражения. Хочешь, продам тебе? Уверена, такое вмиг заберут, а если продавать кусочками — так вообще замечательно будет.

Ну а что, кинуть одним таким комочком кому-нибудь в лицо — и все, пока-пока, дешевый вид пластический хирургии, если надо скрыться от врагов, мать родная не узнает, если, конечно, это не смертельно.

— Этот вампирюга еще жив? Я думал, его давно поймали и прилюдно сожгли на площади на радость детишкам, — Эрт кривится и изображает на лице явную неприязнь к моему благоверному, хотя явных стычек у них никогда не было или я их просто не видела, кто знает. — В последний раз я его видел, когда мы снова дегустировали какую-то дрянь в твоем подвале, а он приперся и со злобным видом упер тебя хрен знает куда, не дав даже допить, а меня потом вышвырнул за шкирку за дверь, будто я псина дворовая. Ну кто же так поступает-то, черти бы его драли.

Я совершенно не помню, о чем он, потому что сознание мое в тот вечер было очень далеко и вернулось только на утро, притащив с собой головную боль и желание выпить все свои колбы, лишь бы полегчало. Из-за своего пристрастия к химии, я частенько экспериментирую со спиртом и алкоголем, а избавляться от результатов опытов почти всегда помогает мне Эрт, потому что все бесплатно и иногда вполне себе вкусно, хотя и опасно, что оно все же рванет. Все равно нас уже давно не пускают ни в один бар в городе, у них едва ли не висят наши портреты на дверях с надписями «главные дебоширы», хотя я понятия не имею, чего они такие злые и так на нас ополчились, мы же добрые и почти не буяним.

— Жив-жив, как видишь, все еще имеет привычку портить чужое имущество. Мне нужен новый нож, и только попробуй…

Меня обрывает звон колокольчика на открывшейся двери и внезапно ворвавшийся в магазин холод, хотя на улице май, и уже довольно тепло для, мать его, снега, который крохотными снежинками залетает в комнату и, кружась, тут же тает на прилавке и на разлегшимся на нем Эрте. А сам Эрт такой удивленный-удивленный, рот раскрыл, смотря мне за спину и на того, кто так эффектно появился, и от кого так веет приятным в жаркий день холодом. Я поворачиваюсь к пришедшему и замираю, хотя и так знаю, кто это, такая магия есть только у одного человека в этом городе, но в городе этого человека не было уже долгое время, поэтому мы с Эртом такие удивленные и обрадованные одновременно.

— Эндис? — вскидывает брови Эрт и не может удержаться от радостной улыбки во весь рот, перевешивается через прилавок и чуть не падает вперед. — Какими судьбами?

Эндис скидывает с головы покрытый инеем капюшон и спокойно окидывает нас взглядом, легко улыбаясь в знак приветствия, выглядит усталой и замученной долгой дорогой, но в глазах все еще виднеется знакомый огонек от жажды приключений, который у нее был, когда она уходила неизвестно куда и непонятно зачем. Пол под ней покрывается тонкой корочкой льда и тут же тает, когда она делает шаг навстречу чтобы протянуть руку для рукопожатия, и я чувствую на её перчатках иней, растворяющийся на моих пальцах.

Эндис — высокая, стройная, красивая, никто не знает, откуда она пришла, сколько ей лет и откуда у нее такой редкий то ли дар то ли проклятье, она сама не рассказывает и не любит, когда расспрашивают, мы с Эртом поняли это, когда однажды нас чуть не убило сосульками, якобы случайно упавшими с крыши. И хотя Эрт знает её немного меньше меня, все равно чувствуется, что между ними какая-то особая, невидимая мне связь, будто тонкая-тонкая серебряная нить связывает их, где бы их обоих не носило, это видно просто по взгляду и по жестам.

Не любовь, не дружба, не ненависть, не зависть, что-то странное, похожее на мою связь с Вэйл, где хрен разберешься, дружим мы или убить друг друга хотим.

У меня возникает страшное желание уйти, не портить своим присутствием атмосферу и не чувствовать себя лишней, так что я ссылаюсь на забытые дела и отхожу к двери, махнув ладонью на прощание, но прежде чем выхожу из магазина в косяк двери врезается небольшой кинжал с красивой рукоятью, едва не оцарапав мне шею. Это не покушение, Эрт метает мечи так, что почти не промахивается, хотел бы убить — не промазал бы, так что скорее всего это он из щедрости своей.

— Отплатишь, когда заимеешь хоть какието деньги, — хмыкает он, пока я пытаюсь достать нож, вошедший в косяк аж до середины лезвия, с какой же силой он его кинул-то, а если бы я споткнулась и попало бы в меня, засранец, убила бы к черту. Красивый нож падает ко мне в руки спустя три сильных рывка, и я, поблагодарив его величество за щедрость, наконец выхожу на улицу, снова попадая в тепло, почти жару, пора бы переходить на менее закрытую одежду. Дома ждет странная убийственная стряпня Ирелиса, с которой надо что-то делать, и теплая кровать, в которую можно забраться до конца дня и спать, потому что ночью надо шагать к Вэйл и помогать ей с Бартом, которого она уже, на свою голову, воскресила, но который умудрился где-то потерять пару ребер.

А пока что — можно немного погулять, придумывая, чего бы еще такого сварить, чтобы можно было дать попробовать не только Эрту, но и кому-нибудь еще, потому что Эрта не жалко, а другие будут жаловаться.

Нельзя забывать

Дорога до места, куда я иду, давно поросла травой и кустарниками, как назло колючими и иногда даже ядовитыми, будто кто-то не хочет, чтобы здесь вообще кто-то ходил, но я настырная и продираюсь уже полчаса. Льняные штаны уже все в листьях и репейнике, про специально выбранный для похода потрепанный плащ даже вспоминать не хочется — выброшу, пожалуй, как вернусь домой. Погода не жаркая, несмотря на весну, чему я очень рада, обливаться потом в мои планы ну никак не входит.

Через час с хвостом мучений и обогащения лексикона нововыдуманными ругательствами, я, наконец, выбираюсь на небольшую поляну, скрытую от посторонних глаз высокими кустарникам и деревьями. Никто сюда не приходит.

Почти. Посреди опушки — каменная глыба, притащенная сюда несколько лет назад, увы, не мной, силы не позволяли и не позволят сейчас, а притащивший силами мог сравниться с медведем, хотя чего уж там, он им и являлся. Глыба стоит крепко, её не шатает ветром, и простой человек со всеми своими усилиями ничего ей не сделает.

— Давно не… — начинаю я, подходя ближе, а затем понимаю глупость фразы, которую чуть было не сказала. — Впрочем, неважно. Я обхожу камень и сажусь позади, прикасаясь к нему спиной, и чувствую тепло — нагрелся за день от солнца, которое в полдень светит прямо сюда. Сажусь, закрываю глаза, и думаю — какого черта я тут делаю, путь-то неблизкий. Принести цветочки и уйти было бы хорошим выходом, но из года в год я сижу позади и импровизированного памятника и исправно жду собеседников, которые вечно опаздывают или приходят, когда меня тут уже нет.

Солнце потихоньку начинает скрываться, а небо — темнеть, и когда я уже думаю, что они не придут и собираюсь уходить, сзади слышатся шаги. Тяжелый топот и легкая поступь, их не спутаешь ни с чем.

— Припозднились, — басит первый голос, подходя к месту, где недавно стояла я, и начинает чем-то шуршать, после чего я слышу шум воды, вылитой рядом с камнем. — Выпьешь с нами?

К кому этот вопрос, ко мне, к Лирку, к… к нему? Я молчу и не шевелюсь, они и так знают, что я тут, обоняние острее, чем у людей.

— Думаешь, он оценит такую трату вина? — смеясь, говорит второй, чуть более высокий голос, а затем слева от меня, прижимаясь к камню, садится Лирк, даже не смотря на меня, даже не поворачивая голову. Я подтягиваю к себе колени и утыкаюсь в них — каждый год одно и тоже, почти те же слова, те же действия, ничего не меняется, и они для меня не меняются, потому что я на них не смотрю, не могу себя заставить это сделать. Они не заставляют, бесполезно все равно.

— Оценит, — хмыкает Винс, тяжело приземляясь с другого края и прикладываясь к бутылке, слышится, как долго он пьет, и как вино еще не кончилось-то.

Я не могу удержаться и самым краем глаза смотрю на Винса — не изменился, слава всему, все такой же огромный и бурый, зубастый, в специальной, под него, броне. На Лирка я глянула случайно — он обзавелся шрамом на левом глазу, прям поперек пятна, которого так не любил, но в целом такой же, в кожаной одежде, чтобы бегать было удобнее. Я вздыхаю и обнимаю колени сильнее.

Сколько еще в мире таких, как они? Не людей, не зверей, что-то среднее, не больше сотни, наверное. Лет этак пятнадцать назад разгромили подпольную лабораторию поехавших магов, которые своими экспериментами пытались скрещивать людей и зверей, или делать из зверей людей, как уж получалось. Лирк и Винс — такие вот, антропоморфные, научившиеся ходить и говорить медведь и леопард, оба странные, но добрые, если не злить, конечно. Им присвоен статус защищаемых королевством, но сами люди, конечно же, даже спустя столько лет относятся к ним хуже, чем к тем же вампирам. Опасные они, видите ли, а глянули бы, как Винс рыбу ловить пытается, ухохотались бы.

— Сколько лет-то прошло? — спрашивает Винс, разбивая тишину; её осколки больно впиваются в тело, и на каждом отражается этот простой вопрос, на который я не знаю ответа.

Лет с чего? С основания нашей команды? С первого боя против королевской стражи? С распада? С желания проклянуть все на свете и скинуться с горы?

— С чего? — выдавливаю я из себя, понимая, что когда, наконец, сяду в нормальное положение, у меня откажут ноги минут на десять, потому что уже в скрюченном состоянии они начинают болеть.

Мы встретились давным-давно, я была еще ребенком, как и они, нас столкнула судьба и не разделяла долгих десять лет. Моря нам были по пятки, мечты улетали высоко-высоко, горы сворачивать могли. Наши пути разошлись, но мы держали связь, надеясь на что-то, что сейчас кажется недосягаемым, глупым, ничтожным.

Винс легко стучит по камню, и с другой стороны откликается Лирк, сидевший тихотихо, как в засаде, большой кот, который обожает прыгать за бабочками.

— Три года, — говорит он, а я невольно скриплю зубами. — Три года, один месяц и одиннадцать дней…

…как почил наш дорогой лидер.

Бесстрашный, как орел, перенявший от этой птицы не только крылья и лапы. Скрещенный, как их называют. Умеющий летать так высоко, где никто не был, наш источник света и пути, наш лучший друг.

Какая ирония, думалось мне, быть таким великолепным, а потом медленно умирать от простой человеческой болезни, все лекарства от которой организм просто отверг, заставив мучиться то от боли, то от страха, что скоро с крыльев опадут последние перья и небо навсегда скроется землей. Доктора разводили руками, маги предлагали повесить заклятие «вечной службы» — не жив, не мертв, вечная марионетка в руках армии, их мы послали сразу же, не разбираясь.

Три года, один месяц, одиннадцать дней, а, кажется, только вчера он вырвался из-под нашего присмотра и взмыл в небо в последний раз, как раз, когда меня не было, когда я была черт знает где, может, удержала бы, может, спасла бы.

Но его нашли здесь, поломанного и холодного, бывшего до последнего вздоха в воздухе, на свободе.

— Ладно, — одним рывком встает Винс, хлопает камень лапой и добавляет, — приятно было повидаться. С обоими.

Лирк вскакивает следом, тихо, будто его тут вообще нет и не было, и только легкое похлопывание по плечу выдает его присутствие.

— До встречи, — говорит он и исчезает гдето сзади, в опустившейся на лес темноте, вместе с Винсом, от которого уже слышатся ругательства из-за колючек. Протопчет мне дорогу, какая радость.

Я сижу еще несколько минут, вслушиваясь в тишину, а потом с ужасным адским стоном встаю, разминая ноги и руки, которые из-за позы эмбриона чуть не приросли к телу, больно-то как. Звезды на небе выглядят красиво, но слишком далеко, чтобы ими восхищаться, поэтому мимолетно взгляда на небо мне хватает, а потом я обхожу импровизированное надгробие и прикладываю к нему руку, бормоча несколько известных только мне слов, и быстрым шагом ухожу к дороге.

Эта поляна — целый маленький мир, прошлый мир, где было как бы детство, где я не знала еще, что вампиры не такие уж плохие, что не все некроманты хотят поработить мир, что пить с кем-то лично намешанную бурду весело, что можно быть неимоверно теплым, даже если ты ледяной маг. Все это — настоящее, а то, что было тогда — все тут, все уместилось в одном воткнутом в землю камне, это так хочется, но так нельзя забывать, пусть это даже так хреново вспоминать.

Я возвращаюсь по уже протоптанной дорожке, и стоит дойти до дома и разуться, как меня тут же вырубает, мгновенно, я даже не успеваю дойти до кровати — падаю в кресло и засыпаю.

А завтра, пожалуй, надо бы найти запрятанные от Ирелиса взрывчатки и пойти к Вэйл — снимать стресс и получать дозу хороших эмоций, так необходимых, чтобы забыть все еще на один год.

Конец ознакомительного фрагмента.