Авторитет из детдома

Кирилл Казанцев, 2013

Детдомовцы Пашка Анкудов и Колька Копоть были не разлей вода. Однажды директор детдома – садист и подонок – жестоко унизил Пашку. Колька вступился за товарища и ударил обидчика ножом. И разошлись пути-дорожки двух закадычных друзей. Один попал на зону, а второй продолжил скитаться по детдомам да распределителям. Через 30 лет авторитет Копоть приехал в Серпухов к вору в законе по прозвищу Индус. Индус собрался на покой и хотел назначить Копотя преемником. Начальник местного ОВД решил воспользоваться «сменой власти» и присвоить воровской общак. Он начал охоту на Копотя, и тот вряд ли отбился бы от матерого мента, если бы ему на помощь не пришел следователь Павел Анкудов. Тот самый Пашка – верный детдомовский друг…

Глава 2

Недавно переваливший через «сороковник» уголовный авторитет, которому вместо погоняла служила звучная фамилия Копоть, наконец-то соскользнул с верхней полки плацкарта. Проводница вручила ему сложенный вчетверо билет.

— Подъезжаем к Серпухову, — напомнила она пассажиру. — Не задерживайтесь, стоим всего две минуты…

Николай Копоть расправил плечи. На верхней полке ему так и не удалось уснуть, больно уж она напоминала ему тюремные нары. А на зоне он провел почти половину сознательной жизни. За окнами вагона уже сгущались вечерние сумерки…

— И багаж не забывайте, — поторапливала проводница.

— Нет у меня багажа, — ухмыльнулся Копоть.

— Нашли чем хвастаться, — молодая женщина покосилась на густо татуированные плечи Николая.

Тот с благодушной улыбкой надел поверх майки-соколки рубашку.

— Главное, чтобы бабки были, на них все, что нужно, купить можно, — проговорил он, всовывая руки в рукава куртки. Я привык путешествовать налегке.

В Серпухове последний раз Николай был почти тридцать лет тому назад — после первого суда и «малолетки» судьба не заносила его в эти края. Конечно же, можно было приехать и раньше, но Копотю не хотелось разрушать тот образ города, который сложился в голове с детства. Какое-никакое, но в чем-то оно было не только ужасным, но и счастливым: с надежным другом, с которым первый раз закурил и выпил первый стакан дешевого вина, с первой любовью. Пусть Копоть и не успел рассказать о ней Варьке Поповой. Хотелось верить, что она теперь счастлива, растит детей, а может, и внуков уже нянчит…

Теперь же в Серпухов он направился не по своей воле. От предложения, поступившего ему от авторитетов криминального мира, нельзя было отказаться. На последнем сходняке старый вор в законе с погонялом Индус, скромно живший в Серпухове, сам попросил подыскать ему замену. Мол, старым стал, не ровен час помру, а потому и прошу освободить меня от чести быть хранителем воровского общака. Просьбу уважили, как и пожелание Индуса, что преемника он выберет себе сам из тех, кого ему предложит сходняк. Двоих кандидатов Индус уже отверг. И вот третий — Копоть — ехал на «смотрины».

Конечно же, в сегодняшние дни основной воровской общак — это не закопанная в трехлитровой банке наличка и рыжье, а банковские счета, доля в бизнесе. Но и дедовские методы иногда еще в ходу. Часть воровских богатств, идущая на грев братвы в зонах и следственных изоляторах, по-прежнему хранится в сугубо материальной форме у назначенных для этого уголовных авторитетов с безупречной воровской репутацией. Правда, в случае с Индусом речь шла скорее о почетной должности без особого практического смысла. Братва просто решила уважить Индуса, дать ему выбрать себе замену. Ну а потом, после его смерти, перевести общак в безнал и пустить в дело, чтобы деньги, как и положено, делали деньги.

Поезд сбавил ход, лязгнули буфера. Проводница загрохотала подножкой.

— Счастливо, — бросил ей через плечо Копоть и ступил на землю города, где последний раз бывал еще подростком.

Здание вокзала осталось прежним, вот только в окнах появились стеклопакеты. Но прежних нехитрых, милых сердцу прелестей жизни уже не наблюдалось. Исчезли автоматы с газированной водой по три и по одной копейке. Сразу же вспомнилось, как они с Пашкой Анкудовым ловко приноровились бить кулаком по монетоприемнику, и автомат за бесплатно исправно наливал им в граненые стаканы прозрачную холодную воду с шипящими серебряными пузырьками. Исчез и морозильный ларь с недостижимой для детдомовца мечтой — мороженым. Теперь вдоль платформы тянулся ряд застекленных магазинчиков и кафешек.

Долго осматриваться в одиночестве и предаваться воспоминаниям Николаю не пришлось.

— Здорово, бродяга, — сквозь вокзальную публику к нему притиснулся здоровяк Пепс, с которым Копоть закорешился на зоне во время последней ходки.

Две татуированные руки сошлись в крепком рукопожатии. Бывшие зэки даже обнялись. Так и хотелось спросить: «А помнишь?..» Но зачем спрашивать, если и так знаешь ответ: «Конечно же, помню. Такое не забывается».

— С Индусом я тебя завтра сведу. Сегодня поздно уже, — Пепс покосился на темнеющее небо. — У старика свои причуды, ты не удивляйся. Он из тех законных, которых «больше не делают». Своей линейкой всех меряет.

— И тебя померял? — усмехнулся Николай.

— На второй день забраковал. Не понравилось, что я кокс нюхаю.

— Дурь — не мое, — без тени осуждения произнес Копоть. — Чем меньше удовольствий на вольняшке, тем легче потом за колючим орнаментом.

— Каждому свое, — философски изрек Пепс.

— А чего у хранителя погоняло такое чудное — Индус? — поинтересовался Николай, когда они уже оказались на привокзальной площади.

— Увидишь — поймешь, — Пепс предупредительно вскинул указательный палец. — У него на лобешнике родинка большая, ну, типа такие, как индусы себе приклеивают.

— А, знак касты! Типа брахманы там и неприкасаемые, — выказал образованность Копоть.

— Во-во. За это его Индусом и прозвали. Но только смотри, он не любит, когда на эту его родинку зенки таращат. Делай вид, будто ее не замечаешь.

— Ну, с этим мы завтра разберемся. Специально рисоваться не собираюсь. Подойду Индусу, так тому и быть, не подойду — тоже.

— А сейчас ко мне рванем. Помоешься, покемарим пару часиков. Потом, после полуночи, в одно заведение завалимся. Не пожалеешь. Лучшее в городе.

— Что там такое? — поинтересовался Николай.

— Главное, туда только своих пускают, — загадочно уточнил Пепс. — Фейсконтроль.

Взяли такси. Водитель-кавказец несколько нервно косился на татуировки Пепса. Копоть разглядывал городские пейзажи через окно стареньких «Жигулей». Да, многое поменялось в городе, но все равно он оставался узнаваемым и в чем-то даже милым.

«Вот здесь, помню, стояла желтая бочка на колесах, только из нее не квас, а дешевое вино продавали», — припомнил Николай.

Пепс окликнул сидевшего на заднем сиденье Копотя:

— Смотри, вот это заведение, куда мы после полуночи пойдем.

За стеклом проплыла вывеска «Фитнес-клуб «Парадиз».

— Не слишком броско, — похвалил Николай. — Мы что, будем там ночью на тренажерах заниматься?

— Какие тренажеры? Хотя там и это можно, — засмеялся Пепс. — Там вообще, все можно. Придем, увидишь. А с виду скромно, потому как заведение в бомбоубежище расположено. Там такие катакомбы, черт ногу сломит…

Такси свернуло за угол, миновало еще несколько кварталов. И тут сердце у Копотя екнуло. В отдалении он увидел словно паривший над землей в вечернем воздухе остров. Кроны старых деревьев, а между ними еле заметные крыши — тот самый детский дом.

— Стой, — положил он руку на плечо таксисту.

Тот послушно затормозил, обернулся.

— Сладкие воспоминания детства? — спросил Пепс с улыбкой, но тут же согнал ее с лица, лишь только встретился взглядом с Николаем.

— Дальше я один, — сказал он.

— Я подожду, — предложил Пепс.

— Езжай. Я же сказал — один, — встретимся у твоего заведения после полуночи, — сказал Копоть, хотя пару минут до этого и собирался поехать к корешу.

— Как знаешь. Мешать не буду, — пришлось согласиться Пепсу. — Если что, я дома. Адресок знаешь.

— И город знаю. Не заблужусь, — Копоть махнул рукой, мол, езжай скорее.

Пепс прочувствовал настроение Николая, понял, что не следует ему мешать. Копотю следовало побыть наедине с самим собой. Такси неторопливо укатило. Бывший воспитанник в сгущающихся сумерках зашагал по дороге. Хрустел под подошвами гравий обочины, как и тогда, в детстве. Так же пахло вечерней свежестью, влагой и травой. Николаю казалось, что он сейчас не умудренный жизненным опытом бывалый зэк, а подросток, у которого практически нет прошлого, но зато есть будущее.

* * *

Дорога привела его к воротам. Они были все теми же — незамысловатыми, железными, сваренными из металлических прутьев. Правда, мастер попытался придать им хоть какой-то художественный вид. Поэтому две створки представляли собой то ли восходящие, то ли заходящие солнца. Сколько таких решеток пришлось перевидать на своем веку Копотю!

— Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей… — процитировал бывалый зэк.

Ворота были прежними, а вот забор оказался новым. Старый деревянный исчез, на его месте появился сложенный из сплошных бетонных плит. Унылой серой лентой он уходил в сгущающуюся темноту. Местами его украшали свежие граффити. Вроде бы и написано что-то, да вот хрен прочитаешь, что. Копоть пошел вдоль него, припоминая, что должно находиться по другую сторону. Когда он добрел до того места, где в прошлом стоял дровяной сарай, ему показалось… даже не показалось, он прямо ощутил, что по ту сторону сейчас он сам — четырнадцатилетний, а рядом Пашка Анкудов, поодаль от них — Варька. И неважно, что в тот злополучный день сияло солнце, а сейчас поздний вечер. По ту сторону забора все осталось как прежде.

Николай забросил руку на верх забора. Привычно провел — солидола не оказалось. Копоть подтянулся, перемахнул и огляделся. От сарая и следа не осталось, теперь на его месте виднелись старые контейнеры для мусора. Проржавевшие до дыр короба стояли перевернутыми. А вот сад остался. Старые деревья, покрытые мхом и лишайником, таинственно шумели листвой.

— Вот здесь и стояла парта, на которой… — Николай задумался над вопросом, к которому вот уже чуть ли не тридцать лет искал ответ. — А если бы монетка в тот день выпала по-другому, и к Варе пошел бы я, а не Пашка… Это что-то бы изменило в наших жизнях?

Копоть присел по-зэковски на корточки и закурил. Ветер подхватывал дым, нес его между деревьями, за которыми виднелось здание детского дома. Свет горел лишь в некоторых окнах. В здании нарисовался освещенный дверной проем. Длинная тень упала на траву. По желтой световой дорожке торопливо двинулась женщина в рабочем халате, в руках она сжимала швабру.

— Эй, чего тут расселся! — крикнула она надтреснутым хриплым голосом. — А ну, пошел отсюда. Ходят тут всякие…

Договорить ей Николай не дал.

— Теть Дуся, вы что это, своих не признаете? — спросил он, не подымаясь с корточек.

Старая женщина подошла, всмотрелась ему в лицо:

— Колька, что ли? — выдохнула она. — Копоть? Где ж ты все эти годы?

— Он самый.

— Живой… а говорили, будто ты уже давно того, перекинулся.

— Я и сам так думал, — подмигнул старой уборщице Копоть.

И подумал: «Хорошо, что сейчас темно, при свете дня я мог бы и не узнать старуху. Неужели она и теперь уборщицей тут работает?» Но швабра не оставляла в этом сомнений.

— А я думаю, кто это сюда забрался? У тебя все хорошо? Может, поужинаешь? У меня есть.

— Теть Дуся, помните, как вы меня однажды мороженым угостили? Принесли с собой в газеты завернутое, чтобы не растаяло. А я увидел, как вы его доставали.

— Не припомню что-то, — наморщила лоб старая уборщица.

— Было, было. Я еще брать отказывался, хоть и хотелось. А вы сказали, что, мол, когда разбогатею, тогда и верну за него двадцать две копейки.

— Не тебе одному такое говорила, — расплылась в улыбке пожилая женщина.

— Так вот, я не то чтобы сильно разбогател, но долг отдать могу, — Николай полез в карман куртки, вытащил из него несколько купюр и буквально силой затолкал деньги в кулак тете Дусе.

— Ты чего, не надо, какие тут долги. Вы ж детьми были. А я что…

— Держите, а я пошел. Только не говорите первое время никому, что меня видели.

Николай почувствовал себя неловко, словно сделал что-то не то, чего делать не следовало. А потому он, больше не оборачиваясь, дошел до забора, перемахнул через него и зашагал уже не по дороге, а по пустырю к близким огням города. Хрустели под ногами сухие сорняки, скрежетали битый кирпич и стекло. Во всю грудь Николай вздохнул, только оказавшись на улице. Тут ярко горели фонари. И хоть район был знакомым, но уже чувствовалось, что ты не в прошлом, а в настоящем, и жизнь твоя сложилась так, как сложилась. Ехать к Пепсу не хотелось. Ну не станешь же ему рассказывать о парте под старой яблоней, о тете Дусе и мороженом по двадцать две копейки.

* * *

Копоть вышел в центр к тому самому бомбоубежищу, в котором теперь располагался фитнес-центр «Парадиз». До полуночи, когда обещался подъехать кореш, еще оставалось пару часов, которые Копоть и решил провести здесь в ожидании, благо лавочка стояла перед самым входом. Он сидел, курил, разглядывая прохожих, каждый раз пытался угадать, кто из них чем занимается по жизни. Умение для настоящего вора незаменимое. Ведь всегда с первого взгляда следует понять, кто перед тобой, что достойного может оказаться в его кармане или в квартире. Внешность часто обманчива. Вот, например, идет мужчина в строгом костюме, с кожаным портфелем, на ходу одной рукой набирает эсэмэску на экране навороченного айфона. Вроде бы состоятельный человек. Но его выдает обувь, жмет немного. Богатый человек никогда не позволит себе носить обувь не по размеру. Значит, и в карманах пусто. Фуфел, а не состоятельный господин. А вот молодой мужчина в потертых джинсах со старым, но стильным мобильником уже интереснее. В шлепанцах на босую ногу ходит. Но шлепанцы-то дорогие, из хорошей кожи, мягкие, почти не ношенные, и говорит в трубку культурно, правильно. Так можно говорить, только много книжек прочитав. Очень уж правильный у него русский язык, для этого надо несколько иностранных в совершенстве выучить. Ногти на ногах обработаны, при этом на педераста совсем не похож. Уж тут своему зоновскому чутью Николай мог довериться полностью.

Интересные наблюдения за прохожими оказались прерваны. К бордюру подкатило два новеньких такси — настоящих, с шашечками и фонарями. Из них высыпали шесть молодых женщин лет под двадцать — двадцать пять. То, что их всего шесть, Николай понял, лишь когда сосчитал их. По веселью, «щебету», водоворотному движению казалось, что их не меньше дюжины.

— Простите?

— Разрешите?

Николаю пришлось подвинуться на край скамейки. На другом они уже составляли свои сумки. В рюкзачке мелодично звякнули две-три бутылки…

«Сухое вино, — на слух определил Копоть. — Водка не так звенит. Она ударяет глухо, как булыжник о булыжник».

— Девочки, ничего не забыли? Потом из сауны в магазин не побежишь, — напомнила коротко стриженная блондинка. Началась проверка. Девушки толпились у скамейки, чуть ли не наступая на ноги Николаю. Чувствовалось, что мужчины, во всяком случае на сегодняшний вечер, их мысли не занимают.

— Вино здесь, бокалы тоже… — перечисляла блондинка. — Свечки плавающие у кого?

— Здесь они! — отозвалась шатенка с длинными распущенными волосами.

— И спички у тебя, Тома?

— Я все взяла. И вообще, Наташка, не парься, у тебя же день рождения. Мы обо всем сами позаботились.

«Ага, — решил Николай. — Девичник себе решили организовать. И бабы они приличные, не какие-нибудь прошмандовки».

— А вот я знаю, что мы забыли, — спохватилась шатенка с распущенными волосами.

Николай машинально вновь посмотрел на нее и оторопел. Девушка так напомнила ему Варьку Попову, что просто стало не по себе. Причем сходство было не очевидным, а еле уловимым, оно проявлялось в тембре голоса, жестах, манере переводить взгляд.

— А забыли мы, подружки, сфотографироваться на память. Не будем же в сауне фотографироваться.

— А чего? Можно и в сауне. Я не ханжа, — вставила блондинка, тряхнув короткими волосами. — И не стесняюсь своего тела. Неужели ты, Томка, стесняешься?

— Не люблю, если у кого-то есть на руках компрометирующие меня фотографии.

— Раз уж о фотографиях зашел разговор, то мы и фотоаппарата не взяли.

— Можно и на мобильник.

— У мобильника разрешение плохое, — Тамара присела на корточки у скамейки, расчехлила большой планшетник. — А вот у моего айпода камера не хуже профессиональной. — Становитесь так, чтобы вывеска клуба была видна.

Девчонки стали живописной группой. Тамара стала выправлять кадр, держа планшетник перед собой двумя руками. Полыхнула вспышка.

— А ты с нами не сфотографируешься? — спросила блондинка.

Тамара обернулась, глянула на Николая, тот не успел скрыть свой интерес к девушкам.

— Если хотите, я могу вас сфотографировать, — предложил он.

— Не откажемся.

Копоть держал в руках планшетник и смотрел на подрагивающее изображение на экране.

— А как он включается? В смысле, как снимает? Я такой техникой раньше не пользовался, — врал он, хотя прекрасно умел обходиться с айподом, просто хотелось поближе познакомиться. — Меня Николаем зовут, а вас, кажется, Тамара?

— Тамара, Тамара, — девушка покосилась на экран, неудовлетворенно покачала головой. — Я вам сейчас кадр выставлю, а вы только нажмете. Справитесь?

— Если на вас не засмотрюсь.

Тамара зашла Копотю за спину, взялась за айпод двумя руками, принялась поправлять кадр.

— Держите так, чтобы дорожка за нами по диагонали шла, а верх обрезайте по карнизу…

Николай чувствовал прикосновение к спине Тамариной груди, хотя саму девушку это обстоятельство совсем не волновало, она, казалось, даже не задумывается о таких мелочах.

— Правильно держу? — Николай чуть перенял пальцы так, чтобы коснуться руки хозяйки планшетника, а в мыслях отметил, что она без обручального кольца.

При этом Копоть никак не мог просечь, чем занимается девушка по жизни. На студентку не походила. Во-первых, вышла из студенческого возраста — с такими умными глазами после двадцати не поступают, только сразу после школы. Во-вторых, в ней уже чувствовалась самостоятельность, хотя, похоже, сама на жизнь не зарабатывала. Ногти обстрижены коротко — правда, на одном след красного лака.

— А вы, Тамара, чем занимаетесь?

— Не скажу. Держите, не дергайте, а я побежала.

Тамара отбежала к подружкам, Николай нажал на спуск. На экране планшетника осталась фотография.

— Спасибо.

— Не за что. Я понял, кто вы такая.

— И кто же? Ни в жизнь не догадаетесь, — прозвучало хоть и кокетливо, но довольно-таки сдержанно.

— У вас на руке след от краски и руки растворителем пахнут. Но на маляра вы не похожи. Вы художница.

— Угадал, — засмеялись девчонки.

— Художник. Так правильно по-русски говорить даже о женщине, — поправила Тамара, по ее лицу было заметно, что ей обидно, слишком быстро ее раскусили. — И это не совсем растворитель, а уайт-спирит.

— Легкого пара вам, — пожелал Николай.

Молодые особы со смехом скрылись за дверью фитнес-центра. Копоть пошел по улице. Вскоре он вернулся с огромной коробкой шоколадных конфет, бутылкой шампанского и букетом цветов, вошел внутрь. Охранник при входе вопросительно посмотрел на него.

— Братан, там у вас девушки в сауну пошли. Ну, ты понял, о ком я. Так передай им вот это.

— Попробую. От кого только передать?

— Скажи, от фотографа. И возьми за труды, — Николай положил на стойку купюру. — Среди них художница есть. Шатенка с длинными волосами, красивая. Не знаешь, кто такая?

— Внимания не обратил. К нам много народу ходит. Девушки все красивые.

— Я к ночи ближе сюда приду с другом.

— Мы в полночь закрываемся, — пожал плечами охранник, присматриваясь к Копотю повнимательнее.

— Мне так сказали, — Николай почувствовал на себе лишнее внимание и вышел из фитнес-центра.