Волчата голодны всегда

Кирилл Казанцев, 2012

В городе Хромовске после загадочного исчезновения мэра Ивана Малахитова власть захватывает его сын-школьник Николай. Парень «прессует» взрослых за малейшую жесткость по отношению к детям. Созданный им ОМС – отряд молодежной самообороны – сурово наказывает родителей за жалобы их детей. В городе царит беспредел. Властные структуры куплены, вся молодежь поголовно сидит на наркотиках, и человеческая жизнь больше не стоит и копейки. Чем закончится эта вакханалия, не знают ни сам малолетний властитель города Николай Малахитов, ни его «опричники», ни те, кто стоит за ними…

Мамино лицо неумолимо нависало над маленьким Николашкой, и попытки удержать его на расстоянии от своего голого животика были тщетны. Каждый раз ее лицо продиралось сквозь частокол его цепких пальчиков и с упоением впивалось губами в его беззащитную плоть. При этом ее губы издавали смешные бурлящие звуки, доставляя животу щекотливые колебания. Николашка в изнеможении заливался смехом и напрягался из последних сил, пытаясь схватить ее за нос. Избавление от этих «пыток» приходило всегда неожиданно. Крепкие отцовские руки отрывали его полуторагодовалое тело от губ этой щекотливой «пиявки» и начинали вертеть, словно на скоростном аттракционе, под самым потолком небольшой комнаты студенческого общежития. Комната наполнялась басистым гоготом и женским испуганным бормотанием, в глазах все мелькало, голова кружилась, и маленький Николка срыгивал на смеющуюся физиономию родителя изделие молочной кухни…

Когда он видел этот сон, он всегда просыпался с приступом тошноты и слезами на глазах. Тошнота приходила из сна и каким-то странным образом провоцировала рвоту. Он никак не мог привыкнуть к этому навязчивому сну и даже держал рядом с кроватью для таких случаев тазик. Первый раз это приснилось вскоре после того, как он остался без родителей. Их исчезновение стало шоком для всего Хромовского района. Иван Николаевич Малахитов являлся мэром города Хромовска, а его жена Лидия Семеновна была самой богатой деловой женщиной Зауралья. Ей принадлежал весь бизнес в районе: от банка и казино до парикмахерских и прачечных-химчисток. Неудивительно, что, монополизировав власть и бизнес в районе, они вызывали лютую ненависть у коммерсантов и местного криминала. В их адрес постоянно присылались угрозы расправы. Это было еще связано с тем, что главным предвыборным лозунгом Малахитова-старшего было избавление города от наркомафии. Поэтому следствие об исчезновении супружеской четы Малахитовых сосредоточилось на отработке версии об их похищении криминальными структурами.

Сейчас Николай Малахитов проснулся в огромном трехэтажном загородном доме «Хозяйки медной горы», как прозвали его мать многочисленные завистники. Дом был похож на сказочный замок. Только теперь, без родителей, он стал еще больше. Преодолев приступ тошноты, Николай взял мобильный телефон и послал вызов своему управляющему. Где-то далеко на первом этаже затренькала мелодия телефона. Мажордом не спешил к телефону. Ник посмотрел на часы. В школе уже начались уроки. Вздохнув, он встал с постели и пошел вниз на звук мобильного телефона управляющего. В столовой был накрыт завтрак. Он сел за длинный стол посередине, где сидел всегда, когда ел вместе с родителями. Справа в конце стола сидел отец, а слева мать. Память невольно вызвала воспоминание их совместной трапезы полугодовой давности…

— Сними наушники, ты за столом! — раздраженно сказал сыну хозяин дома.

Ивана Николаевича Малахитова раздражала манера его наследника трясти головой в такт музыке за обеденным столом. Однако его замечание осталось не только не услышанным, но, словно в насмешку, сынок стал вслух подпевать музыкантам в наушниках. Звучало это вызывающе фальшиво и непочтительно. Мэр взял матерчатую салфетку и швырнул ею в лицо сыну. Николай вздрогнул и в испуге стал смотреть на мать и отца. Иван Николаевич показал ему на уши.

Сын снял наушники.

Отец, словно ничего не произошло, попросил горничную подложить ему что-то из еды и стал спрашивать управляющего о текущих делах.

— Вчера начальник полиции и прокурор по очереди доложили, что в ходе зачистки весь криминал окончательно выжит из города, — стал докладывать мажордом. — Оба просят денежной премии.

— Им той зарплаты, что мы платим, уже мало? — вмешалась мать Николая.

— Они говорят, что пришлось привлекать региональный ОПОН и другие спецподразделения, — пожал плечами Кузьма Сергеевич.

— Ладно, выдадим, — кивнул мэр, но, поймав на себе недовольный взгляд жены, поправился: — Если ты не против, Лидочка.

Лидия Семеновна была недовольна тем, что муж торопится распоряжаться деньгами, которые зарабатываются ее трудами. И это выражение ее лица было прочитано мужем без ошибки. Поставив жену во главе семейного бизнеса, по примеру старших коллег, руководителей крупнейших регионов России, он стал вынужден считаться со своей половиной куда больше, чем ранее, до своего прихода в мэрское кресло.

— Ну пожалуйста, лапунька, мне же скоро перевыборы предстоят. Ты не забыла? — просительно произнес отец.

Мать ничего не сказала, но по сменившемуся выражению лица управляющий понял, что вопрос решен положительно.

— Там еще ваш оппонент на предстоящих выборах, этот отставной полковник, собирается учредить газету, — доложил по актуальной теме Кузьма.

— Может, ему ноги поломать, как ты думаешь, дорогая? — словно разговор шел о надоевшей моли, поморщился мэр.

— И сделать из него мученика, бесплатно его пропиарить? — усмехнулась недальновидности супруга Лидия Семеновна.

— Тогда что, может?.. — Отец сделал характерный жест, говорящий о убийстве.

— Нет, надо его посадить за какое-нибудь гаденькое преступление, — перебила его жена. — Ну, например, за изнасилование несовершеннолетней.

— Кузьма, займись организацией этого дела, — послав жене через весь стол воздушный поцелуй, принял ее план отец Николая.

— Непросто это будет сделать. Надо же под полковника девочку подвести, а он по этой части не ходок, — показал свою осведомленность в делах конкурента Кузьма Сергеевич.

— Что, мало проституток на трассах стоят, которые за тысячу долларов оговорят любого? — высказала свое недовольство мать Николая. — Ты, Кузя, в школе посообразительней был.

— Особенно когда за моей женой ухаживал, — ухмыльнулся отец. — Одноклассник точка ру.

— Тебе не надоело про это говорить? — недовольно поморщилась жена, настороженно поглядывая на сына.

Николай запомнил это выражение лица своей матери. В нем было волнение. Она словно всматривалась в сына, пытаясь понять его реакцию на слова отца. Но Николай научился у матери не показывать своих эмоций…

Часы в гостиной пробили девять, и это вывело его из воспоминаний. Николай проигнорировал английский завтрак из овсянки, вареного яйца и тостов, который по заведенной при родителях привычке подавали утром. Вместо него он достал из холодильника небольшую пиццу и бросил ее в микроволновую печь.

«Жигули» подпрыгнули на дорожной неровности и скрежетнули просевшим днищем. Матушка по-женски охнула и испуганно прижала к себе семилетнюю дочь. Она хотела осудить мужа за такую опасную езду, но, взглянув на лицо расстроенного отца Арсения, передумала и промолчала. Отец Арсений и сам уже осудил себя за то, что не поменял амортизаторы в дальнюю дорогу. «Вот так пожалеешь этих чертовых денег, а потом всю оставшуюся жизнь не простишь себе, если что случится», — журил себя священник. Только семнадцатилетнему сыну Георгию эти прыжки на трассе доставляли удовольствие, выводя его из грустного настроения, связанного с переездом на новое место жительства. Впрочем, грустил он больше из-за того, что расстался со своими друзьями из кадетского корпуса, с которыми у него за четыре года было много общего. Однако семья священника, как и семья военнослужащего, обязана переезжать за главой семьи к новому месту службы, и это обстоятельство позволяло ему принимать расставание с привычным образом жизни более спокойно. Матушка Варвара, напротив, была горда и радовалась за супруга, который после пятнадцати лет службы священником удостоился от епархии назначения настоятелем церкви Спаса Нерукотворного в городе Хромовске. Город был большой, являлся районным центром и имел всего один действующий храм. Это обстоятельство внушало матушке надежду на то, что с Божьей помощью их семейный бюджет станет более сносным и ее супруг наконец-то поменяет эти проклятые амортизаторы.

— Я все переживаю, как там наши вещи, — вздохнула, вспомнив об оставленном чужим людям семейном имуществе, матушка Варвара. — Может, напрасно мы их отдельным багажом отправили.

— Наоборот, хорошо, чтобы не было суеты, — возразил священник. — Мне же нужно поначалу принять новый приход.

— Хорошо, что Настю в спортивный интернат записали, у них в Хромовске очень сильная сборная по художественной гимнастике, — удовлетворенно констатировала матушка.

— Ей и впрямь повезло, — подмигнул дочке отец Арсений, — у нее спортивный лагерь летом в Болгарии на Черном море будет.

Тут же отец вспомнил про старшего и, посмотрев на бывшего кадета, вздохнул, понимая, что больше всех от этого переезда теряет он.

— Да ладно, отец, я уже свыкся, — успокоил отца Георгий.

— Ну и хорошо, зато ты пойдешь не в казарму, а в обычную школу, и в классе будут девочки, — попыталась заинтересовать сына его мать. — Тебе пора учиться общению с прекрасным полом…

Она хотела сказать что-то еще о дружбе, стихах, романтике, но, увидев сдвинутые брови мужа, смущенно замолчала.

— Да, да, Гошка, пора тебе тоже матушку подыскивать, — неожиданно подала голос семилетняя Настя, — чтобы все, как у папы с мамой, было.

Наступила напряженная пауза, которая вскоре прорвалась смехом отца Арсения и остальных членов его семьи. Автомобиль, кажется, тоже смеялся, прыгая из стороны в сторону по дороге. Это виляние транспорта и было замечено с поста ДПС, расположенного прямиком перед въездом в город Хромовск. Последовал взмах полицейского жезла. «Шестерка», проехав пару десятков метров по инерции, остановилась. Пассажиры как по команде оглянулись назад. Пост ДПС выглядел, словно погоревший торговый павильон — буквы не читались, окна заколочены. Рядом не было ни машины, ни мотоцикла. Не торопясь к их машине направился единственный сотрудник дорожной полиции. Форма на нем сидела неряшливо, стрижка волос была явно не по уставу длинная, и в завершение всего на его лице отчетливо проглядывали следы побоев. Отец Арсений от всего увиденного почувствовал огромное желание нажать на газ и поскорее уехать с этого места.

— Не выходи, Арсений, — адекватно увиденному отреагировала матушка Варвара. — Подай ему документы через стекло и не глуши машину, вдруг это бандит.

— Что же, бандит на посту ГАИ стоять будет? — недоверчиво пожал плечами священник.

Подошедший лейтенант внимательно через стекло осмотрел сначала пассажиров на заднем сиденье, а потом попросил права у водителя. Права ему протиснули в оконную щель, словно в валютном обменнике. Получив права, он отошел к заднему бамперу и долго изучал документы, периодически бросая взгляд на пассажиров, словно принимал для себя трудное решение.

— Денег хочет, — определил его поведение Георгий.

— Не суди так поспешно, — возразил отец.

— Да нет, если бы хотел денег, то сразу бы намекнул, а этот какой-то прибитый, что ли, — высказалась матушка.

— Это ты правильно сказала, — хихикнул сын, — видимо, неудачно денег попросил у проезжающих.

Не выдержав паузы, отец Арсений осенил себя крестным знамением и вылез из машины.

— Все в порядке, лейтенант, мы можем ехать дальше? — протянул он руки за документами на машину.

— Куда? — настороженно поинтересовался офицер полиции.

— В ваш город, — осторожно, краем пальцев взялся за свои документы священник.

— А к нам-то зачем? — удивился тот, убрав руку с документами в сторону.

— Так назначен я к вам вместо прежнего батюшки, — пояснил отец Арсений.

— А, это который убежал, — вспомнил прежнего священника лейтенант. — А ведь у него даже детей не было. У вас же, смотрю, двое. Девочка еще ничего, а вот парень уже большой, с моим сыном одного возраста.

— А при чем тут мои дети? — не понял священник.

— Нет, ни при чем, — ответил странный полицейский, но было видно, что это отговорка и дети имеют какое-то скрытое значение.

Неожиданно он посмотрел за спину священнику и стал меняться в лице, покрываясь от волнения пятнами. Отец Арсений оглянулся. К посту ДПС на большой скорости летели две дорогие черные иномарки. Лейтенант вприпрыжку побежал к будке. «Ну, вот и хорошо, нашел чем поживиться служивый», — облегченно подумал священник. Однако гаишник встал во фронт и отдал честь важной персоне. Священник побрел к нему за документами. Из окна одного автомобиля вылетела коробка из-под пиццы и упала под ноги лейтенанту. Машины уехали, а он все продолжал смотреть им вслед, держа свою руку под козырьком фуражки.

— Кто это, глава города или какой олигарх? — поинтересовался подошедший священник.

— Нет, — очнулся полицейский и, опустив руку, покачал головой, — это сын нашего пропавшего мэра в школу едет.

— Шутите? — улыбнулся отец Арсений, наблюдая, как полицейский подбирает выброшенный из машины мусор и относит в урну.

— Какие тут шутки, — недовольно произнес лейтенант. — С той поры, как пропали его родители, их сынок управляет городом.

— Как это может быть? — опешил священник. — Вы же сказали, что он школьник.

Лейтенант огляделся по сторонам, словно они были в многолюдной компании.

— Официально он школьник, с моим сыном в одном классе учится, между прочим, — полицейский скривился и схватился за разбитую губу, — а неофициально весь город под ним. Его родители держали Хромовск в своих руках, у них все было куплено — и полиция, и прокуратура, и суд. А когда в один день пропали, сыночек все это и унаследовал.

— Господи, спаси его душу неопытную, — перекрестился священник, следуя за полицейским к своей машине.

— Лучше за наши с вами души помолитесь, батюшка, — недовольно прервал его офицер полиции, — а у неопытных детских душ теперь он за Бога.

— Хорошо, сын мой. — Священнику стало казаться, что лейтенант не в себе, и он заново протянул руку, силясь забрать документы. — Можно, я теперь поеду?

Полицейский словно вышел из своего таинственного состояния и вспомнил про документы и свою работу. Он будто впервые осмотрел отца Арсения с ног до головы, а затем перевел взгляд на его старенькие «Жигули» шестой модели, ткнул ногой по приспущенному скату колеса.

— А страховка, батюшка, имеется? — выдавил он из себя свои истинные намерения.

— Меня мой ангел-хранитель страхует, — попытался отговориться отец Арсений, у которого в бардачке лежала просроченная страховка.

— Может, он за тебя еще и штраф оплатит? — расплылся в улыбке странный полицейский.

Лейтенант почувствовал, что жизнь не так уж плоха и сегодня после дежурства он пойдет в рюмочную и на деньги этого попа снова сможет ощутить себя счастливым человеком.

Ник доел пиццу перед самым въездом в город. Открыв окно, он выкинул коробку у пикета ДПС прямо под ноги приветствующего его офицера полиции, в котором он узнал отца своего одноклассника Сереги Длинного. Рядом с гаишником стоял поп, и это каким-то странным образом подпортило ему настроение. Ник решил поднять настроение испытанным способом. Он взял телефонную трубку машинной связи, которая соединяла пассажирский салон с кабиной лимузина.

— Дрон, косячок мне покруче, — приказал он своему охраннику.

Через опустившуюся перегородку просунулась здоровая рука телохранителя с забитой папиросой «Герцеговина Флор». Не успел Николай прикурить, как позвонил управляющий.

— Ты чего, Кузя, без меня и нескольких минут не можешь или тебе делать нечего? — рассердился парень.

— Дел хватает, а набрал твой номер потому, что звонил начальник горотдела полиции и просил подъехать к нему для разговора. А кроме того, хотел тебе напомнить, что сегодня нужно быть на заседании кредитного комитета банка, — отрапортовал мажордом.

— К менту не поеду, пусть сам ко мне домой приезжает, когда я из школы вернусь, — резко возразил Ник по первому пункту, нервно теребя в руках косяк с марихуаной.

— Но… — начал было собеседник.

— Что «но»? Я ему деньги каждый месяц плачу, кредит на его сраный коттедж выдал, и еще к нему ездить буду? — разозлился парень.

— Хорошо, я скажу, чтобы сам подъехал.

— Ну, а этот чертов банк… — задумался Николай.

— Хочу напомнить, что этот чертов банк ваш, — помог ему принять решение собеседник.

— Ладно, приеду, — мученически выдавил подросток, нетерпеливо чиркнув зажигалкой.

— Послушай, Ники, — голос мужчины стал вкрадчивым, — я еще не успел с тобой поговорить по поводу намечающейся выборной кампании.

— Что, уже надоело быть моим мажордомом? — недовольно поморщился подросток.

— Твоим управляющим я готов оставаться и на посту мэра города, просто управлять твоим хозяйством можно будет на другом уровне, — пояснил мужчина.

— Ладно, поговорим об этом позже, а пока, мой дорогой домовой, позаботься о том, чтобы к завтрашнему дню все было готово к проведению съезда свободной молодежи. Надеюсь, не забыл?

— Хорошо, только сейчас уборку закончу, — раздалось в ответ.

— Хватит мне про уборку гнать, — зная своего управляющего, уверенно и жестко заявил Ник, — потом коньяк и сигары отца будешь истреблять. А сейчас займись делом.

Выключив связь, он с нетерпением сделал первую глубокую затяжку марихуаны и закашлялся от ее большой концентрации. Машины въехали в город. На горизонте показались золотые купола церкви.

Старший оперуполномоченный городского отдела уголовного розыска Андрей Иванович Фролов понимал, что начальник вызывает его на доклад по делу пропавших мэра и его жены неспроста. Полковнику Нефедову наверняка сделали разнос в прокуратуре за недостаточные оперативно-разыскные меры по этому делу. Прошло больше года, а следствие топталось на месте. Никаких новых версий, никаких зацепок. Одна лишь рабочая версия о похищении криминальными структурами. Фролов усмехнулся: ему, опытному и знающему оперативнику, в это верилось меньше всего. Зачем похищать? Братки либо договорятся с властью, либо отстрелят. Чаще договаривались. С другой стороны, после исчезновения мэра наркотики просто хлынули на улицы города и накрыли всех — и подростков, и взрослых, и полицию. Создавалось впечатление, что наркотики пустили в оборот вместо денег. На них уже можно было что-то купить или обменять, дать взятку в полиции. ОБНОН бездействовал, проводя формальные задержания распространителей, которые избегали тюрьмы, получая условные наказания. Вместо доказанного распространения адвокатам подсудимых удавалось каким-то волшебным образом переквалифицировать их действия на то, что они якобы хранили наркотик для личного потребления, и все расставались довольные друг другом. Преступники отъезжали от суда с условными сроками, а судьи отъезжали на новых иномарках.

— Что нового по делу Малахитовых? — Не успев зайти в кабинет, оперативник получил от начальника ожидаемый вопрос.

— Работаем, — осторожно произнес Фролов.

Начальник застыл перед ним в немом знаке вопроса, ожидая продолжения и конкретики.

— От агентуры получены сообщения, что никто из криминальных авторитетов к этому не причастен, — уточнил информацию оперативник.

— Тебя для чего назначили в оперативное сопровождение? — побагровел Нефедов. — Что мне прикажешь доложить в Следственном комитете? Что основная версия не подтверждается, а других у нас нет?

Начальник лукавил. На самом деле он готовился к встрече с Николаем Малахитовым, который будет расспрашивать его о результатах расследования. И если полковник придет с пустыми руками, то с такими же руками может от него и уйти. А этого он допустить не мог. Банк «Малахит-Финанс» уже дважды присылал ему уведомление о просрочке погашения процентов по кредиту. А это грозило начальнику городского отдела полиции расторжением кредитного договора и продажей за долги его коттеджа, который был у банка в залоге.

— Сергей Михайлович, по моему мнению, больше всех в исчезновении мэра с супругой были заинтересованы лица, занимающиеся распространением в городе наркотиков, — решился поделиться своими соображениями с начальником капитан Фролов.

— И кто же эти лица? — оживился начальник.

— Детдомовские пацаны из ОМС — отрядов молодежной самообороны, — выложил свою версию капитан.

— Омсовцы? Ты с ума сошел? — опешил полковник. — Нет, они, конечно, отмороженные, но организовать распространение…

— Организовано это не ими, они лишь послушные пешки. По моим сведениям, наркотический бизнес держит начальник отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков Степанков Илья Сергеевич.

— Ты, Фролов, как всегда, отмочишь — хоть стой, хоть падай. — Полковник от удивления присел за стол.

— Установлено, что Степанков водит дружбу с адвокатом Борисенковым, главным в городе защитником наркоманов, — продолжил свою аргументацию Фролов. — Разве это не странно? Степанков с ним каждую среду в бане парится. Помнится, как-то я со своими ребятами одного в ночном клубе за продажу наркоты задержал, так адвокату хватило полчаса беседы в кабинете у Степанкова, чтобы того сначала отпустили, а после и дело прекратили. Дескать, что-то там с экспертизой вышло, утрачены были вещественные доказательства. А парень этот сейчас, между прочим, старший экипажа омсовцев.

— Ну а какое это отношение к исчезновению Малахитовых имеет? — недовольно насупился начальник. — Тут больше попахивает должностными преступлениями.

— Так назначение Степанкова пришло на третий день после исчезновения мэра, — привел свой основной аргумент Фролов.

— Я знаю адвоката Борисенкова, и, насколько мне известно, он дружит со многими известными людьми города; в том числе он был всегда вхож в семью мэра и его жены, — задумчиво произнес полковник полиции. — Да что там вхож, он был их семейным адвокатом.

— Ходят слухи, что он вместе с управляющим Малахитовых носил взятки во все властные структуры города, — осторожно произнес Фролов.

Начальник стал раздражаться: оперативник нажал на больное. Управляющий Малахитовых — Обносов Кузьма Сергеевич и адвокат Борисенков были теми доверенными лицами, которые разносили конверты с деньгами по различным кабинетам власти. И, конечно, ежемесячно приносили и ему.

— Ты, Фролов, должен верить не слухам, а фактам!

— Хорошо, — кивнул головой опер. — Есть следующий факт. Управляющий Малахитовых учился с мэром и его женой в одном классе. Я провел опросы одноклассников, которые рассказали, что Обносов Кузьма Сергеевич в выпускных классах ухаживал за Лидией и даже подрался с Иваном Малахитовым, которому Лида отдавала предпочтение.

— И что это может значить? — озадачился совершенно сбитый с толку полковник милиции.

— А то, что Обносов мог сохранить неприязнь к Малахитову, — оживился Фролов. — К тому же он еще был у него в услужении, а это вдвойне обидно. Каждый день видеть свою неудавшуюся любовь в объятиях соперника… От такого можно решиться на крайние меры.

— Одурел? — засмеялся такой фантазии подчиненного Сергей Михайлович. — Да он у них как у Христа за пазухой жил. После мэра одним из самых влиятельных людей в городе был. Серый кардинал, по сути. И все благодаря их семье.

— Взятки от Малахитовых по городу разносил, — согласился с ним Фролов, — отсюда и все его влияние.

Начальник невольно передернулся от этого очередного напоминания подчиненного. «Самому никто не дает, вот и бесится», — нашел причину его настойчивости Нефедов.

— Дайте мне разрешение допросить Обносова и провести в отношении него ряд оперативных мероприятий, — настаивал капитан.

— Если он, по твоей версии, Малахитова терпеть не мог, то почему исчезла жена? Ему бы выгоднее, чтобы она жива осталась, чтобы иметь шансы с ней сойтись, — с сомнением покачал головой начальник горполиции.

— Ну, тогда надо приостанавливать расследование, один черт бесперспективно, — разочарованно проговорил оперативник. — Тем более что в городе страшный рост тяжких преступлений, и у меня на исполнении уйма другого материала. Я тогда займусь деятельностью омсовцев. По моим оперативным сведениям, они уже начинают переходить на мокрые дела.

— Официально разрешение не дам, а по своей инициативе делай что хочешь, — сдался начальник, который понимал, что его должность очень сильно зависит от результатов этого расследования.

— А если засвечусь со своими инициативами? Прикроете? — обрадовался Фролов.

— Ты лучше не попадайся, — отрезал всякую надежду начальник городской полиции.

Машина с Николаем подъехала к зданию школы. У входа его встречала Галина Алексеевна. Директорша явно волновалась. Подойдя к лимузину подростка, она услужливо уставилась в непроницаемую тонировку, выказывая всем своим видом большую радость от встречи. Николай Малахитов, докуривший папиросу с марихуаной и находившийся в наркотическом опьянении, никак не мог вспомнить эту странную женщину с длинным носом-хоботом. Он опустил стеклоподъемник, и клубы наркотического дыма шибанули Галину Алексеевну. Она закашлялась. Ники увидел, как ее нос смешно затрясся, подпрыгивая от подбородка ко лбу. Женщина была похожа на носатую обезьяну из программы о животных. Свежий воздух, проникший в автомобиль, немного освежил его сознание, и он заржал, узнав в этой носатой обезьяне директора школы. Директриса, не понимая, что у нее с лицом, стала себя ощупывать, отчего в своей растерянности выглядела еще смешнее. Наконец у Николая от смеха стало сводить скулы, и он сделал над собой усилие, прекращая смех. Директор школы с большим опозданием поняла, что сынок мэра под кайфом, и взяла себя в руки, вернув своему лицу подобающее выражение. Малахитов вышел из машины и двинулся к зданию школы. За ним, сопровождая важного ученика, семенила «носатая обезьяна».

— Николай, я бы хотела поговорить с вами о ремонте спортзала, — подобострастно начала женщина.

— Говори «ты», — ответил Николай.

— До того, как пропали твои родители, я разговаривала с твоей мамой о ремонте спортзала, и она обещала выделить необходимую сумму, — заискивающе открывала перед учеником все двери директриса.

— Хорошо, будут тебе деньги, — снисходительно кивнул ей Николай, подходя к своему классу.

— Ой, спасибо, Николай, — обрадовалась Галина Алексеевна. — Я тогда смету передам вашему управляющему.

Николай взялся за ручку двери, но, не выдержав, обернулся к директрисе и показал пальцем на ее нос.

— А это у тебя, Галина Алексеевна, крутая штуковина, полная жесть, — одобрительно поднял он большой палец.

Ученик зашел в класс, и тогда директриса смогла снять с лица доброжелательную маску и показать свое настоящее отношение к Малахитову. Гнев и ненависть. С приходом Николая, без которого урок не начинался, учительница торопливо, чтобы наверстать упущенное время, вызвала к доске одного из учеников, который в классе из-за своего роста носил кличку Длинный. Тот неторопливо и вальяжно вышел к доске, явно без намерений отвечать по заданию.

— Я не выучил урок, — улыбнулся он классу, словно артист своей публике.

— Почему, Сергей? — поинтересовалась учительница.

— Вчера с отцом терки были, — хихикнул парень, подмигнув своему важному однокласснику, явно рассчитывая на его одобрение.

— Какие терки? — не поняла учительница, недоуменно обводя взглядом смеющийся класс.

— Ну, толковище, одним словом, чего тут непонятного, — уточнил Длинный.

— А, — догадалась женщина, — выяснение отношений.

— Ну, я и говорю, разборы, — устал объяснять Серега Длинный. — Пацаны из отряда самообороны молодежи к моему отцу подкатывали.

— Теперь понятно, — помрачнела учительница. — Надеюсь, с ним все в порядке?

— А че с ним будет, — гоготнул Длинный. — Он, правда, поначалу не въехал, что все по-серьезному, начал на понт свой ментовской брать, но пацаны ему быстро объяснили, что детей за двойки обижать не надо.

— Тебя то есть? — уточнила женщина.

— Ну, а кого же? Я же его дитя, а он меня за двойки пороть решил, — гоготнул Длинный.

— Ладно, если ты теперь в полной безопасности, садись, два, — по-своему отреагировала на его браваду учительница, но, прежде чем вывести оценку в журнале, посмотрела на Николая.

Малахитов качал указательным пальцем в знак своего несогласия. Класс также гудел, недовольный взрослым произволом.

— Хорошо, три, — не выдержали нервы у учительницы.

Николай продолжал выказывать свое несогласие. Класс в поддержку своего лидера встал с мест.

— Садись, четыре, — сгорая от стыда и страха, прошептала учительница, выводя в журнале оценку.

— И сюда тоже. — Длинный моментально, словно факир, положил перед ней свой дневник. — Отец сегодня как раз с пикета придет, бабла принесет немерено. Я теперь за четверку с него деньжищ срублю по полной.

На большой перемене Николай с одноклассниками решили смочить горло пивом. Длинный на выданные лидером деньги принес упаковку банок, и все дружно защелкали крышками. Таня Рыжова по кличке Рыжая стала жаловаться ребятам на свою мать.

— Короче, достала, швабра! То институтскими вступительными экзаменами кошмарит, то из дома грозится выгнать… — Она перехватила пущенный по кругу косяк с травкой.

— А чего она от тебя хочет? — поинтересовался Ник.

— Хочет, чтобы я в девять вечера была дома, чтобы не красилась, а еще больше боится, что залечу с беременностью и вместо учебы в институте с новорожденным киндером на ее шею сяду, — засмеялась Рыжая, на лице которой красовалась почти вся косметика мира, а на шее болтался кулон в виде серебряного фаллоса.

— А ты что, разве можешь залететь? — заржал Длинный.

— Что я, лохушка сраная? Резины от дрезины отличить не сумею? Если я три года назад не залетела, то сейчас на кой мне это, — ухмыльнулась опытная школьница.

— А ты Ника попроси, он решит все проблемы, — посоветовал Длинный.

— Ники, помоги, — заканючила Рыжая, — я в долгу не останусь, ты меня знаешь.

— Хорошо, пиши заявление о притеснениях со стороны матери и отдай Длинному, а то и в ящик у Дворца молодежи можешь бросить, — кивнул Николай.

— А мои куркули деньги жмут, второй год меня на мопед прокатывают, — подал голос другой одноклассник по имени Стас. — Всегда на что-нибудь для себя копят.

— А сейчас на что? — поинтересовался кто-то из ребят.

— Сейчас копят на большой телевизор, — с раздражением произнес Стас. — Я им говорю, у нас уже два в квартире, а они подсели конкретно на мыло, рабы сериалов. Пусть, говорят, каждому по персональному телевизору. А мне-то это на хрена, мне и персонального компа за глаза.

— Пиши заяву, ты же слышал, что сказал Ник, — напомнил Стасу об универсальном способе решения проблем с родителями Длинный.

— А мои все грозятся меня выгнать, как только восемнадцать стукнет, — в свою очередь подал голос Женька, тихий, спокойный парень в очках, внешним видом напоминающий отличника.

— Во до чего дошло, совсем обнаглели, — возмутилась Рыжая. — Тебя-то за что?

— Все из-за приватизации квартиры, — вздохнул парень. — Я им говорю, что тоже должен быть вписан в приватизацию, так как мне четвертая часть квартиры принадлежит, мне так адвокат сказал из юридической консультации.

— И что родители? — отрыгнув пивом, поинтересовался Ник.

— С мамой истерика была; все кричала, что они с отцом за квартиру двадцать пять лет «горбатились»… Пришлось «Скорую помощь» вызывать. А отец меня заставил расписку написать, что я от своей доли в приватизации отказываюсь. Сестру тоже хотел заставить расписку написать, но она же в первом классе, столько ему ошибок наделала, что он от нее отвязался и порвал бумагу.

— Расписку твою мы заберем, говно вопрос, — нахмурившись, пообещал Ник. — Ты же на съезде будешь; вот после в отряд самообороны обратишься, скажешь, что от меня, чтобы твоей проблемой вне очереди занялись.

— Спасибо, — благодарно заулыбался парень.

— А то, смотри, можем и по жесткой схеме отработать, — посмотрел на него в упор Ник.

Все моментально притихли.

— Да подождать еще надо, у меня же сестренка маленькая; что же, она на мне останется? — отказался Женька, зная, видимо, что значит «жесткая схема».

Ник хотел сказать еще что-то, но неожиданно вспомнил, что сегодня в городском спортинтернате будут показательные выступления по художественной гимнастике, в которых будет участвовать его Анжелика. Анжела приехала в их город совсем недавно, ее как особо одаренную гимнастку пригласили из другого района, и теперь она стала лидером местной сборной. Даже столичные тренеры приезжали посмотреть на такое дарование. Николай увидел ее случайно — и моментально влюбился в красавицу спортсменку. Это была его первая настоящая любовь, и неизведанные ощущения захватывали его порою сильнее, чем уже привычная марихуана. До знакомства с Анжелой общение со слабым полом у Николая не получалось. Причиной был его статус сына мэра. Все продвинутые в сексе девчонки с ним сразу становились порядочными и недотрогами. Даже если они вставали с кровати, где только что занимались сексом с его одноклассником, то, быстро натянув стринги, с ним сразу начинали вести разговоры о серьезных и долгих отношениях. Один раз он не выдержал и на своем дне рождения изнасиловал одноклассницу Юлию Полякову. Вообще, Юля и сопротивлялась лишь для приличия, поскольку была пьяна, и Николай был у нее уже третий по счету, но на следующий день она заявила ему, что он должен на ней жениться. Он отказался, покрутив пальцем у виска, а она заявила в полицию о групповом изнасиловании. Закончилось все, впрочем, так, как и должно было закончиться в демократическом, правовом государстве, когда подозреваемым оказывается родственник представителя власти. Родителям Поляковой купили большую квартиру в другом районном центре, куда они быстро и переехали, отказавшись от обвинений в изнасиловании. Малахитов-старший на радостях, что скандал не помешал ему в предвыборной программе, выпорол отпрыска вполсилы, а сердобольная мать, войдя в проблему гормональных перестроек мужского организма, наняла сыну двадцатипятилетнюю гувернантку из небольшого украинского села. После этого сын, к счастью родителей, успокоился и стал на какое-то время более сносен…

…Николай позвал свою свиту на выступление Анжелы. Все с радостью согласились прогулять остальные уроки, зная, что им за это ничего не будет. Только один из одноклассников, маленький паренек по имени Карл, пошел в противоположном направлении от основной группы, назад в школу.

— Ты чего, Карлик, — недовольно отреагировал Николай, — с курса сбился?

— Сейчас химия будет, а у меня последний раз двойка по ней была, — виновато потупился парень. — Отец предупредил меня, что если не исправлю, то он меня с собой на охоту не возьмет.

— У-у-у, — послышалась реакция одноклассников, по которой Карл понял, что проговорился о ненужном и теперь его «съедят» заживо.

— Все слышали? — возглавил негодование сверстников Николай.

Проявление сыновней привязанности Карлика, входившей в полный диссонанс с предыдущей атмосферой противостояния поколений, было для Малахитова просто невыносимо.

— Ой, простите, пацаны, я чего-то лоханулся, — пал духом Карл. — Нет, если надо, я с вами.

— А кто теперь тебя возьмет? — нахмурился Ник. — Можешь им теперь всем жопы вылизывать. Они тебя иметь будут, а ты вылизывай.

Карл оглядел лица недавних товарищей, в глазах которых читалось неподдельное презрение.

— Ну, я исправлюсь. А, пацаны? — взмолился Карлик.

— Ну что, проверим? — спросил сверстников Ник. — Хорошо, но если опять учудишь, то зачморим, навсегда в отстое будешь.

Предупредив Карлика, он осмотрелся по сторонам, придумывая испытание.

— Вон, видишь бабку с палкой? — Ник указал рукой на старую женщину, которая шла вдоль улицы, одной рукой опираясь на клюку, другой неся тяжелую сумку.

— Да.

— Пробей ей под зад одиннадцатиметровый, да так, чтобы она от земли оторвалась, — выдал задание Ник.

— Ты серьезно? — стушевался Карлик.

Ответом был красноречивый взгляд Малахитова-младшего, от которого у него по спине пробежал холодок. Карлик, сопровождаемый взглядами товарищей, пошел навстречу старухе. Поравнявшись с ним, бабушка вскинула на него приветливый взгляд.

— Послушай, мальчик, а где здесь больница? — обратилась она к Карлу.

— Пройдете квартал и направо. Там прям и будет, — на автомате выдал он.

— Спасибо, милый, а я вот внучка своего решила навестить, — ласково посмотрела на него старушка и пошла дальше.

Парень стоял как вкопанный, полностью парализованный, не в состоянии на что-либо решиться.

— Одиннадцатиметровый! — донесся до него приказ Малахитова, выводящий его из ступора.

Вслед за ним компания подростков открыла счет шагам удаляющейся старушки.

— Один, два… — донеслось до Карла их скандирование.

Он умоляюще посмотрел на Ника и прочел по его губам:

— Зачморю.

— Одиннадцать! — ударила его, отдаваясь в висках, команда сверстников.

Разбежавшись, он догнал старую женщину и что было силы дал ей пинок ногой. Старушка, охнув, оторвалась от земли и, пролетев с метр, упала на асфальт. Из ее сумки выкатились яблоки и апельсины. Бабушка повернула голову и, узнав Карлика, залилась слезами отчаяния и беспомощности. В себя Карлик приходил от одобрительных шлепков по плечам. Кто-то протянул ему косяк с наркотой.

— Нет, дайте ему релакс покруче, он заслужил, — приказал Николай, на что его подручный Длинный достал таблетку экстази и протолкнул ее Карлу в рот, дав запить теплым пивом.

Патроны в дробовике давно закончились, а идти еще оставалось очень долго. Надежды на то, чтобы добраться к выходу из этого здания, у Данилы не оставалось. Он заперся в раздевалке и посмотрел обойму пистолета. Три патрона всего. Есть, правда, еще топорик, но как он может помочь в бою с этими монстрами, тем более что после ранений его силы были на исходе… Данила оглядел заброшенную заводскую раздевалку. «Может, найти бинты, ну или хоть какую-нибудь ветошь, чтобы перевязать раны и остановить кровь?» Мозг упорно искал выход из ситуации. В дверь треснули чем-то тяжелым, под сильным ударом металлическая дверь вогнулась вовнутрь.

— Данила, ну-ка открой, — раздался голос матери, — ты почему в школу не пошел?

«Петли не выдержат», — подумалось парню, и он, разбив окно в раздевалке, стал по карнизу шестого этажа переползать в другое помещение. Проникнув в пустую комнату, незаметно для ломившихся в раздевалку волосатых монстров стал спускаться по лестнице, но неожиданно лицом к лицу столкнулся с одним из них. Смесь медведя и кабана. Не раздумывая ни секунды, Данила в упор выстрелил ему в глаз и побежал дальше по длинному темному коридору. Спиной он услышал вой и звук падающего тела поверженного врага. Парень забежал в кладовую комнату и закрылся на щеколду, в надежде, что преследующие его монстры пробегут мимо. Однако он ошибся, и дверь в кладовую рванули на себя.

— А ну, немедленно вылезай из комнаты, а то я вышибу дверь, — раздался голос матери.

— Мама, не лезь ко мне, ты запустишь монстров, — отказался Данила.

— Внучек, иди хоть поешь. Всю ночь ведь воюешь, — раздался голос бабушки.

Парень подставил ящик и посмотрел в смотровое окно кладовой. У его двери стояли несколько волосатых монстров. Ни мать, ни бабушку он среди них не заметил. Высунув в смотровое окно пистолет, он выстрелил два раза. Два монстра упали, но два других стали прыгать к окошку, пытаясь когтистыми лапами достать до его лица. Отбросив не нужный больше пистолет, Данила сжал обеими руками деревянную ручку топора и рванул что было силы дверь. Опрокинутые монстры взревели от злости. Данила, собрав последние силы, стал наносить удары топором во все стороны. Перед ним замелькали оскаленные морды, которые он без устали рубил пополам. Среди этих морд мелькнуло лицо его матери и бабушки, и он удивился этому странному миражу, проявившемуся в такое неподходящее время. «Что это было? Наверное, на меня пытались воздействовать гипнотическим оружием», — шевельнулась догадка в голове парня. В воздухе появился металлический запах крови. Весь мокрый от вражеской крови, Данила рассек очередного нападающего. Тот упал, но продолжал кричать и звать на помощь. «Странный и неприятный голос», — подумалось Даниле, и он отрубил ему голову. Краем глаза он заметил последнего, израненного, убегающего врага. Догнав его в два прыжка, он сделал ему подножку и, словно в поленце, вогнал топорище в мохнатую голову. Из руки поверженного монстра выпала тарелка с пирогами. Данила подобрал один пирожок и отодвинул труп в сторону от входной двери, через которую он прошел в комнату. В комнате стоял стол с работающим компьютерным монитором. На мониторе во весь экран светилась надпись об окончании игры. «Видимо, какой-то игрок не смог пройти последний уровень», — оценил изображенное на мониторе Данила. Съедаемый пирог был с капустой, с очень знакомым домашним вкусом. Проглотив трофей, парень запустил игру заново, но, не в состоянии справиться с навалившейся усталостью, уронил голову к монитору и моментально уснул.

Подъезжая к церкви, отец Арсений ожидал, что его встретит староста или кто-нибудь из прихода, но он и представить себе не мог, что народу соберется так много. Как только священник вышел из машины, из группы встречающих прихожан отделился бородатый мужчина с разбитой губой.

— С приездом, батюшка, — приветствуя пастыря, перекрестился он. — Благослови, отец Арсений.

Мужчина, оказавшийся старостой церкви, приложился к руке священника и отошел в сторону, давая возможность и остальной пастве поздороваться и испросить благословения. Среди приходских в основном были женщины и старики. Несколько мужчин средних лет, немножко маленьких детей, но никого из молодежи не было.

— Смотри, пап, староста с разбитой физиономией; может, это он с гаишником подрался, — улучив момент, шепнул отцу Арсению его сын.

Отец неодобрительно посмотрел на Георгия, призывая его к уважению. К священнику потянулась вереница женщин, наперебой жалуясь на царящий в городе хаос.

— Ох, батюшка, в труден час Господь послал вас к нам в помощь… Совсем житья от детей нет, словно во всех бесы вселились, — жаловалась богообразная старушка, по-видимому, одна из церковных служек.

Она хотела еще о многом поведать отцу Арсению, но очередь прихожан напирала, не давая ей такой возможности. Стоящая за ней пожилая женщина протиснулась для благословения и оттерла старушку в сторону.

— Отец наш, вразуми, чего делать, преступниками растут детки и внуки, получили вот на старость счастье такое… Думали, помощь растет, так нет, душегубы что ни на есть. Не то чтобы хоть какое уважение родителям оказать, куда там…

Стоящие за священником члены его семьи, раскрыв рты, с удивлением слушали многочисленные жалобы. Было видно, у людей настолько наболело, что они просто не в состоянии сдержаться. Матушке Варваре показалось, что в жалобах много надуманного; но зачем им это понадобилось, ей на ум не приходило.

— Наркотики заполонили наш город. На десять домов только в одном-двух нет наркоманов, — послышался голос старосты. — Полиция бездействует — то ли куплены, то ли сами боятся.

— Родителей убивают из-за имущества, чтобы наследовать их квартиры, вот какая между ними дьявольская мода идет, — перекрикивала старосту следующая жалобщица.

— Страшные вы мне вещи рассказываете, — опешил отец Арсений, недоверчиво всматриваясь в свой приход. — Как же такое возможно, чтобы мода на убийство отца и матери стала? То, что корысть и жажда наживы, быстрого обогащения растлевает юные души, я могу понять, но что дети против родителей бунт чинят и смерти их добиваются, видя в них препятствие, то дело дикое, бесовское.

— Эпидемия на молодежь обрушилась, отец наш, — выступил вперед староста. — Под лозунгом «Молодежь против насилия взрослых» создали какое-то тайное общество, которым верховодит сынок бывшего мэра. Из числа детдомовской шпаны создали отряд молодежной самообороны и стали по жалобам сверстников родителей изводить. То изобьют, а то и вовсе куда-то вывезут из города, а те потом бесследно пропадают. А в ювенальных судах все покрывают и все действия малолеток оправдывают.

— И вы пострадали? — указал на разбитую губу старосты отец Арсений.

— Вчера, — грустно признался мужчина, — дочь нажаловалась, что прыгалками ниже спины ее ударил, так ворвались и… А как не наказывать, когда слов не понимает, с парнями по ночам шастает!..

Георгий, слушающий жалобы прихожан, удивлялся тому, насколько люди способны преувеличивать происходящее. Ну, понятно, староста лупил свою дочь, потому что она, как и вся молодежь, приходила поздно с гулянок. И что, сразу бить прыгалками? Она, видимо, пожаловалась своему парню, тот и «поговорил» с, возможно, будущим своим тестем. Пожилые верующие во всех изменениях видят конец света. Тайное общество какое-то выдумали. Прямо «Тимур и его команда», только наоборот.

— Ну и что ты об этом думаешь? — поинтересовалась у сына его мать, как только супруг вместе с жалующейся паствой зашли в храм.

— Я думаю, что здесь, как и в любом другом городе, все то же самое. Есть конфликты между родителями и детьми, которые имеют разные последствия. Иногда и печальные, но, думаю, об эпидемии говорить — это уже слишком. Так, глядишь, и я с Настей заболею нетерпимостью к вам, — засмеялся Георгий.

— Слава Богу, у вас к такой болезни иммунитет, — вздохнула матушка, продолжая находиться под неприятным впечатлением от услышанного.

— Завтра пойду в школу, поговорю с ребятами, и все окончательно выяснится, — с улыбкой пообещал ей сын. — Надо же послушать и другую сторону.

— Тогда, может, ты сегодня, пока отец принимает приход, а я буду обустраиваться в доме, сходишь с сестрой в спортинтернат, отнесешь ее документы, — попросила мать.

— Ладно, — кивнул Георгий, которому уже не терпелось осмотреться на новом месте.

До выступлений оставалось еще прилично времени, и Анжела зашла к себе в комнату. Ее соседки там не было, и девушка смогла остаться наедине со своими мыслями. Она прекрасно понимала, что сегодня суббота, а значит, после выступлений их распустят по домам. Однако то, что для многих ее подружек по спортивному интернату было самой большой радостью, для нее оборачивалось большой бедой. От того, что нужно идти домой, ей становилось так страшно, что хотелось плакать. Все началось вполне банально — со смерти отца. Через полгода мама привела в дом нового мужчину, который, в отличие от отца, заботился не о новой семье, а исключительно о себе. Александр Михайлович Канцибер, пятидесятипятилетний машинист электропоезда, был толстым и неопрятным мужчиной, с обширной проплешиной на голове, о которую очень любил вытирать руки за едой. Даже если он принимал душ, то от него все равно пахло машинным маслом. Только мать Анжелы, Вера Григорьевна, то ли из-за хронического насморка, то ли из-за боязни потерять свой последний женский шанс, упорно не хотела ничего замечать. Она прощала машинисту то, за что с отцом Анжелы у нее доходило чуть ли не до развода. Отчим, совершено распоясавшись, начал ругаться матом и поднимать руку на ее мать по самым ничтожным поводам. Девочка тогда занималась в обычной спортивной секции и поэтому вынуждена была каждый вечер быть свидетельницей семейных ссор. Она не понимала, как ее гордая и красивая мать может терпеть такое чудовище. Ведь хуже жизни девочка себе даже не представляла.

Но она ошиблась. Однажды, когда матери не было дома, отчим включил видеомагнитофон со взрослой кассетой и заставил Анжелу смотреть непристойное видео. Девочка от стыда закрывала лицо руками, но пьяный отчим отрывал ее руки и комментировал происходящее с таким цинизмом, что Анжеле стало плохо с сердцем. Увидев, что падчерица может умереть, отчим вызвал «Скорую помощь». Врачи констатировали неврологический шок и предынфарктное состояние. Девочка думала, что теперь ее мать уж наверняка выгонит старого извращенца, но оказалась во всем виновата сама. Мать поверила словам мужа, что он застал падчерицу за просмотром порнографии и что из-за его прихода ей стало плохо. Результатом предательства матери был ее побег из дома, поимка полицией и возвращение в ненавистную обстановку. Ее протестное поведение было оценено матерью как подтверждение ее распущенности.

Охлаждение отношений с матерью достигло самого дна, но помог случай. Ее заметил опытный тренер по художественной гимнастике и позвал к себе в Хромовск. Это во многом было выходом в сложившейся ситуации. Шесть дней в интернате и только один дома. С субботы на воскресенье. К сожалению, у матери на работе был суточный скользящий график, и два раза в месяц Анжела была вынуждена проводить дома один на один со своим отчимом. Вот и сейчас у матери было ночное дежурство. Анжела всерьез задумалась над тем, чтобы обратиться за помощью к Николаю.

От мрачных мыслей ее отвлекли впорхнувшие в ее комнату подружки, которые уже переоделись для показательных выступлений и теперь летали по этажу из комнаты в комнату, словно стайка птичек. Их веселое щебетанье и волнение перед выступлениями невольно передалось и Анжеле.

Не успели Георгий с сестрой зайти в вестибюль гимнастического корпуса, как Настя, увидев киоск-автомат, стала просить купить ей орешков. Одновременно с Георгием и Настей к автомату прибежала стайка девушек-гимнасток, среди которых парень увидел одну удивительной красоты и грации. Юноша, опешивший от неожиданности, в растерянности отступил назад.

— Смотри, Анжела, ты превратила его в камень, — засмеялись подружки красавицы.

— Что с вами, вам нехорошо? — поинтересовалась у смущенного паренька девушка.

— Нет, мне хорошо, — совершенно искренне признался Георгий и расплылся в дурацкой улыбке.

Тем временем его сестра, позабыв про орешки, рассматривала гимнастические снаряды в руках девушек. Увидев за поясом у Анжелы палочку с алой лентой, она дернула за резинку, которая держала ленту в скрученном состоянии. Лента моментально разлетелась и «потекла» алым ручейком по полу вестибюля. Видя, что девушка собралась уходить, Георгий собрался с духом и остановил ее:

— Вы мне не подскажете, где тут главный по художественной гимнастике?

— А тебе он зачем? — заинтересовалась Анжела.

— Хочу записаться в начальный класс, — вновь, любуясь девушкой, расплылся парень.

— Ты? — недоуменно посмотрела на него девушка.

— Да, — подтвердил находящийся в прострации Георгий.

Подруги, услышав о желании странного парня, прыснули от смеха.

— Боюсь, что тебя не запишут, — не смогла сдержать улыбки Анжела, — художественная гимнастика — спорт для девочек.

— Да нет, не себя записать, — понял реакцию девушек Георгий, выводя из-за спины сестру, — сестренку хочу записать.

— А, ну это другое дело, — сказала Анжела, — на втором этаже 22-й кабинет.

Она еще раз рассмеялась и вместе с подружками побежала по лестнице наверх. Георгий, словно намагниченный девушкой, сделал шаг вперед и наступил на распущенную сестрой гимнастическую ленту. Гимнастический снаряд вылетел из-за пояса Анжелы и упал к ногам парня.

— Ты что, специально? — растерялась девушка, не зная, как реагировать на такую вольную выходку.

Георгий, исправляя допущенную неловкость, подхватил палочку и стал накручивать на нее ленту, пытаясь вернуть все в первоначальное положение. При этом в руках у него получалось нечто немыслимое, совсем не похожее на то, что было. Видя нахмуренные брови девушки, он стал, заикаясь, оправдываться.

— Не обращай на него внимания, — вступилась за брата сестра, — ты ему просто понравилась, вот он и ведет себя как остолоп. Так ведь, Жорка?

— Да! — закивал парень, протягивая клубок помятой ленты, но потом испугался вырвавшегося признания: — Нет, нет, конечно, глупости какие ты, сестра, говоришь.

— Как тебя зовут и откуда такой смешной? — поинтересовалась девушка. — Я тебя раньше чего-то не видела.

— Я — Гоша. А мы только сегодня с семьей в ваш город приехали, — пояснил юноша.

— А ты не могла бы нам показать какие-нибудь интересные места в городе? — опять влезла сестра.

— Ну как тебе не стыдно! У девушки, наверное, свои планы, нельзя так бесцеремонно, — одернул ее старший брат.

— Нет, отчего, вечером покажу с удовольствием, — улыбнулась им на прощание девушка, хотя глаза у нее были грустные. — Я сегодня домой рано не хочу приходить.

— Побежала ленту заново гладить, — посмотрела вслед убегающей девушке Настя и перевела взгляд на брата: — Ну, так и будем здесь стоять или пойдем записываться?

Георгий купил орешки для сестры и мысленно поблагодарил родителей за Настю, которая, оказывается, бывает и полезна брату.

Оформив сестру в спортинтернат, Георгий с Настей поднялись на трибуны, чтобы посмотреть на выступления гимнасток. Те уже вышли в зал, но выступления не начинались. Зрители начали свистеть, требуя начала.

— Говорят, Малахитова ждут, вот и не начинают, — донесся до слуха Георгия голос пожилой пенсионерки, сидящей со своей подругой рядом с ними.

Вскоре дверь в зал распахнулась, и на трибуны устремился юноша в сопровождении целой свиты из руководства и тренеров спорткомплекса. Следом в зал ворвалась ватага старшеклассников. Поднявшись на трибуны, они расчистили уже занятые места по центру первого ряда, где сидели Георгий и его сестра. Никто не возмущался. Все вставали и с тихой покорностью выходили по знаку здорового детины, по-видимому, охранника Малахитова. Георгий последовал общему примеру и оказался на последней трибуне рядом со своей прежней соседкой.

— Подонок малолетний, — шипела обиженная женщина, чтобы ее никто, кроме подруги, не слышал, — никакого уважения к старости. Хоть бы его родители поскорее вернулись из-за границы…

— А откуда тебе известно, что они там? — поинтересовалась ее подруга.

— Так в областной газете еще пять лет назад, когда его отец на выборы в мэры шел, писали, что у них вилла в Швейцарии и квартира в Америке, в Лос-Анджелесе.

Между тем объявили о начале показательных выступлений, и Георгий перестал вслушиваться в разговор женщин. Его не сильно увлекали первые выступления гимнасток, потому что он ждал, когда на ковер выйдет она — Анжела.

Кроме Георгия, с тем же нетерпением выхода на ковер Анжелы ожидал и Николай. Сидя с директором комплекса, он был вынужден выслушивать многочисленные жалобы руководства на недостаток бюджетного финансирования. Наконец директор спорткомплекса не выдержал и попросил Николая внести спонсорский взнос на костюмы к отборочным соревнованиям на первенство страны.

— Все тренеры уверяют, что у Анжелы Виноградовой есть все шансы попасть в финал первенства страны, — нажал на нужные «клавиши» опытный администратор.

— Ладно, будут вам костюмы, напишите письменную просьбу, — обрадовал его Николай.

— Вот, уже все написано, — протянул папочку с документами ловкий хозяйственник.

Как раз в этот момент началось выступление Анжелы. Николай как завороженный стал следить за ее выступлением, предупредив директора, чтобы он не лез к нему с разговорами. Каждый раз, когда он наблюдал за ней на гимнастическом ковре, его либидо давало о себе знать сильной эрекцией, и Малахитов поэтому еще долго не мог встать с места, не выдав себя окружающим. Вот и сейчас он приготовил букет цветов, но не смог вручить его любимой девушке, и после окончания ее выступления послал к ней с цветами своего охранника. Довольная девушка помахала ему рукой и, скользнув взглядом по трибунам, увидела своего недавнего смешного знакомого с сестрой. Находясь в приподнятом, игривом настроении, она послала на задние трибуны воздушный поцелуй и побежала в раздевалку. Николай Малахитов непроизвольно оглянулся на задние ряды, пробежав по ним глазами. Но его беглый взгляд не обнаружил там ничего опасного, и он поспешил к своей девушке, прикрываясь пригодившейся папкой с документами.

Воздушный поцелуй, посланный девушкой на последнюю трибуну, где сидел Георгий, словно лазерный луч, прошел сквозь сердце юноши.

— Ты видел, она тебя поцеловала! — восхищенно хихикнула сестричка. — И чего она в тебе нашла?

— Что за глупости, — стал слабо возмущаться Георгий. — И вовсе не меня, а зрителей.

— Ага, сначала глазами нас отыскала, а потом от своих губ поцелуйчик киданула, — не сдавалась настырная Настя.

Георгий не стал спорить с малявкой. Ей впервые хотелось верить, ее впервые хотелось слушать.

Выступления закончились, и они с Настей стали ждать Анжелу у выхода из здания. Первыми выбежали старшеклассники, которые приехали вместе с сыном мэра. Вскоре на выходе показался охранник, который скользнул по брату с сестрой рентгеном глаз и дал команду водителю подавать машину. Из дверей показалась Анжела под ручку с молодым парнем, которого чехвостили сидящие рядом с Георгием пожилые женщины. Девушка увидела парня с сестрой. Ей стало неудобно, и она рассказала своему спутнику о данном ею обещании.

— Послушай, как тебя там, Гоша? Каким образом тебя к нам занесло? — повернул к нему свой внимательный взор Николай.

Георгий рассказал.

— Значит, это я твоего отца сегодня видел на въезде в город у пикета ГАИ? — вспомнил о своем неприятном утреннем ощущении Малахитов.

— А ты где будешь учиться, в какой школе? — поинтересовалась Анжела.

— В той, которая ближе к церкви, я номер не помню, — пожал плечами Георгий.

— Поздравляю, это моя школа. Значит, увидимся завтра на уроках. — Николай дал понять, что разговор окончен.

— Извини, — виновато пожала плечами Анжела. — Давай, я покажу вам достопримечательности в другой раз. Запиши мой телефон…

Николаю это не понравилось. Ему почему-то вспомнился воздушный поцелуй на последние ряды. И еще показалось, что именно там он видел эту противную физиономию поповского сына.

— Ладно, попович, до встречи, — зло бросил он Георгию, получающему от его девушки телефон.

— У меня вообще-то есть имя, — спокойно поправил его Георгий.

— Было, — усмехнулся Малахитов, — завтра в школе это поймешь.

Малахитов с Анжелой сели в машину и в сопровождении автомобиля с охраной уехали.

— Вот жлобяра, — невольно вырвалось им вслед у молчащей все это время сестры.

Инспектор ДПС Иван Близняк вернулся домой в хорошем настроении. Причиной этого была взятка в размере трехсот рублей, которые он получил с нового священника. До того, как гаишник остановил «Жигули» батюшки, он впустую простоял пять часов. Нет, какие-то машины он останавливал, но там ему не к чему было придраться. Были еще машины знакомых, родственников нужных ему людей — одним словом, машины тех, кого обирать было нельзя. Он впал в сильное уныние. Ведь, кроме неудачи на работе, у него были еще проблемы в семье. Первая проблема — то, что жена, не выдержав его пьянства, уехала к матери в деревню, а вторая — то, что его сын совсем отбился от рук и к тому же натравил на собственного отца этих отморозков из молодежного сопротивления.

До конца смены оставалось всего полчаса, и на тебе — удача. Новый батюшка! Никак его Господь послал. Получив со священника триста рублей за отсутствие страховки, Близняк купил водки и еды и побежал к себе домой. Дома привычным движением засунул бутылку в морозильник и по-скорому стал готовить закуску. Наконец он сел за стол и, налив из запотевшей бутылки стограммовый стопарик, поднес его ко рту. Мизинец привычно встал на изготовку. Но тут в стопарик откуда-то сверху упала капля алой жидкости. Стопарик ответил бульком, а капля стала медленно растворяться в водке, окрашивая спиртное в красный цвет. Близняк в недоумении поднял глаза на потолок и увидел над собой кроваво-красное пятно, откуда еще несколько капель слетело ему на задранное вверх лицо. Кровавый подтек рос прямо на глазах, а капли крови стали барабанить по столу, словно мелкий дождик. Инспектор бросился к телефону и набрал 02.

— У меня кровь с потолка льется! — в ужасе крикнул он в трубку.

Фролов приехал на происшествие вместе с нарядом полиции. Инспектора ДПС, который встречал их на улице, он знал лично — не столько из-за того, что он тоже работал в органах правопорядка, сколько из-за его хулиганистого сына Сергея Близняка по прозвищу Длинный. Вид у гаишника был нездоровый. Заикаясь, он рассказал, что над ним проживает ровесник его сына Данила Стогов, который учится в параллельном классе с его сыном. Звонки в дверь ни к чему не приводили, и Фролов приказал вскрыть дверь. Деревянная дверь без особого сопротивления открылась под воздействием работника ЖЭКа. Уже в коридоре стало заметно, что в квартире разыгралась кровавая бойня. Фролов просканировал взглядом два женских трупа и предупредил идущих следом, чтобы они остановились до прихода служебной собаки. Но собаку, берущую след, вызывать не потребовалось. Данила спал в маленькой комнатке на бабушкиной кровати. Рядом с ним валялась упаковка со снотворным. Капитан удостоверился, что с ним все в порядке, и стал его будить… Парень проснулся через полчаса непрерывного встряхивания, чем занимался специально приставленный для этого полицейский. За это время криминалисты уже успели сфотографировать место происшествия, снять отпечатки пальцев с орудия преступления. Присев на кровать, Данила с трудом пытался сообразить, что в его квартире делает полиция. Затем он обнаружил кровь на руках и одежде и, увидев зашедшего в комнату Фролова, с тревогой поинтересовался:

— С мамой и бабушкой все в порядке?

— А ты сам как думаешь? — провокационно начал свое дознание капитан.

— Я не знаю, я спал. Мне снился какой-то неприятный сон. Словно я в компьютерной игре, — стал тереть голову Данила, силясь вспомнить, — потом во сне я увидел свою мать и бабку…

— И что? — торопил его признание Фролов, который уже понял, что здесь произошло.

— Ну, они прикольные такие были в игре, как персонажи, — улыбнулся парень, — в мой схрон ломились, с монстрами шушукались… Одним словом, они за темные силы впряглись.

— Это понятно, — кивнул оперативник. — И ты их за это наказал?

— Ну да, я всех монстров вынес, — гордо подтвердил Данила, но затем ему на глаза опять попалась кровь, и он напрягся: — А откуда столько крови?

— Наверное, от монстров, — грустно покачал головой Фролов.

— Что с мамой и бабушкой? — испуганно, словно вспомнил больше, чем сказал полиции, среагировал подросток.

Фролов, который давно уже понял, что несовершеннолетний геймер убил своих родных женщин, не стал больше тратить на него время. Он дал указания снять с него отпечатки пальцев и отправить на дактилоскопическую экспертизу. На душе было противно, как никогда. Еще одно тяжкое, жестокое преступление, совершенное несовершеннолетним. Циничное, лишенное смысла. И таких убийств становилось все больше и больше.

Людей, которые обращали внимание общественности на ухудшающиеся отношения между родителями и детьми, было немного. Одним из самых активных общественников был редактор газеты «Хромовские известия» Никита Смирнов, но и он пропал без вести вместе с женой. Были косвенные признаки их убийства, но прямых доказательств не было. Город пошумел немного, обсуждая сгинувших супругов Смирновых, и затих. Убийцы до сих пор не найдены. После их смерти осталась несовершеннолетняя дочь, которая стала наследницей их небольшого бизнеса, квартиры, дачи и другого имущества. Теперь она сожительствовала с бригадиром омсовцев Димкой Хлыстовым по кличке Хлыст. Именно этот Хлыст и был связан с распространением наркотиков через ночной клуб и дискотеки города. По оперативным сведениям, которые имел Фролов, убитые были категорически против каких-либо отношений между их единственной дочерью и этим детдомовским отморозком. Интуиция подсказывала капитану, что Хлыст имеет прямое отношение к убийству родителей Смирновой, но прямых доказательств не было. Фролов не раз предлагал возбудить против него уголовное дело за половую связь с несовершеннолетней, но осторожный начальник отказывался, ссылаясь на добрую волю девушки. Однако Фролов знал, что главная причина была в другом. Полковник Нефедов не хотел портить отношения с молодежным движением Николая Малахитова, на которого и работал Хлыст. От всего этого на душе становилось тягостно.

В то же время, сидя вечером перед телевизором и слушая репортажи из других регионов страны об аналогичной жестокости несовершеннолетних, он немного приходил в себя, понимая, что это явление не имеет локального характера, типичного только для Хромовского района. Оно шагает по всей стране, словно эпидемия новой, неизученной болезни. И, главное, эта болезнь очень заразна для молодежи.

Фролов с неприятным чувством вспомнил о предстоящем в городе съезде свободной молодежи, проводимом наследником пропавшего мэра. По городу были развешаны баннеры, посвященные этому съезду, и провокационные лозунги. «Педофилии — нет!», «Домашнему насилию — бой!», «Я сам хозяин собственной жизни!» — и многие другие, которые заставляли одних взрослых смущенно отводить глаза и сочувствовать подросткам, других — плеваться и сожалеть, что те еще мало были пороты. Последних, правда, было немного. Возмущаться открыто было небезопасно, поскольку по городу, словно полицейские патрули, разъезжали машины омсовцев, которые могли запросто вывезти недовольных за город и избить. Кроме того, младшие дети, повально втянувшиеся в свободомыслие и берущие пример со старших школьников, также начали доносить на своих родителей, если считали себя в чем-либо ими ущемленными. Наказать физически детей уже давно никто не решался, ибо за этим сразу следовала расплата. Когда в городе прошло несколько судебных процессов, на которых в качестве обвиняемых были подростки, поднявшие руку вместе со своими товарищами на родителей, взрослые растерялись и оправдали действия молодежи. Во многом этому помог сильный адвокатский корпус и покровительство молодежной организации Малахитова-младшего.

Николай отвез Анжелу домой, пообещав вечером за ней заехать. Следуя к себе, он еще раз вспомнил и проанализировал реакцию девушки на появление нового парня. «Нет, просто женское любопытство, он мне не соперник», — мысленно успокоил себя Николай, забывая окончательно про эту маленькую неприятность. Он откинулся на заднем сиденье и представил Анжелу в спортивном купальнике, танцующую только для него одного в пустом гимнастическом зале. Приятные фантазии сделали свое дело, и он наконец-то расслабился. Впервые за сегодняшний день. Николай даже впал в слабую, но приятную дрему. Почувствовав, что засыпает, он тряхнул головой, прогоняя сон. Он боялся увидеть опять это тошнотворное сновидение. Невольно вспомнил свою мать. Любил ли он ее? Безусловно, да! В отличие от отца, которого он уважал за силу и власть, мать была к нему снисходительна и во многом ему потакала. Николай опять вспомнил ее решение нанять ему живую секс-игрушку. Как ее звали? Кажется, каким-то болгарским городом… София! Она пробыла недолго, несмотря на то, что ей очень хорошо платили. А мать… Однажды он подслушал ее разговор с этой секс-прислугой. Родительница расспрашивала ее о мужской состоятельности сына, давала этой шлюшке свои советы. Горничная прыскала со смеха, удивляясь такой изощренности известной бизнес-леди. «Що таки, никак не уразумею!» — каждый раз повторяла деревенская простушка, заставляя мать злиться и подбирать для нее более простые и примитивные выражения. Ночью обученная горничная выполняла инструкции матери. Эти инструктажи стали привычкой у женщин. Дамский клуб по интересам. Вечером за ужином мать смотрела на сына глазами, полными заботы, а ему ничего не лезло в рот. Дошло до того, что у Николая появилось чувство, будто мать находится с ними в кровати. Невидимо присутствует. Дальше — больше: ему стало казаться, что мать вселяется в тело его гувернантки. Это было уже выше его сил, и он стал отлынивать от услуг Софии. Выручил отец. Он завел любовную интрижку с прислугой, за которой его и поймала мать Николая. В такой ситуации былые заслуги и доверительные разговоры с прислугой о сыне ей не помогли, и Софию выслали на историческую родину.

Дома его с порога атаковал управляющий. Ему не терпелось отчитаться по работе, но Николаю хотелось есть, и он не оценил его рвения.

— Как хочешь, — накинул на себя маску равнодушия Кузьма Сергеевич, — я думал, ты сам меня спросишь о подготовке к молодежному съезду.

— Ну ладно, говори, — взялся за ложку Николай.

— Все проделано лучшим образом. Вот смета затрат на подготовку и на проведение самого мероприятия. Напитки, артисты и все прочее. — Мажордом положил перед парнем листок с отчетом.

— Угу, — мельком взглянул на записку Николай, — потянуло на небольшой газпромовский корпоративчик.

Кузьма Сергеевич по тону Николая понял, что тот остался доволен.

— Ники, — вкрадчиво перешел он к более важному для себя разговору и сделал жест прислуге, чтобы она вышла из столовой.

Он всегда переходил с полного имени хозяина на уменьшительно-ласкательное «Ник», если чего-то собирался просить для себя. Так Николая всегда звал его отец, когда был в хорошем расположении духа. Николай знал эту манеру управляющего, раздражался внутри, но виду не подавал.

— Я еще про выборы мэра хотел с тобой поговорить, — осторожно начал Кузьма Сергеевич.

— Опять ты эту волынку затянул, — недовольно поморщился Николай. — Ну какой из тебя мэр?

— Какой? — обиженно переспросил мужчина.

— Никакой, — рассмеялся ему в лицо Николай, продолжая трапезу.

Этот смех разозлил управляющего, он подошел к хозяину, вырвал у него из рук ложку.

— Неужели я не доказал тебе свою преданность? — Он в сердцах крутанул ложку, которая, словно рулетка, завертелась на гладком обеденном столе.

Николай откинулся на стуле, с любопытством вглядываясь в обычно спокойного управляющего.

— Пойми, в твоих интересах, чтобы меня избрали на место твоего отца, — напористо продолжал Кузьма. — Я поддержу все твои проекты, даже город свободной молодежи при мне реальность. А представь, что новый мэр начнет закручивать гайки, возьмет в свои руки полицию и суд…

— Власть в городе имеет тот, кто за нее платит, а значит, это я, — возразил Николай, который все же нашел смысл в словах управляющего.

— Я всю жизнь был рядом с тобой, — видя его сомнения, продолжал обработку мужчина, — ты же знаешь, что я любил твою мать еще со школьной скамьи.

Николай усмехнулся, услышав последние слова. Он вспомнил тот теплый майский день двухгодичной давности, когда он приехал домой раньше обычного. У них заболела учительница истории, и парень радовался возможности потратить свободное время на компьютерные игры. В доме не было видно прислуги, и он побежал к себе на второй этаж. Неожиданно Николай услышал стон, доносившийся из его игровой комнаты. Он открыл дверь — и замер от неожиданности и шока, увидев свою мать переодетой в школьную форму, с повязанным пионерским галстуком. На голове у нее были заплетены косички с большими белыми бантами. Из-под ее юбки высунулась голова их управляющего. Он был совершенно голым, но с повязанным на шее красным пионерским галстуком. Не помня себя, сын убежал к себе в комнату и закрылся на ключ, решив дождаться отца и все ему рассказать. Однако его вскоре стала мучить сильнейшая головная боль, и он вынужден был открыть стучащей к нему матери. Помощь пришла в виде укола, после которого он впал в блаженное состояние и проспал до утра. Так он впервые познакомился с психотропным веществом, которое потом стало чередоваться с наркотической травкой и другими «легкими» наркотиками, которыми стал его снабжать Кузьма Сергеевич Обносов. Николаю понравилось «ловить кайф», и отец так и не узнал, что творилось у него за спиной.

— Мне просто не повезло, — раскалившись от волнения, продолжал обрабатывать его Обносов, — ведь я мог стать твоим отцом, если бы Лидка выбрала меня, а не Ваньку.

— Почему не повезло? — прищурился Ник. — Вот если бы ты был моим отцом, тогда бы тебе и не повезло. А так ты, вон, хочешь вместо него стать мэром города…

Кузьма замолчал, ожидая решения.

— Хорошо, быть тебе мэром, — согласился Николай, — с завтрашнего дня вступай в предвыборную гонку. Денег, сколько нужно, получишь. А что с твоим бизнесом?

— Торговлю кайфом и работу с недвижимостью переложу на партнеров, — пожал плечами Кузьма.

За окнами раздался звук мотора. Кузьма выглянул в окно и доложил, что приехал начальник городского отдела полиции полковник Нефедов. Николай решил принять полицейского в кабинете своего отца. Вспомнив, как за рабочим столом восседал Малахитов-старший, он принял его позу.

— Николай, это какой-то беспредел. Твой отряд молодежной самообороны похож на банду малолеток, которая творит черт знает что, — с порога начал полковник.

— Михалыч, какая банда, сбавь обороты, — остановил его Ник. — Разве мои пацаны кого ограбили или убили?

— Твои детдомовские бойцы, зная, что ты их прикрываешь, начинают бесчинствовать, — не сдавался Нефедов. — Они уже не только с домашним насилием борются, а зачастую избивают ни в чем не повинных людей, которые просто делают им замечания за антиобщественное поведение.

Николай вздернул бровь, нарочито высказывая свое удивление.

— Только вчера один из твоих по кличке Рогатый залез на городской памятник и под смех своих товарищей начал мочиться вниз, — стал приводить свежий пример полковник полиции. — Подошедшие двое мужчин и пожилая женщина сделали ему замечание, за что были избиты бейсбольными битами и теперь находятся в городской больнице.

— Но эти взрослые также чьи-то родители, которые издеваются над своими детьми. Вот им и воздалось, — цинично отреагировал Николай. — Поэтому ребят нужно освободить, а с потерпевшими дела уладят мои адвокаты.

— Это невозможно! — отказался начальник.

Николай открыл ящик стола и протянул Нефедову пухлый конверт с деньгами.

— Ведь надо мной тоже есть начальство, прокуратура в конце концов, — привычно взяв деньги, продолжил канючить начальник, — меня за такую работу могут и снять.

— Я знаю. Думаете, они мне стоят дешево? — усмехнулся Николай. — Если вас и снимут с должности, то только по моей просьбе.

По работающему в кабинете телевизору стали передавать городские новости. Николай поднял палец, прерывая разговор. Вслушиваясь в репортаж с места преступления, где несовершеннолетний убил своих родных, Ник сделал громче.

— Ай да молодец Данила, чертов геймер, что учудил, — восторженно воскликнул Николай и набрал телефон адвоката, отправляя его срочно на защиту подростка и требуя его немедленного освобождения.

— Это вам уж точно не удастся, — вставил по окончании разговора свое слово Нефедов. — Два трупа — это не шутка, этим прокуратура заниматься будет.

— Да, это мне дорого обойдется, — кивнул Николай, — но думаю, что Данила этого стоит. Он для нашего движения будет как знамя. А разве знамя бросают?

Начальник хотел уходить, но в дверях его остановил оклик Николая.

— Вы помните про съезд молодежи? — напомнил хозяин города. — До меня дошли слухи, что вы своего сына на него не хотите пускать?

— Кто такую напраслину возводит? — стал разуверять его полковник полиции. — Сын у меня живет без притеснений. Если сам захочет, то пойдет.

— И это правильно, — поддержал его подросток. — А то будет очень скверно, если его жалоба попадет в наш ящик против домашнего насилия.

— Сучонок! — выйдя за дверь, выругался, не в силах сдерживать свое раздражение, страж порядка.

Николай проводил его взглядом из окна. Он не верил, что тот не поднимает на сына руку. Он вообще не верил никому из взрослых. Николай вспомнил, как его впервые избил отец. Он поймал его за курением марихуаны в собачьем вольере. По своеобразному сладковатому запаху отец все понял — и впервые поднял на него руку. После этого он каждый день устраивал обыски в комнате и личных вещах сына. Жизнь Николая превратилась в кошмар…

Совместными дружными усилиями в церковном флигеле наконец-то был наведен порядок. Пока матушка готовила обед, отец Арсений обустроил правый угол в горнице, навесив привезенные с собой иконы, и зажег лампадку. Настя играла с неизвестно откуда взявшейся кошкой, которая появилась за миг до того, как им открыть дверь в свой новый дом. Пришлось запускать ее первой. Только Георгий все никак не мог отойти, находясь под впечатлением от встречи с Анжелой. Он провел четыре года в кадетском корпусе, поэтому был лишен возможности общаться со своими сверстницами. Теперь подросток очень переживал из-за того, что не имеет никакого опыта и не сможет заинтересовать собой такую красавицу, как Анжела. Перед обедом отец стал читать молитву, но Георгий поймал себя на том, что молится не о посланном Господом хлебе, а испрашивает у Бога помощи в своих любовных делах. Ему стало стыдно, словно он соврал своим близким. Парень покраснел. Мать тут же заметила его румянец.

— Ты чего это краской залился? — удивилась матушка Варвара.

Георгий промолчал, не зная, что сказать.

— Это он, наверно, свою подружку вспоминает, — хихикнула сестренка.

— Кого? — в удивлении опустила половник матушка Варвара.

Сестра пересказала родителем все, что произошло в спортинтернате перед киоском-автоматом.

— Что, понравилась девушка? — поинтересовалась мать у сына.

— Да, — признался Георгий, косясь на отца.

— А кто у нее родители? — продолжала допытываться мать.

— Да откуда же я знаю, в первый день знакомства разве об этом спрашивают? — удивился сын.

— А о чем спрашивают? — подал голос отец Арсений.

В его голосе слышались нотки доброго лукавства.

— Ну, где учишься, какую музыку слушаешь, какие книги читаешь, — пожал плечами Георгий.

— Знаешь ли молитвы, ходишь ли в церковь — вот о чем надо спрашивать, а не об этой ерунде, — опять встряла неугомонная сестра.

— Об этом тоже можно спросить, но, наверно, не в первый час знакомства, — рассмеялся своей бескомпромиссной дочке отец Арсений. — А потом ведь ваша матушка, когда со мной встретилась, даже некрещеная была. А потом и крестилась с Божьей помощью, и на службы церковные стала ходить.

— Потому, что тебя полюбила? — стала допытываться Настя.

— Нет, скорее всего, сначала Господа нашего — ну а уж потом и меня, грешного, — улыбнулся настойчивости дочери отец. — Так, матушка, или нет?

— И зачем это все детям говорить? — смутилась мать, теребя концы скатерти.

— Ну так вырастают же. — Отец Арсений подошел к жене и приобнял ее за плечо. — Если не мы им подскажем, найдутся другие советчики, и чего уж там насоветуют — не расхлебать потом будет.

— Мам, ну скажи, кого ты первого полюбила, папу или Боженьку? — подбодренная отцом, продолжила Настя.

— А у меня это как-то одновременно получилось, — искренне ответила матушка Варвара.

Возникла небольшая пауза, которую никто не хотел прерывать. Все смотрели на матушку Варвару, так что она почувствовала, как ее обволакивает теплотой родных глаз.

— Давайте-ка есть, мне же еще вечерню служить, — нарушил паузу отец Арсений и потрепал сына по голове, выказывая ему тем самым свою поддержку.

Все стали обедать. Ели молча, но по выражению лиц было видно, что общий разговор перешел в монолог и продолжается внутри каждого члена семьи. У приятного разговора, как после вина, есть свое послевкусие. Переглядки, улыбки. Больше всех, в силу возраста, старалась сестра, которой казалось, что именно ей все обязаны такой интересной беседой. Георгий был благодарен отцу за понимание и отсутствие нотаций и нравоучений.

После обеда он вышел на улицу и набрал телефон Анжелы. Девушка не ожидала его звонка, но согласилась погулять с ним пару часов, пока за ней не заедет Николай. Она назвала Георгию свой адрес и стала прихорашиваться. Георгий прибежал через пятнадцать минут и доложил ей эсэмэской. Анжела выглянула в окно и помахала парню рукой. Он ей ответил, но она уже не смотрела в его сторону, так как заметила возвращающегося с работы отчима. Бросив макияж, она пулей вылетела из квартиры, но избежать встречи с Канцибером ей не удалось. На лестничной клетке в пролете второго этажа мужчина перегородил ей дорогу.

— Ты куда? — Его глаза моментально приняли настороженное выражение.

— Гулять. — Девушка попыталась обойти его по стенке, но он прижал ее своим вонючим телом.

— Чтобы вечером не позднее десяти была дома, — пахнуло на нее спиртным изо рта отчима.

— Хорошо, — соврала девушка, чтобы побыстрее выбежать на свежий воздух.

— Если опоздаешь, отшлепаю тебя по попке, — похотливо сверкнули его глаза, а рука полезла ей под юбку.

Анжела в испуге и омерзении собралась звать на помощь, но, на ее счастье, на верхнем этаже открылась дверь, и отчим отступил назад. Воспользовавшись этим, Анжела скатилась по ступенькам вниз со скоростью ветра.

— Я спать не лягу, буду тебя ждать, — раздались за ее спиной слова маминого мужа, внушая девушке чувство безысходности.

«Все, хватит, сегодня же все расcкажу Нику!» — запульсировало в голове беспомощной девушки окончательное решение.

Георгий вначале удивился, когда увидел Анжелу выскакивающей на улицу, словно из обрушивающегося дома. Но потом обрадовался, поскольку подумал, что, может, причина этому — их встреча и девушка так рада его снова видеть.

— Пойдем быстрее, — потянула она его за руку прочь все с той же стремительностью, и он понял, что причина не в нем, а в чем-то другом.

Что-то ее испугало. Прошло какое-то время, а Анжела все продолжала тянуть его за руку, словно забыв о нем и думая о чем-то более жизненно важном. Наконец она на что-то решилась. Это было заметно по тому, как разгладились ее морщинки на лбу и она стала замедлять шаг, а потом и вовсе остановилась.

— Ну, что будем делать? — она посмотрела на часы. — У меня полтора часа времени.

Она вдруг вспомнила, что держит своего нового знакомого за руку, и разжала ладошку.

— Извини.

— За что? — удивился парень.

— Ну, что я так с тобой бесцеремонно, — улыбнулась девушка, — тащу, как собачку на поводке, за собой.

— Ну, так я же сам напросился на встречу, — смутился Георгий. — А потом, мне понравилось с тобой так идти. Как-то необычно, и у тебя такая горячая рука…

— Ну вот еще, глупости какие, — пресекла лирику молодого человека Анжела, почувствовав при этом невольную симпатию к новому знакомому, и внимательнее всмотрелась в его внешность.

Юноша девушке понравился. Он был строен, широкоплеч, с красивым прямым носом и мужественным подбородком. И еще ресницы смешно загибались к векам, словно кудрявились.

Они пошли вдоль городской набережной в старой части города. Георгий рассказывал про учебу в кадетском корпусе, об отцах-командирах, о нелепых и смешных случаях, которых всегда много в подобных учебных заведениях. Анжела удивлялась услышанному и, конечно, отвечала звонким смехом на анекдотичные истории, которыми сыпал ее кавалер. За приятным времяпрепровождением девушка полностью забыла о недавнем инциденте в подъезде и об ожидающих ее неприятностях. Однако время катастрофически подходило к концу…

— Жаль, что так мало времени мы с тобой можем погулять, — выдал свое разочарование Георгий.

— Извини, нехорошо получилось. И город тебе не показала… — виновато улыбнулась девушка.

— Ладно, я же понимаю, у тебя сегодня встреча с сыном мэра города, — как можно равнодушнее произнес парень, но получилось нехорошо.

— При чем тут его отец… он и сам интересная личность, весь город только о нем и говорит, — вступилась за своего ухажера девушка.

— С его деньгами и влиянием в городе не сложно быть у всех на устах, — почувствовав, что девушка встала на его защиту, ревниво отреагировал Георгий.

— В нем не это главное, — прервала его девушка, которую новый знакомый стал немного раздражать своей неуступчивостью.

— А что?

— У него, в отличие от многих современных парней, есть жизненные цели, которых он добивается, — вдохновенно стала доказывать этому вновь приезжему юноше Анжела, — причем не стать богаче, а помочь другим.

— Помочь другим? — не понял парень, о чем она говорит.

— Да, тем своим сверстникам, кого избивают родители, над кем издеваются взрослые. — Память девушки напомнила ей об отчиме, что прибавило ей эмоциональности. — Он борется за то, чтобы каждый подросток мог смело выражать свои мысли и совершать любые поступки, не боясь наказания.

— Слава Богу, мне это незнакомо, — просто отреагировал на ее доводы парень, — у меня с родителями полное взаимопонимание.

— Тогда тебе не понять, насколько это важно для нас, — снисходительно усмехнулась девушка, — для тех, кому нужна его помощь.

— Неужто и у тебя есть проблемы в семье? — удивился Георгий.

— Еще какие, — взгрустнула девушка. — Таких, как ты, я в нашем городе не знаю; может, и есть пара ребят, а так у всех проблемы с предками.

Словно в подтверждение ее слов они поравнялись с пожилым мужчиной и маленьким мальчиком, между которыми разгорелся нешуточный конфликт у входа в молодежный развлекательный центр.

— Я хочу в компьютерный клуб, дай денег, — требовал десятилетний мальчишка.

— Откуда я тебе возьму денег? Я же пенсионер, а твои родители мне денег на компьютер для тебя не давали, — сердился мужчина, пытаясь оторвать от себя эту «липучку».

— Дед, ты достал меня; тебе дали деньги на кино, вот их мне и отдай, — настаивал мальчик, пытаясь залезть ему в карман.

— Нет, или идем в кино, или я отведу тебя домой, — уперся дед, вытащив из своего кармана его руку, отчего малый заголосил, словно ему ее сломали.

Рядом с конфликтующими поколениями, скрипнув тормозами, остановилась машина омсовцев, из которой выскочило трое накачанных ребят.

— Ты чего, рухлядь, пацана обижаешь? — с ходу налетели на пожилого мужчину подростки.

Старик опешил, не зная, что сказать агрессивной молодежи.

— Что, пацан, обижает тебя этот антиквариат? — продолжал выспрашивать старший группы.

— Да, он деньги мои забрал и не хочет отдавать, — не моргнув глазом соврал мальчишка.

— Отдай парню деньги, — тут же «наехали» на пенсионера омсовцы.

— Ребятки, ехали бы вы по своим делам, вы же не знаете причину нашей ссоры, — миролюбиво попытался успокоить воинствующую молодежь пожилой человек.

В ответ один из экипажа нанес деду удар кулаком в живот, а другой стал ощупывать его карманы в поисках денег.

— Ой, что они делают?! — испугалась за него Анжела.

— Оставьте старика, — моментально среагировал Георгий.

— Ты чего за него впрягаешься? По зубам хочешь? — Один из нападающих двинулся в его сторону.

Георгий увернулся от его удара и провел два ответных в корпус и голову.

— Хлыст, помоги, — свалившись на землю, просипел нападающий.

— Никак боксер попался. — Старший группы вытащил деньги из кармана старика и, удержав комиссионные, отдал остальные пацану.

Затем он встал в каратистскую стойку и попытался нанести Георгию удар ногой в голову. Однако парень сблокировал удар и нанес два быстрых ответных удара, отчего у Хлыста подогнулись ноги и он завалился на пытавшегося подняться товарища. Третий, не дожидаясь своей очереди, стал «набирать задний ход». Внучок-провокатор, видя такое дело и опасаясь расплаты, рванул со всех ног в компьютерный клуб.

— Там наших из ОМСа бьют! — с порога клуба закричал он как оглашенный, призывая на помощь других подростков.

— Нам пора бежать, — подскочила Анжела к Георгию, и они, схватившись за руки, рванули вдоль улицы.

Вслед за ними побежала толпа несовершеннолетних пацанов из компьютерного клуба. Добежав до подворотни, они свернули в нее и прижались к стенке. Некоторые из преследователей пробежали мимо, но двое притормозили и зашли в подворотню. Увидев их, Анжела обхватила руками голову Георгия и прижалась к нему в поцелуе. Зашедшие парни, увидев целующуюся пару, присвистнули и выбежали из подворотни догонять основную группу.

— Ты чего это? — ошалелый, словно от вина, спросил Георгий.

— Ну, я это в кино видела много раз, как женщина спасает мужчину: они притворялись целующейся парочкой, — сама смущенная своей неожиданной решительностью, ответила покрасневшая девушка.

— Здорово, — только и сказал парень.

— Не возомни себе чего-нибудь, — предупредила Анжела, — между нами ничего не было.

Георгий не знал, что сказать, будучи в полной растерянности.

— Ну, ты чего? Ведешь себя, словно первый раз целовался.

— Так я и правда первый раз по-настоящему целовался, — чистосердечно признался Георгий.

Анжела еще раз внимательно посмотрела на молодого человека. В ее голове промелькнула коротенькая мысль, что, если бы не Николай, ей приятно было бы общаться с этим искренним и немного наивным парнем.

Не успела Анжела вспомнить про Малахитова, как ее телефон уже принимал его вызов…

Совещание в банке шло обычном чередом. Заседал кредитный комитет. Велся протокол. Среди приглашенных присутствовала Анна Никитична Седова — начальник Хромовского управления опеки и попечительства. Ее полные пальцы, словно жгутами, были перетянуты золотыми кольцами до такой степени, что вздувшаяся кожа, казалось, сейчас лопнет. Она любила ювелирные украшения. Браслеты на руках, несколько цепочек редкого плетения, кулоны и крест, серьги и даже брошь в виде стрекозы. Ее пригласили, поскольку она была «в теме». Быть в теме — значит, быть посвященной в бизнес-процесс, который объединяет многие городские структуры власти и бизнеса, делать свою часть работы и получать свою долю прибыли. Этот бизнес был отлажен до деталей, и она на этом рабочем конвейере выполняла всего лишь одну операцию, связанную с ее местом работы. Особенно ее благосостояние увеличилось после исчезновения мэра и его супруги. И этим она было обязана их сыну Николаю. Она периодически встречалась взглядом с Малахитовым-младшим и старалась каждый раз приветливо ему улыбнуться. Однако тот не реагировал и все смотрел на часы.

— На повестке вопрос кредитования нашего дочернего предприятия «Тет-а-тет Недвижимость», — продолжил собрание работник банка. — Прошу руководителя агентства обосновать свою заявку.

— Господа, в наше агентство последнее время поступает множество обращений о продаже квартир, причем по ценам вдвое ниже рыночных, — вступил директор агентства. — Мы предпринимаем шаги, чтобы выкупить квартиры на себя, с целью дальнейшей перепродажи, но оборотных средств не хватает. Для того чтобы такие выгодные квартиры не уходили мимо, мы и просим выдать нам кредит на пополнение оборотных средств.

— А правда, что такие квартиры продаются несовершеннолетними? — поинтересовался кто-то из присутствующих.

— Да, преимущественно продавцами являются несовершеннолетние, продающие квартиры после смерти родителей, — пояснил риелтор.

Седова встрепенулась и стала высматривать человека, задающего неприятные для нее вопросы.

— Но им же нет восемнадцати? — удивился тот же человек, и она увидела его воочию.

— И что? Эти сделки проводятся под патронажем городского отдела опеки, — пояснил руководитель агентства, — каждая продажа ими санкционирована.

— Но некоторые наследники подозревались в убийствах своих родителей? — продолжил мужчина, собрав на себе недоуменные взгляды всех присутствующих.

— Кто это? — вслух поинтересовался Николай, сидевший до этого молча.

— Начальник службы безопасности вашего банка, — пояснил сидящий с ним рядом Кузьма Сергеевич, — недавно принят на должность.

— А у него есть дети? — громко, чтобы все его слышали, спросил Ник.

Кузьма выразительно посмотрел на мужчину, адресуя своим взглядом этот вопрос непосредственно ему.

— У меня двое: сын и дочь, — неохотно ответил новый начальник службы безопасности.

— И квартира небось хорошая? — как бы между делом поинтересовался Николай.

Мужчина словно окаменел, почувствовав в этом вопросе прямую угрозу.

— Да, — только и смог ответить он.

— Так вы о своей безопасности больше печетесь, нежели о банковской? — усмехнулся Ник. — Боитесь, что и ваша недвижимость будет нам продана?

Присутствующие на заседании не смогли скрыть улыбок, а Седова даже захрюкала от смеха. Начальник безопасности, смутившись, молчал, опустив голову.

— Ладно, дайте агентству кредит, — подытожил Ник. — Если моим сверстникам нужно быстро продать, пусть и с потерями, то они будут иметь такую возможность. Тем более что многим нужно оплачивать адвокатов и нести другие сопутствующие расходы. Надеюсь, Анна Никитична, со стороны управления опеки и попечительства проблемы не возникнут?

— Обижаете, Николай Иванович! Уж с кем с кем, а с нами проблем не будет, — заверила его чиновница.

Закончив совещание, все вышли, оставив в кабинете Николая с его управляющим.

— Ники, надо бы начальнику полиции сказать, чтобы не чинили препятствий пацанам, которые ходят в казино и к игровым автоматам, — попросил мажордом. — В школах тоже пора тяжелую дурь продавать, а то на одной травке далеко не уедешь.

— Кузя, мне помнится, я разрешил тебе взять в свои руки игорный бизнес и кайф, но я не помню, чтобы обещал тебе заниматься их раскруткой, — посматривая на часы, недовольно произнес Николай.

— Я не столько для себя, сколько в твоих интересах, — сделал обиженное лицо мужчина.

— В моих? — иронично скривился парень.

— Что еще может так эффективно ускорить разрыв между родителями и детьми? Только наркота делает это быстро и бесповоротно, как тебе надо, — пояснил Кузьма Сергеевич.

Он посмотрел на Николая, ожидая реакции, но тот продолжал его внимательно слушать.

— Я же помогаю тебе делать так, чтобы привыкшие к игре и кайфу ребята быстрее устраняли свои противоречия с родителями. — Обносов сделал многозначительную паузу. — А самые серьезные противоречия — это и есть сами родители.

Слова управляющего вызвали неприятные воспоминания и вернули память Николая к событиям годовой давности…

… — Кузьма, живо тащи из кабинета кнут, — отец был вне себя от ярости, перед ним на столе лежал пакетик с белым порошком.

— Мама, останови его, он спятил. — Николай попытался спрятаться за ее спину. — Я ему что, лошадь?

Мать встала с кресла и внимательно посмотрела на испуганного сына. В ее глазах не было ни страха за него, ни переживаний.

— Нос вытри от кокаина. — Она подчеркнуто равнодушно отошла от него к бару и налила бокал вина.

— Подумаешь, попробовал один раз, — пытался оправдаться Ник.

— Я отучу тебя, подонок, наркоту жрать, — шипел отец, — мне давно про тебя полиция говорила, что ты наркотики в школе распространяешь… Ну, теперь все. Кузьма, чтобы ты сдох, тащи кнут быстрее!..

Николай до сих пор помнил этот страшный казачий кнут, который хранился в коллекции отца на стене в его кабинете. Даже сейчас, вспоминая тот день, он невольно вздрагивал всем телом от пережитого страха, унижения и боли. В ушах до сих пор стоял свист кнута. А тогда… Тогда он всем сердцем надеялся на мать, что она остановит отца. Николай не выдал ее связь с управляющим. Она должна была отблагодарить его за это. Память снова вернула его к воспоминаниям…

— Если ты меня тронешь, я уйду из дома, — чувствуя неминуемую расплату, заголосил парень.

— Это не ты уйдешь, это я отправлю тебя на все лето в трудовой лагерь. — Отец, устав ждать, сам направился за орудием наказания.

— Мама, мама, — жалобно заныл Николай.

Кузьма Сергеевич встретил отца на лестнице с кнутом в руках.

— Иван Николаевич, кнут уж больно жесток, как бы увечье не причинить, — осторожно попытался заступиться мажордом.

— Может, хочешь, чтобы я на тебе попробовал? — свирепо посмотрел на него мэр города, вырывая кнут из рук управляющего.

Николай понял, что наказания не избежать, и хотел выскочить на улицу, но отец успел перегородить ему выход.

— Не смей меня трогать, сволочь.

Ник вспомнил про запасной выход из кухни и рванул в спасительном направлении. Пробегая через столовую, он споткнулся и распластался прямо у ног своей матери. Он попытался вскочить, но удар кнута свалил его обратно на пол.

— А-а-а! — заорал парень от жуткой боли. — Хватит, я все понял!

— Не думаю, — покачал головой отец и нанес следующий удар по спине.

Николай поднял на мать глаза, полные мольбы. Но она отрешенно продолжала потягивать сухое вино, только моргая веками на звук очередного удара. Ник, не в состоянии терпеть боль, пополз от кнута в сторону своей комнаты. Порка прекратилась только у самого входа.

— Еще раз узнаю про наркотики, собственными руками прибью, — смахнул пот со лба отец, остановившись у порога его комнаты.

У Николая не было сил переползти порог, так болела спина.

— Кузьма, иди посмотри его спину и помажь чем-нибудь, — донесся до его слуха голос отца.

— Ты что, совсем спятил, хочешь всю оставшуюся жизнь своему сыну лечение оплачивать? — послышалась наконец-то запоздалая реакция матери.

— Нам, родителям наркомана, и так это еще предстоит, — огрызнулся мэр.

— Сыном надо было раньше интересоваться, папочка, — зло выговорила ему жена.

— Это ты мне? — рассвирепел отец. — А ты ему кто, мать или мачеха? Ты же, кроме своих денег, ни о чем думать не можешь!

Кузьма намазал спину заживляющей мазью и помог надеть майку. Ник с трудом выпрямил спину. От наркотического опьянения не осталось и следа.

— Так больше не может продолжаться, помоги мне, — решительно обратился парень к мажордому.

Обносов промолчал, отведя взгляд в сторону.

— Если ты мне не поможешь, я скажу, что это ты подсадил меня на наркотики, — в ответ на молчание Кузьмы раздалась угроза Николая…

…Малахитов тряхнул головой, прогоняя тяжелые и неприятные воспоминания. Кузьма терпеливо ждал его окончательного ответа.

— Хорошо, можешь продавать дурь потяжелее; я, если что, прикрою, — решил для себя этот важный вопрос Николай.

Через полчаса он был у дома своей девушки, ожидая ее выхода из подъезда. Но девушка появилась с другой стороны. Не отреагировав на его удивление, она молча села в машину, и они поехали в центр города. Николай тактично не приставал с расспросами. Когда остановились у светофора, их глазам предстала такая картина: пьяные подростки гонялись за мужчиной в разорванной майке. Анжела поймала себя на мысли, что этот мужчина чем-то похож на ее отчима. В голове опять возникла мысль о наказании извращенца. Она посмотрела на Николая, борясь со своими желаниями.

— Хватит издеваться над детьми, — по-своему прочитал борьбу эмоций на ее лице парень, — пусть побудут в шкуре своих отпрысков!

— А если есть такие, какие не издеваются над детьми? — попыталась вступиться за старшее поколение девушка.

— Ты таких знаешь? — поинтересовался Николай.

Девушка промолчала.

— Тебя отец ни разу не оскорблял? Или, быть может, мать никогда не ругала понапрасну?

— У меня отца нет, у меня отчим, — уклонилась от ответа девушка, но то, с какой горечью она это произнесла, не укрылось от Ника.

— Что? Отчим достал? — догадался он.

Анжела отвернулась, пытаясь скрыть свои чувства.

— Пытался изнасиловать? — продолжал допытываться парень.

— Да нет, что ты, — испуганно посмотрела на него Анжела. — Просто пристает, пугает меня своими неадекватными поступками.

— Матери говорила?

— Да, но она не поверила, — шмыгнула носом Анжела, заново переживая прошлые эмоции. — Поэтому я и попросилась в спортивный интернат, чтобы его не видеть.

— А ты говоришь, среди них есть нормальные, — напомнил ее слова Николай и прижал к себе плачущую девушку. — Ну все, все, не плачь. Больше он тебя не обидит. Это я обещаю, — нахмурился Ник, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Отец Арсений читал молитву перед сном дольше обыкновения. Дети уже спали, а матушка заканчивала готовить им одежду к завтрашнему дню. Знакомство с приходом и обстановка в городе внушали священнику огромную озабоченность. И дело было не в жалобах прихожан. Точнее, не столько в них, сколько в ощущении надвигающейся огромной беды. Причем даже не предчувствие, а уверенность в ее наступлении. Это словно ожидание лая за калиткой, на которой висит предупреждение о злой собаке. Все, что происходило в Хромовске, не сильно отличалось от подобных событий в других городах России, где отношения между родителями и детьми все больше напоминали межклассовую борьбу, в которой побеждает тот, кто наиболее жестоко и беспринципно ее ведет. Поэтому теперь в Хромовске побеждали подростки, главным оружием которых становился террор против взрослых. Еще десять лет назад в обществе шли жаркие споры о роли школы и образования, о родительском долге и взаимоотношениях в семье. Министерство образования ставило эксперименты, которые ни к чему не приводили, еще больше способствовали анархии в образовании и воспитании подрастающего поколения. Преднамеренно затягивалось введение в школьную программу закона Божьего, а когда наконец ввели, оказалось — поздно, потому что в нем у современной молодежи уже не было потребности. И предмет перешел в разряд факультативного обучения на добровольной основе, а затем и вовсе на дополнительные уроки и кружки. Бездуховность родителей породила бездуховность детей, а следом за этим бунт молодежи. Детям было непонятно, почему они должны слушаться своих родителей, которые ограничивают их права и свободы, терпеть их произвол, и зачем, а главное, за что их уважать, если все информационное поле — телевидение, Интернет, радио, газеты — призывают молодежь к материальной самостоятельности и независимости, высмеивают жадность, глупость и отсталость взрослых. Библейские заветы и заповеди стали преподноситься СМИ как архаизмы и дурной тон. Сначала на это не отреагировали взрослые, а потом с радостью приняли их дети. Это было, наверно, единственным примером согласия между поколениями.

Вдобавок ко всем напастям десять лет назад государством был принят ряд законов об ювенальной юриспруденции и специальных ювенальных судах. И, словно цепная реакция, одно за другим по всей России стали слушаться дела по обвинению родителей своими детьми в ненадлежащем исполнении родительских обязанностей. Ну а предлогами для обращений детей в суды были не полученные в достаточном количестве карманные деньги, неприобретение чаду персонального компьютера, запрещение взрослыми курить, пить пиво, — и пошло-поехало…

Утром семья священника разошлась по своим делам. Отец Арсений пошел на службу в церковь, матушка Варвара повела дочь в спортинтернат, а Георгий отправился в школу. Одноклассники уже знали о новичке, поэтому, когда классный руководитель его представляла, с дальней парты раздавались громкие комментарии Сереги Длинного:

— Это тот шустрый сын попа, который за Анжелкой пытается ухлестывать.

В классе раздался дружный смех. Классный руководитель, не добившись порядка, вышла с такой поспешностью, что это было больше похоже на бегство.

— Давай, попович, садись на свободное место, — великодушно пригласил Длинный.

Георгий увидел несколько свободных мест. Первое на его пути было место рядом с небольшого роста, ярко накрашенной девочкой. Неожиданно девчонка подвинулась на свободное место, не давая Георгию его занять.

— Ты же в Анжелку втрескался, вот и иди мимо, — безапелляционно заявила одноклассница.

Ее слова в очередной раз были встречены одобрительным смехом. Георгий уже понял, что класс его испытывает, поэтому, не отреагировав, двинулся к следующему месту. Но и там ему сказали, что место занято. Новичок пошел к парте Длинного, который сидел в одиночестве и скалил зубы на происходящее.

— Нет, поп, здесь Ник сидит, — положил ногу на свободное место парень.

Георгий обвел взглядом класс. По лицам ребят было видно, что все как один были готовы продолжать эту забаву. Николай Малахитов выполнил свое обещание и теперь демонстрировал через своих одноклассников, кто в этом городе хозяин положения. Прозвенел звонок, и в класс вошла учительница литературы. Георгий поймал взгляд парня, который кивнул ему на незанятое место рядом с собой. Георгий поспешил принять его приглашение.

— Георгий, — протянул он ему руку.

Паренек, чувствуя на себе взгляды одноклассников, не ответил рукопожатием, а только буркнул сквозь зубы:

— Федор.

Весь класс занялся своими делами, никак не связанными с предстоящим уроком. Кто стал звонить по телефону, кто по нему играть, девчонки рассматривать журналы мод. В классе стояла атмосфера обычной перемены. Учительница, словно застывшая, стояла у окна и никак не реагировала на происходящее.

— А что, урок будет или нет? — осторожно поинтересовался Георгий у своего соседа.

— Если Ник придет, то будет, — пояснил одноклассник, читающий какую-то книгу.

Николай Малахитов появился ко второму уроку. Увидев нового ученика, он поинтересовался, как его встретили.

— Хорошо, — улыбнулся Георгий.

— У нас вообще очень дружный класс, — усмехаясь, смотрел на него лидер молодежи, — да что класс, у нас вся молодежь в городе дружит. У нас нет вражды между разными школами, районами, улицами. Уже давно каждый подросток может в любое время дня и ночи гулять по всему городу, и никто его пальцем не тронет.

— Здорово, — одобрительно покачал головой Георгий. — Это на самом деле большая редкость. Там, где я жил раньше, стоит только оказаться в соседнем квартале, и надо быть настороже. Чужаков сразу вылавливают, и повезет, если только отберут мобильник или плеер.

— Ты поэтому так драться научился? — нахмурился Ник, которому уже доложили об инциденте у развлекательного центра.

— Да нет, просто я учился в кадетском училище, а там была секция бокса, вот я четыре года и ходил туда, — пояснил Георгий, понимая, что Николаю наверняка доложили и то, что он был в обществе его девушки.

— Ну, так, может, ответишь мне, попович, почему у нас молодежь между собой ни «терок», ни разборок не устраивает? — с тем же недовольным выражением лица спросил Малахитов.

— Нет, понять не могу, — честно признался его одноклассник.

— Все очень просто, когда у молодежи есть общий враг, тогда им не до междоусобиц, — прояснил ситуацию Николай.

— И кто же в наше время общий враг молодежи? — поинтересовался Георгий.

— Их родители. Взрослые, — глядя на Георгия в упор, словно пытаясь прочесть его мысли, безапелляционно произнес собеседник. — Те, которые с самого рождения набрасывают на своих детей ярмо и всю жизнь душат их своим произволом. Не дают нам делать свой выбор. Никакой свободы. Будь то вопросы внешности, одежды, выбора профессии или интимной жизни. Словно мы их рабы.

— Ну, это же временно, — попытался уменьшить накал их беседы новый одноклассник. — Дети становятся совершеннолетними и приобретают самостоятельность.

— А ты хоть и сынок попа, а дурак, — разочарованно ухмыльнулся Николай. — Какая самостоятельность, если квартира и все необходимое имущество принадлежит родителям? Что, бомжевать прикажешь? А оплата учебы в институте? Нет, это ярмо, накинутое при рождении, — на всю жизнь.

Георгий промолчал.

— А скажи, попович, чего это ты с моими ребятами из патрульного отряда подрался? — сменил тему Ник, вспомнив про сообщение Хлыста. — Ты кем себя возомнил в этом городе?

Одноклассники, услышав о драке новенького с омсовцами, заинтересованно придвинулись к говорившим.

— Они старика били, — обреченно произнес Георгий, понимая, что его все равно здесь никто не услышит.

— Старик этот у ребенка деньги отнял, — нахмурился Малахитов, показывая свою полную осведомленность во вчерашнем инциденте, — и малыш позвал на помощь. Разве этого недостаточно, чтобы правильно разобраться в ситуации?

Малахитов ждал ответа от новенького, но тот замолчал, показывая нежелание продолжать разговор.

— На первый раз я сказал, чтобы тебя не трогали, — великодушно произнес Ник. — Ты все же со мной в одном классе учишься. Но если что-либо подобное повторится, мой иммунитет тебя больше не спасет. Останешься один на один со всем Хромовском, вне закона. Ты меня понял?

— Как не понять, понял, — кивнул Георгий.

— Ты приходи сегодня на съезд молодежи, сам многое увидишь собственными глазами и тогда лучше поймешь, о чем я тебе только что говорил, — смягчил свой тон Николай Малахитов и тут же потерял интерес к поповскому сыну.

Его вниманием завладели одноклассники и другие школьники, которые толпились в большом количестве перед дверьми класса. Учащиеся приходили либо просто посмотреть на Николая, либо поприветствовать своего крутого сверстника. Многим не терпелось выразить полную преданность и поддержку его взглядам. Некоторые при этом старались лично вручить Малахитову письменные жалобы на своих родителей, зная, что они выполняются всегда в первую очередь. К Георгию, пользуясь суматохой, подошел его сосед по парте Федор и оттянул его в сторону.

— Ты извини, что я так с тобой общался, — виноватым тоном произнес одноклассник. — Нас предупредили о твоем приходе и сказали, чтобы никто с тобой не завязывал отношений.

— Почему? — не понял Георгий.

— Так твой отец же священник, а это для Малахитова что кость в горле, — пояснил сосед по парте. — Он и прежнего священника выгнал из города, когда тот стал на проповедях призывать к любви между родителями и детьми.

Георгий хотел подробней расспросить одноклассника о происходящем в городе, но прозвенел звонок на урок, и Федя снова натянул на лицо маску пренебрежения, отвернувшись от него, словно и не было между ними никакого разговора.

Штаб отряда молодежной самообороны располагался в здании ночного клуба, занимая отдельное крыло со своим входом, перед которым висел ящик для писем. В этот обычный почтовый ящик, перекрашенный в желтый цвет, и опускались жалобы несовершеннолетней молодежи на своих родителей с просьбами об их наказании. Вот и сегодня результатом инкассации ящика стало огромное количество бумаги, рассыпанной по столу в кабинете начальника омсовцев. Хлысту всегда было интересно читать жалобы и просьбы подростков, направленные против своих родителей. С помощью этих писем он каждый раз убеждался в огромном преимуществе детдомовской жизни. И это приносило ему облегчение, приятное легкое чувство, сродни тому, которое он испытывал, если ему удавалась избежать наказания за какую-нибудь провинность. Сортировка жалоб проходила, как обычно. В общий журнал учета заносились жалобы, где при работе с родителями допускался лишь шантаж и запугивание. Отдельно учитывались те просьбы, где в качестве возмездия родителям допускалось их избиение. И совсем особое делопроизводство было по жалобам подростков, которые просили избавить их от своих родителей. Эти письма запечатывались в конверты, маркировались черным штрихом и вкладывались в особую папку, которую затем передавали адвокату Борисенкову. Бориса Семеновича, работающего на Малахитова, Хлыст уважал. Еще бы! Именно ему он был обязан освобождением после своего задержания за торговлю наркотиками. Он же инструктировал подростков, подсказывая им их поведение и действия при проведении той или иной операции «возмездия».

Несмотря на то что сегодня основной деятельностью штаба было обеспечение безопасного проведения 1-го съезда свободной молодежи, выполнение текущих задач никто не отменял. Развод экипажей должен был осуществить адвокат, но он был занят защитой очередного «вляпавшегося» подростка, поэтому поручил Хлысту провести развод за него. Такое доверие переполняло бригадира гордостью настолько, что он, узнав об этом утром, не удержался и похвастался своей девушке.

Хлыст посмотрел на Катерину, которая помогала ему с сортировкой писем. Он вспомнил их знакомство на дискотеке, продолжившееся по ее окончании распитием спиртного и косячком марихуаны. Катя влюбилась в него в первый же вечер как кошка. Отличница, примерная дочь уважаемых родителей, и он — хулиган, детдомовская шпана с криминальной характеристикой. Ей льстил его авторитет среди городских пацанов, к тому же он работал на Малахитова и мог заниматься любовью всю ночь. Родители затерроризировали школу, детдом, полицию, прокуратуру — одним словом, все, что могло хоть каким-то образом помочь им порвать эту порочную связь. Досталось и непутевой дочери, которую посадили под домашний арест и грозили выгнать на улицу, если не одумается. Однако гормоны уже сделали свое дело, и страсть дочки только разгоралась.

В один из таких арестантских вечеров, после очередного скандала с матерью и отцом, девушка не выдержала и написала письмо в отряд молодежной самообороны с просьбой избавить ее от родителей. Это письмо попало в руки ее любимому при очередной разборке корреспонденции. Далее последовала разработка операции и инструктаж адвоката. Определены порядок и способ умерщвления, отработано алиби участников и другие уголовно-правовые тонкости. В этот раз он лично лишил жизни родителей своей девушки, с ухмылкой выслушивая их предсмертные просьбы о пощаде и даже согласие на их с дочкой отношения. Но от него уже ничего не зависело. Просьба в письменной форме об устранении родителей для команды Малахитова имела такую же силу, как приговор о высшей мере наказания для его исполнителя. На следующее утро он прибежал к любимой девушке с радостной вестью, что все преграды их отношениям сняты. Она сразу захотела узнать, как это было, плакала ли мать, ругался ли отец, а когда услышала его рассказ, попросила налить ей водки и, выпив приличное количество, потащила в родительскую спальню, где по-своему отблагодарила Хлыста. После убийства родителей их связь стала еще крепче, словно эта общая тайна зацементировала их отношения раз и навсегда…

Александр Михайлович Канцибер, открывая дверь в квартиру, услышал звук работающего телевизора и обрадовался. Поскольку жена была на работе, то, кроме падчерицы, в квартире никого не могло быть. «Наверно, забежала из интерната взять что-либо из одежды», — подумалось педофилу, почувствовавшему легкое возбуждение. Из телевизора доносились звуки порнографического фильма, и эта неожиданность еще больше раззадорила мужчину. Неужели ему удалось привить падчерице вкус к подобным зрелищам? В предвкушении сексуального удовлетворения он на цыпочках стал подкрадываться к комнате, на ходу расстегивая пуговицы на брюках. Его фантазия стала рисовать фигуру полуголой падчерицы, с интересом разглядывающей интимные подробности сцен видеофильма. От перевозбуждения и внутреннего жара он даже вспотел. Распахнул дверь в гостиную, и… почувствовал пронзительный холод и страх, растекающийся по всем его внутренностям. В комнате сидели два незнакомых ему подростка с бейсбольными битами. У него во рту пересохло, и язык отказывался шевелиться. Неожиданно кто-то толкнул его, остолбеневшего, в спину, и он упал на ковер гостиной. Третьего незваного гостя мужчина узнал сразу. Толкнувшего его парня звали Хлыст, и он был самым беспощадным отморозком из отряда молодежной самообороны. Александр Михайлович попытался встать, но ему помешали спущенные до колен брюки и легкий тычок битой, который опять вернул его на протертый коврик.

— Смотри-ка, уже и штаны снял, — заржал Хлыст. — Если бы не я, он бы вас тут перетрахал всех.

— Ребятки, вам деньги нужны? Там у меня в серванте десять тысяч, возьмите и уходите, — обрел наконец голос Канцибер. — Я в полицию заявлять не буду. Давайте уладим все полюбовно.

— Что, на молоденьких, дядя, тянет? — приблизился к мужчине Хлыст. — А мне думается, тебе пора с этим завязывать, в твоем возрасте это для сердца очень вредно. Что говоришь? Рад бы бросить проказничать, да силы воли не хватает? Ничего, мы тебе поможем, отвадим тебя от «сладенького»…

Мужчина понял, что их появление напрямую связано с его падчерицей. Он попытался оправдаться, призывая Бога в свидетели и клянясь самым дорогим, но его никто не слушал. Хлыст дал команду, и бейсбольные биты обрушились на него, нанося ему удары в зону, свободную от брюк…

К вечеру весь город пришел в движение. Создавалось впечатление праздника, за одним только добавлением — молодежного. Именно молодежь составляла ту гуляющую массу, которая стеклась из разных уголков города к городскому Дому культуры. Атмосфера всеобщего веселья, пивной аромат и льющаяся из автомагнитол музыка хип-хопа и рэпа как-то не очень соответствовали рекламным плакатам и многочисленным растяжкам на улицах города о проведении в Доме культуры съезда свободной молодежи. Да и сам Дом культуры в красивой подсветке и иллюминации был больше похож на ночной клуб, арендованный для корпоративной вечеринки.

Георгий пришел сюда не потому, что его пригласил Николай, и не потому, что это было важное событие в городе. Он надеялся увидеть здесь Анжелу. При входе в Дом культуры Георгия попросили зарегистрироваться, а после сунули в руку бесплатную бутылку пива и программку съезда. В фойе было не протолкнуться, поскольку прибывшая молодежь разогревалась под музыку столичной рок-группы. Сладковатый запах марихуаны и тяжелый пивной дух ощущались повсеместно. Барабанные перепонки юноши грозились лопнуть, и он, спасаясь от оглушающего звука тяжелого рока, забежал в мужской туалет, который располагался в нижнем уровне здания.

К удивлению Георгия, все пространство туалета было забито молодежью обоего пола, словно съезд должен был проходить не в концертном зале, а здесь. Не успел он вступить на кафельной пол, как под его ногами заскрипела пластмасса медицинских шприцев. Приглядевшись к своим ровесникам, он понял, что туалет предназначен для употребления тяжелых наркотиков. Все было поставлено на конвейер. Стоящие в очереди в кабинки туалета, не теряя времени, засучивали рукава и отбивали себе вены. У умывальников стоял накачанный парень в окружении двух оголенных девиц, к которому подростки подходили за дозами. Парню на вид было около тридцати, и по его американскому имиджу гарлемских наркосбытчиков было видно, что он занимается этим с огромным удовольствием.

Георгий почувствовал тошноту и подошел к кабинке, в которую никто не стоял. Он рванул на себя дверку в кабинку и увидел там голую, находящуюся в наркотическом ступоре девушку. Ее левая рука была перетянута жгутом, а из вены торчал шприц, вытащить который у нее уже, видимо, не хватило сил.

Не выдержав всего увиденного, Георгий, словно идущий на нерест лосось, выскочил из туалета и стал прорываться сквозь идущую навстречу толпу молодежи. Наконец он выбежал на улицу. Забежав за угол здания, отдышался и трижды перекрестился, прося у Господа помощи, словно вырвался из самого ада.

В этот момент к центральному входу подъехал лимузин Николая, и из него в сопровождении Малахитова вышла Анжела. Георгий впился в нее взглядом. На Анжеле было очаровательное платье, туфли на высоких каблуках; волосы собраны наверху в замысловатую прическу. Словно намагниченный ее красотой, заставляя себя забыть про недавние переживания, Георгий отправился вслед за парой обратно в здание.

Выступления в фойе музыкантов уже не было, и толпа перетекла в концертный зал. О концерте напоминали лишь осколки пивных бутылок, окурки и шприцы. Георгий следовал за спинами Николая и Анжелы, пытаясь сообразить, что делать дальше.

В зале раздавался нетерпеливый крик толпы — накачанная алкоголем и наркотиками молодежь требовала начала собрания. На сцене стояли длинный стол и трибуна. За ним уже сидели представители неформальных молодежных движений — рокеры, панки, хиппи, готы и другие. К Николаю с Анжелой подбежали ответственные за организацию и проведение съезда.

— Пошли, — потянул Николай Анжелу в президиум. — Хоть один красивый человек рядом со мной за столом будет.

Анжела стушевалась, оглядывая группу приглашенных гостей. Среди них был управляющий Ника Обносов, его незаменимый адвокат Борисенков, главный ювенальный инспектор города, глава управления опеки и попечительства и еще несколько человек из администрации города. С приходом Николая вся процессия поднялась на сцену к центру стола президиума, потеснив неформальную молодежь на его края. Председательствующий на съезде адвокат Борисенков предложил регламент, согласно которому первым предстояло выступить делегатам съезда, приехавшим из других регионов страны. Один за другим выступали посланцы других городов. Они жаловались на плохую работу органов ювенальной юстиции в своих городах, которые плохо отстаивают права несовершеннолетних. Приводились примеры, когда несвоевременное вмешательство ювенальных инспекторов приводило к семейным трагедиям. Некоторые восхищались тем, как обстоят дела в Хромовске, у которого необходимо перенимать опыт.

— Как раньше на комсомольских собраниях, — донесся до слуха Георгия чей-то голос. Он оглянулся и увидел взрослого мужчину, сидящего неподалеку. — Осталось взять на себя обязательство: догнать и перегнать по количеству измордованных родителей.

— Слышь, ты, мужик, — отреагировал сидящий рядом с возмущающимся подросток, — ты чего возникаешь? Хочешь, чтобы тебя тут на куски порвали?

— Сбавь обороты, пацан, — нахмурился мужчина, доставая из кармана пиджака удостоверение полицейского. — Капитан Фролов, охрана съезда.

Возмущенный подросток недовольно замолчал. Тем временем на трибуну поднялся молодой парень с конопатым лицом. Георгий вспомнил его. Это был один из парней, с которыми он подрался, выручая того старика.

— Насилие — вот что пытаются применить вместо положенного воспитания родители, — начал обличительную речь конопатый. — Меня мой отец бил за любую провинность. Всю злобу, что накапливалась у него в течение дня, он, приходя домой, изливал на меня. Его уволят с работы — он придет домой и начинает меня бить. Устроился на новое место, а там задержали зарплату — мне опять достаются побои. Проиграет любимая команда — снова бьет. Разве так можно жить?!

— Нет! — хором понеслось из зала.

— Вот и я не смог и однажды проломил ему череп домкратом! — Он произнес это с гордостью, словно речь шла о его спортивной победе на крупном соревновании.

Зал ответил неистовым ликованием.

— Знаю я этого урода, — раздался опять голос Фролова. — Отца своего прибил, ублюдок, а теперь в омсовской банде разбойничает.

Из-за рева толпы его, кроме Георгия, никто не услышал, и это наверняка сохранило капитану немало здоровья. Между тем конопатый попросил тишины и повернулся к столу президиума, к Николаю Малахитову.

— Я должен поблагодарить председателя молодежного фонда, Николая Малахитова, за то, что он лично принял участие в моей ситуации и не допустил, чтобы меня привлекли к уголовной ответственности. В результате я был оправдан. — Он опять повернулся к залу: — А теперь я свободен, независим. У меня есть деньги, и я живу в свое удовольствие.

Зал одобрительно взревел, пустив к трибуне алкогольную волну запахов. Конопатого на трибуне сменила девушка лет пятнадцати. По ее блестящим глазам и замедленной пластике было видно, что она уже изрядно напилась.

— Мама, говорят, самое ценное, что есть в жизни, — без каких-либо вступлений начала малолетка, — только не для меня. Меня моя родная мать положила в постель к своему собутыльнику, когда мне было десять лет!

Анжела вздрогнула, услышав такое откровение девушки, невольно вспомнив своего отчима, который не давал ей прохода, и свою мать, которая встала на его сторону.

— Больше четырех лет моя мать продавала меня взрослым мужикам за деньги или за спиртное. И стала для меня не матерью, а мамкой-сутенершей. Я уже хотела вены вскрыть, но узнала про отряд молодежной самообороны, пришла в его штаб, и все в один миг изменилось. Сейчас я избавилась от ее кабалы и от нее самой раз и навсегда. Но я бы ничего не смогла сделать, если бы мне не помог Николай Малахитов, наш Ники.

Последние слова она произнесла с ласковой и игривой интонацией. Затем, подхваченная эмоциональной волной, девушка подбежала к председательствующему Малахитову и, преодолев его невольное сопротивление, поцеловала прямо в губы.

Зал накалился до такой степени, что Георгию показалось: еще немного — и от его рева обрушатся стены. Анжела, тронутая историей девушки, которой по сравнению с ней пришлось перенести несравнимо больше испытаний, с уважением посмотрела на Николая, который был занят тем, что оттирал с лица помаду малолетки. Николай, словно извиняясь перед ней, пожимал плечами, как бы говоря: «Ну, что я мог поделать, ты же видела все сама». Но девушка и не думала ревновать; она чувствовала сейчас только одно — гордость за своего спутника, который делал такое благое дело.

Между тем съезд стал скандировать, прося Николая Малахитова выйти к трибуне. Ник взбежал на трибуну. В зале моментально воцарилась тишина.

— Они считают, что могут диктовать нам, как жить! — бросил он в зал первую провокационную бомбу.

— Нет!! — раздалась в ответ взрывная реакция зала.

— Хватит терпеть насилие и издевательства предков! — поддерживаемый громом оваций, прозвучал его главный лозунг.

Анжела, захваченная энергетикой зала, как завороженная смотрела на молодого парня.

— Они думают, что приватизировали нас, как свои сраные квартиры! — крикнул Ник свой следующий тезис. — «Мы с папой всю жизнь работали, чтобы получить эту квартиру. Ты здесь никто», — пародировал он воображаемую мать.

Зал взорвался диким хохотом.

— Нет! Хрен им! Пусть подавятся! — неслось из зала.

Николай поднял руку, призывая к спокойствию.

— Это наша собственность, мы ее получили по праву своего рождения, и заберем то, что нам принадлежит. Даже если придется применить насилие, — кинул он следующую провокацию.

— Да! Заберем! Пусть они сдохнут! — подтвердила серьезность своих намерений толпа молодежи.

— Мы совершим революцию и освободим наших угнетаемых сверстников, сделав их свободной молодежью — такой, как мы! Свободной от главных своих врагов — беспредельщиков-родителей!

Под шум оваций Николай сел в президиум. Ему на смену к трибуне подошел главный ювенальный инспектор города. Зал не смолкал, и Николай попросил тишины, представив инспектора как помогающего несовершеннолетним в борьбе за их права. Мужчина стал осторожно докладывать о принимаемых областной инспекцией мерах по выявлению нарушений прав несовершеннолетних. О работе ювенальных судов, строго преследующих родителей, нарушающих закон и применяющих в воспитании детей физическое и моральное насилие. Весь его монолог носил больше примирительный характер, указывающий на то, что государственные органы в необходимой и достаточной мере отстаивают права детей в государстве. Зал сначала осторожно, затем все сильнее и сильнее стал освистывать «взрослого дядю». Инспектор ретировался, а на его место забралась девушка Хлыста, которая в отряде отвечала за взаимодействие с ювенальной системой.

— Вот тут нам рассказывали, как хорошо защищают наши права. А статистика нам говорит о другом! — запальчиво возразила Катерина Смирнова, чем вызвала бурю поддержки зала. — Из ста случаев насилия над детьми только десять доводят до суда и уголовного наказания родителей. Каждый третий случай заканчивается повторным избиением подростка. Это родительская месть за то, что их ребенок осмелился пожаловаться ювенальным инспекторам на побои родителей. Настала пора менять законы! Надо реформировать ювенальное правосудие!

— Реформу! — стал скандировать зал.

— Это моя телка, — толкал локтями в бок Хлыст, поддерживая свою девушку громче всех в зале. — Давай, Катюха, мочи!

Николай встал со своего места и попросил тишины в зале, желая подвести итог выступлению Смирновой.

— Судить родителей, которые нарушили права ребенка, должны не взрослые дяди, которые из чувства солидарности проявляют мягкость к преступникам. Судить родителей должны их дети! Государство должно предоставить нам это право, в противном же случае мы им воспользуемся сами.

— Молодежные суды вместо ювенальных! — послышались реплики из зала. — Мы сами будем судить взрослых. Айда записываться в отряды самообороны!

— А в этот большой ящик, — Николай Малахитов показал на внесенный деревянный ящик для голосования, — вы опускайте жалобы на своих родителей, и омсовцы избавят вас от произвола взрослых без тех проволочек, которые допускает ювенальное правосудие.

Опьяненная от наркотиков, алкоголя и лозунгов молодежь стала толкаться в очереди к ящику. На сцену вместо президиума снова зашла рок-группа с песней, призывающей к насилию над старыми взглядами. Георгию было не по себе от всего происходящего, но он старался не терять из вида Анжелу. Когда они с Малахитовым спустились со сцены и пошли в фойе, он последовал за ними.

— Надо отметить удачно прошедший съезд, — долетели до Георгия слова Николая.

Малахитов повел Анжелу к выходу из Дома культуры. Георгий поспешил следом, но его оттерла толпа и увлекла за собой к ящику с доносами на родителей. Парень попытался вырваться из толпы, но его сжимало, как в переполненном транспорте в час пик, и понесло в обратную от Анжелы сторону.

Анжела находилась под влиянием произошедшего события. Съезд, и особенно Николай, произвели на нее сильное впечатление. Бунтарский дух молодежи, словно джинн, выпущенный из бутылки, витал по всему городу, провоцируя на разные глупости. Свобода опьяняла и, словно хмель, ударяла в голову. Поэтому девушка согласилась отпраздновать прошедшее событие в ночном клубе Николая, попросив только заехать к ней домой, чтобы переодеться. Однако, когда они подъехали к дому, оказалось, что у нее в квартире горит свет. Анжела почувствовала, что ее мятежность и бунтарность испарились. Понимая, что мать вернулась с дежурства и никуда ее на ночь не отпустит, девушка извинилась перед Николаем и, попрощавшись, пошла домой.

Конец ознакомительного фрагмента.