Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках

Клиффорд Фауст

Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной. Подводя итог, историк сообщает, что увеличение торгового оборота с Китаем дало толчок к развитию предпринимательской деятельности в России, а таможенные сборы от частной приграничной торговли стали основным источником денежных поступлений в государственную казну.

Посвящаю моим родителям

CLIFFORD M. FOUST

MUSCOVITE AND MANDARIN

RUSSIA’S TRADE WITH CHINA AND ITS SETTING 1727—1805

Предисловие

Изначально настоящий труд замышлялся как общее исследование российских отношений с Китаем на протяжении трех завершающих четвертей XVIII столетия. Приступая к работе, автор намеревался изучить весь спектр событий и отдельных эпизодов в общении двух народов, в том числе на дипломатическом, деловом и культурном поприще. Китайские прямые и ответные действия предстояло подвергнуть рассмотрению в контексте прямых и ответных действий русских участников отношений. Целью при этом ставилось достижение исторического «синтеза» этих различных по тому же историческому опыту обществ, представители которых вступают в общение. От такой изначальной цели, однако, пришлось отказаться в процессе настоящего исторического исследования. Совсем иной набор предметов исследования пришел на смену тех целей, с которыми автор приступил к делу.

Автору казались важными не сами отношения между этими двумя обществами, их государственными и торговыми представителями, хотя у такого общения на самом деле возникали захватывающие, причем иногда вызывающие восхищение эпизоды, а историческая динамика знакомства двух народов как представителей мира Востока и Запада. Попытка обнаружения смысла как такового в поведении двух народов и описания их обоих со знанием дела оказывается в лучшем случае неудачной. Пришло решение сосредотачиваться прежде всего на России, действиях и решениях русских представителей, а также их устремлениях и динамике российской экспансии.

Основной акцент в российских торговых отношениях с китайцами появился только в процессе исследования. И теперь можно с большой уверенностью утверждать, что в эти первые годы общения русских людей с китайцами ведущей целью большинства их, как представителей государственного, так и частного сектора, считался торговый обмен. Все остальное считалось второстепенным. Тем не менее на торговле, объем которой вырос в XVIII столетии, самым пагубным образом сказалось множество факторов и моментов далекого от экономики свойства. Решениями, принятыми в Санкт-Петербурге, и договоренностями, согласованными российскими и китайскими дипломатами, а также придворными вельможами, не только регулировались, но и время от времени диктовались обстоятельства, сроки и объемы торговли. Такие вопросы, как прохождение границ, обращение с беглецами и переселенцами, пересекавшими установленные границы, обеспечение жильем русских священников и студентов в Пекине, а также определение порядка обмена дипломатической корреспонденцией, в тот или иной момент становились причиной приостановления отношений между Россией и Китаем. Соответственно, всегда тормозился и торговый обмен. Иногда торговля прекращалась на несколько лет. Притом что такие не относящиеся к торговле ситуации прекрасно известны историкам, о них практически ничего не известно обывателю. В этой связи российская торговля с Китаем в настоящем труде рассматривается в контексте не имеющих отношения к торговле событий, решений и факторов.

Русские люди отправились в Китай ради обмена товарами в расчете на прибыль. И государственный чиновник, и купец-единоличник видели в этом предприятии один только барыш. К середине XVIII столетия их усилиями Российскому государству досталась монополия над сбытом разнообразных товаров на территории Китая, а в китайской столице за ним оставалась вся внешняя торговля. Купцам-единоличникам (после 1727 года) осталась одна только приграничная торговля. Таким образом, российскую торговлю с Китаем следует рассматривать как случай соперничества между полной государственной торговой монополией (иногда монополия осуществлялась представителями исключительно государства, а временами ее поручали частным предпринимателям) и частными лицами. При всем при этом такое соперничество в китайской торговле не следует считать исключительно русским изобретением в хозяйственной деятельности государства XVIII столетия. Вполне естественно, что практически все описанные в настоящем труде моменты касаются всей истории хозяйственной деятельности России в XVIII веке. Однако китайская торговля по многим параметрам представляется случаем особым: огромная удаленность, неизведанная страна, высокий риск убытков, жесточайшее государственное регулирование, а также участие в деле особого рода торгового люда (как государственной принадлежности, так и из частного сектора). После заключения Кяхтинского договора (1727) вмешательство Российского государства в торговлю с Китаем выглядит напористым и постоянным. Другими словами, в политике государства и государственном регулировании упор делается на собственных монополиях и частной торговле. Упор в таком деле требует объяснения с точки зрения изменений в административной и управленческой структуре одновременно в самом Санкт-Петербурге и в Восточной Сибири, затрагивающих торговлю.

Повествование в настоящем труде начинается как раз с 1727 года. В том году новым документом — Кяхтинским договором — заменили прежний и более известный Нерчинский договор. Кяхтинским договором предусматривалось значительное и существенное изменение условий и сроков торговли между Россией и Китаем. Среди прочего, четко определялось различие между торговлей в самой китайской столице и торговлей в приграничной зоне. Прежние порядки торговли заменили новыми методами, и появилась «кяхтинская система», как назвал ее один из авторов, сопоставивший ее с «кантонской системой». Та «система» подверглась более тщательной доработке на протяжении XVIII столетия, и до середины XIX века она оставалась практически неизменной.

Наше повествование завершается с наступлением XIX столетия потому, что к тому времени окончательно урегулируются условия торговых отношений и заключаются соглашения, касающиеся далеких от экономики сфер. Они оставались по большому счету без изменений до тех самых пор, пока китайцы не потерпели сокрушительного поражения в войнах, развязанных с ними англичанами. Между 1803 и 1806 годами русские чиновники предпринимали попытки радикально изменить сложившиеся порядки, но из-за непреклонной позиции китайцев ничего позитивного добиться им не удавалось до тех пор, пока внешние условия для Китая не изменились самым существенным образом.

Следовательно, главным предметом настоящего труда следует считать российскую торговлю в Китае и с китайцами. Ее можно рассматривать в качестве выборочного исследования истории российской хозяйственной и предпринимательской деятельности в XVIII столетии, притом что автор не ставил перед собой конкретной задачи описания китайской торговли в расширенном контексте. Время для такого систематизированного исследования еще не настало, так как о России XVIII века написано крайне недостаточно научных работ, и поэтому невозможно выделить даже общие принципы построения ее экономики того периода истории.

Из тех же соображений пришлось отказаться от попытки сравнительной истории. Оставим прочим доброхотам исследование особенностей русского проникновения на Восток в сопоставлении с натиском туда колонизаторов из числа португальцев, испанцев, англичан и позже американцев. Из подобного сопоставления действий европейцев в Восточной Азии возникают весьма любопытные открытия, и представляется вполне очевидным тот факт, что на поверхности такого исследования обнаруживается важное понимание природы и пикантного духа общества этих европейских обществ на их родине.

На всем протяжении повествования применяется юлианский календарь, вошедший в широкое употребление в России XVIII века. Для перевода на григорианский календарь следует добавлять 10 дней в XVII веке, 11 дней — в XVIII веке и 12 — в XIX.

Ради упрощения многочисленных библиографических ссылок автор на протяжении всего повествования использует русские названия без упоминания России. Так, где носителем власти упоминается официальное учреждение (например, Правительствующий сенат), любезному читателю следует по умолчанию считать его русским, кроме конечно же тех случаев, когда он совершенно определенно обозначается.